Введение.Англия:родина «современного мира» Книга «Англия или Британия? Морская миссия и позитивный субъект» входит в проект «Большая Ноомахия» и продолжает серию более подробного исследования Логоса Европы, который в общих чертах описан в работе «Ноомахия. Логос Европы»' и далее развит в книгах «Германский Логос. Человек апофатический»2 и «Француз­ ский Логос. Орфей и Мелюзина»3• Европа с эпохи Средневековья по настоящее время строилась вокруг двух главных исторических полюсов - германского (на Востоке) и французского (на Западе). Они предопределили внутреннее семантическое напряжение евро­ пейского историала в последнее тысячелетие, составили основу его структуры. Мы видели, что германская идентичность и французская идентичность нашли свое выражение в двух своеобразных и само­ бытных Логосах - германском и французском. Оба этих Логоса представляли собой два варианта развития индоевропейской пара­ дигмы и по мере своего развертывания привели к довольно различ­ ным финальным формам. Из диалектики германского и кельтского начала сложилась семантика всей западноевропейской истории вплоть до того момента, когда обе эти линии - становление Запад­ ной Европы в целом - достигли критической точки и состоялся раз­ рыв с древнейшей индоевропейской (аполлоно-дионисийской) тра­ дицией, составлявшей ядро средиземноморской, греко-римской, а позднее христианской культуры. Новое время стало началом конца Европы и моментом проявления изнутри европейского культурно­ го пространства обратной парадигмы - анти-Европы, создаваемой на основе Логоса Кибелы, титанизма, материализма и структур из цикла Великой Матери. Как анти-Европа рождалась из французско­ го гештальта Орфея и Мелюзины, и как германский эсхатологиче­ ский героизм и апофатическая антропология трансформировались постепенно в архетипические фигуры, сюжеты и метафизические 1 Дугин А.Г. Ноомахия. Логос Европы. М.: Академический проект, 2014. 2 Дугин А.Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический. М.: Акаде­ мический проект, 2015. 3 Дугин А.Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. М.: Академиче­ ский проект, 2015. 4 Введение. Англия: родина «современного мира» процедуры Нового времени, мы рассмотрели в предыдущих рабо­ тах. В данной книге мы обратимся к изучению историала, Dasein'a и ноологической идентичности Англии. Порядок рассмотрения внугренних полюсов западно-европей­ ской культуры не случаен. Германцы были создателями главной, магистральной линии западно-европейской государственности, на­ чиная с королевства франков и династии Меровингов. Их влияние решающим образом повлияло на политическую структуру Европы с эпохи Средневековья и падения Империи Запада. Германский элемент составил ядро политических элит большинства (если не всех) европейских Государств, и Логос Германии1 стал метафизи­ ческой осью, воплощающей на новом этапе магистральную линию развертывания вертикальной индоевропейской традиции, сумми­ руя собой (как это ясно показывает М. Хайдеггер) судьбу (западно-) европейского Логоса в целом. Кельты были другим, не менее важ­ ным по культурному значению компонентом западно-европейской идентичности и во многом повлияли на ее структуры также с эпохи Средневековья, постепенно увеличивая влияние своих архетипиче­ ских фигур по мере наступления Нового времени. Чем ближе к Но­ вому времени, тем отчетливее мы видим в Западной Европе влияние кельтского фактора. Это явление мы назвали кельто-Модерном. Как мы видели в книге «Французский Логос»2, кельтская модернизация имела в то же время глубоко архаические корни и была парадигмаль­ но созвучна древнейшим культурным пластам и мифологическим (психологическим) слоям населения Старой Европы (М. Гимбугас) до прихода на ее территорию индоевропейских народов. Том «Ноомахии», посвященный Англии, логически оказывается третьим в этой последовательности, так как история и народ Бри­ танских островов отчетливо обнаруживают наличие двух внугрен­ них полюсов - германского (англосаксы) и кельтского (бритты, гэлы). Таким образом, англо-британский историал представляет собой наложение двух Логосов и двух идентичностей - герман­ ской и кельтской, чьи наиболее полные выражения мы находим в континентальных культурах Германии и Франции. /v>,a этих полюса и диалектические отношения между ними стануг основной темой данного исследования. Мы дали ему название в форме вопроса, по­ скольку баланс соотношения между германским и кельтским нача­ лами и эволюция их содержания в историческом процессе является проблематичным. Этот вопрос не должен получать однозначного 1 Дуruн А.Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический. 2 Дугин А.Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. ответа, так как именно открытость данной проблематики и состав­ ляет нерв англо-британского историала, который продолжает быть длящимся процессом и сегодня (актуальная борьба Северной Ир­ ландии, Шотландии и Уэльса за независимость от Лондона). Вместе с этой открытостью финального результата в отношении англо-бри­ танской идентичности, что не позволяет говорить собственно о на­ личии самостоятельного «английского Логоса», культура Англии, ее геополитическая мощь и ее цивилизационные установки и ориен­ тиры оказали на европейскую - и шире, мировую - историю ко­ лоссальное влияние. Это влияние неуклонно росло в Новое время, достигнув своего апогея в ХХ веке. Кельта-Модерн дошел до своей высшей точки именно в Англии, и Новое время в значительной мере стало проекцией английской идентичности на обширные массивы человечества, через колониальные практики достигнув самых дале­ ких уголков планеты. Англия стала родиной «современного мира» (Модерна), предопределив его контуры геополитически, политиче­ ски, стратегически (с одной стороны) и культурно, идеологически, экономически, философски, социально (с другой). Модерн во всех его проявлениях, включая политику, экономику и науку, имеет ясно различимые английские корни, а доминирующая с конца ХХ века в мировом масштабе идеология, либерализм, является воплощени­ ем английского духа в его эсхатологическом оформлении. Поэтому значение Англии для всей Западной Европы начиная с XVI века ста­ новится ключевым и центральным. Это масштабное планетарное из­ мерение и подчеркнуто в формуле «Морская Миссия», что отражает глобальность влияния английской идентичности в колониальную и постколониальную эпохи. Морской эта миссия является не просто с точки зрения географии Британской империи, но с точки зрения талассократического содержания. Англия является самой успеш­ ной и влиятельной формой «Морского Могущества» (Sea Power) в истории, что отражает не просто «историческую случайность» (на самом деле, исторических случайностей не бывает, если мы го­ ворим об истории, то имеем в виду семантическую секвенцию, то есть что-то принципиально неслучайное), но цивилизационную за­ кономерность. А раз так, то у этой закономерности должно иметься метафизическое обоснование, которое можно выразить на языке философии и антропологии. Это мы и предполагаем, вводя понятие «позитивного субъекта» как антропологический ключ к своеобраз­ ной английской метафизике, предопределяющей процессы станов­ ления английской философии (номинализм), религии (англиканство и пуританизм), науки (Королевское общество), идеологиии (либе­ рализм). Английская идентичность имеет дело с закрытым субъек- том, то есть с индивидуумом, надежно защищенным от вызовов двух бездн - внешней и внутренней. Внешняя бездна конституирует, как мы видели, основу французского Логоса. Внутренняя - немец­ кого. Английский субъект оказывается строго между двух этих по­ люсов, что и составляет его уникальность и особенность, обосновы­ вая метафизически центральность фигуры индивидуума, к которой сводится и из которой развертывается все содержание английской версии Модерна (либерализм), постепенно выигравшей битву за смысл современности у других (континентальных, левых или пра­ вых) его версий. Важность данного тома «Большой Ноомахии» состоит в том, что он позволяет локализовать и идентифицировать историческую и географическую (геополитическую) структуру того, что мы сегодня воспринимаем как «универсальное», «само собой разумеющееся» или «всеобщее». Концепты «либерализма», «демократии», «прав человека», «рынка» и т.д., ставшие безусловными нормативами для всего человечества, имеют строго фиксируемые английские корни. Именно Англия породила ту цивилизацию, которая вначале утверди­ лась на Западе, а затем стала восприниматься как нечто «всеобщее», «общечеловеческое». Но мы видели в других томах «Ноомахии», что современность строится на принципах и основаниях, прямо про­ тивоположных тем, которые лежат в основе изначальной европей­ ской идентичности. Современная Европа по своей семантике есть анти-Европа. Следовательно, Англия, как родина «современного мира», в решающей мере ответственна за фундаментальную сме­ ну ноологических парадигм: от Европы к анти-Европе, от традиции к Модерну, от аполлоно-дионисийского Логоса к Логосу Кибелы. Англия, изначально будучи явлением локальным и историческим, сегодня начинает представляться чем-то глобальным и универсаль­ ным, так что мы постепенно забываем, что имеем дело не с общече­ ловеческими ценностями, но с ценностями специфически англий­ скими. Отсюда вытекает особое значение углубленного изучения английской идентичности, ее экзистенциальной и метафизической структуры. Исследуя диалектику англо-британского историала, мы исследуем генезис самой современности, а значит, и самих себя в той мере, в какой мы принадлежим - тем или иным образом - к стихии современного мира. Часть 1. Англия или Британия? Битва Драконов Морская миссия Позитивный субъект От Британии к Англии: этносы и Государства Британия vs Англия: ключ к дешифровке историала Англия, ставшая одной из главных европейских держав в новой истории, в отношении средиземноморской цивилизации представ­ ляла собой в древности далекую северную периферию. С середины II тысячелетия и в течение всего I тысячелетия от Р. Х. кельтские народы расселились по всему пространству Запад­ ной и Центральной Европы и полностью заняли территорию Бри­ танских Островов (в том числе Англии, Шотландии и Ирландии). Возможно, до кельтов на этих землях проживало автохтонное до­ индоевропейское население, относимое М. Гимбутас и Р. Грейв­ сом к категории «Старой Европы»1 и к матриархальной культуре, а О. Шпенглером - к Атлантической протоцивилизации. По одной из версий, их потомками были пикты, у которых сохранился обы­ чай передачи королевской власти по женской линии, и ирландские круитни. В любом случае в истории первым отчетливо различимым эт­ ническим и культурным слоем Британии были кельтские племена. От бриттов скорее всего и пошло название «Британия», «страна бриттов». По другой версии название «Британия» ведется от Pryden (как валлийцы называли пиктов) и, соответственно, от «страны пик­ тов» - Prydain. Кельты появляются в Британии и примыкающих к ней островах с IX- VIII веков до Р.Х., прибывая с континента и расселяясь по тер­ ритории острова. Последним кельтским племенем, переселившимся в Британию в 70-е годы до Р.Х. были белги. Британия и Франция представляли собой вплоть до XV века об­ щее социально-политическое и этнокультурное пространство, в котором различались только пропорции соотношения кельтских масс и германских элит (франков у галлов, англов, саксов и ютов, 1 Гимбутас М. Цивилизация Великой Богини: мир Древней Европы. М.: РОСС­ ПЭН, 2006; Грейвс Р. Белая богиня. Поэтическая мифология. Екатеринбург: У-Факто­ рия, 2007. , Распространение бриттов в Британии, согласно «Англосаксонским хроникам» Древне"йшее)*население Британ$ии 12 Часть 1. Англия или Британия? а позднее романизированных норманнов в Англии) - во Франции возобладала «народная латынь», в Англии - версия германского языка, на основе которой позднее сложился современный англий­ ский. Британия, таким образом, была изначально органической ча­ стью Великой Кельтиgы, и кельтские мифы, обряды и символы от­ носились почти в равной степени к галлам и британцам (то есть ко всему кельтскому населению Британских островов). Территории Британии с древних времен были населены тремя древнейшими группами племен - кельтами бриттами (бриганта­ ми и белгами, включающими множество племенных подгрупп1), также кельтами скоттами/гэлами2 и пиктами, чья этническая при­ надлежность достоверно не установлена. Некоторые исследова­ тели полагают, что пикты были также кельтами, но большинство считает их докельтским населением. Бритты населяли остров в южной и центральной его частях. Скотты расселились к северу и западу (включая Ирландию) от бриттов, а на самом севере оби­ тали пикты. В «Англосаксонских хрониках», составленных по велению ко­ роля Альфреда Великого (ок. 849-899/901), начиная с 890 года по Р.Х. о первых жителях Британии говорится: «Первыми обитателями острова были бритты, которые пришли из Арморики»З, полуострова на северо-западе Франции, где находится современная Бретань. В истории Англии огромную роль сыграло ее северное местона­ хождение. В I веке по Р. Х. Британские острова были завоеваны рим­ лянами, за исключением Шотландии, остававшейся независимой. Но при этом контроль Рима над этими землями был гораздо менее плотным, чем над расположенной ближе к Италии Галлией (особен­ но Нарбонной или Провансом), и это сказалось на том, что латынь и римская культура как таковые среди местного населения были не так распространены. В III по Р.Х. веке начались набеги англов с континента. Тем не менее владычество Рима длилось до начала V века. После этого римские легионы покинули землю Британии и ее территория разделилась на множество относительно независимых политических образований - бриттских Государств. 1 Они, как и галлы Франции, относились к категории п-кельтов, отделившись от другой ветви - к-кельтов, еще до прибытия на Британские острова. 2 Гэлы, коренное население Ирландии и Шотландии, относятся к группе к-кель­ тов. 3 Беgа Достопочтенный. Церковная история народа англов. СПб.: Алетейя, 2001. ,) Древние"Государств+а на те,р-ритории Бр"итании и Ирландии Вторжение германских племен (англов, саксов, ютов) с 111 века по Р.Х. Эти Государства враждовали между собой вполне в духе тради­ ционных для кельтов нравов. Принципиально важным для истории Британии было вторже­ ние германских племен на территорию острова. Оно происходило в Юго-Восточной части, приблизительно соответствующей совре­ менному расположению графства Кент. С 477 года германские племена англов, саксов и ютов постепенно захватили значительную часть территории острова, образовав 7 гер­ манских королевств - Гептархию, куда входили: • Уэссекс (королевство западных саксов), основанный Сердри­ ком и Синдриком; • Суссекс (королевство южных саксов), первым королем ко­ торых был Элла, победивший кельтов у Меркредесбурна (485год); • Эссекс (королевство восточных саксов - столицей его был древний кельтский город Каэр-Лундин, переименованный германцами в Люнденберг, что позднее дало Лондиниум и Лондон), основанный саксонским вождем Сэксой около 527 года, когда саксы победили кельтов; • Кент (королевство ютов со столицей в Кентербери), первое гер­ манское королевство, основанное в 475 году вождями саксов (по другой версии - ютов) Хорсой и Хенгистом, приглашенными как союзники мя защигы от скотов и пиктов бриттским королем Вортингером, позднее взявшим в жены дочь Хенгиста, Ровену; • Восточная Англия (королевство восточных англов), небольшое королевство, управлявшееся с VII века династией Вуффингас; • Нортумбрия (королевство северных англов), возникшая на ос­ нове двух королевств Берниции и Дейры; • Мерсия (королевство западных англов), первым королем ко­ торого был легендарный Икел и его брат Винта. Государство Уэссекс, образовавшееся в 519 году, стало центром интеграции Государств Гептархии в единое королевство, Англию, как политическое ядро всего острова под властью англосаксонской аристократии. В VII веке Уэссекс был обращен в христианство ко­ ролем Кенвалом. А в IX веке Альфред Великий стал первым королем Англии, объединившим под своей властью как территории Гептар­ хии, так и значительную часть бриттских Государств. На первом этапе однако параллельно Гептархии на территории Британии продолжали существовать кельтские Государства - Дал Риада (включающая Западную Шотландию и часть Северной Ир- G Г+ептархия англо(са6ксов и сос#ед$ние Госуд&арства в"V веке - ландии), Гододин (с центром в ДИн-Эйдин, современный Эдинбург), Стратклайд (на юге Шотландии), несколько политических коро­ левств Уэльса, пиктское Государство Фортриу (на Северо-Востоке Шотландии) и многие другие. Таким образом, уже в V- IX по Р.Х. веках в Британии сложилась политико-территориальная структура, частично сохранившая­ ся и в последующие столетия. Юго-Восток острова был основным плацдармом высадки германских племен; оттуда они распростра­ нялись вглубь Британии, в конце концов образовав политическое ядро под властью германской знати (англов, саксов, ютов). При этом важно подчеркнуть, что германцы правили населением, пре­ имущественно состоящим из кельтов, и в пространстве Гептар­ хии мы имеем дело с германо-кельтским этнокультурным полем. С точки зрения языка, постепенно в англосаксонской зоне начи­ нает доминировать немецкий язык, вытесняя кельтский. До какой степени этот процесс сопровождается пропорциональным ростом собственно этнического населения англов, саксов и ютов, опреде­ ленно судить сложно. Так, в Государстве франков немецкая элита отчасти растворялась в латинизированных галлах (Франция, Нор­ мандия), отчасти правила над территориями с германским населе­ нием (Голландия, Фландрия и, собственно, Германия), а отчасти существовали смешанные зоны, причем в них могли идти проти­ воположные (этнические, культурные и лингвистические) про­ цессы - как германизации кельтов, так и кельтизации германцев. В Древней Англии германским ядром (то есть собственно «Англи­ ей» - как Государством англов, а значит, германцев) были терри­ тории Юго-Востока и Центра. Параллельно Гептархии на западе и севере острова сложились устойчивые анклавы кельтских политических образований, то есть Государств, населенных преимущественно или исключительно кель­ тами и управляемых автохтонными кельтскими династиями. Они представляли собой несколько иную этносоциологическую структу­ ру - «Британию», состоящую из нескольких кельтских Государств. «Британия» была менее консолидирована, нежели «Англия» (Геп­ тархия), и состояла из нескольких, в свою очередь, разделенных по­ литически зон: • Пиктское Государство Фортриу, позднее объединившееся со скоттами в пикто-шотландское Государство Альба; • собственно Шотландия (Стратклайд); • Дал Риад, представляющий собой особую политическую и эт­ нокультурную зону, куда входили часть территорий Западной Шотландии, ряд островов (в частности, остров Мэн) и отдель­ ные зоны Северной Ирландии - здесь было сильно влияние ирландской культуры, языка и этноса; • Бриттские государства Уэльса, расположенные на юго-западе острова - Гвент, Повис, Гвинем, Дюфед и т.д.; • Корнуэлльская Думнония и т.д. К «Британии» следует причислять автохтонов острова пиктов, контролировавших север острова и часто совершавших набеги на остальные территории - как во времена римлян, которые постро­ или для защиты от них оборонительные валь1, так и после их ухо­ да - в эпоху бриттов и англосаксонских завоеваний. «Британия» и «Прайден» (совокупное название пиктов) представляли собой ар­ хаическую культуру острова. Англия строилась как проекция гер­ манских племенных политических форм. При этом четких границ друг с другом Британия и Англия не имели. Довольно однородное кельтское в своем большинстве население проживало на всей тер­ ритории острова, а постепенная политическая централизация раз­ вивалась по линии нарастания могущества англосаксонской элиты, которой отчаянно и много столетий сопротивлялась более древняя кельтская вольница. Таким образом, gиалектика британского и ан­ глийского начал оставляет ключ к gешифровке историала Брита­ нии/ Англии. Она предопределяет отношение Англии с Шотланди­ ей и Уэльсом, а также британско-ирландские конфликты и проти­ воречия. Определенным образом эти тенденции мы видим вплоть до настоящего времени, например в борьбе ирландцев с англосак­ сами за освобождение Северной Ирландии (включая вооруженные формы, практикующиеся Ирландской Республиканской Армией), в этносепаратистских тенденциях Уэльса или мирных попытках Шотландии получить политическую независимость. Хотя этот кон­ фликт сегодня не является острым, он дает о себе знать и сегод­ ня, он отражает глубинные линии судьбы всей англо-британской цивилизации. Британия vs Англия является формулой английской иgентичности, с которой мы будем неоднократно сталкиваться при обзоре идентичности той культуры, которую мы рассматрива­ ем в этой книге. Формула «Британия vs Англия» указывает на два типа полити­ ческой организации. Обе они представляют собой версии трифунк­ ционального индоевропейского общества, но трактуемого несколь­ ко различно: кельты более анархичны и менее склонны к централи­ зации, нежели более gисциплинированные, тяготеющие к лоряgку и вертикальной организации немцы. В социологии воображения Ж. Дюрана1 это различие фиксируется на примере контраста режи­ мов воображения (имажинэра): диурна - мя германцев, драматиче­ ского ноктюрна - мя кельтов2• Диурн жестко консолидирует свою собственную идентичность, не ставя под вопрос констистентность субъекта и, экстериоризируя негатив (смерть - ничто) в образе вра­ га, ведет с ним как с «другим» беспощадную войну на уничтожение. В этом состоит английский (германский) аспект англо-британского Dasein'a. Здесь мы легко можем распознать базовый импульс к по­ литической централизации, столь ясно прослеживаемый в истории средневековой Европы на примере создаваемых германскими пле­ менами династий и Государств: после падения Рима и его особой ла­ тинской формы порядка (также диурнической) германское начало (германский диурн и более того - германский Логос) стало ядром и основной парадигмой создания подавляющего большинства (если не всех) европейских политий. Драматический ноктюрн склонен к более нюансированной орга­ низации. В нем отсутствует как строго консолидированный субъект, так и целиком негативный «другой», поэтому политическая орга­ низация становится более полицентричной, обратимой и амбива­ лентной; вместо привативной оппозиции (Я vs не-Я) вступает в силу градуальная оппозиция с акцентированным промежуточным терми­ ном - Я - не-совсем-Я - совсем не-Я, где опосредующий термин (не-совсем-Я) сглаживает остроту противостояния, а также расши­ ряет рамки Я, включая в них отчасти «другого». В контексте англий­ ской истории можно четко различить эти две экзистенциальные линии: английский (германский) привативный диурн и британский (кельтский) градуальный драматический ноктюрн. Из этих компо­ нентов на каждом этапе в разных пропорциях складывалась истори­ ческая культурная идентичность англичан/британцев. И сразу, несколько забегая вперед, можно сказать, что в отличие от Франции и Германии мы не можем говорить здесь о существова­ нии «английского Логоса» как самостоятельного явления. Герман­ ский Логос есть, и он структурно единмя всех германских народов, включая скандинавов, австрийцев, нидерландцев, германоязычных 1 Дутин А.Г. Социология воображения. Введение в структурную социологию. М.: Академический проект, 2010. 2 См.: Hachet Pascale. Les structures anthropologiques de l'imaginaire chez les Celtes et les Germains. http://www.4pt.su/fr/content/les-structures-anthropologiques-de-limag­ inaire-chez-les-celtes-et-les-germains (дата обращения 01.07.2015); Дуrин А.Г. Ноома­ хия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. М.: Академический проект, 2015; Он же. Социология воображения. Введение в структурную социологию. М.: Академиче­ ский проект, 2010. швейцарцев и самих немцев. Но он же является, в конечном счете, и Логосом англов, саксов, ютов и норманнов, то есть английскую составляющую англо-британского Dasein'a он в значительной мере предопределяет. В какой - это более сложный вопрос, но тем не менее англы, саксы и юты своего Логоса не основали и основать не могли: они - самобытная и особая - но часть германской культу­ ры. Французский Логос тоже есть. Он есть как кельтский Логос. И именно как кельтский Логос он присущ всем культурам, которые имеют кельтские корни - в том числе британской и ирландской. Поэтому в книге о Логосе Франции мы, в поисках выявления архаи­ ческих структур французской идентичности, обращались к валлий­ ским легендам или ирландским монахам. Британия - это нераздель­ ная часть Большой Франции (как Галлии), хотя можно сказать и на­ оборот: Франция - часть Большой Британии (как страны бриттов, кельтов). Это одно этнокультурное поле, и на всем его пространстве преобладает французский Логос, понятый как галльский, и еще точ­ нее - кельтский. О Франции и Британии вместе (включая Ирлан­ дию) можно говорить как о полюсах Великой Кельтиды. Существует, несомненно, английский историал, английская идентичность, английская культура, английский Dasein и англий­ ская рациональность, строго отличные от соответствующих фран­ цузских и немецких. В этом нет сомнений. Но особого английского Логоса нет. Английская рациональность есть производная от двух автономных и могущественных Логосов - кельтского и герман­ ского. Поэтому формула этой рациональности может быть записа­ на в следующем структурном виде: германский Логос/кельтский Логос, где«/» указывает на отношение, реляцию во всех смыслах, подобно тому, как в структурной лингвистике знак есть отношение означающего к означаемому. С конца VIII века Англию постоянно атаковали скандинавские викинги, которым удавалось время от времени установить свой контроль над различными частями острова и отдельными маль1ми островами всего архипелага. Тем самым к англосаксам добавились новые германские завоеватели - норманны. В начале XI века Англию ненадолго захватил датский король Свен Вилобородый (960-1014), сделав ее частью Датской Империи, включающей собственно Данию, Норвегию и Англию. Также какое­ то время ею правил его сын Кнудll Великий (994/995-1035), при котором Датская Империя превратилась в огромное Государство, включающее в себя «большое пространство» европейского Севе­ ра - от Скандинавии до Англии. Сын Кнуда Великого Хардекнуд (1018/1019-1042) стал последним датским королем Англии, после чего корона вернулась к англосаксам (Эдуарду Исповеднику), но спустя немного времени после его смерти в Англию вторглись нор­ манны во главе с Вильгельмом Завоевателем (1027/1028-1087), от­ крыв тем самым новую страницу английской истории. Концепт Англо-Британии и англо-британская рациональность Как только мы идентифицировали принципиальный и фунда­ ментальный дуализм англо-британской идентичности, все основ­ ные линии развертывания историала Англии приобрели четкую и однозначную структуру, в которой этот дуализм не просто при­ сутствует (ЭКСПЛИЦИТНО или ИМПЛИЦИТНО) 1 НО И является герме­ невтическим ключом и основой семантической интерпретации. История Англии есть непрерывный непрекращающийся gиалог межgу gвумя Логосами - германским и кельтским (французским). Этот диалог может быть конфронтационным, а может быть синте­ тическим, причем пропорции в каждую эпоху, и даже при каждом повороте английской истории меняются, и подчас довольно ради­ кально. Но тем не менее ноологическое содержание английской истории, культуры и политики открывается через выявления в ней синхронного и диалектического действия германского и кельтско­ го начал. Как только мы идентифицируем их и выявляем структу­ ру их отношения, взаимодействия, конфликтов и сближений, мы можем достоверно восстановить культурную семантику этой пе­ рекрестной зоны европейской цивилизации, судьба которой стала начиная с определенного момента для всей Европы и даже для все­ го мира предопределяющей. Определив этот дуализм Англии и Британии, мы столкнулись с терминологической трудностью: как отразить ее в обобщающем понятии? Если мы говорим о Британии, то невольно ставим акцент на кельтском полюсе, а если об Англии - то на германском. Позд­ нее (в 1707 году) сходный вопрос решался в момент объединения Ан­ глии и Шотландии, в результате чего было принято наименование «Объединенное Королевство» (United Kingdom). Но использовать этот термин для более ранних этапов истории было бы необоснован­ ным анахронизмом. Поэтому для описания того цивилизационного и исторического феномена, который мы здесь рассматриваем в оп­ тике Ноомахии, мы предлагаем концепт «Англо-Британия». Этот концепт прекрасно вписывается в саму стилистику Ноомахии, вы­ являющую структуру войны Логосов. В целом в Ноомахии речь идет о борьбе трех Логосов, соотношения между которыми имеют верти- кальную метафизическую структуру, часто, однако, трансформиру­ ющуюся в мифах и истории в более сложные и причудливые фигуры и позиции. Но принцип столкновения между собой Логосов и, соот­ ветственно, социокультурных, этнических, религиозных и полити­ ческих зон, находящихся под их влиянием, распространяется и на более частные уровни, например на уровень цивилизаций и даже отдельных народов внутри общей цивилизации. И в этом смысле мы также имеем дело с оппозициями, хотя и другого масштаба и другой природы. Так, в истории Европы в целом мы видим на раннем этапе определенный ноологический дуализм между эллинским и римским началом, а с эпохи Средневековья ось Греция/Рим сменяется другой осью Германия/Франция или, иначе, германцы/кельты. Граница по Рейну, о которой говорил Лео Фробениус, выясняя картографию пола Солнца и Луны в разных цивилизациях, и которая, соглас­ но ему, отделяет жестко патриархальную евразийско-туранскую структуру (представленную в Западной Европе ярче всего герман­ цами) от «Старой Европы», с сильными матриархальными чертами (представленной кельтами) 1, соответствует линии разлома ноологии и является одним из важнейших моментов европейской Ноомахии, представляющей собой битву германского Логоса с Логосом фран­ цузским. В лице Англо-Британии эта же ноологическая граница пре­ вращается в основное содержание историала, становится частично внутренней, а частично внешней (в отношениях Англии с Шотлан­ дией и особенно с Ирландией). Но в целом Англо-Британия и есть поле кельта-германской Ноомахии, вошедшей в саму сущность иден­ тичности и предопределившей логику развертывания англо-британ­ ского историала. При этом важно, что англо-британская культура и история не порождают свой особый «третий» Логос, который был бы автоном­ ным и от французского, и от германского. Англо-Британия есть но­ ологическая граница, цивилизация фронтира, в которой мы видим диалектическое сочетание германского и кельтского Логосов в их оппозиционной динамике. Эта природа «пограничья» заложена в самой сути Англо-Британии как исторического явления. Вероят­ но, это предопределило и многие эпизоды колониальной истории, в ходе которой Англо-Британия как кельта-германский цивилизаци­ онный фронтир способствовала появлению такой масштабной <<Ци­ вилизации границ», как северо-американская, где, так же как и в са­ мой Англо-Британии, мы снова встречаем все основные компоненты той же составной идентичности - англосаксонский, французский 1 Дугин А.Г. Ноомахия. Логос Европы. и ирландский (кельтский). История США и Канады в значительной степени вписываются в общую логику Англо-Британии, являясь ее внешней проекцией. Не представляя собой отдельный Логос, Англо-Британия тем не менее строит уникальную культуру, основанную на специфической рациональности, имеющей ряд существенных отличий как от гер­ манской, так и от французской. Эта англо-британская рациональ­ ность складывается постепенно и драматично, но, в конце концов, становится основой самостоятельной философской матрицы, не совпадающей ни с французской, ни с германской версиями. Нашей задачей будет как раз выяснение параметров этой рациональности, выявление и описание ее структур. Миф об истоках: титаны и девы Одной из первых систематизированных версий англо-британ­ ского историала, содержащей много мифологических сведений о происхождении культуры Древней Британии была появившаяся в XII веке «Истории британских королей» 1 (Historia Regum Britanniae) уэльского монаха Гальфрида Монмутского (ок. 1100 - ок. 1155). При этом он опирался на более ранние исторические тексты - на «Цер­ ковную историю народа англов» Беды Достопочтенного (VII века), хронику «О погибели Британии»2 Гильды Премудрого (VI века), «Историю бриттов» Ненния3 (IX века), а также на кельтские генеа­ логии и легенды. Согласно «Истории британских королей», изначально Британ­ ские острова были населены титанами или гигантами, чьим вождем был великан Альбион, по имени которого в древности называлась Британия, что сохранилось вплоть до названия шотландско-пик­ тского королевства Альба (с IX по XIII век), созданного после объ­ единения гэльского Дал Риада с пиктским Фортриу. В греческой ми­ фологии говорится о титане Алебионе (или Альбионе) и его брате Бергионе (известном также как Деркинус), с которыми Геракл и его войско сражались в Аигурии после выполнения десятого подвига, когда гнали назад в Элладу стада Гериона из Иберии. Титаны описа­ ны в хронике как жестокие и грубые существа, истреблявшие друг 1 Гальфриg Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина. М.: Наука, 1984. 2 Гильgа Премуgрый. О погибели Британии. Фрагменты посланий. Жития Гиль­ ды. СПб.: Алетейя, 2003. 3 Nenлius. History of the Britons. London: Society for promoting Christian knowl­ edge, 1938. друга. Альбион же вышел из этой «гражданской войны титанов» по­ бедителем. О появлении первых человеческих существ в Британии есть не­ сколько разноречивых версий. Одна из них рассказывает о том, что правнук основателя Рима троянца Энея Брут, случайно убивший на охоте своего отца, был изгнан из своего царства. Во время ночевки в храме лунной богини ДИаны он получил знамение искать в запад­ ном океане обетованную землю. Так, он вместе с верными спутни­ ками добрался до острова титанов и победил Альбиона и уничтожил титанический род. После этого он, будучи прямым потомком троян­ цев, основал город Новая Троя, позднее переименованный в Лон­ дон. Сам же остров стал называться в его честь - Британией. Это возведение своих истоков к Трое копирует римскую историю1, и мы встречаем этот мотив во многих европейских раннесредневековых хрониках, например применительно к происхождению франкских королей2 и т.д. Другая версия повествует о дочерях ДИоклетиана. Согласно ей, впервые Англия была заселена 33 «порочными дочерями Императо­ ра Диоклетиана»3• Отец выдал их замуж за порядочных граждан, но они не хотели отказываться от своих порочных привычек и, сгово­ рившись, ночью перерезали горло своим мужьям. Когда преступле­ ние вскрылось, их посадили в лодку, снабдив провизией на полгода, и отправили в открытое море. В конце концов они достигли берегов Британии и основали там свое царство (все признаки классического матриархата). На острове они вступили в связь с демонами и поро­ дили расу гигантов, населившую Британские острова. В библейском контексте британское племя гигантов было отождествлено с расой Гогов и Магогов (возможно, на основании фонетического сходства этих имен с кельтскими корнями). Эта история созвучна греческому мифу о 50 дочерях египетского царя Даная, Данаидах, которые также убили своих мужей, за что им предстоит вечно мучиться в царстве мертвых, наполняя гигантский сосуд без дна. Показательно, что имена жен царя Даная включают в себя части света- Европа, Атлантия, Элефантида и т.д., что явно указывает на связь этой истории с сакральной географией. По Бахо­ фену, миф о Данаидах (а равно и о 33 дочерях ДИоклетиана) указы- 1 Вергилий. Энеида // Вергилий. Собр. соч. СПб.: Биографический институт «Студиа Биографика», 1994. 2 Хроники длинноволосых королей. СПб.: Азбука-классика, 2004. 3 У исторического римского императора Диоклетиана (245-313) была только одна дочь. вает на культ Великой Матери, позднее несколько переработанный в патриархальном ключе. Показательно, что фигуры двух великанов, по традиции отож­ дествляющихся с Гогом и Магогом, то есть с двумя представите­ лями коренной расы Британии, до сих пор фигурируют в симво­ лической архитектуре старого Лондона. Вплоть до настоящего времени их можно увидеть при входе в лондонский Гилдхол. Они считаются покровителями Британии и особенно благосклонны к морской торговле. На щите Магога изображен феникс. Это трактуют как указание на то, что ранняя деревянная (а точнее, плетёная) статуя была испепелена молнией, и факт ее воспроиз­ ведения в более поздние эпохи и обозначен фигурой умирающей и воскресающей птицы1• То, что ранее великаны Гог и Магог были представлены плетеными статуями, отсылает нас к кельтскому обычаю древних весенних сакральных процессий, на которых несли плетеные статуи, которые позднее, в ходе праздничной ор­ гии, ритуально сжигались. Считается, что это отголоски аграрных культов, в· ходе которых в дохристианскую эпоху совершались че­ ловеческие жертвоприношения. Легенда о Бруте и о 33 дочерях Диоклетиана переплетаются меж­ ду собой, несмотря на полный анахронизм, и потомки этих «пороч­ ных дочерей» и демонов оказываются как раз теми титанами Аль­ биона, которых побеждает Брут. Эти сюжеты чрезвычайно важны для понимания метафизиче­ ской сущности Англо-Британии. Мы видим в этом мифологическом комплексе прямые связи между: • «демонической женственностью» (порочные дочери Диокле- тиана), • противозаконным браком с демонами, • расой гигантов как автохтонами Англии, • библейскими фигурами Гогов и Магогов как воплощениями темных демонических сил, которые должны вырваться на по­ верхность в конце времен, • человеческими жертвоприношениями, • английской государственностью, • морской торговлей, • «вечным возвращением» хтонических гигантов (феникс), 1 На другом уровне это можно интерпретировать как возрождение древней цивилизации, «цивилизации гигантов» в Англии Нового времени, то есть непрерыв­ ность и древнейшие корни традиции того, что мы называем «кельта-Модерном». • и наконец, с малоазийской Троей, которая уже в Гомеровском эпосе имеет некоторые символические связи с хтоническим и матриархальным началом. Летающий король-философ и слабый король Лейр У Гальфрида Монмутского прослеживается линия британских королей, потомком Брута, разделивших после его смерти остров на три царства - Локрия (историческая Англия), Камбрия (Уэльс) и Альбания (Шотландия и земли пиктов), названные так по имени трех сыновей Брута - Локрина, Камбера и Альбанакта. Десятым царем был легендарный Бладуд1 (или Блайдум - дословно, «ко­ роль-волк», от уэльского Ыaidd, «волк» и iudd, «король», «прави­ тель»), излечившийся от проказы (с помощью свиней) и привезший из Афин четырех философов. По преданию, именно он основал Стэмфордский университет в ЛИнкольншире, так как был почита­ телем богини мудрости Афины. Бладуд описывается как «летающий король»; согласно мифу, он обладал сверхъестественными способ­ ностями, вызывал мертвых, которые сообщили ему секрет полетов в воздухе. Во время одного из них он однажды и погиб. Этот послед­ ний полет Бладуда устойчиво связываться в мифе с Аполлоном: он то ли взлетел из его храма, то ли направился к нему. Фигура коро­ ля Бладуда имеет типичные черты солнечного архетипа - Афина, Аполлон, полет, философия, волшебство, символическая связь со свиньями (символами жреческой касты) и волками. Сын короля Бладуда Лейр (или Аир), по преданию, был связан с драматической историей про трех дочерей, положенной Шекспи­ ром в основу его знаменитой трагедии «Король Аир». По Гальфре­ ду Монмутскому, у короля Лейра было три дочери - Гонерил, Ре­ ган и Корделия. Не имея мужского наследника, он был вынужден оставить страну им. Первые две дочери были льстивы и вызвали тем самым благосклонность отца, им он и завещал Британию. Третья дочь - Корделия - была правдива, но за это Лейр лишил ее доли в наследстве, и она вынуждена была удалиться в Галлию. Однако не­ благодарные дочери, захватив власть, изгнали своего отца, который вынужден был спасаться у Корделии, простившей ему несправедли­ вость и вставшей на его защиту. С помощью Корделии король Лейр вернул себе царство. Позднее Корделию все же свергли ее племян­ ники, и в горе она была вынуждена покончить с собой в заключении. 1 Levis Howard С. Bladud of Bath: the British Кing who tried to fly. Bath: West Count­ ry Editions, 1973. Этот сюжет также указывает на матриархальные корни древне­ британской культуры, выраженные в сюжете о захвате дочерьми отцовской власти. Кроме того, фигура короля Лейра как слабого правителя симво­ лически связана с важнейшей фигурой цикла легенд о короле Арту­ ре - Королем-Рыбаком. Империя Артура и трехфункциональная структура анrло-британскоrо общества Традиция Англо-Британии в дохристианский период отличалась следующими принципиальными социологическими чертами. • Общим для бриттов, скоттов и германцев являлась инgоев­ ропейская структура общества, с обязательной для нее трех­ функциональностью. Поэтому социальные модели кельтов и англосаксов были принципиально оgинаковыми: во главе об­ щества стояли жрецы (друиды у кельтов, сакральные короли у германцев) и воины (аристократы, короли), а основное на­ селение было представлено крестьянами, которые, возможно, были потомками еще более древнего доиндоевропейского на­ селения Британии, прошедшего фундаментальную кельтиза­ цию. Не исключено, что последними сохранившимися этниче­ скими носителями этой культуры (с рядом ярко выраженных матриархальных черт) были пикты, хотя и их общество было построено по трехфункциональному принципу, возможно, за­ имствованному у кельтов. • Сближало германцев, вторгшихся с континента с кельтами и та деталь, что в обоих случаях третьей функции - кре­ стьянству - большой роли на уровне мифологической репре­ зентации не отвоgилось. Эта неполная интегрированность аграрного типа является, как мы видели1, отличительной чер­ той воинственной кельтской культуры, предопределившей во многом неустойчивость ее патриархата («хрупкий патриар­ хат»). В случае англосаксов (а позднее норманнов) это не было устойчивой культурной чертой, но следствием их историче­ ского вторжения на остров с континента, в котором участво­ вали только профессиональные воины, а в качестве крестьян оказывались подчиненные народы. Отсюда контрастная черта англо-британской идентичности, всячески подчеркивающая 1 Дутин А.Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. благородство происхождения, что станет одной из главных ха­ рактеристик рыцарской культуры. Человек, нормативный для англо-британской культуры, это gentleman, то есть аристо­ крат, воин, рыцарь. Классическими архетипами в этой куль­ туре поэтому были рыцари Круглого стола из цикла мифов о короле Артуре, воплощающие в себе парадигму англо-бри­ танской социальной антропологии. Трехфункциональная структура, причем с особым акцентом, поставленным на вторую функцию (воинов, королей, рыцарей), была общей и для кельтской, и для германской мифологии, что облегчило их синтез. При этом следует отметить важную деталь. Традиция сакрального жречества (первая функция индоевропей­ ского общества) была разработана в кельтской традиции гораздо полнее, чем в германской. Хотя о ранних этапах эпохи англосак­ сонских завоеваний и Гептархии (особенно в дохристианский пе­ риод) существует не так много исторических свидетельств, мож­ но предположить по ряду косвенных признаков, что собственно германское жречество было у англосаксов либо вообще не пред­ ставлено (и в этом случае вожди, как неоднократно бывало в слу­ чае древних германцев, совмещали в себе воинские и жреческие функции - по образцу бога Одина), либо было довольно незначи­ тельным. В это же время у кельтов, напротив, институт друидов и бардов был развит в высшей степени и представлял собой на­ ряду с воинами одну из двух главных опор кельтского общества. Отсюда можно сделать важное заключение: жреческая линия в об­ щем англо-британском культурном синтезе была преgставлена приоритетно кельтским началом и являлась прерогативой кель­ тского аспекта общей иgентичности. Позднее это сказалось на том, что с потусторонним миром, областью волшебства, колдов­ ства и магии были, в первую очередь, связаны персонажи имен­ но кельтского фольклора. Магия в англо-британской культуре - удел кельтского ядра. Парадигмальной парой для мифологической модели мира у древ­ них англо-британцев может служить круг легенд о короле Артуре и маге Мерлине1, которые имеют в основном кельтское происхож­ дение, но были в полной мере ассимилированными и англосаксон­ ской элитой. При этом если король Артур является фигурой социо­ логически близкой и кельтам, и германцам, то Мерлин и все сюже- 1 Higham N.J. Кing Arthur: Myth-making and Нistory. London; New York: Rout­ ledge, 2002. ты, связанные с ним в этом цикле, имеют подчеркнуто и уникально кельтскую природу и относятся исключительно к кельтскому куль­ турному кругу. Королевская функция у германцев олицетворялась фигурой Одина. Одним из классических мифов, с ним связанных, является миф о «дикой охоте». «дикая охота» происходит ночью, обычно осе­ нью или зимой, в ней участвуют боги, души погибших воинов и поту­ сторонние гончие псы, а также женские демонические персонажи. «дикая охота» движется по небу, по земле и над землей. Позднее она стала связываться с миром фей и христианским адом, а также с дья­ волом. Показательно, что этот сюжет в Англо-Британии представля­ ет собой две смыкающиеся линии - германскую и кельтскую. Гла­ вой «дикой охоты» может выступать как типично германский Воден или Херла (откуда французский Арлекин - Herla cyning), описан­ ный в мифе как «король бриттов», но имеющий германские корни, так и чисто кельтские образы - король Артур, Гвидион, первый ко­ роль племен богини Дану Науада, владыка загробного мира Гвинн апНумит.д. Король Артур в преданиях выступал как король бриттов V или VI веков, который возглавлял войну кельтов против англов и сак­ сов. Он впервые упоминается в одной из древнейших валлийских поэм «И Гододдин», приписываемых знаменитому барду Анейрину1• С XII века он становится фигурой, популярной во всей Англо-Брита­ нии и общим для всего народа символом. Особое распространение тема короля Артура приобрела после появления «Истории британ­ ских королей» Гальфрида Монмутского. У Гальфрида Монмутско­ го, развивающего ряд сюжетов, заимствованных из более ранней валлийской поэмы Килух и Олвен, Артур предстает сыном короля бриттов Утара Пендрагона. Основные войны он ведет со скоттами и пиктами, а позднее, победив их, создает Империю бриттов, куда входят, кроме самой Британии, Ирландия и Оркнейские острова. Далее он выступает в поход на завоевание Норвегии, Дании и Гал­ лии, где побеждает войска римского Императора. Таким образом, король Артур воплощает в себе идеал кельтского мирового монарха, заново оживляя образ древнего Императора Великой Кельтиды Ам­ бигатоса, короля битургов2• Когда Артур, вдохновленный военными успехами в деле по­ строения Всемирной Кельтской Империи, задумывает поход на 1 Jarman А. О. Н. Aneirin: У Gododdin, Britain's Oldest Heroic Роет. Llandysul: Gomer, 1988. 2 Дугин А.Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. 30 Часть 1. Англия или Бритаиияt Рим, он узнает, что его жену Гвиневру и трон в Британии захва­ тил его племянник Мордред. Он вынужден вернуться и дать бой Мордреду. В ходе битвы войско короля Артура побеждает, но сам король получает смертельную рану. Феи - в частности его сестра Моргана - переносят его, смертельно раненного, на остров мерт­ вых Авалон, где он жив до сих пор. Позднее эта линия получает мно­ гообразное развитие в английском фольклоре и во Франции (в том числе Кретьен де Труа1), где о короле Артуре складывают много­ численные истории, романы и куртуазные баллады (лэ). В XV веке систематизировал все основные сюжеты, связанные с циклом ле­ генд о короле Артуре, в книге «Смерть Артура»2 сэр Томас Мэлори (ок. 1405-1471). В легендах и литературных произведениях король Артур почти всегда выступает не просто как героический и отважный предста­ витель второй функции (воины), но как сакральный правитель, со­ вмещающий в своей фигуре характерные признаки короля и ряд жреческих черт и магических могуществ. В этом он соответствует именно германским представлениям о сакральной власти, резо­ нируя с фигурой и атрибутами Одина. Он есть парадигмальный Император, то есть тот, чья власть является трансценgентной по отношению к обычным светским властителям. Более того, объеди­ няя верных ему рыцарей в братство Круглого стола, где в центре внимания, в некоторых версиях, становится обретение священной реликвии, Святого Грааля, король Артур придает светской вла­ сти высшее духовное значение, миссию, тем самым распределяя свою сакральность между другими правителями духовного рыцар­ ства, закладывая основу «сакральной аристократии» (отдаленно напоминающей сословие стражей-философов из «Государства»3 Платона или будущих рыцарей-монахов тамплиеров и иоанни­ тов). В Империи короля Артура мы видим парадигму предельного воплощения Великой Кельтиды, как бретонской версии универ­ сального царства. О существовании аналогичной централизован­ ного политического «большого пространства», объединенного под властью единого правителя, исторических данных не сохранилось (кроме смутного предания об Амбигатосе, короле битургов), хотя область расселения кельтов от Британии до Малой Азии очерчива­ ет этнокультурные горизонты великой европейской цивилизации. 1 Chretien de Troyes. :S: :-i':: "' :s: Q. х а, со t:; :i:: tQ:.; 8с:. со ":s': :i:: :s: :а ео :i:: :s: Q. i:: и йоркской, кафедры именно на латынь и Рим. Если мы сравним это с основной ориентацией Кельтской церкви, в том числе и в ее влиянии на континент, то увидим совершенно иную версию, вопло­ щенную в ирландском влиянии Иоганна Скота Эриугены на Кар­ ла II Лысого. Ирландец (кельт) Эриугена ставит акцент на греческой линии и апофатической мистике Ареопагитик, что снова отсылает нас к типологической близости идеальной Империи короля Артура к эллина-византийской имперской традиции. Между крайним Запа­ дом Великой Кельтиды и восточной Империей Византии германская версия Империи франка Карла Великого в сочетании с англосаксом Анrло-Британия в Средние века: две церкви 45 Алкуином представляет собой нечто качественно отличное и от того, и от другого. Здесь мы видим сочетание, с одной стороны, кельтско­ го с греческим, а с другой - германского с латинским. Таким обра­ зом, проекция Красного и Белого Дракона на континент выражается в симметричной паре самых влиятельных придворных мыслителей и теологов Средневековья - англосакса Алкуина при Карле Вели­ ком и кельта Скота Эриугены при Карле II Лысом. Норманнское завоевание и Плантагенеты: франко-английская эпоха Вильгельм Завоеватель Начальный этап политической истории Англо-Британии, ког­ да происходит первичное оформление государственности и хри­ стианизация, завершается к середине XI века. В 1066 году проро­ чество Мерлина сбывается, и по результатам битвы при Гастингсе саксов побеждает норманнский король Вильгельм Завоеватель (1027/1028-1087). Англия на несколько столетий оказывается под норманнским владычеством. Герцогство Нормандия возникло в начале Х века в результате захвата этой территории датскими (по другой версии - норвежски­ ми) викингами, предводителем которых был Хрольф Пешеход, из­ вестный во французских хрониках как Роллон (ок. 860 - ок. 932). Брат Роллона, Турф-Эйнар Рёгнвальдссон, правил Шетландскими и Оркнейскими островами, ранее захваченными викингами, а сам Роллон обосновался на севере Франции, вначале совершая набеги на более южные территории, вплоть до Иль-де-Франс и Парижа. В 911 году он заключил с королем франков Карлом III Простова­ тым (879 - 929) договор о сюзеренитете, согласно которому обязал­ ся принять христианство, и в результате получил в лен обширные территории. Эта область стала называться «Нормандией» по имени захвативших ее норманнских викингов. Элиту Нормандии составля­ ли преимущественно норманнские (германские) аристократы, а на­ селение состояло в основном из латинизированных галлов. Посте­ пенно норманнская знать переняла культуру и язык франков, став интегральной частью феодальной системы франкского Государства. Вильгельм I Завоеватель был потомком Роллана, и ко времени его правления герцогство Нормандия представляло собой уже типично французское политическое образование. Вильгельм I был чрезвычайно успешным правителем и выиграл множество стратегически важных битв у своих конкурентов из Анжу, Мэна, Бретани и других графств Франции, став мощным норманнское завоевание и Плантагенеты: франко-английская эпоха 47 и практически суверенным правителем огромных территорий на се­ вере Франции. В Нормандии у Вильгельма провел 25 лет своего из­ гнания предпоследний английский король Эдуард Исповедник (ок. 1003-1066), увезенный из Англии матерью в период ее покорения датскими викингами Свеном Вилобородым и Кнудом Великим. По одной из версий, Эдуард Исповедник завещал английский престол Вильгельму. Но на следующий день после смерти Эдуарда англий­ ский совет витенагемот (от англосаксонских слов witena gemбt, «со­ брание мудрых») избрал королем Гарольда II Годвинсона (ок. 1022 - 1066), что и стало для Вильгельма Завоевателя поводом к вторжению в Англию. В этом Вильгельм получил помержку Папы Римского. Со­ брав огромную армию, где сами норманны составляли не более тре­ ти, а остальные силы были сформированы из баронов графств Мэн, Аквитания, а также из других областей Франции и Фландрии, Виль­ гельм переправился в Англию и в битве при Гастингсе в 1066 году нанес английским войскам сокрушительное поражение. В ходе бит­ вы погиб последний англосаксонский король Гарольд. После этого Вильгельм покорил всю территорию Англии, но при этом Шотлан­ дия и Уэльс (британский контур кельтских территорий) по-прежне­ му оставались в целом независимыми. С этого момента Англия оказалась поделенной на владения нор­ маннских и французских баронов под королевской властью потом­ ков Вильгельма, основавших англо-норманнскую династию. В этот период официальным языком в Англии становится англо-норманд­ ский язык, основанный на народной латыни в ее северо-француз­ ской версии. На нем говорят элиты и высшие слои населения, ведет­ ся официальная и деловая переписка. Со второй половины XII века он несколько трансформируется под влиянием английского языка, на котором продолжает говорить в быту подавляющее большинство германизированного населения Англии, и собственно французско­ го языка, распространенного во Франции. Он получает название «официального французского языка», сохраняющегося в официаль­ ном делопроизводстве, юриспруденции, судах, философских и бого­ словских дискуссиях вплоть до XVIII века. При этом на официаль­ ный язык с явной доминантой латыни оказывают влияние местные англосаксонские диалекты, и наоборот, огромный массив латинских терминов проникает в английский, существенно изменяя его струк­ туру- лексику и семантику. Важно, что через латынь в Англо-Бри­ танию проникает не только католико-теологическая и правовая традиция римского происхождения, но и собственно галльские - в частности, провансальские (окситанские) поэтико-мистические тексты и смысловые и образные массивы, связанные с кельтскими культурными корнями. Французское влияние резонирует с кельт­ скими пластами, оказавшимися исторически с gвух сторон от гер­ манского начала, представленного англосаксами и норманнами: французского сверху, и кельтского (бриттского, валлийского и гэль­ ского, ирландского) снизу. С 1169 года английские монархи начинают колонизацию Ирлан­ дии, распространив свое влияние вначале на Дублин, а от него и на другие области. Плантаrенеты: Анrевинская Империя После правления двух сыновей Вильгельма в Англии вспыхнула настоящая гражданская война между сторонниками внука Вильгель­ ма короля Стефана (1092или 1096-1154) и дочери Генриха 1, внучки Вильгельма- королевы Матильды (1102-1167), первым мужем ко­ торой был Император Священной Римской Империи Генрих V. Сын Матильды и герцога Жоффруа Анжуйского Генрих 11 (1154-1189) стал основателем династии Плантагенетов, которая в силу огромно­ го влияния на обширные территории Франции (от собственно Нор­ мандии до Аквитании, включая графство Анжу) может быть названа англо-французской. Сам Генрих II настолько ясно осознавал связь своего Государства с циклом короля Артура, что символически на­ звал своего первого внука, сына герцога Бретани Жоффруа II План­ тагенета (1158-1186) Артуром, который стал Артуром I Плантагене­ том (1187-1203). Плантагенеты в период расцвета правили огромной территори­ ей Кельтиды, совмещая в своей династии и своем стиле: • германскую знать (франко-норманно-англосаксонскую), • широкие слои кельтского населения, • латинскую культуру (французский язык) и • католическую религию. Сыном Генриха II был знаменитый король Ричард I Львиное Сердце (1157-1199), возводивший свой Анжуйский род к Лузи­ ньянам и хорошо помнивший о его основательнице - фее Мелю­ зине1. Так династии англо-французских королей были включены в контекст мифологического цикла короля Артура с политическим 1 Св. Бернарду Клервоскому принадлежит изречение, касающееся графов Ан­ жуйских: «От дьявола они пришли, к дьяволу они и вернутся». О гештальте Мелюзи­ ны и ее влиянии на кельтскую идентичность см.: Дугин А. Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. Ангевинская Империя Плантагенетов в 1172 году и территории, входящие в зону гегемонии проектом Великой Кельтской Империи, одним из исторических во­ площений которых вполне можно считать Королевство Плантаге­ нетов. При Ричарде львиное Сердце территории его королевства про­ стирались на огромные территории, включающие в себя не только большую площадь самой Англо-Британии, но и Нормандию, Мэн, Анжу, Пуату и Аквитанию, а территории западной половины Ир­ ландии, Шотландия и Уэльса находились под гегемонией Плантаге­ нетов. Это королевство в истории принято называть Ангевинской Империей, от латинизированного названия графства Анжу. Ричард львиное Сердце лично принял участие в Третьем Кресто­ вом походе, где вместе с королем Франции Филиппом II Августом (1165-1223) отбил у султана Саладдина важный стратегический центр Палестины - Акру. После смерти Ричарда львиное Сердце по планам Генриха II ан­ глийский престол должен был перейти к его внуку Артуру. Но Ар­ тур I Плантагенет пал в династической борьбе со своим дядей, Ио­ анном Безземельным (1199 - 1216) 1, который захватил трон. Эпизод с Артуром I Плантагенетом показателен: его померживал король Франции Филипп II Август2 ( 1165 - 1223), при дворе которого он вы­ рос, тогда как Иоанна померживала английская знать. А это могло теоретически кончиться объединением Англии и Франции, то есть собственно восстановлением Империи короля Артура, что, воз­ можно, и предвидел дед Артура Генрих 11. Смерть Артура стала для Филиппа II Августа поводом для лишения им Иоанна Безземельно­ го огромных владений - Нормандии, Анжу, Туреня, Мэна и Пуату. Тем самым символического восстановления Империи короля Арту­ ра не произошло. Хотя Иоанн попытался отвоевать свои владения, создав коали­ цию из германского Императора Оттона IV и правителей Фландрии и Булони. Однако их объединенные войска были разбиты Филиппом в битве при Бувине в 1214 году. 1 По одной из версий, после того как ему не удалось захватить замок Мирабо, Артур I в ходе своего противостояния с Иоанном Безземельным был взят им в плен и заключен в замке Фалез. Иоанн якобы отдал приказ ослепить и кастрировать Арту­ ра, но преданный Артуру вассал отказался его выполнить. Позднее, в 1203 году, Артур был переведен в Руан, после чего упоминания о нем исчезают. Считается, что то ли он был убит по приказу короля, то ли это сделал сам Иоанн Безземельный, а затем сбросил труп в Сену, откуда его через некоторое время выловили и похоронили тайно в аббатстве Бек. 2 Филипп II Август участвовал в Третьем Крестовом походе рука об руку с коро­ лем Англии Ричардом Львиное Сердце. В Англии Иоанн Безземельный столкнулся с восстанием баро­ нов и под давлением восставших был вынужден подписать 15 июня 1215 знаменитую «Великую хартию вольностей», к которой англича­ не обычно возводят истоки своей демократии. Однако этот документ лишь немного ограничивал произвол монархической власти в пользу высшей наследственной аристократии. К тому же сам Иоанн в ско­ ром времени денонсировал этот документ, вызвавший отторжение и у Папы Римского. Конфликт с баронами продолжался, и королем Англии был провозглашен (но не коронован) приглашенный ими вме­ сто Иоанна сын Филиппа II Августа Людовик (будущий Людовик VIII). Однако после смерти Иоанна в 1216 году английские аристократы из­ менили свою позицию и помержали кандидатуру малолетнего сына Иоанна Безземельного Генриха III Плантагенета (1207-1272). При правлении его сына Эдуарда I Длинноногого (1239-1307) в 1282 году Плантагенеты присоединили к своему королевству Уэльс. Столетняя война: возможность анrло-французской державы Прямая линия Плантагенетов продолжается вплоть до короля Ричарда 11 (1367-1400). При его отце Эдуарде III (1312-1377) начи­ нается Столетняя война между Англией и Францией, в ходе которой решается геополитический статус «большого пространства» Вели­ кой Кельтиды («Империи короля Артура»). Ни Англия, ни Франция к тому моменту не являются в полном смысле слова «национальными Государствами». Обе правящие династии - и франко-норманнская в Англии и Валуа во Франции (тесно переплетенные между собой серией династических браков) -и религиозно, и культурно, и этни­ чески, и лингвистически относятся к общему типу, где сочетаются германские, кельтские и римские черты с опорой на католическую религию. Германское начало представлено во франкской, норманн­ ской и англосаксонской линиях, кельтское - в подавляющей массе населения обеих частей «большого пространства», а латинское - в языке (на французском говорили в то время не только обитатели Франции, но вся политическая элита Англии) и религии (римский католицизм). Поэтому теоретически исход Столетней войны мог быть одним из трех: • интеграция Империи Артура под эгидой «английской» (то есть франко-норманнской) династии Плантагенетов; • интеграция Империи Артура под эгидой «французской» дина­ стии Валуа; • окончательная фиксация №ух самостоятельных политических единиц кельтского мира, объединенного германской знатью (Англии и Франции). Мы знаем, что исторически реализовался именно третий вари­ ант, что и стало концом Средневековья и прелюдией к политической структуре Европы Нового времени и образованию «национальных Государств». Но важно обратить внимание и на то, каким мог бы быть исход этого противостояния в случае первого или второго ва­ рианта. Это отнюдь не было бы завоеванием Франции Англией или Англии Францией: речь шла о возможности интеграции принципи­ ально единого кельтского мира - либо под эгидой Севера (Бретань), либо под эгидой Юга (Галлия). Столетняя война завершилась в 1453 году (после капитуляции английского гарнизона в Бордо) и по ее результатам Плантагенеты утрачивали почти все свои бывшие владения (кроме Кале) на тер­ ритории Франции, которыми английские короли владели со времен Вильгельма Норманнского. На последнем этапе Столетней войны - третий и последний представитель династии Ланкастеров1, младшей ветви рода Планта­ генетов, английский король Генрих VI (1421-1471) официально но­ сил титул Короля Англии и Франции. Считается, что Генрих VI страдал психическим расстройством и был слабым правителем. Алая и Белая розы В 1461 году в Англии начался затяжной конфликт между М3умя боковыми ветвями династии Плантагенетов - Ланкастерами и Йор­ ками, в ходе которого Генрих VI был свергнут. Это получило назва­ ние «война Белой и Красной розы» (1455-1485), так как красная дамасская роза была символом дома Ланкастеров, а белая - дома Йорков. Сам символизм цветов снова отсылает нас к «пророчеству Мерлина» о битве Красного и Белого Драконов. Но ситуация с цве­ товым символизмом на сей раз оказалась более диалектической. Дом Йорков (Йорк - поздняя трансформация имени древней столи­ цы бриттского королевства Эбрук) и его сторонники выступали под 1 Основателем рода Ланкастеров был Иоанн Гентский (1340-1399) - третий сын английского короля Эдуарда III (1312-1377). Его сын Генрих Болингброк (1367- 1413) в 1399 году сверг с престола своего кузена Ричарда II Бордосского (1367-1400) и был коронован как Генрих IV. Ему наследовал его сын Генрих V (1387-1422), отец ГенрихаVI. знаменем Белой розы. И именно победа партии Белой розы (символ Йорков) привела к тому, что слова Мерлина о грядущем возвраще­ нии власти от династии Англии к династии Британии сбылись. Одна­ ко этот символизм роз имел свое продолжение. Свергнувший Генриха VI граф Марч Йоркский был коронован королем Англии Эдуардом IV (1442-1483). Так, к власти в Англии пришла Белая роза. Однако после его смерти его дочь Елизавета Йоркская (1466-1503) выходит замуж за графа Ричмонда, пред­ ставителя по отцу древнего уэльского (кельтского!) рода Тюдоров1, который после гибели последнего прямого наследника Ланкастеров Эдуарда Вестминстерского (1453-1471) оказался ближайшим пре­ тендентом на королевский трон от партии Алой розы. Став королем Англии и сувереном Ирландии, Генрих VII (1457-1509), основатель новой династии Тюдоров, правившей Англией с 1485 до 1604 года, объединил в своем гербе Алую и Белую розы, что и стало отныне символом Англии, воплощая в себе союз Британии и Англии. У его сына Генриха VIII (1491-1547) на фамильном геральдическом гербе мы видим и собственно слева кельтского Красного Дракона, а спра­ ва англосаксонской Белой Гончей (субститут Дракона). Иными сло­ вами, сам Генрих VII и его современники прекрасно осознавали символизм цветов и ее связь с парадигмальными полюсами истории Англо-Британии. Так, Генрих VII приказал заново выкрасить сохра­ нившийся Круглый стол рыцарей короля Артура заново и нанести в его центре новый объединяющий символ. Своего старшего сына первенца он снова (как и Генрих II Плантагенет своего внука) назы­ вает символически Артуром. Тюдоры: к национальному Государству Генрих VII, положивший начало правлению династии Тюдоров, создал предпосылки для новой волны централизации и укрепления власти короля. Подобно тому как во Франции по окончании Столет­ ней войны начались процессы централизации и ликвидации фео­ дального порядка, предусматривающего значительные полномочия крупных аристократических родов, последствия чего и были лик­ видированы в ходе Столетней войны в обоих Государствах. С Ген­ риха VII в Англии начинается по сути создание централизованно­ го Государства, зона которого теоретически была на этот период 1 Род Тюдоров, Tudur ар Goronwy, был одной из ветвей рода Койлхена, восходя­ щего к легендарному королю древней Британии Колю Старому, среди потомков кото­ рого фигурирует и сам король Артур. ограничена пространством Британских островов. Только сейчас Англо-Британия впервые по-настоящему становится островом, по­ скольку ранее она была частью еgиного запаgноевропейского про­ странства - как в политическом, так и в культурном смысле. От­ деление Англии от Франции следует отсчитывать с эпохи Тюдоров. При Генрихе VII начинает складываться особая форма управле­ ния Государством, где в новой роли выступает институт рыцарства и, в частности, наиболее влиятельный в Англии орден - Подвязки (Garter), девизом которого было французское выражение Honi soit qui mal у pense - дословно «Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает». Если ранее орден мыслился как духовное братство рыцарей-идеалистов, среди которых король был первым среди рав­ ных и выполнял роль объединения участников военных действий, то с Генриха VII и особенно с Генриха VIII орден Подвязки становится своего рода «параллельной иерархией», на которую король опира­ ется как на институт «комиссарской диктатуры» (по определению К. Шмитта1) в возможном противостоянии с легальными центра­ ми власти - в частности с палатой лордов, политическое влияние и юридический статус которой в Англии были традиционно велики. Эта параллельная иерархия способствовала на начальном этапе соз­ данию национальной абсолютистской монархии, и значение этого института в политической жизни стало первостепенным именно в Англии. Король при Тюдорах превратился в двойного суверена: внешне он был таковым по своему правовому статусу, а для верной элиты, объединенной в орден, он был главой и протектором нефор­ мальной орденской иерархии, продвижение по которой гарантиро­ вало ускоренный рост по властной лестнице. При первом правителе династии Тюдоров Англия предприни­ мает пока робкие шаги по освоению мирового океана. Осознав себя островом, Англия начинает развивать морской флот, который до этого времени практически отсутствовал. Нельзя исключить, что на это определенное влияние оказал кельтский культурный круг, оживленный Тюдорами, где морские путешествия на Запад в поис­ ках Островов Блаженных или острова мертвых Авалона были мифо­ логической константой - начиная с путешествий Брана и св. Брен­ дана. Так, нанятый Генрихом VII итальянец Джон Кэбот совершает путешествие в Америку и открывает Ньюфаундлэнд. При Генрихе VIII централизация Англии продолжается. В пери­ од его царствования происходит целый ряд принципиальных для 1 Шмитт К. Диктатура: от истоков современной идеи суверенитета до проле­ тарской классовой борьбы. СПб.: Наука, 2006. английской истории событий - отделение от католичества и начало создания независимой Англиканской церкви, половинчатая проте­ стантская Реформация, упразднения монашества, принципиально новые формы правления, фактически представляющие собой «су­ веренную диктатуру» 1 (по К. Шмитту). После смерти Генриха VIII Англией по очереди правили трое его детей. Эдуард VI (1537-1553) был убежденным протестантом и ре­ формировал богослужебную практику по лютеранскому образцу. Он пытался завершить начатую Реформацию, доведя ее до логиче­ ских пределов. На смену ему пришла первая английская королева, правившая самостоятельно - Мария 1 (1516-1558), бывшая доче­ рью Екатерины Арагонской и убежденной католичкой. Она отме­ нила практически все религиозные нововведения брата и начала жестокие преследования протестантов по всей Англии вплоть до массовых сожжений и повешений. Она вышла замуж за Филиппа Испанского, но их брак оказался несчастным и она перед смертью отказала ему в правах на занятие английского престола. Последней представительницей династии Тюдоров была коро­ лева Елизавета 1 (1533-1603). Период ее правления - Елизаветин­ ская эпоха - считается точкой высшего расцвета Англии. При ней Англия превращается в могущественную мировую морскую держа­ ву, то есть принимает миссию талассократической Империи. При этом она выигрывает решающее сражение против испанской Не­ победимой армады, предопределившее баланс сил в мировой поли­ тике не только в контексте своего времени, но и по настоящий мо­ мент. В это же время английский пират Фрэнсис Дрейк (ок. 1540- 1596) создает новый тип военно-политической и экономической системы организации огромных морских пространств, где разбой, резня и работорговля органически сочетаются с национальными, коммерческими и геополитическими интересами английского Го­ сударства. Тогда же создается знаменитая Ост-Индская компания. При Елизавете Англия вступает в Новое время, а философ Фрэн­ сис Бэкон (1561 -1626) формулирует основные направления раз­ вития научной картины мира, также сохраняющие свое значение и сегодня. На Елизаветинскую эпоху приходится жизнь Уильяма Шекспира (1564-1616), величайшего творческого гения Европы и человечества. Ни один из отпрысков Генриха VIII не оставил потомства, и со смертью Елизаветы I прямая династия Тюдоров завершилась. 1 Шмитт К. Диктатура: от истоков современной идеи суверенитета до проле­ тарской классовой борьбы. Наследника престола пришлось искать в побочных ветвях - по линии сестры Генриха VIII Маргариты Тюдор, матери короля Шот­ ландии Якова V (1512 - 1542). По отцу Яков V принадлежал к древ­ нему роду Стюартов (Stiubhairt), который, как считалось, имел гэль­ ско-бриттские корни, хотя, по другой версии, восходил к норманн­ ским предкам. Внуком Якова V по линии его дочери Марии Стюарт (1542-1587) был король Шотландии Яков VI (1566-1625). Он-то и стал в 1603 году первым королем Англии Яковом I из династии Стюартов, впервые в истории объединив вместе Англию и Шотлан­ дию, т.е. обе части Британских островов, в Объединенное Королев­ ство (United Кingdom). Английская теология Ансельм Кентерберийский - влиятельный теолог изАосты В средневековый период Англо-Британия стала частью общего европейского культурного пространства, где преобладала схоласти­ ка. Одним из первых схоластов считается Иоганн Скот Эриугена, и Кельтская церковь в целом была плодотворной почвой для раз­ вития католического богословия. Параллельно кельтской традиции развивается и англосаксонская традиция, связанная Кентерберий­ ской архиепископской кафедрой. Так, в 1093 году во время царство­ вания в Англии сына Вильгельма Завоевателя Вильгельма II Рыжего (1056 или 1060 - 1100) архиепископом Кентерберийским становится уроженец итальянской Аосты Ансельм Кентерберийский (1033 - 1109), который считается крупнейшим представителем средневеко­ вой схоластики. Ансельм является представителем платонической версии в тео­ логии. Он утверждает, что бытие Бога может быть доказано на осно­ ве интеллектуальных философских построений; в частности через принцип максимализации блага - если есть благие (хорошие) вещи, чего никто не станет отрицать, и среди них есть более благие и менее благие, то должно существовать нечто, что было бы благим в макси­ мальной степени и что давало бы нам само представление о том, что такое благо в целом. Это и есть Бог. Таким образом, Ансельм следует за Платоном и в представлении о благе, как о высшем начале, и в при­ знании самостоятельного и первичного бытия идеи (в данном случае идеи блага), которая придает благо как свойство существующим ве­ щам и позволяет распознать его именно как таковое. По Платону, благо не просто одна из добродетелей, но синоним первой из идей (в диалоге «Государство»), находящейся выше бытия. Это позволило неоплатоникам отождествить платоновское благо и апофатическое Единое из диалога «Парменид». Поэтому summum bonum Ансель­ ма следует понимать не просто как моральную абстракцию, но как высший метафизический и онтологический принцип, допускающий и наиболее радикальное и трансценденталистское (апофатическое) толкование. Другое определение Ансельма состоит в том, что Бог есть «то, выше чего ничего нет». Причем Бог, настаивает Ансельм, действите­ лен, поскольку если бы Он был только возможным (например, лишь представимым в интеллекте), то выше Него существовало бы нечто - а именно то, что являлось бы действительным, а не только возмож­ ным; но тогда «выше чего нет ничего» не было бы таковым. В поста­ новке действительного над возможным Ансельм следует за аристоте­ левской традицией, в целом признававшейся и неоплатониками. В споре об универсалиях Ансельм, как и другие средневеко­ вые платоники, стоит на позициях последовательного идеализма. Согласно ему, идеи (рода и виды) имеют автономную онтологию, существуют и являются полностью действительными наряду с осо­ бями (индивидуума). Таким образом, Ансельм признает формулу universalia ante rem. Ансельм жестко критиковал французского но­ миналиста Росцелина, полагая, что только его чрезмерное доверие к органам чувств не позволяет ему признать бытие сверхчувствен­ ных идей. Хотя Ансельм не был англосаксом, он оказал большое влияние на английскую теологическую традицию, тем не менее не ставшую в Англии доминирующей. Однако в контексте английского плато­ низма этот итальянский теолог и мистик может рассматриваться как его родоначальник. Роберт Гроссетест: эмпиризм и проблема двух ничто К средним схоластам принято относить англичанина Роберта Гроссетеста, Александра Гэльского, Роджера Бэкона и т.д. Все они были францисканцами. Орден, основанный Франциском Ассизским (1182-1226), пред­ ставлял собой весьма специфическое явление в сфере католической теологии. Он был не только основан на требовании абсолютной бед­ ности, но сам Франциск уделял большое внимание материи - как космическому выражению нищеты, лишенности и привации, что делало ее в глазах Франциска символом «нищеты духовной», то есть того «ничто», которое человеку необходимо сделать достоянием вну­ треннего опыта, чтобы в него смог войти Бог. Так, Франциск Ассиз­ ский толковал «кенозис», «умаление», «уничижение» Бога, или ос­ нованный на нем призыв к «подражанию Христу» (imitatio Christi) 1• 1 Позднее текст с таким названием «Подражание Христу» (Imitatio Christi), чье авторство иногда приписывается немецкому мистику Фоме Кемпийскому (ок. 1379 - 1471), стал чрезвычайно популярен в Европе. Английская теология 59 Эта личная мистика Франциска у его последователей приобрела по­ степенно характер своеобразного материализма, выраженного в по­ зитивном отношении к материи и, напротив, в занижении статуса духовного - эйдетического, универсального, идеального. Так, фран­ цисканский орден по всей Европе стал идейной средой для формиро­ вания номинализма, первые признаки которого проявились ранее - у французского схоласта Росцелина (ок. 1050 - ок. 1122), но в полной мере расцвели именно у последователей св. Франциска. Эти идеи осо­ бенно прижились именно в Англии, где постепенно стали gоминиру­ ющей тенgенцией теологии и философии, предопределив во многом дальнейшее развитие всей английской философской традиции1• При этом в большей мере они распространялись в Англии и Шотландии, причем в Шотландии именно под влиянием англосаксонской церков­ ной традиции, тогда как в Ирландии и там, где сохранялось влияние Кельтской церкви, эта тенденция большого развития не получила. Постепенно номинализм, то есть представление о том, что gействи­ тельным является только инgивиgуальное бытие материальной вещи, и никакой идеи (ей предшествующей - universalia ante rem), как и никакого эйдоса в ней наличествующего (томистская позиция universalia in re), не существует. Призыв к нищете Франциска мыс­ лится здесь как отказ от введения каких-либо духовных компонентов в окружающий чувственный мир, который должен восприниматься «голым», как голым предпочитал ходить сам св. Франциск. Идея приоритета экспериментального знания как применения номиналистского подхода впервые со всей отчетливостью появля­ ется у францисканца из Оксфорда, епископа ЛИнкольнского со­ бора Роберта Гроссетеста2 (ок. 1175 - 1253). До этого в схоластике господствовали представления о том, что знание есть либо прямой божественный дар (платоническая точка зрения), являющийся по своей природе откровением, либо результат деятельности чистого сознания, наблюдающего в первую очередь за самим собой, а за­ тем уже, через саморефлексию, и за внешним миром (подход бо­ лее соответствующий аристотелевской традиции). Преgставление о том, что знание о мире можно получать из него самого, было gля среgневековой мысли совершенно чужgым и экзотическим. В осно­ ве экспериментального подхода должно было лежать качественное переосмысление статуса материи, превращенной из чистого небы- 1 Это полностью противоположно идеалистическомуплатонизму Ансельма Кен­ терберийского, бывшего, так же как и Франциск Ассизский, итальянцем по происхо­ ждению и занимавшего архиепископскую кафедру в Кентербери. 2 Роберт Гроссетест. Сочинения. М.: URSS, 2003. тия (как в неоплатонизме и ранней схоластике) в нечто более содер­ жательное и онтологически насыщенное. Такой подход к материи встречался в древности у атомистов Демокрита, Эпикура, Лукреция, с одной стороны, и стоиков, учивших о наличии «семенных логосов» и «материальных эйдосов» - с другой. Ребер Гроссетест подходит к тому же выводу с другой стороны, развивая парадоксальные идеи Франциска Ассизского и «метафизику нищеты». В его случае это приводит к обоснованию эмпирических метоgологий как приори­ тетных форм познания. Тем самым мы видим в этой версии англий­ ской схоластики провозвестие научной картины Нового времени и предвосхищение материализма. При этом Гроссетест полагает, что свет представляет собой некоторое первовещество, субстанцию, в которой форма и материя слиты. Идеи Гроссетеста позднее были подхвачены и развиты Галилео Галилеем (1564-1642), творцом современной физико-математиче­ ской картины мира. Однако вместе с зачатками эмпиризма и материализма для Гроссетеста характерен интерес и к мистическому богословию Ареопагитик1, комментарии к которым он оставил. Возможно, этот интерес к апофатике, присущий францисканской мысли, связан со сложной и метафизически фундаментальной парой двух ничто - nihil originarium и nihil negativus, где первое есть апофатическое Единое, i::v, содержащее в себе все, а второе - материя, являющая­ ся внешней границей феноменального мира (полло: из пятой гипо­ тезы платоновского «Парменида»). Если мы обратимся к разбира­ емым в предыдущих книгах «Ноомахии» темам, связанным с гер­ манским и французским Логосами2, то можем заметить следующее соответствие: германский Логос (в версии рейнских мистиков) ориентирован строго на сверхбытийное ничто (nihil originarium), тогда как последним словом французской философии становится в конце концов нигилизм материи (nihil negativus), предопределя­ ющий и дезонтологизацию Модерна, и негативного субъекта фило­ софской топики. Гроссетест находится строго между этими двумя полюсами, и, быть может, именно в этом секрет англосаксонского номинализма: он расположен в зоне пересечения gвух ничто - гер­ манского и кельтского. В дуализме Англии и Британии это, вероят­ но, находит свое проявление. 1 Mystical theology: The Glosses Ьу Thomas Gallus and the Commentary of Robert Grosseteste on De mystica theologia. Р.: Peeters, 2003. 2 Дугин А.Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический; Он же. Ноо­ махия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. Александр Гэльский: знание одного Александр Гэльский (1185-1245), так же как и Роберт Гроссе­ тест, был английским францисканцем. Основное образование он получил в Париже и там же основал францисканскую школу. Фома Аквинский считал его одним из самых выдающихся авторитетов схоластики. Он вошел в историю схоластики как Doctor lrrefragabllis (Неопровержимый Доктор) и как Doctor Doctorum (Учитель Учите­ лей). Александр Гэльский комментировал в основном работы бл. Ав­ густина и Петра Ломбардского (ок. 1100-1160), разработавшего ме­ тод схоластических дискуссий, основанных на постановке вопроса и последующего обсуждения. В этом его померживал Папа Инно­ кентий IV, заинтересованный в продвижении идей и методов Петра Ломбардского. Александр сочетал в своих теологических построениях идеи бл. Августина, св. Ансельма Кентерберийского, популярности учения которого во Франции и в Европе в целом он немало способствовал, и Ареопагитик. При этом он всех этих авторов стремился сочетать с аристотелевским методом, для чего стал переводить ряд работ Ари­ стотеля с греческого, положив тем самым основу нового течения в схоластике. Сам Александр Гэльский предложил трехступенчатую модель дискуссии, взятую позднее как фундамент классической диалек­ тики. Первым авторитетом выступает тот, кто говорит «да» (тезис), вторым, кто говорит «нет» (антитезис), в третью очередь следует обсуждение и вынесение обобщающего решения, учитывающего и «да», и «нет» (синтез). Этот принцип Александр Гэльский приме­ нил к анализу Библии, писаниям святых отцов, а также к истолкова­ нию греческой, латинской и даже арабской поэзии1• В метафизике у Александра Гэльского есть один момент, который во многом объясняет логику развития номинализма во францискан­ ской традиции, хотя сам Александр не может быть причислен к это­ му направлению строго. Он представляет собой, скорее, переходную фигуру, в теологии которой еще преобладает вертикальная аполло­ ническая топика классического Средневековья. Александр задается вопросом: знает ли Бог нечто одно или многое? В начале он скло­ няется к тому, что Бог знает сразу все как многое, то есть признает существование идей и в этом смысле прямо продолжает традицию христианского неоплатонизма. Но постепенно он приходит к выво­ ду, что Тому, Кто един, пристало знать то, что близко Его природе, то 1 Alexander of Hales. Quaestiones disputatae antequam esset frater. Quaracchi: Col­ legii S. Bonaventurae, 1960. есть нечто одно. В этом случае множество (а значит, множество идей, эйдосов, универсалий), заключает Александр Гэльский, есть чисто человеческое представление, сопряженное с несовершенством че­ ловеческой природы и особенно с последствиями грехопадения, на­ ступившего тогда, когда чистая душа соблазнилась порочным и не­ совершенным телом. Теологический монизм в вопросах знания ли­ шал имена множественных вещей собственного бытия, превращая их в flatus voci, то есть «пустой звук», возникший в силу порченной природы человечества. И хотя здесь познание этой «единой вещи», которую знает сам Бог, еще и выступает как мистический трансцен­ дентный горизонт, в дальнейшей интерпретации францисканской метафизики это «одна вещь» будет все больше и больше сближать­ ся с материей как инстанцией высшей нищеты, и познание материи станет судьбой номиналистского подхода к знанию и основой экспе­ риментального эмпирического метода. Однако у самого Александра Гэльского эта линия лишь намечена, а сам он остается в контексте классического для Средневековья патриархального Логоса. Роджер Бэкон: восхитительный провозвестник Модерна Ученик Роберта Гроссетеста францисканский монах Роджер Бэкон (ок. 1214 - после 1292), получивший почетное звание Doctor Mirabllis («Восхитительный Доктор»), продолжал развивать основ­ ные тенденции своего наставника и придал им широкую популяр­ ность. Роджер Бэкон считается одним из первых мыслителей Запада, ставших на путь экспериментальной науки и принявшихся система­ тически обосновывать ее методологию. Бэкон выделял три типа познания: • чувственное, на основе прямого телесного опыта; • рациональное, связанное с математическими и логическими процедурами; • мистическое, проистекающее из внутреннего озарения. Все три типа знания достигаются разными путями: первый - на­ коплением жизненного опыта, наблюдениями и сопоставлениями; второй - освоением навыков математических и логических опера­ ций; третий - как исключение приходит спонтанно и не может быть искусственно спровоцирован. В этом он полностью следует неопла­ тонической традиции. Однако, согласно Бэкону, главной формой познания является наблюgение за внешним миром и эксперимент, входе чего мы получаем максимальный объем представлений о мире, который позднее систематизируем с помощью рациональных опе­ раций. Бэкон продолжал развивать идею своего учителя Гроссете­ ста о методе верификации, согласно которому индуктивно получен­ ные в ходе физического эксперимента данные требуют дальнейшей экспериментальной проверки. Тем самым он, по сути, закладывал основы научной картины мира, свойственной Новому времени. По мнению современного историка науки Ф. Майера1, научные пред­ видения Бэкона распространялись так далеко, что он предвосхитил изобретение подводных лодок, автомобилей и самолетов. Ему также часто приписывают изобретение пороха, телескопа, линзы, насоса и фосфорных горючих смесей. Роджер Бэкон активно критикует Александра Гэльского за его догматизм и абстракции, призывая последовательно идти по пути эксперимента. С жесткой критикой он обрушивается и на немецко­ го доминиканца Альберта Великого (1200-1280), другого крупней­ шего схоласта, учителя Фомы Аквинского, и на самого Петра Лом­ бардского, труды которого в тот период считались в католичестве непререкаемым авторитетом. Бэкон резко критиковал сложившееся в схоластике отноше­ ние к авторитетам и настаивал на экспериментальной проверке их утверждений. При этом он был убежден, что Божественное не мо­ жет находиться в оппозиции к рациональности и данным чувствен­ ного опыта, поэтому, опираясь на разум и изучая природу, человек не вступает в противоречие с Богом, но движется в сторону единой истины. Вера, по Бэкону, должна быть отнесена к области морали и личного спасения, а в остальном должны царить правила разума и опыта. Бэкон на основании своих астрономических подсчетов крити­ ковал юлианский календарь и подготовил теоретическую базу для позднейших календарных реформ в 1582 году Папы Григория XIII. В своих главных трудах Opus majus2 и Opus minus3 Бэкон большое внимание уделяет математике, оптике, механике, логике, лингви­ стике и т.д., то есть набору дисциплин, которые лягут позднее в ос­ нову классической современной науки. 1 Mayer F. А Нistory of Educational Thought. Columbus, Ohio: Charles Е. Merrill Books, Inc, 1966. 2 Васоп R. Opus majus. London: Samuel Jebb, 1733. 3 Васоп R. Opus minus // Bacon R. Opera Quaedam Hactenus Inedita. Ed. J. S. Brew­ er. Vol. l. NewYork, 1964. Вместе с тем в его работах содержатся значительные сведения об алхимии и астрологии. Ученость Бэкона, его яростная полемика со многими церковными деятелями его эпохи, а также занятия ал­ химией сделали его персонажем легенд, подобным Фаусту - магом, чародеем, создателем механической бронзовой головы, которая от­ вечала на все поставленные вопросы, изготовителем «философско­ го камня». В целом он является фигурой, напоминающей классического представителя английской науки на заре Нового времени (в духе Бойля и Ньютона), демонстрирующей личную религиозность, жи­ вой интерес к алхимии и астрологии и вместе с тем преданной ис­ ключительно эмпирическим и экспериментальным способам полу­ чения знаний. В Бэконе, как и в его учителе Роберте Гроссетесте, мы видим очевидного носителя Логоса Кибелы, который в полной мере даст о себе знать в эпоху Возрождения и особенно в Новое время. По­ казательно, что одним из важнейших полюсов Европы, где этот Ло­ гос приобретет самые яркие очертания, наряду с Северной Италией и Парижем, будет именно Оксфорд и англосаксонское христианство в целом, а внутри него в первую очередь английская ветвь ордена францисканцев, выдвинувшая из своей среды самых последователь­ ных и ярких номиналистов и натуралистов, которым и будет сужде­ но воплотить в жизнь основные парадигмы европейского Модерна. Дунс Скот: панматериальная унивокальность бытия Еще один францисканец, представитель поздней схоластики, шотландец Дунс Скот (1265 - 1308) был ярчайшей фигурой поздней схоластики. Он изучал теологию в Оксфорде, а затем в Париже. Из­ начально его мировоззрение складывалось именно в англосаксон­ ском культурном контексте. Его шотландское происхождение мало сказалось на его английском стиле. Дунс Скот получил в схоластике почетное имя Doctor Sublilis («Утонченный Доктор»). Дунс Скот формулирует теорию «унивокальности бытия», в ко­ торой можно усмотреть дальнейшее развитие вывода Александра Гэльского о том, что Бог знает только нечто одно1• Этим одним яв­ ляется, по Дунсу Скоту, бытие, которое представляет собой нечто общее для всего, что есть. Это и есть «единая вещь», которую зна­ ет Бог. Далее, «бытие» проходит формальное различие, которое позволяет усмотреть различное в общем, а затем происходит пере- 1 Блаженный Иоанн Дунс Скот. Трактат о первоначале. М., 2001. ход к конкретному, то есть различия фиксируются как отдельные вещи и индивидуальные существа, как «именно эти вещи существа» (haecceitas). Таким образом, многое есть атрибут конкретного, инди­ видуального, а единое - объект знания Бога. Но далее следует нечто неожиданное для традиционной схола­ стики. Дунс Скот утверждает, что «унивокальность бытия» вопло­ щена в материи (materia prima), которая есть и не ничто (по Платону и неоплатоникам), и не чистая потенциальность (по Аристотелю). Материя, по Дунсу Скоту, есть, и она есть самое общее и самое еgиное, что есть. Она есть общее для всего того, что есть, значит, она и есть само бытие, а унивокальность бытия превращается в онтологическую монистическую панматериальность. Таким об­ разом, соотнеся идеи францисканца Александра Гэльского с идея­ ми францисканца Дунса Скота, мы получаем: еgиная вещь, кото­ рую знает Бог, - это материя. Все остальное суть оформленные дифференциалы и их конкретные индивидуальные фиксации. От­ сюда вытекает и убежденность Дунса Скота в том, что все существу­ ющее обязательно должно быть материальным. А значит, матери­ альны и ангелы, и демоны, и души. При этом ангелы, демоны и души не менее материальны, нежели плотные вещи и стихии, но более - так как, чем совершеннее форма, тем глубже она проникает в мате­ рию и тем более она есть. Если мы внимательно приглядимся к этой картине, становится совершенно понятно, что мы незаметно поменяли регистр метафи­ зики - от аполлоно-дионисийской (платоно-аристотелевской) вер­ тикали классической европейской схоластики к яркому и закончен­ ному материализму (в духе Стои). Именно стоики выдвигали идею панматериализма космоса, которую они выводили из специфиче­ ской трактовки Аристотеля. Тем самым в Дунсе Скоте мы видим на­ глядное смещение доминирующего Логоса к зоне Великой Матери, что готовилось предшествующими поколениями францисканцев (с их нарочитой любовью к материи и нищете) и что можно было предугадать в англосаксонском христианстве. Но до Гроссетеста, Роджера Бэкона и особенно Дунса Скота - эта черта английской версии христианства не была эксплицитно проявлена. лишь теперь, в конце XIII века, начинает по-настоящему оформляться специфиче­ ская английская рациональность (видимо, имплицитно наличество­ вавшая еще в Белом Драконе из пророчества Мерлина), которой суждено впоследствии полностью предопределить судьбу и иден­ тичность Англии и до некоторой степени судьбу Европы и всего мира. Если в политической сфере Белый Дракон победил Красного в ходе успешной борьбы германцев за Британию, то после несколь- 66 Часть 1. Англия или Бритаиияt ких веков духовного соперничества между кельтской и англосак­ сонской христианскими миссиями аналог первой победы дает о себе знать полнее всего именно в Дунсе Скоте. Полностью следуя логике стоиков, перед лицом панматериаль­ ной Вселенной Дунс Скот вынужден дать особое толкование Бога. Бог знает материю, но творит мир. Поэтому форма, дифференциалы и все индивидуальное сопряжены с базовым понятием Божествен­ ной воли. Так, Дунс Скот разрабатывает теорию о том, что выше всего ле­ жит принцип воли1• Воля стоит выше необходимости, выше разума, выше всякой заданности. В высшем своем проявлении воля есть Бо­ жественная воля, представляющая собой чистый произвол. Принцип воли лежит в основе инgивиgуал.ъности. Воля - это форма и различение. Бог действует на материю тем, что диффе­ ренциирует ее единство. Конкретными продуктами такого волево­ го творящего акта становятся индивидуальные вещи и существа. Их индивидуальное бытие сводится к волевому акту. А их мате­ риальное бытие полностью растворено в первоматерии. Поэтому если индивидуум, как продукт воли, зеркало воли и носитель воли, начнет искать общее, он может найти только материю как сразу всеобщее, а не эйдосы или идеи. Все что есть, есть материальное и частное одновременно. Идеи и эйдосы надо понимать как наи­ менования волевых актов, представляющих собой рефракции еди­ ного божественного волевого акта. А следовательно, они не имеют вообще никакой онтологической основы, но являются «моментами приказания». Поэтому индивидуум для Дунса Скота есть не сочетание формы и материи, как у Аристотеля и реалистов, но высшая и последняя ре­ альность, ultima realitas entis. Тем самым Дунс Скот стоит на стороне радикального номинализма. Его последователи ввели в философию специальный термин для обозначения именно этой высшей инди­ видуальной реальности - haecceitas, «этовость», в отличие от клас­ сического аристотелевского понятия то т( ljv Etvш, передававшегося на латыни как quidditas, «чтойность», соответствующего первой из 10 категорий. Haecceitas всегда строго индивидуальное нечто, тогда как quidditas отсылает к виду и эйдетическому обобщению2• 1 Эта идея оказала большое влияние на раннего Хайдеггера, который начал свои занятия философией с изучения философии Дунса Скота и защитил диссертацию на тему «Учение о категориях и значении у Дунса Скота». 2 Блаженный Иоанн Дунс Скот. Избранное: Издательство францисканцев. М., 2001. При этом и сам Бог мыслится индивидуумом только всезнающим (знающим материю) и всемогущим (способным внедрить диффе­ ренциал в материю на любую глубину, то есть сотворить всю сово­ купность индивидуальных вещей и существ). Главным источником познания Дунс Скот в духе классического францисканского номинализма считал область чувственного опыта и рационального его обобщения, полностью принимая эмпириче­ ский подход Роджера Бэкона, который, в свою очередь, повторяет на новом витке сенсуализм Эпикура. Дунс Скот отказывается считать философию служанкой бого­ словия, так как в его картине мира теология способна только указать на Бога как на источник волевого созидательного акта и конституи­ ровать тем самым область девоционального и этического. В процес­ се исследования космоса как дифференциированной материи апел­ ляции к Богу излишни, так как не могут ничего добавить к прямому опыту. Человек с помощью чувств и разума способен сам постичь мир окружающих его индивидуальных вещей и существ, ведь каж­ дый из них материален (а поэтому есть) и наделен моментом волево­ го импульса, позволяющего составить представление о его форме. Философия, таким образом, может самостоятельно познавать мир и человека с опорой на эксперимент, опыт и рациональное размыш­ ление. Показательно, что Дунсу Скоту принадлежит одна из самых ран­ них в истории христианской схоластической Европы формулиров­ ка теории прогресса и развития. Так, он описывает возникновение бытия по аналогии с деревом, берущим свое начало в материи (не­ видимый корень), открывающим себя через видимую телесность (ствол), достигающим кульминации в ветвях (сами вещи) и листьях (человеческие души), наконец, в плодах (ангелы). Скот рассматри­ вал Вселенную как развивающуюся снизу вверх. Бог же есть воля роста, становящаяся его законом. Уильям Оккам: научная картина мира Окончательно сформулировал номиналистскую философскую парадигму другой английский мыслитель, францисканец Уильям Оккам (1285-1349). Оккам учился в Оксфорде, где и познакомился с традицией англосаксонской теологии, тяготеющей, как мы виде­ ли, ко все более и более отчетливому номинализму и эмпиризму. За свои комментарии к Петру Ломбардскому, найденные Папой ере­ тическими, он подвергался преследованиям со стороны церковных властей и в 1326 году был формально обвинен в ереси. В 1328 году за 68 Часть 1. Англия или Британняt нарушение экклесиастической дисциплины он был отлучен от церк­ ви. При этом он нашел прибежище при дворе Императора Священ­ ной Римской Империи Германской Нации Людовика IV Баварского (1282-1347), откуда подверг Папу Иоанна XXII (1244/1249-1334) ожесточенной критике (в ответ на нападки того на защищаемый францисканцами принцип абсолютной бедности). Правда, позднее он был реабилитирован Папой Иннокентием VI (1282/1295- 1362). Оккам принимает большинство идей Дунса Скота, и в первую очередь его учение о воле, но идет еще дальше. Он утверждает, что воля в Боге не просто соседствует с разумом (как у Скота), но пол­ ностью gоминирует наg разумом и не связана в своей реализации ни с каким знанием (что допускает Скот)1• Поэтому, по Оккаму, Бог волей творит индивидуальные вещи, индивидуумов, которые суще­ ствуют целиком вне ума, как Божественного, так и человеческого. Но в Боге они имеют свой исток как Божья воля, а в людях, явля­ ющихся, в свою очередь, чистыми индивидуальностями, воля огра­ ничена определенными рамками. Поэтому в любом случае познание есть только познание индивидуумами и индивидуумов, а значит, может быть лишь прослеживанием волевой траектории Творца. Бог знает вещи через процесс их инgивиgуального творения. Человек знает вещи через индивидуальный опыт соприкосновения с инди­ видуальными вещами. Опыт индивидуальных вещей, которые только и обладают быти­ ем, в сознании соответствует двум типам интенций, которые обра­ зуют два класса естественных знаков. Первая интенция есть есте­ ственный знак ума, понятие (conceptum), соответствующее инди­ видуальной вещи, своего рода «природный знак». Вторая интенция является еще более условной и, в свою очередь, служит для обозна­ чения «природных знаков». Эти две интенции характеризуют ло­ гическую деятельность познающего рассудка. И наконец, есть еще и условные знаки (flatus voci), которые по договору служат для обме­ на людьми информацией о естественных знаках. К этому разряду относятся языки. При этом никаких «универсалий», по Оккаму, во­ обще не существует, и все то, что служит для обозначения индиви­ дуальных вещей, есть не что иное, как знаки - того или иного рода. Так, в номинализме Оккама готовится философская платформа для науки и логики Нового времени. Бытием наделяется исключи­ тельно индивидуальная материальная телесная вещь, а ее концеп­ туальный аналог (первая интенция и вторая интенция) помещается 1 А compendium of Ockham's teachings: а translation of the Tractatus de principiis theologiae. St. Bonaventure. N.Y.: Franciscan Institute, St. Bonaventure University, 1998. 13 область человеческого сознания и рассматривается как конвен­ ция. Оккам еще верит в то, что Лейбниц позднее назовет «предуста­ новленной гармонией». То есть, с его точки зрения, веер волевых актов Бога, творящего совокупность индивидуальных вещей, снаб­ дил человеческого субъекта набором «естественных знаков», сделав мир разумным и ломающимся познанию, но это не означает ничего иного, как еще оgного волевого акта, направленного на человека, но не обладающего онтологическим статусом: идей и эйдосов не суще­ ствует вообще, а у концептов нет самостоятельного бытия, они суть рациональные условности, вторичные по отношению к индивиду­ альному бытию вещей и того, кто с ними сталкивается. Отсюда вы­ текает знаменитый призыв Оккама «не двоить сущности» (бритва Оккама). Ему приписывается выражение, ставшее девизом научно­ го метода в Новое время: Entia non sunt multiplicanda sine necessitate («Не следует умножать сущности, если в этом нет необходимости»). Отказ интенциям в автономном бытии закладывает фундамент по-настоящему материалистической философии Нового времени, так как отвергает и платонизм (Логос Аполлона) и аристотелизм (Логос ДИониса). Номинализм окончательно и эксплицитно ста­ новится приоритетной формой черного Логоса Кибелы. При этом у Оккама мы видим не просто продолжение идей Росцелина, но и развитие взглядов Абеляра, то есть в принципе здесь наличествует в полной мере прообраз субъект-объектного дуализма, характери­ зующего всю последующую метафизику Нового времени в целом, как со стороны рационализма (Декарт), так и со стороны эмпиризма (Ньютон). Поэтому Оккама принято считать «отцом современной эпистемологии». В высшей степени симптоматичны политические идеи Оккама1• Он был одним из первых европейских авторов, кто выступал за от­ деление церкви от Государства, формулируя свой идеал в терминах «просвещенного абсолютизма». Исходя из своего представления об индивидуальной онтологии человека и вещи, он дал метафизическое обоснование абсолютной частной собственности, как прямого пра­ вового отношения между двумя индивидуальными инстанциями - человеком и вещью, что позднее стало основой экономической фи­ лософии либерализма. Так как в тот период существовали противо­ речия между Папой в Риме и папой в Авиньоне, некоторые католики предложили передать высшую власть в Католической церкви от Папы к Вселенскому собору. Эту инициативу Оккам горячо помер- 1 Guilelmi de Ockham. Opera Politica. 4 vols. Manchester: Manchester University Press; Oxford: Oxford University Press, 1940-1997. 70 Часть 1. Аиrлия или Британия? жал, выступая тем самым за демократическое перераспределение авторитета церкви в пользу коллективного органа. В целом Оккам по праву считается провозвестником позднейшей буржуазной либе­ рально-gемократической иgеологии, основанной на философии, ме­ тафизике и этике, чрезвычайно близкой к взглядам Оккама. К нему обычно возводят свое происхождение как основные течения в эм­ пирической философии, так и представители современной аналити­ ческой философии. Показательно, что номинализм становится в Новое время догма­ тическим основанием научного подхода и аксиомой, не ставящейся под сомнение. Особенно характерен номиналистский подход имен­ но для английской культуры, являясь вместе с индивидуализмом и либерализмом отличительной чертой всего английского. В фило­ софской географии современной Европы Англия - территория но­ минализма по преимуществу. Джон Уиклиф: эссенциалъная избранность Уникальной фигурой в английской истории в области теоло­ гии является богослов из Оксфорда, первый переводчик Библии на среднеанглийский язык Джон Уиклиф1 (1320/1324-1384). Он каче­ ственно отличается от всей плеяды оксфордских и в основном фран­ цисканских схоластов по целому ряду основополагающих вопросов. В этом он предельно атипичен. Джон Уиклиф был последовательным представителем неопла­ тонической традиции, полностью противоположной преобладав­ шему в Англии номинализму. Его позиции в споре об универсали­ ях близки к Ансельму Кентерберийскому и идеализму, более ради­ кальному, нежели взгляды Фомы Аквинского и других реалистов2• Так, Уиклиф допускает существование universalia ante rem, то есть существование идей в Боге. Это является фундаментальным момен­ том его метафизики, отсылающей нас к Логосу, жестко отличному от номиналистского Логоса Великой Матери. И хотя доктрина Уи­ клифа чрезвычайно нюансирована и допускает определенное онто­ логическое содержание и в universalia in re, а также семантическую и гносеологическую оправданность в некоторых случаях universalia 1 Johannis Wyclif miscellanea philosophica. 2 vols. London: Triibner for the Wyclif Society, 1902. 2 Wyclif J. Purgans errores circa veritates in communi, Purgans errores circa univer­ salia in communi, De intelleccione Dei, and De volucione Dei, in De ente librorum duorum excerpta. London: С. К. Paul & Со. for the Wyclif Society, 1909. post rem, в целом она строится на последовательном применении платонизма ко всем остальным типам познания, включая аристоте­ левский реализм. Так же как и неоплатоники, Уиклиф читает Ари­ стотеля глазами Платона, что и сказывается на всей структуре его теологии. Если учение Уиклифа в вопросе об универсалиях и пред­ ставляется неожиданным, это происходит в основном потому, что спор схоластов давно был смещен к проблеме universalia in re (ре­ ализм) vs universalia post rem (номинализм), а чисто платоническое universalia ante rem со времен Иоганна Скота Эриугены, Ансельма или Шартрской школы в поздней схоластике уже почти никто не от­ важивался защищать. Никто, кроме Джона Уиклифа. Для. Уиклифа идеи существуют в Боге до вещей, и причем акту­ ально1. В вещах они образуют сущности. А человеческая речь и со­ пряженные с ней ментальные концепты точно (отнюдь не произволь­ но, но онтологически обоснованно) соответствуют этим сущностям. Поэтому логика и язык имеют под собой онтологическую основу. Для. обоснования своих взглядов в этой сфере Уиклиф строит слож­ ную систему дифференциалов, сводя все различия к трем типам2: • реальное (сущностное) различие, • реальное (несущностное) различие, • формальное различие. В первом случае дифференциал предполагает фактическую от­ дельность: причем на всех трех уровнях - родов, видов и особей. Как между собой разделены два человека, так же разделены два вида (животные и растения) и два рода (числа и ангелы). Во втором случае речь идет не о разgелении, предполагающем наличие абсо­ лютной границы, разрыва, но о различении, то есть только намечен­ ном, но не осуществленном разрыве. Примером этому может слу­ жить различие между памятью и волей в человеческой душе: будучи различными, они не могут существовать и даже рассматриваться как нечто отдельное и самостоятельное, поскольку у них общая сущ­ ность (душа). Формальное различие дает другую ось в одной и той же сущности, но относится к числу акциденций, материи и формы в единой вещи, к большему или меньшему уровню общности также внутри одной вещи. Реально-несущностное и формальное различия структурируют вещь, не разделяя ее. В этом можно увидеть идеи, ко- 1 Wyclif J. Tractatus de universalibus. Oxford: Clarendon Press, 1985. 2 Wyclif J. Summa de ente, libri primi tractatus primus et secundus. Oxford: Claren­ don Press, 1930. торые намного позднее будут развиты немецкой феноменологией, различающей в рамках интенционального акта его моменты и про­ слеживая внутренние соотношения, не разрушая его целостности (у Э. Гуссерля это будет описано термином Sachverhalt). У Уиклифа мы видим прообраз такого нюансированного феноменологического подхода. Уиклиф выделяет четыре типа сущего: • идеальное сущее (esse ideale); • сущностное сущее (esse essentiae) или сущее в роде (esse in genere); • существующая во времени земная вещь; • акцидентальное сущее (modus essendi accidentalis substantiae). Все они связаны между собой онтологически и дифференциро­ ваны в соответствии с тремя уровнями. В пределе любая вещь есть ее иgеальное сущее. Но между ней самой и ее идеальной сущностью находится структура причин - родовых, видовых, индивидуальных и прочих, составляющих совокупно структуру сущностно сущего в ней. И наконец, вещи присущи различные акциденции, бытие ко­ торых уже зависит от вещи и является отчасти производным от нее, как она сама - от более высоких онтологических инстанций. В такой иерархии мы легко можем распознать неоплатониче­ ский пр6ос5щ, исхождение градуальных степеней сущего из едино­ го Божественного начала. Отсюда совершенно отличное от Дунса Скота или Оккама, с которым Уиклиф особенно резко полемизи­ рует, представление о воле Бога: по Уиклифу, она не есть произвол и безосновательная реализация абсолютной свободы; она представ­ ляет собой онтологическую структуру разумного gapa, сообщаю­ щего Любовь и бытие вдоль гармонично развертывающихся свер­ ху вниз сетей духовной благодати, предопределяющей онтологию. Точно так же и в сотворенных вещах для Уиклифа важна не воля, но соответствие их иgеальным сущностям. На этом он строит свою, казавшуюся многим его современникам экстравагантной и даже еретической этику и сотериологию. Эта этика утверждает, что если человек является святым сущностно, то он может находиться в гре­ хе акцидентально, но сущности его это не затрагивает. Точно так же и с грешниками: если они сущностно грешны, то даже если они временно пребывают в благодати, она рано или поздно оставит их, и они вернутся в грех и проклятие. На этом Уиклиф строит свою ра­ дикальную полемику против современной ему церкви, ее иерархии и ее участии в политических земных вопросах. На основании теории бл. Августина о д,3ух Градах Уиклиф угверждает, что существует Град Небесный, состоящий из сущ­ постно святых существ, которые являются такими в их esse ideale. Это эссенциально-иgеальная Церковь. Есть Спящая Церковь, соот­ ветствующая чистилищу. К ней относится уровень esse essentiae. И существует Земная Церковь, которая бьется против мира сего и его зла. Причем Земная Церковь тоже не совпадает с официаль­ ной католической иерархией (клиром), но состоит только из тех, кто идеально-сущностно является святым. Поэтому церковь - это со­ общество избранных, которые являются таковыми сущностно. Они узнаются не по формальным признакам, - место в иерархии, статус и т.д., а по своим прямым проявлениям - благому поведению, уму, богопочитанию, справедливости, готовности жертвовать собой ради ближних. Таким образом, Уиклиф учит о сущностной Церкви, в ос­ нове которой лежат неотчуждаемые идеи как прямые источники ее земных представителей. И противостоит им в земной битве своего рода анти-Церковь, чья благодать не эссенциальна, а акцидентальна, то есть мнима и ложна. Легко представить себе, сколь радикальные выводы можно было сделать из этих теорий, что и произошло с по­ следователями Уиклифа в Англии (лоллардами) и особенно в Чехии, где распространение его идей во многом повлияло на восстание Яна Гуса, которого сожгли за проповедь сочинений Уиклифа. Идея истинной идеально-сущностной Церкви привела Уиклифа к необходимости ставить личное постижение Библии выше кон­ венциональных толкований, так как идеальная эссенциальность из­ бранного была, по Уиклифу, достаточной, чтобы он сумел прозреть сквозь текст истинную Книгу Жизни, о которой говорится в Апока­ липсисе ведь слова и особенно слова Священного Писания указы­ вают на действительные сущностные вещи, и они, в свою очередь, священны и спасительны. ,ДЛЯ проклятых все равно читать бесполез­ но, их не спасет ни внешнее послушание, ни конформизм с навязы­ ваемой внешней Церковью моралью. Поэтому, заключает Уиклиф, предвосхищая протестантскую Реформацию, каждый должен са­ мостоятельно - желательно на родном языке - постигать Библию с опорой на «внутреннего человека». Политические взгляды Уиклифа вытекают из его метафизики. Он был сторонником монархии, которую он считал независимым от Церкви институтом. Если Церкви Уиклиф предлагал подчинять­ ся только тогда, когда она действует в соответствии с истинным учением Христа, живет по-апостольски, не впадает в фарисейство, соблюдает заповеди, помогает бедным и т.д., то королю надо под­ чиняться всегgа, даже в случае его тиранической природы, так как монархия - это инстанция мира земного и отражает именно его за­ кономерности. При этом легитимной властью, по Уиклифу, облада­ ют только избранные, строго реализовавшие свою идеально-эссен­ циальную сущность. Уиклиф отождествляет власть и собственность в термине dominium. Согласно ему, существует три вида dominium: • естественное, являющееся фактическим, • гражданское, определяемое правом, • евангелическое, вытекающее из факта благодатности. Общество строится на подчинении первого типа dominium вто­ рому. На этом основано Государство и право. Но так как мир стро­ ится на основании исхождения божественных идей, а не на основе воли и произвола (ни Бога, ни человека, ни природы), то гражgанская власть gолжна поgчиняться евангельской параgигме, благодати, да­ ваемой лишь Богом. Тот, кто наделен благодатью, обладает легально всей Вселенной. Но обладая ею, он всегда отдает свою власть и свое состояние всем тем, кто, как и он сам, относятся к этой евангельской сущности. Тем самым, он не хочет ничего для себя, но раздает все другим. И так поступает каждый принадлежащий сущностно к Гра­ ду Небесному. Поэтому истинное обладание и истинная власть мо­ гут быть только евангельскими. Частная собственность, по Уикли­ фу, есть чистое зло, заблуждение и последствие первородного гре­ ха. Она должна быть упразднена через возврат к простоте и чистоте апостольской жизни. И в этом случае человек вернет себе тот модус бытия, которым он обладал до изгнания из рая. В лице Уиклифа мы видим последовательного и радикального неоплатоника, весьма близкого к германским мистикам (Экхарту, Сузо и Таулеру) 1• С ними его сближает и любовь к родному языку, и экстремальный идеализм, и даже германская дуалистическая ан­ тропология, ориентированная на эсхатологическую битву между двумя Градами - Небесным и Земным, в духе древнегерманской «битвы богов», Рагнарёк2• И подобно тому, как «Немецкая теология» стала важнейшим философским подспорьем для Лютера и Мюн­ цера, идеи Уиклифа станут источником вдохновения для аналогич­ ных течений в Англии. На сей раз в англосаксонском христианстве Уиклифа мы видим ту сторону Белого Дракона, которая ранее была от нас скрыта: раgикальный мистический вертикальный платони- 1 Дугин А.Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический. 2 Тамже. ;\)lrлийская теолоrия 75 ческий германский gyx, созвучный в чем-то гностическому взрыву французских катаров. Однако следует заметить, что в отличие от рейнских мистиков, к которым Уиклиф стилистически и метафизически весьма близок, мы не встречаем у него (по меньшей мере, акцентированно и экс­ плицитно) темы апофатического человека. Уиклиф останавливает­ ся на признании актуального бытия божественных идей, но и этого довольно для построения жестко вертикальной аполлонической ме­ тафизики, столь контрастирующей с оксфордским номинализмом и эмпиризмом. Трудно сказать, какие философские источники оказали на Уиклифа решающее влияние, так как его биография документиро­ вана и изучена неполно, но совершенно очевидно, что он является английским носителем Логоса Аполлона в его глубоко христианской и солнечной версии. Рыцари, дамы и феи англо-британских лэ Бретонские лэ Марии Французской Если идентичность Белого Дракона ярче всего воплотилась в англо-французский период (от Вильгельма завоевателя до послед­ них Плантагенетов) в Оксфордской схоластике и францисканском номинализме, то кельтская - бритто-гэльская - составляющая куль­ туры Англии в эту эпоху проявила в себе в форме поэзии и мифоло­ гии, в частности, в форме поэтических лэ. Лэ как особое направле­ ние в поэтическом творчестве развивались параллельно менестрелям Прованса и авторам куртуазной поэзии на основании кельтских ми­ фологических сюжетов. Так как при Плантагенетах (в частности, при Ричарде Львиное Сердце) во владения «английских» королей входила вся Аквитания, включая Окситанию, где, собственно, и происходило интенсивное развитие культуры трубадуров, то вполне можно гово­ рить не просто о культурном англо-французском единстве, но о суще­ ствовании в какой-то период еgиного преимущественно кельтского Госуgарства, гgе французская континентальная составляющая укре­ пляла собственно кельтский полюс иgентичности Англо-Британии. Легенды о короле Артуре, рыцарях Круглого стола, Тристане и Изо­ льде, Святом Граале циркулировали на всей территории Франции и Англии, укрепляя своей мифопоэтической структурой кельтский культурный код- идентичность Красного Дракона. От этого фран­ ко-английского полюса они распространяли свое влияние на всю остальную Европу, в том числе и на Германию. Так, одной из самых популярных сочинительниц лэ в Ан­ глии XII века была Мария Французская, жившая при дворе Генри­ ха II и заложившая во многом каноны этого стиля, где парадигмаль­ ными фигурами выступают прекрасные дамы, благородные рыцари и непременно существа потустороннего мира - феи, драконы, гово­ рящие птицы и волшебные ручьи, рощи, горы и холмы, восстанавли­ вающие поэтически структуру сакральной географии дохристиан­ ского кельтского мира1• 1 Marie de France's The Lais. London: Penguin Books, 1986. Почти все лэ Марии Французской воспевают те или иные сторо­ ны мистической любви ее героев в полной гармонии с нормативами куртуазной поэзии. В лэ «Ланваль»1, где речь идет о дворе короля Артура, мы видим парадигмальную ситуацию фундаментального жеста, в котором открывается глубина кельтской идентичности. Это связано с сакрализацией женского начала и с тем, что мы назвали в исследовании «Французского Логоса»2 гештальтом Мелюзины. Показательно, что в отличие от подавляющего большинства авто­ ров лэ и куртуазных поэм здесь и сама автор - женщина, причем сообщающая о том, что получила сюжеты -своих поэм из бриттских источников, хотя сами лэ написаны на англо-нормандском языке, на котором в то время говорила английская знать. Сюжет лэ «Ланваль» таков. Молодой прекрасный юноша Лан­ валь из числа рыцарей короля Артура оказывается всеми забытым и отторгнутым. Он отправляется по реке в лес, где встречает двух прекрасных дев, которые отводят его в волшебный дворец. Река, лес и девы уже создают подчеркнуто феминоиgный ланgшафт. Во двор­ це он встречает еще более прекрасную деву, не названную по име­ ни, которая дарит ему свою любовь и богатства с одним условием: никому не сообщать о ее существовании. Вернувшись в обычный мир, Ланваль становится богатым и раздает деньги на благие дела. Он одет в прекрасные одежды, пользуется авторитетом других ры­ царей. Однажды на него обращает свой взор королева Гвиневра, су­ пруга короля Артура, которая пытается его соблазнить, но Ланваль отказывается. Тогда Гвиневра решает его оклеветать перед королем Артуром. Ланваль признается, что любит прекрасную даму, но под­ робности сообщить не может. Тогда на суд прибывают две служан­ ки, а затем и сама дама. Она сообщает королю Артуру об их отноше­ ниях, а затем Ланваль вскакивает на ее лошадь и они уезжают в сто­ рону запада, на остров Авалон, как сообщает Мария Французская. Весь сюжет в высшей степени архетипичен для кельтской тра­ диции. Земной юноша становится возлюбленным феи - Морганы или Мелюзины. Но эта фея воплощает в себе потусторонний мир. Поэтому она прекраснее всех и богаче всех - это явные признаки смерти. Отношения Ланваля с феей из леса - отношения челове­ ка с его смертью. И в конце лэ именно на остров мертвых, Авалон, который является одновременно и островом женщин, увозит его фея. Авалон, по кельтской сакральной географии, находится на за­ паде, куда и поворачивает коня прекрасная дама. Показательно, что 1 Мария Французская. Двенадцать повестей. М.: Водолей, 2011. 2 Дугин А.Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. 78 Часть 1. Анrлия или Британия? в этой истории Ланваль выступает довольно пассивным героем. Он лишь хранит верность фее, хотя это в патриархальном Средневеко­ вье было, скорее, добродетелью женщин. Более того, именно фея его опекает, охраняет, а затем и спасает. И последняя сцена лэ, где Ланваль вспрыгивает на круп лошади за прекрасной феей, пока­ зывает его подчиненную роль. Вместе они отправляются в смерть. И инициатива во всех случаях исходит из женщины. Сэр Орфей и король мертвых Аналогичный сюжет, но только с более выраженным мужским началом, мы встречаем в другом английском лэ «Сэр Орфей»1• Тему Орфея мы идентифицировали как ось французской идентичности2, поэтому, встре ая такое произведение на закате англо-француз­ ского культурного единства (XIV век) в английской литературе, мы свободно интерпретируем всю символическую цепочку культур­ ных влияний, сопряженных с французским Логосом. В начале этого анонимного произведения говорится, что оно принадлежит к циклу бретонских лэ - Lai d'Orphey. Однако дошедший до нас оригинал написан на среднеанглийском. Главный герой лэ король Орфей называется владыкой Уинчесте­ ра, столицы древнего королевства Уэссекс, которое, как поясняет автор, в древности имело имя «Фракия». Его жена Хеуродис однаж­ ды днем в окружении двух служанок заснула под яблоней и увидела во сне короля фей, властителя подземного царства, которому она по­ нравилась и который захотел увести ее к себе. На следующий день король фей появился на том же месте и, несмотря на защиту предан­ ных рыцарей из свиты королевы, увез Хеуродис в свое царство. Удрученный Орфей поручил свое королевство местоблюстите­ лю, повелев собрать парламент и выбрать нового короля, узнав о его смерти, а сам в горе отправился в лес, где скитался десять лет. Через десять лет он заметил кавалькаду из 60 женщин, во главе которой он узнал Хеуродис. Орфей последовал за ними и прошел через скалу в царство фей. В центре страны стоял замок из золота и стекла, кото­ рый населяли давно умершие люди. Некоторые были обезглавлены... А некоторые утопленные в воде, А некоторые сожженные оrнем. Sum stode withouten hede... And sum were in water adreynt, And some with fire а! forschreynt. 1 Bliss A.J. Sir Orfeo. Oxford: Oxford University Press, 1966. 2 Дугин А.Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. Король фей вначале набросился на Орфея как на первого, кто переступил порог смерти без вызова, но затем, покоренный его игрой на арфе, предложил выбрать любой подарок. Орфей выбрал Хеуродис, которая спала среди оживших трупов, и вернулся с ней на землю. В Уинчестере, оставив Хеуродис в жилище нищего и переодев­ шись в его лохмотья, Орфей пришел с арфой ко двору, куда его при­ гласил местоблюститель. Когда Орфей начал играть, все опознали его арфу, и, объясняя ее происхождения, Орфей рассказал, что десять лет назад нашел человека, растерзанного львом, и взял себе его арфу. Услышав про смерть Орфея, местоблюститель лишился чувств от горя. После этого Орфей открыл свою идентичность и по­ ведал всем, что если бы местоблюститель обрадовался его смерти, он бы вышвырнул его из царства вон. После этого во дворец вернулась Хеуродис, и наступило всеобщее счастье и веселье. Мы видим в этой версии истории про Орфея связь трех принци­ пиальных концептов: • инициация (спуск в царство мертвых и общение с королем фей); • женское начало (связанное с лесом, смертью, утратой); • царство (политическая власть). Женщина, жена Орфея Хеуродис-Эвридика здесь выступа­ ет как эквивалент царства (что является общекельтской чертой), а также сопрягается со смертью и переходом от жизни к смерти. Ее связь с потусторонним миром подчеркивается в поэме ее сном, де­ ревом и 60 служанками из типичной для кельтского и английского фольклора кавалькадой фей (феминоидная версия «дикой охоты»). Инициация, сам спуск Орфея в мир мертвых, есть способ обретения царства, то есть политической власти. В этом можно увидеть вари­ ацию образа Империи короля Артура, которая, по средневековым предания, будет восстановлена в конце времен. Король Артур также унесен феей Морганой на остров Авалон, откуда он вернется в кон­ це времен, излечив свою смертельную рану. Джефри Чосер: истории сословий, героев и дам Развитие мифологических сюжетов с явными кельтскими кор­ нями, но изложенное уже на народном английском языке, мы видим, кроме «Сэра Орфея», в таких лэ, как «Сэр Дегарэ», «Сэр Гоутэр», «Эмарэ» и «Граф Тулузский». Позднее, с конца XIV века, в эпоху 80 Часть 1. Анrлия или Бритаиияt Столетней войны, огромную популярность приобретают «Кентер­ берийские рассказы» 1, собранные и записанные поэтом Джефри Чосером (ок. 1343-1400), считающимся отцом английской литера­ туры. Чосер кроме того был философом, астрономом и алхимиком, сочетая в своей фигуре все основные черты образованного англий­ ского интеллектуала. Чосер, будучи влиятельным персонажем при английском дворе, много путешествовал по Европе, был хорошо знаком с французской литературой и поэзией, переводил на английский «Роман о Розе». В Италии он познакомился с трудами Данте и Боккаччо, а также, воз­ можно, лично знал Петрарку. Таким образом, из консервативной Англии он переместился в Италию эпохи Возрождения, в том числе, в Венецию и Геную, где в условиях процветающей средиземномор­ ской талассократии уже начиналось становление новой буржуазной культуры. Если на севере Европы Средневековье было в полном раз­ гаре (Столетняя война), то на юге развертывались процессы, относя­ щиеся к совсем иному историческому циклу. В Чосере англо-британ­ ская и отчасти французская культура соединяются с новыми тенден­ циями, идущими из Италии, что делает его уникальной фигурой. Мы говорили, что в ходе Столетней войны, когда вопрос о соз­ дании общей франко-английской или англо-французской Империи (в духе Ангевинской или еще более масштабной) оставался открытым, начинают параллельно формироваться две раздельные идентично­ сти - французская и английская, которые позднее лягут в основание двух различных культур Нового времени - французской и англий­ ской, а затем - собственно в Новое время - будут оформлены как два национальных Государства. Чосер в чем-то предвосхищает и от­ части стимулирует этот процесс на культурном уровне, беря пример в итальянских княжествах и городах-Государствах эпохи Ренессанса. Английский Чосер - это прообраз уже собственно национального языка, идиома2• В Чосере англо-британские лэ и средневековая схола­ стическая ученость (включая типично английскую склонность к эм­ пиризму в сочетании с увлечениями астрологией и алхимией) плавно перетекают в Англию новой, следующей за Средневековьем, эпохи. В этом его значение и исток его мировой славы. Главное произведение Чосера «Кентерберийские рассказы»3 написано под явным влиянием «Декамерона»4 Боккаччо и также 1 ЧосерД. Кентерберийские рассказы. М.: Эксмо, 2007. 2 См.:ДуruнАГ. Этносоциология. М.: Академический проект, 2014. 3 Чосер Д. Кентерберийские рассказы. 4 БоккаччоДж. Декамерон. М.: ГИХЛ, 1955. представляет собой совокупность историй, рассказанных разными персонажами, совершающими пилигримаж. Уникальность Чосера в том, что среди рассказчиков «Кентерберийских рассказов» вы­ ступают представители самых разных социальных страт английско­ го общества - от рыцарей, клириков и монахов до простолюдинов и нищих. И история каждого стилизована филологически в соответ­ ствии с особенностями речи, тропами, ментальными клише каждо­ го слоя, что дает объемное представление о самых разных культур­ ных пластах Англии XIV века, являясь бесценным историческим и социологическим свидетельством. Большинство рассказов пили­ гримов написано в разных литературных формах с использованием особой лексики, отражающей соответствующие сословия. «Кентерберийские рассказы», с точки зрения тематики и рас­ сказчиков каждой истории, можно разделить на три блока, соответ­ ствующих трем основным сословиям средневекового английского общества. В Средневековье эти три сословия были описаны еписко­ пом Адальбероном де Лаоном и Жераром де Камбрэ (Х - XI века) в теории «Трех Порядков»: • oratores (клир, молитвенники, монахи), • bellatores или pugnatores (воины, сражающиеся), • laboratores (труженики, крестьяне). У Чосера мы находим прямые соответствия этим порядкам. От лица клира выступают священник, монахи, монахини, игу­ менья, а также продавец индульгенций и поверенный, чьей обя­ занностью было приводить на церковный суд тех, кто был виновен в нарушении тех или иных церковных постановлений. Этот порядок oratores описан у Чосера довольно иронично, хотя среди историй есть и исключения (например, «Рассказ Второй монахини» о св. Си­ силии), свидетельствующие о чистой и духовной жизни подвиж­ ников, своим примером и добротой приводящих других к Церкви. Но большинство клириков - и особенно продавец индульгенций, поверенный и францисканец (friar) - представлены лицемерами, наживающимися на бедных людях, присваивающими себе нечест­ но полученные средства, и даже, как поверенный церковного суда (Summoner), откровенно служащими дьяволу. Если отстраниться от стилистического обаяния текста, юмора и филологических тон­ костей Чосера, в «Кентерберийских рассказах» можно увидеть же­ стокую сатиру на состояние Английской церкви XIV века, демон­ стрирующую глубокое вырождение этого института. Сложив все истории, связанные с первым порядком, в одну, мы увидим обшир- 82 Часть 1. Англия или Британия? ную панораму глубокой gесакрализации христианской траgиции. И именно это заключение, ярко представленное Чосером, наряду с метафизической и теологической критикой Уиклифа, позднее ста­ нет отправной точкой английской Реформации. Показательно, что последним текстом «Кентерберийских рассказов» является «Исто­ рия Пастора», который осуждает человечество и призывает всех, включая других клириков, к покаянию. Многие исследователи видят в этом персонаже типичного лолларда, последователя Уиклифа. Особым случаем в череде экклезиастических типов является история «Слуги Каноника» про мелкого клирика, занявшегося алхи­ мией и потратившего все средства на поиски «философского кам­ ня», что привело его к полной нищете. За ироничным стилем многие исследователи идентифицировали глубокие познания самого Чосе­ ра в герметической философии и астрологии1• Второй порядок описывается в «Истории Рыцаря», с которой на­ чинаются «Кентерберийские рассказы», в романпrческой «Истории Сквайра» (сына Рыцаря) о Чингисхане, его двух сыновьях и дочери, и в рассказах от лица самого Чосера, бывшего придворным, лично при­ нимавшим участие в эпизодах Столетней войны и прекрасно знающим нравы аристократии. В целом Чосер констатирует устойчивость в об­ ществе рыцарской этики, основанной на храбрости, героизме, муже­ стве как главной добродетели, на верности боевому братству и курту­ азной любви к Прекрасной Даме. Это - норматив образцового средне­ векового аристократа, еще сохраняющий свое влияние и в этот период. Однако Чосер отмечает и первые признаки упадка этого института, иронично описывая в рассказе о «Сэре Топазе» классические тропы рыцарских баллад - влюбленность героя в королеву фей и битву с ве­ ликаном «Сэром Олифаунтом» («Господином Слоном»). Третий порядок (laboratores) представлен целой вереницей на­ родных типов, отличающихся особой выразительностью и ориги­ нальностью, что делает их самыми живыми и достоверными персо­ нажами «Кентерберийских историй». Это мельник, столяр, повар, торговец, моряк, доктор и другие. Истории простолюдинов менее формальны и не имеют общего канона, но посвящены различным бытовым сторонам жизненного мира, которые, однако, являются не менее парадигмальными, нежели кодексы высших сословий. Тру­ женики имеют дело с теми же проблемами, что и аристократы - честность, хитрость, верность, супружеские измены, исполнение обязательств, стремление к богатству и власти, вера и лицемерие и т.д. Отличительной чертой здесь выступают: 1 Gardner J. Тhе Ufe and Times of Chaucer. London: Jonathan Саре, 1977. • нарочитый натурализм описаний, что, вероятно, взято Чосе­ ром у Боккаччо и воплощено на основании бытовой культуры простолюдинов; • подчеркивание телесных особенностей при поглощении пищи, опьянении или отношений между полами; • прямолинейность и непосредственность описаний проблемы вне иносказательности, свойственной высшим сословиям; • объемная грубость народного языка. Особое место занимает гендерная тема, раскрытая в «Истории Женщины из Бата», «Истории Франклина», «Истории Священни­ ка» и «Истории Купца», хотя она встречается постоянно и в других фрагментах, иногда становясь их основным сюжетом, как, напри­ мер, жена по имени Прюдэнс (дословно, «мудрость», «осторож­ ность») в истории Чосера про Мелиби, где «мудрая жена» советует оскорбленному соседями мужу отказаться от мщения. «Женщина из Бата>> пересказывает легенду из цикла короля Артура об одном из рыцарей, совершившем насилие над девушкой и заслужившем наказание. За него заступается королева Гвиневра, предлагающая дать ему год на то, чтобы он узнал секрет, чего хочет женщина. В те­ чение года рыцарь задает этот вопрос разным женщинам и получа­ ет от каждой ответ, не совпадающий с предыдущим. Здесь может сложиться впечатление, что женщина сама не знает, чего она хочет, что отсылает к теме «желания желания», являющейся централь­ ной в этике Спинозы и в психоаналитической топике Ж. Лакана1• Не найдя ответа, накануне вынесения приговора, рыцарь случай­ но оказывается в кельтской атмосфере освобожденной женствен­ ности: в лесу он видит хоровод из 24 девушек волшебной красоты, явно фей и посланниц смерти с острова Авалон. Когда они исчеза­ ют, на их месте остается старуха, которая готова открыть рыцарю секрет, чего хочет женщина, если он согласится выполнить любую ее просьбу. Рыцарь соглашается. Секрет в том: «женщина хочет су­ веренного господства над своими мужьями». Рыцарь оглашает это при полном собрании двора короля Артура, и все придворные дамы, включая королеву Гвиневру, вынуждены с ним согласиться и тем самым помиловать. Здесь мы подходим напрямую снова к культур­ ному кругу Британии и к теме «хрупкого патриархата». Связь суве­ ренитета, политической власти с женским началом - постоянная черта кельтской мифологии2• Женщина представляет собой стихию 1 См.: Дугин А. Г. Ноомахия. Французский Лоrос. Орфей и Мелюзина. 2 Тамже. 84 Часть 1. Аиrлия или Британияt господства, и поэтому господство над женщиной есть основа поли­ тической системы. Но тайная мысль - «главное желание» - жен­ щины, как явствует из «Истории Женщины из Бата», перевернуть эти пропорции и через поgчинение себе мужчин восстановить свой глубинный gревний суверенитет. В этом мы видим наглядно прояв­ ление гештальта Мелюзины1 в ее освобожденной и радикально ре­ волюционной форме, несколько смягченной формальным призна­ нием верховного статуса мужей. История кончается тем, что старуха заставляет рыцаря на себе жениться. Затем после испытания, в ходе которого рыцарь призна­ ет, что лучше жить с верной и добродетельной старухой, чем с ве­ треной и склонной к изменам молодой красавицей, превращается в молодую прекрасную женщину. Признав права Великой Матери и ее Логоса, рыцарь получает компенсацию в виде ее преображения в нечто более привлекательное. Тема равноправия полов снова возвращается в «Кентерберий­ ских рассказах» в «Истории Франклина», сложенной в форме клас­ сического бретонского лэ. Речь идет о том, что пара молодых людей Арверагус и Дориген из Бретани договариваются о полном равно­ правии в браке, соглашаясь соблюдать патриархат только внешне. В истории действует волшебник, магически убирающий рифы от берегов Бретани, в котором легко узнать Мерлина. Когда Арвера­ гус был в отьезде, за Дориген ухаживал другой рыцарь - Аурелиус. В результате сложных сюжетных поворотов Дориген в шутку за ис­ полнение невозможного обещает ему свою любовь, хотя любит толь­ ко Арверагуса. Когда Аурелиус исполняет невозможное (с помощью волшебника убирает все рифы от берегов Бретани, дав возможность кораблям Арверагуса благополучно пристать к берегу), Арверагус, узнав о щекотливой ситуации, дает свое легитимное согласие на измену жены во имя выполнения ей обещания. В этом проявляется этика гендерного равноправия, на которой строится рассказ. Но все кончается благополучно, так как Аурелиус, узнав о благородстве Ар­ верагуса и силе их с Дориген любви, добровольно отказывается от своего вознаграждения. В этой истории мы снова видим чисто кель­ тские мотивы - начиная с формы (бретонское лэ) и места действия (Арморика, Бретань) и кончая участием Мерлина и, самое главное, прямым указанием на «хрупкий патриархат», за фасадом которого мужское и женское начала заключают между собой тайный пакт о равноправии, что и выражается в согласии Арверагуса на измену супруги и в социально-политическом значении ее персонального 1 Дугин АГ. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. Рыцари, дамы и феи англо-британских лэ 85 обещания, которое в рамках строго патриархальной культуры было бы расценено как «женская болтовня», заслуживающая лишь нака­ зания за ветреность со стороны собственника-мужа. В целом «Кентерберийские рассказы» Чосера представляют собой глубинную и точную экспозицию англо-британской культу­ ры XIV века в момент перехода от Средневековья к последующей эпохе. Образы, типы и сюжеты, описанные в ней, представляют со­ бой систематическое описание совокупной и структурированной английской идентичности, где мы видим и трехфункциональность, и явные признаки кельтского «хрупкого матриархата», и рыцар­ скую этику героизма и куртуазной любви, и десакрализацию рим­ ского католичества (в том числе и через выродившуюся схоластику и францисканцев), и намеки на глубинную персональную мистику в духе Уиклифа и лоллардов. Как Уиклиф является провозвестником Реформации, так Чо­ сер предвосхищает другого великого английского поэта - Уильяма Шекспира. Реформация Лолларды: предшественники протестантизма Реформация в Англии началась раньше, чем в Германии, но не приобрела такой последовательной и организованной формы. Глав­ ной фигурой самого раннего этапа былДжон Уиклиф (ок.1330-1384) с его радикальной и метафизически обоснованной критикой Католи­ ческой церкви, которая, с его точки зрения, была не подлинной цер­ ковью, а видимостью, доказательством чему, по Уиклифу, служила постыдная практика продажи индульгенций, активное участие в де­ лах светской политики, жадность клира и любовь к стяжательству, по­ всеместно распространенные лицемерие и фарисейство. В позднем Средневековье происходила ускоренная gесакрализация церкви, что во многом проявилось и в оксфордской схоластике и номинализме. Поэтому, критикуя католицизм, Уиклиф и его последователи одно­ временно выступали и против Рима и против Кентерберийской архи­ епископии, равно как и против номинализма в целом. Последователей Уиклифа принято называть лоллардами, lollards, т.е. дословно, «бормочущими», «говорящими невнятно», но это наи­ менование было дано им их противниками. Кроме того, в основе такого наименования лежит их отказ от схоластического образова­ ния и пользования латынью и французским в теологических спорах. В учении Уиклифа о логических соответствиях вещи и ее обозначе­ ния язык играл огромную роль, поэтому английский язык и, соответ­ ственно, перевод на него Священного Писания приобретали в этом контексте сакральное значение. Лолларды не представляли собой организованного движения, не имели структуры или иерархии, но разделяли ряд общих для всех взглядов, вытекающих из учения Уиклифа. В 1395 году груп­ па лоллардов прибила к дверям Уестминстерского аббатства доку­ мент «Двенадцать заключений лоллардов», где жестко отвергалось накопление церковью богатств, излагалась точка зрения Уиклифа на преосуществление Святых Даров, отрицалось участие клириков в политических вопросах Государства, а также осмеивалось почита­ ние святых образов и реликвий в духе классического иконоборче­ ства. Лолларды выступали за отмену целибата священства. Многие были убеждены, что последние дни, о которых говорится в Апока­ липсисе, уже наступили и что антихристом является Папа Римский, не столько как личность, сколько в качестве институции. В период Крестьянского восстания 1381 года Уота Тайлера (1341-1381) крестьяне захватили Лондон, ворвались в Тауэр, убили лорд-канцлера и лорд-казначея и вынудили молодого короля Ричар­ да II Плантагенета (1367-1400) пойти им на уступки и отменить кре­ постничество. Большинство лоллардов и Уиклиф призвали решать вопросы миром и без насилия. Сам Уиклиф пользовался протекцией могущественного вельможи Джона Гонта (1340-1399), основателя рода Ланкастеров, который едва избежал линчевания от рук вос­ ставших. Но некоторые представители восставшего крестьянства - в частности священник-лоллард Джон Болл (ок. 1330-1381) - при­ соединились к восставшим, пытаясь придать социальному движе­ нию эсхатологический и религиозно-мистический характер. Болл был сторонником полного социального равенства, ему при­ надлежат знаменитые слова: When Adam delved and Eve span, Who was then the gentleman? 1 Когда Адам пахал, а Ева ткала, кто был тогда дворянином? После поражения восстания Джон Болл был пленен и после суда четвертован 15 июля 1381 году в Сент-Олбансе. Его отрубленная голова при личном участии Ричарда II была выставлена на Лондон­ ском мосту, а другие части тела в других городах Англии. Этот эпи­ зод предвосхищает и типологически, и концептуально позднейшую историю германской Реформации и судьбу Томаса Мюнцера. Фактически участие лоллардов в Крестьянском восстании яв­ ляется прообразом и восстания гуситов в Чехии, и анабаптистов в Германии. Учитывая принципиальное сходство в метафизических основаниях критики католичества Уиклифом и позднее Лютером, опиравшихся в обоих случаях на неоплатоническую традицию (хотя и в разных ее изводах), вполне можно отнести лоллардов к первой и самой ранней по времени волне европейской Реформации, если не 1 Эти строки стали припевом песни «Черные отряды Флориана Гайера» (Wir sind des Geyers schwarzer Haufen): Als Adam grub und Eva spann, kyrieleis, Wo war denn da der Edelmann, kyrieleis? Флориан Гайер (1490-1525) был немецким рыцарем, вставшим на сторону вос­ ставших крестьян в эпоху Реформации в Германии. считать некоторые типологически близкие эсхатологические тече­ ния катаров в Южной Франции, бегинок и бегардов Брабанта и Ам­ стердама, вальденсов Северной Италии и т.д. Идеи лоллардов напрямую повлияли на ранний этап европейской Реформации, а в случае гуситов (как умеренной линии «чашников», так и радикальной - таборитов) стали, по сути, их идеологической основой. События Крестьянского восстания в Англии в 1381 году могут служить прообразом Пражского восстания в 1419 году: в обо­ их случаях общей была и критика католичества, и требование упо­ рядочить налоги с крестьян, и убийство ряда высокопоставленных чиновников (знаменитая пражская «дефенестрация»), и требование полного имущественного равенства радикального крыла - Джона Болла в Англии, Яна Жижки и таборитов в Чехии. Генрих VIII и остальные Тюдоры: англиканство и Реформация сверху При Генрихе VIII в Англию начинают проникать протестантские идеи из Голландии и Германии, но на первом этапе они не затрагива­ ют значительные массы, хотя почва для восприятия подобных идей подготовлена еще Уиклифом и лоллардами, а кроме того, переводом на английский Нового Завета Уильямом Тиндейлом (ок. 1494 - 1536), признанного за это еретиком и сожженного на костре в Брюсселе. На первом этапе Генрих VIII выступает как твердый като­ лик, опираясь в этом на придворного философа, лорда-канцлера и убежденного сторонника Римского престола Томаса Мора (1478 - 1535) и жестко критикуя идеи Лютера. Однако одной из забот Генри­ ха VIII было обеспечение династической преемственности рода Тю­ доров. Он стремится закрепить победу Красного Дракона, и с этим связан целый ряд его поступков, повлиявших на ход мировой исто­ рии. В первом браке с женой его старшего брата Артура Екатерины Арагонской, который был в первую очередь политическим и через какое-то время утратил свою актуальность, у него не было мужского наследника, а все родившиеся мальчики быстро умирали. Это при­ водит короля к идее развода под несколько надуманным предлогом и женитьбе на фаворитке Анне Болейн. По правилам католической церкви развод в таком случае мог подтвердить лишь Папа Римский, который отказывался это делать и по религиозным соображениям и под давлением родственников Екатерины Арагонской, в частности Императора Священной Римской Империи Карла V Габсбурга, ко­ торый приходился ей племянником. К этому времени вокруг Генриха VIII уже сложился круг совет­ ников, которые находились под определенным влиянием секуляр­ ных идей, циркулировавших в Италии, например Томас Кромвель (1485-1540), приверженец Макиавелли, или архиепископ Кентер­ берийский Томас Кранмер (1489-1556), а также ряд придворных (в том числе тот же Томас Кромвель), сочувствовавших протестан­ тизму. Так, в духе укрепления английского абсолютизма, под вли­ янием итальянского секуляризма и голландского протестантизма ближний круг Генриха VIII принимает решение выйти из положе­ ния с разводом через реформу Английской церкви, заключающуюся в полном отказе от поgчинения Папе Римскому и провозглашении главой церкви короля, которому обязаны были присягнуть все цер­ ковные чины. Кроме того, многие литургические, институциональ­ ные и богослужебные положения и практики были пересмотрены в духе протестантизма. В частности, было упразднено монашество, а церкви лишены своих земельных владений. Отчасти это было реа­ лизацией идей Уиклифа и лоллардов, тем более что сам Уиклиф был сторонником сильной королевской власти. Так, в 1534 году был при­ нят «А.кт о супрематии», где король Генрих VIII был провозглашен главой Английской церкви (Church of England). Это было необра­ тимым разрывом Англии с католической Европой и резкий шаг, окончательно превращавший Англию в суверенное национальное Государство в соответствии с нормами политического Модерна, которые остальными европейскими странами будут приняты лишь позднее - по результатам Тридцатилетней войны. После того как брак с Анной Болейн также расстроился из­ за того, что и та не смогла дать Генриху VIII мужского наследника (из всех ее детей выжила только девочка, будущая королева Англии Елизавета), он казнил ее по подложному обвинению в измене и ин­ цесте (с ее братом Джорджем Болейном). Третья жена короля Джейн Сеймур (ок. 1508 - 1537) родила ему сына Эдварда, будущего короля Англии, но вскоре после родов умерла. Четвертой женой стала Анна Клевская (1515 - 1557), которая была протестанткой и помержана за это сторонниками Реформации в самой Англии, в первую оче­ редь Томасом Кромвелем. Однако и она быстро надоела королю, ко­ торый под надуманным предлогом настоял на расторжении брака. В результате Реформация несколько приостановилась, так как про­ тивники протестантизма свалили вину за неудачный брак на Тома­ са Кромвеля и протестантскую партию. Томаса Кромвеля казнили, а Генрих VIII женился в пятый раз - на сей раз на ставленнице като­ лической партии Екатерине Говард (1520/1525 - 1542). В этот период король останавливает протестантские инновации и возвращается во многом к католическим началам: снова вводит причастие, дела­ ет участие в мессе прихожан обязательным и т.д. Но именно в этот период 1540-1542 годов - он приказывает разорить мощи святых, отбирает у монастырей все земли, полностью упраздняет монаше­ ство, а аббатов и приоров лишает мест в палате лордов. Уличив пя­ тую жену в измене, король казнит и ее. Последней его женой стала убежденная протестантка, привер­ женная идеям Лютера, Екатерина Парр (1512-1548), под влиянием которой Генрих VIII снова принимается за реформирование церкви. В 1547 году король умирает, и протестантские реформы продолжает следующий Тюдор, его сын юный Эдуард VI (1537-1553). Так, при нем публикуется официальная версия нового молитвенника, прини­ мается протестантский катехизис, месса реформируется в лютеран­ ском ключе. Естественно, все протестантские реформы осуществля­ лись группой его опекунов-протестантов. Король умер совсем моло­ дым в 16 лет, завещав трон некоей шестнадцатилетней протестантке леди Джейн Грей (1537 - 1554), а не своим сестрам. Новую королеву, взявшуюся вообще ниоткуда, народ на принял, и ей удалось продер­ жаться на троне рекордно маль1й срок - девять дней. После этого королевой стала убежденная католичка Мария 1 (1516-1558), попытавшаяся полностью свернуть реформы, причем используя при этом кровавые и насильственные методы (откуда по­ шло ее устойчивое прозвище - «Кровавая Мэри»). После нее в 1558 году воцарилась королева Елизавета 1 (1533-1603), последняя в ди­ настии Тюдоров, которая правила Англией вплоть до своей смерти в 1603. Елизавета была последовательной и убежденной протестант­ кой, и одним из ее первых действий на троне стало окончательное утверждение Церкви Англии (Church of England), главой которой (Высшим Правителем - Supreme Governor of the Church of England) стала она сама1• Папа Римский еще раньше отлучил ее от церкви, обвинив в ереси и запретив английским католикам подчиняться ей в церковных вопросах. Но тем не менее Елизавета старалась при­ влечь на свою сторону умеренных католиков, сохранила католиче­ ское почитание креста, и лишь тех католиков, которые не призна­ вали ее политико-религиозного суверенитета, ожидали серьезные преследования. Кроме того, Елизавета выступала против крайних форм протестантских течений, представленных в тот период пури­ танизмом. 1 Первым такой жест сделал Генрих VIII, но в окончательной своей форме англи­ канская церковь складывается именно при Елизавете. При Елизавете Англия вела политику, направленную на под­ держку протестантских Государств, и оппонировала католическим странам, особенно Испании, которая была главным конкурентом Англии в борьбе за монополию морской торговли. Английские пи­ раты выступали часто под английским флагом, и их противостояние испанцам автоматически делало их вернопоманными ее Величе­ ства Королевы Англии. Елизавета померживала не только регу­ лярный английский флот и пиратов (таких, как Фрэнсис Дрейк), но и голландское восстание под знаменами Реформации против ис­ панской короны. Когда у Мадрида лопнуло терпение, Филиппом 11 (1527 - 1598) в Ла-Манш была послана Непобедимая армада, которая ставила своей задачей-максимум помержку английских и шотланд­ ских католиков и свержение протестантской монархии. В 1588 году состоялась серия решающих морских сражений, в которых англий­ ский флот в союзе с пиратами Дрейка одержал убедительную по­ беду. Протестантами разгром испанского флота был расценен как знак Божий и прямое указание на то, что Реформация является бо­ гоугодным делом. Так, английскому философу и одному из главных выразителей научной картины мира Фрэнсису Бэкону принадлежит высказывание, резюмирующее эти настроения: «Господь - англи­ чанин». Крах Непобедимой армады укрепил позиции Англиканской церкви в самой Англии, способствовал расширению протестантизма в Европе, ослабил позиции Габсбургов и открыл Англии свободный путь к тому, чтобы стать мировой торговой державой и глобальным гегемоном в морской торговле. Религиозные реформы Тюдоров и анrлийское Возрождение: ноолоrический взrляд Процесс Реформации в Англии, первый этап которого развора­ чивался при Тюдорах, представляет собой сложное явление и с точ­ ки зрения ноологии, и с точки зрения собственно англо-британского историала. Становление англиканства было одним из аспектов модерниза­ ции английского общества, и собственно эта эпоха и была моментом перехода к Новому времени и англо-Модерну, который в полной мере сложился при следующей династии Стюартов. Как и любая пе­ реходная эпоха она содержит элементы предшествующего порядка, который завершается, и нового порядка, который и складывается в ходе этих трансформаций. В общей парадигмальной модели Премодерн/Модерн или Сред­ невековое/Новое время эпоха Тюдоров точнее всего соответствует понятию Ренессанс или Возрожgение. В религиозных трансформа­ циях того времени мы видим как раз ярко выраженные признаки европейского Ренессанса в его северной, и еще уже, англо-британ­ ской версии. Если брать только социологическую ось Традиция/Модерн, то Реформация Тюдоров представляет собой переход от первого ко второму. Инновации Генриха VIII, Эдуарда IV и Елизаветы 1, с точки зрения соотношения религии и политики, представляют собой окон­ чательное выхолащивание сакрального соgержания христианской траgиции, что сопровожgается и gесакрализацией Политического. Разрыв с Римом означал: • отбрасывание или по меньшей мере релятивизацию историче­ ской традиции, связанной с церковным преданием, почитани­ ем икон, мощей святых; • критическое отношение к различным догматическим или по­ лудогматическим установлениям; • упразднение монашества; • скепсис в отношении чудес, рационализация интерпретации Библии; • размывание норм христианской морали и семейного права ит.д. По сути, вместо теистской традиции Средневековья происхо­ дит переход к рационалистическому gеизму, где Бог становится ин­ станцией, выводимой из рационального размышления о причинах наличия окружающего бытия и самого человека. И в этом смысле английский протестантизм, даже в его умеренной англиканской вер­ сии, представляет собой совершенно новое христианство - «хри­ стианство» Моgерна, которое есть не просто одна из исторических церквей, - как католическая или православная, - но искусствен­ ное сконструированное на основании предшествующей традиции концептуально-обрядовое сооружение, симулякр христианства. Англиканское «христианство» Модерна чрезвычайно близко анало­ гичным явлениям в континентальной Европе - немецкому проте­ стантизму (за вычетом мистической линии Бёме и его аналогов - «второй Реформации»), французским гугенотам, швейцарским и нидерландским кальвинистам и т.д., но в то же время остается сугубо английским явлением, Английской церковью, The Church of England, хотя точнее было бы определить ее как The Modern Church of England, так как она принципиально, в корне отлична и от ранней кельтской христианской традиции (Кельтской церкви), и от жест- ко проримского на первых этапах англосаксонского христианства. Это - современная новая Английская церковь, необратимо порыва­ ющая со всем англо-британским прошлым, что мы и видим с эпохи Генриха VIII и его жестокого уничтожения традиционных христи­ анских форм и в период правления Елизаветы. До сих пор ведутся споры относительно того, понимать ли Ан­ глийскую церковь, англиканство, как особый вид католичества или как особый вид протестантизма. В ней сохранены многие католиче­ ские обряды, евхаристия, таинства, трехчленная иерархия, включая епископат, большинство догматов и молитв. Но вместе с тем она жестко противостоит Риму, критикует всю традицию власти Пап и свободно включает в свое учение многие моменты протестантской теории - в большей степени лютеранской, но отчасти и кальвини­ стской. Эта двойственность отразилась в разделении англиканства на «высокую церковь» и «низкую церковь», хотя это разделение не получило формального выражения и существует лишь де-факто. «Высокая церковь» воплощает в себе католический полюс, стремит­ ся продолжать и сохранять ранние традиции и обычаи англо-бри­ танского христианства, сложившиеся до Реформации. «Низкая церковь», напротив, стремится реформировать англиканство в про­ тестантском ключе изнутри, представляя собой протестантский по­ люс, но в отличие от радикальных протестантских течений (пури­ тан), не выходя за границы Английской церкви как института и не ставя под сомнение статус английского монарха как главы церкви. ПараАJ1.ельно укреплению Английской церкви npoucxogum уско­ ренное созgание из Англии национального Госуgарства, оторван­ ного от всех форм наднационального авторитета, не признающего легитимность никаких сверхнациональных общеевропейских ин­ станций. Разрыв с Римом - это разрыв с европейским еgинством, с общеевропейской траgицией. Это - утверждение не только ре­ лигиозного, но и политического суверенитета. Только при Тюдорах Англия становится суверенным национальных Государством, а про­ возглашение короля главой церкви закрепляет суверенитет право­ вым образом. В этом смысле английское Возрождение Тюдоров есть момент транзиции от Традиции к Модерну, но, как всякая транзиция, фазо­ вый переход, этот процесс не является резким и мгновенным; преж­ де чем закипеть, вода должна закипать. Таким закипанием Моgерна и была эта эпоха английского Возрождения. Оставаясь на этой оси, мы можем определить ноологическое со­ держание этого процесса как активное наступление Логоса Великой Матери, свергающего среgневековую систему преоблаgания Логоса Аполлона и отчасти Логоса Диониса в англо-британской культуре. Этот Логос Великой Матери мы наметили в кельтском «хрупком патриархате», что на разных этапах истории и в разных областях жизни проявлялось во всплесках раскрепощенной женственности, феминоидной аффирмации. Это мы видим и в кельтском фолькло­ ре, и в куртуазной культуре, и во францисканском номинализме. По мере перехода к Модерну эти феминоидные материалистические, чувственные, индивидуалистические, строго имманентистские элементы пропорционально нарастают. С точки зрении Ноомахии, Моgерн - это необратимый и тотальный триумф Логоса Великой Матери, что отражено в научной картине мире, эмпиризме, сен­ суализме, доминации этики третьей функции и особой категории торговцев и менял, индивидуализме, рационализме и секуляриза­ ции. Все это мы видим в период Реформации сверху при Тюдорах, и именно в этот период национальная Англия превращается в самый авангардный полюс цивилизации Кибельz, что проявляется и в актив­ ной фазе колониальной экспансии. Именно при Елизавете Англия превращается в полноценную талассократию, становится мировой морской торговой Империей, новым Карфагеном. Однако у английского Возрождения есть и еще одно измере­ ние. Это измерение связано с внутренней диалектикой английского историала, которая и обеспечивает принятие англо-британским об­ ществом радикальных религиозных и социально-политических но­ вовведений. Эта диалектика имеет снова, как практически все в ан­ глийской истории, дуальный характер - т.е. кельтский и англосак­ сонский полюс. Кельтское начало траgиционно тяготело к тому, чтобы обосновать цивилизационную особость в форме культурно­ го, а в преgеле и политического проекта. С этим связаны грезы об Империи короля Артура, которая мыслилась как кельтское издание Вселенского Рима. На практике изначально этому препятствовал не­ зависимый и горделивый кельтский нрав, неизменно приводящий к усобицам и спорам между отдельными племенами, вождями, князь­ ями, королевствами, но мысль о политической самостоятельности и исполнении мировой миссии никогда не исчезала из британского (в широком смысле) Dasein'a. В религиозной версии это проявилось на раннем этапе в Кельтской церкви, хотя постепенно доминирую­ щей тенденцией оказалась проримская Кентерберийская кафедра (то есть англосаксонская версия христианства). Стремление к циви­ лизационному самоутверждению - это классическая линия Артура, традиция Красного Дракона, что предельно эксплицитно выражает­ ся в Красной розе Ланкастеров и символических шагах Генриха VII, основоположника династии Тюдоров. Именно так в определенной перспективе можно было прочесть Реформацию сверху на раннем периоде. И у Уиклифа в критике римского католичества мы видим прообраз утверждения этой глубинной идентичности британцев, которая в его случае осмысляется как и esse ideale, «идеальная сущ­ ность», вечная и абсолютная, не требующая никаких посредников. Иными словами, в английском Возрождении мы можем фиксиро­ вать своеобразный и двусмысленный, но все же подъем именно бри­ танского начала. И реформа церкви с ее подчинением королю тоже вполне могла восприниматься как утверждение кельтского сувере­ нитета. В эпоху Елизаветы ее советник и астролог Джон Ди (1521- 1609) первым предложил назвать Англию «Британской Империей», а сами морские экспедиции и создание колоний в Новом Свете тот же Ди напрямую связывал с циклом Артура, путешествиями Брана и св. Брендана и с открытием Америки экспедицией уэльского прин­ ца Мадога аб Овайн Гвинема (Madog аЬ Owain Gwynedd), состояв­ шимся, согласно некоторым преданиям, на которые ссылается Ди, в 1110 году. Да и саму церковную Реформу, особенно подход Елиза­ веты, стремившейся представить Английскую церковь не только как протестантскую, но как универсальную, как синтез протестантизма и католичества, Джон Ди толковал как возрождение вечного при­ мордиального христианства, самой Изначальной Традиции. Таким образом, в Тюдорах мы видим еще одно дополнительное измерение, позволяющее нам говорить о Ренессансе Красного Дракона, что был намечен параллельно тому Ренессансу, который представлял собой переход от Традиции к Модерну. С другой стороны, та же самая Реформация сверху способству­ ет укреплению именно англосаксонской идентичности, так как ан­ глийский язык становится из бытового государственным, нацио­ нальным. И вместе с этим новый прилив энергии обнаруживается в давлении англосаксонского Юго-Востока и Центра Британских островов на периферийные зоны запада и севера, где продолжает преобладать кельтское население. Церковь Англии, которая стано­ вится важнейшим конститутивным институтом нового Государства, это полюс Белого Дракона. Англия этой эпохи, хотя и представляет собой в гербе Тюдоров синтез Англии и Британии, но все же пре­ имущественно является именно англосаксонской. Мифологический компонент кельтизма по сравнению с жесткой германской волей, воинским духом и жаждой могущества оказывается второстепен­ ным. И по мере становления англиканской культуры все ярче укреп­ ляется собственно английский полюс, проявляющийся в централи­ зации, а также в искоренении древних местных традиций в Уэльсе, а позднее в Шотландии. Расширение английского контроля в Ирлан- с,: s са< 2 о :ос с,: s о Белый Дракон англосаксонское германское начало Красный Дракон Аполлон(?) Уиклиф fiионис (Один) Англосаксонская Титанизм церковь эмпиризм Гоги и Магоги номинализм деизм Аполлон Мерлин Эриугена Империя короля Артура Национальное Государство экспансия талассократия научная картина мира :ос британское кельтское начало Дионис (Орфей) Кибела Кельтская церковь Плавания Брана/ св. Брендона Мелюзина/Моргана ·алассократия научная картина мира Премодерн Возрождение Реформация '------транзиция --- Модерн Топология перехода от Премодерна к Модерну в структуре англо-британской цивилизации дии также в этот период проходит строго под эгидой Белого Дракона. Второй - англосаксонский - полюс в эпоху Тюдоров стремительно укрепляется, ускоренным темпом формируя то, что с того времени мы и понимаем под Англией """7"' могущественное, активное, суверен­ ное, гегемонистское, талассократическое образование с ярко выра­ женной англосаксонской идентичностью. И в основе этой идентич­ ности лежат не столько грезы Святого Грааля или Круглого стола, сколько номинализм оксфордской схоластики, эмпиризм, индиви­ дуализм, сциентизм, воля к материальной доминации, резкий рост социально-политического значения городской буржуазии. Все это также активно утверждается в ходе английского Ренессанса, предо­ пределяя дальнейшее развертывание английского историала. Если теперь мы поместим эти две линии англо-британского Ре­ нессанса в ноологические координаты, то мы можем опознать соче­ тание двух компонентов: поgъем матриархата по кельтской линии и укрепление все более материальной воли к gоминации по англо­ саксонской линии, что gaem нам альянс Логоса Великой Матери с гештальтом Титана. В этом заключается ноологический ключ к де­ шифровке феномена английского Модерна. Пуритане: радикальный кальвинизм В ходе Реформации сверху, начатой Генрихом VIII и продол­ женной его детьми (кроме Марии 1), в Англии стало формироваться ядро раgикальных протестантов, ориентированных уже не про­ сто на короля и его реформы, но на постепенно складывающуюся на континенте жесткую протестантскую ортодоксию. Изначально «пуританами» (от латинского puritas, «чистота») стали называть тех протестантов, кто не принял Религиозное Уложение Елизаветы от 1559 года. Если английские монархи более ориентировались на лютеран­ скую - умеренную - версию протестантизма, то пуритане, ради­ кальное крыло приняли кальвинистскую трактовку, вообще отвер­ гающую церковную иерархию, таинства и целый ряд других церков­ ных установлений, которые сохранили англикане. Исторически ядро английских пуритан складывается в пери­ од правления Марии 1, во время возврата к католичеству, когда са­ мые убежденные протестанты оказались в эмиграции в Европе, где и сблизились с кальвинизмом, став его последовательными и фана­ тичными адептами. Вернувшись после смерти Марии I на родину, они составили самостоятельный религиозно-политический полюс, стоящий жестко на страже крайнего протестантизма. Пуритане по- 98 Часть 1. Анrлия или Британия? степенно стали влиятельной силой, представляя собой ультрапро­ тестантскую оппозицию Английской церкви. Параллельно это же течение широко распространилось в Шотландии, подчас оказывая там еще большее влияние на политику, чем в самой Англии. При этом в Ирландии более архаичное население, напротив, устой иво придерживалось католицизма, причем в его средневековой, а под­ час даже и еще более архаической форме, продолжающей традиции Кельтской церкви. В свою очередь, пуритане разделились на три течения: • пресвитериане, самые умеренные, допускавшие пребывание в лоне Английской церкви (случай английских пуритан, так как у шотландских была своя церковь), но тем не менее жест­ ко настаивающие на демонтаже всех епископских кафедр и выборной системе пасторов и пресвитеров; • индепенденты, требовавшие создания особой отдельной от Англиканской чисто протестантской церкви; • левеллеры, представители народных масс, трактующие проте­ стантизм в духе Крестьянского восстания Уота Тайлера и лол­ ларда Джона Болла или анабаптизма Томаса Мюнцера. Интеллектуальным центром английского пуританства стал Кем­ бридж. Пресвитериане играли большую роль в шотландской политике, образовав там в 1560 году особую структуру- Шотландскую церковь, одним из теоретиков и идейных лидеров которой был Джон Кнокс (ок. 1514-1572). В отличие от Английской церкви она изначально была кальвинистской, а не лютеранской. Пресвитериане Шотландии довольно быстро стали самостоятельной политической партией, кото­ рая противостояла католичке королеве Марии Стюарт Шотландской (1542-1587). Если в Шотландии пресвитериане стали влиятельной силой, то в Англии они оставались в целом на периферии основных политических процессов, хотя в отличие от индепендентов и левелле­ ров прямым репрессиям чаще всего не подвергались. Значение пуритан резко возросло при короле Якове I Стюарте (1566-1625), так как Англия и Шотландия объединились между со­ бой как два суверенных Государства с общим монархом, что сделало пресвитериан, как могущественную шотландскую партию, значи­ мым фактором и для самой Англии. В конечном счете усиление пу­ ритан привело позднее к Английской революции 1640-1649 годов. Следует обратить внимание на то, что начиная с XVI века именно пуритане составляли основу колониального населения создающей- ся Британской Империи. Особенно плотной была эмиграция пури­ тан в колонии Северной Америки. Так группа радикальных пури­ тан-кальвинистов, высадившихся в заливе Массачусетс в 1620 году на корабле «Мэйфлауэр», т.н. отцы-пилигримы, положила начало религиозно-политической системе Северной Америки, став ядром будущей самобытной северо-американской цивилизации. Английская пуританская революция Конец эпохи Тюдоров и приход новой династии Стюартов вме­ сте с Яковом I Английским создали кардинально новую ситуацию в религии и политике Англии. Сам Яков I оказался в положении ко­ роля одновременно двух суверенных Государств - Англии и Шот­ ландии и правителя третьего - Ирландии. Их объединение стало политической целью Стюартов. При этом в религиозном смысле три страны представляли собой разные социокультурные и этнорелиги­ озные пространства. В Англии официальной религией была Англи­ канская церковь, ставшая в период Елизаветы I сочетанием католи­ ческих и протестантских элементов, ориентированная против Рима и католических Государств, но имевшая в своем составе как умерен­ ные, так и более радикальные группы, тяготевшие к пуританскому полюсу. Кроме того, были и радикальные пуритане, противники лю­ бых компромиссов с католическими обрядами (индепенденты). При этом именно Англия была политическим гегемоном на пространстве Британских островов, что делало английскую культуру и англий­ ский язык ядром унификации и интеграции всего англо-британско­ го и ирландского пространства. В Шотландии синтеза, аналогичного елизаветинскому, не про­ изошло, и Шотландская церковь была пресвитерианской, то есть строго протестантской, а католики представляли собой оппозици­ онную группу, ориентированную на Рим и другие католические державы, а также на древние местные гэльские традиции. Поэтому католические настроения были особенно сильны в горных районах Шотландии, представлявших собой цитадель традиционализма. До­ минирующей силой в религии при Якове VI Шотландском (позднее Якове I Английском) становится Генеральная ассамблея Шотланд­ ской церкви, принявшая в качестве базовой идеи протестантскую версию теории «двух царств», сформулированную шотландским бо­ гословом и реформатором Эндрю Мелвиллом (1545 - 1622), согласно которой церковь и Государство должны быть полностью независи­ мыми друг от друга организациями. Яков VI последовательно борол­ ся с этим, пытаясь настоять на верховенстве Государства. В Ирландии преобладало римо-католичество, с опорой на мест­ ные древнекельтские традиции, жестко противопоставленное ан­ гликанству и Англии в целом, при этом существовали и значитель­ ные проанглийские (а значит, проангликанские) круги, а также автономные сети ирландских пуритан. Ирландия была частично подчинена английскому престолу при Генрихе VIII, а сам он провоз­ глашен королем Ирландии. С этого времени Тюдоры постарались восстановить потерянную два столетия назад гегемонию над Ирлан­ дией. Подчинение Ирландии продолжалось при остальных Тюдо­ рах, несмотря на отчаянное сопротивление ирландцев - последним этапом которого была Девятилетняя война 1594-1603 годов. При Якове I Английском почти вся Ирландия оказалась под властью ан­ глийской короны. В этот период англиканство активно насаждалось сверху - как фундаментальный компонент оккупационной и асси­ миляционной политики. В силу этого разнообразия и религиозных разделений, на кото­ рые накладывались и национальные различия трех Государств, - Англии, Шотландии и Ирландии, - Якову I не удалось реализовать план интеграции в полной мере, и, несмотря на общего короля, все страны продолжали оставаться довольно самостоятельными полити­ ческими единицами. Матерью Якова I была убежденная католичка Мария Шотландская, но сам он женился на Анне Датской, дочери короля Дании и Норвегии Фредерика 11 (1534-1588) из династии Ольденбургов, которая была протестанткой. Это помогло ему в про­ тивостоянии с Генеральной ассамблеей пресвитериан. После смерти Якова I английский и шотландский трон занял его сын Карл 1 (1600-1649), продолживший дело отца. При Карле I в Ан­ глии произошли драматические события, которые принято назы­ вать Английской революцией или Английской гражданской войной. Религиозный фактор играл в них опр е.лякнцукгроль·. Карл I в своей политике--шrtеграции делал ставку на англикан­ скую версию, стараясь укрепить ее с опорой на самих англикан и на лояльных католиков в оппозиции требованиям радикальных проте­ стантов. Его брак с дочерью французского короля Генриха IV като­ личкой Генриеттой Марией Французской (1609-1669) также спо­ собствовал его дистанцированию от пуританского полюса. В Шот­ ландии Карл I попытался повторить опыт Английской церкви, сделав ставку на католиков, которых он подчинил своей власти, начав тес­ нить пресвитериан, в частности, запрещая им собирать Генераль­ ную ассамблею и пытаясь интегрировать в общую с англиканами управленческую структуру. Его реформы вызвали бурный протест шотландских пресвитериан, в результе чего они заставили короля отозвать все его реформаторские инициативы. Это привело к за­ хвату Генеральной ассамблеей власти в Шотландии и «епископским войнам» 1639-1640 годов. Пресвитериане выступили и против ко­ роля лично, и против Англии; поэтому «епископские войны» приоб­ рели кроме религиозного еще и национальный оттенок. Карл I испортил отношения и с английским парламентом, где сильны были позиции крайних пуритан - индепендентов. Так пар­ ламент отверг просьбу короля о помержке его войн с Шотландией и о введении дополнительных налогов. Карлу I пришлось созвать но­ вый парламент в 1640 году, который оказался еще более радикаль­ ным и отменил многие его реформаторские шаги по централизации королевской власти, а также фактически помержал шотландских пресвитериан. В 1641 году Карл I заключил с шотландцами мирный договор, приняв практически все условия Генеральной ассамблеи. А в 1642 году в результате всех политических и религиозных колли­ зий между королем и парламентом в Англии вспыхнула Граждан­ ская война, которая перебросилась и на территорию Шотландии. После попытки Карла I арестовать пятерых лидеров крайних пуритан, требовавших подчинить парламенту вооруженные силы, в стране устанавливается двоевластие: король собирает верных себе роялистов в Йорке, а парламент в Лондоне создает свою собствен­ ную армию, что приводит к началу вооруженного противостояния. Сторонники парламента называются в ту эпоху «круглоголовыми» (roundhead), а сторонники короля - «кавалерами» (т.е. дословно «всадниками»). В парламентской армии быстро выделяется талант­ ливый полководец Оливер Кромвель (1599-1658), который посте­ пенно становится вождем пуритан-индепендентов. На первом этапе королевские войска одерживают победы, но под руководством То­ маса Ферфакса (1612-1671) и Оливера Кромвеля армия парламен­ та быстро перестраивается и 14 июня 1645 года наносит роялистам сокрушительное поражение в битве при Несби. Политически уси­ ливаются и крайние протестанты левеллеры, которые не позволяют парламенту в моменты видимого успеха распустить армию, что при­ водит к дальнейшей радикализации сил. Карл I предпринимает еще несколько попыток - на сей раз с опорой на лояльные ему силы в Шотландии - переломить ход со­ бытий, но в 1648 году он попадает в плен. Тогда же в 1648 году по приказу Кромвеля другой предводитель парламентской армии и его зять генерал Генри Айртон (1610-1651) изгоняет около половины членов парламента, которые проявили колебания, и оставшаяся часть принимает решение о казни короля. 30 января 1649 года Карл 1 был казнен. Впервые в истории Европы в ходе прямой диктатуры, завуалированной под демократию и парламентаризм, состоялся акт политического цареубийства (регицид). Королей убивали и в ходе династических заговоров и дворцовых переворотов, но никогда это­ му не предшествовала стилизованная под «легальность» правовая процедура. Это был поворотный момент в истории Европы: вместе с казнью Карла I Стюарта наступил конец сакральности королевской власти. В этой ситуации Кромвель становится военным диктатором, а Англия провозглашается «Английской Республикой» или «Англий­ ским Сообществом» (Commonwealth of England). Теперь Кромвель действует уже от лица нового политического образования: пуритан­ ской Англии, оформленной как национальное Государство во главе с диктатором и при доминации радикальных течений протестантиз­ ма (пуритан). Кромвель устанавливает контроль над Ирландией, на сей раз прямо подчиняя ирландцев английскому господству. Установление английского господства в Ирландии сопровождается беспрецедент­ ным по масштабам прямым геноцидом местного населения, жестки­ ми репрессиями против католиков и массовой колонизацией стра­ ны выходцами из континентальной Англии. В это время на сцену выходит сын казненного Карла I Карл II Стюарт (1630-1685), спасшийся до этого с матерью во Франции, который заключает союз с шотландским правительством пресви­ териан. Кромвель спешно покидает Ирландию и перебрасывает английские войска в Шотландию, где в битве при Данбаре наносит шотландцам сокрушительное поражение, а затем выигрыш битвы при Бустере приводит к английской оккупации всей Шотландии, ко­ торая входит :в состав тройственной Республики - Commonwealth of England, Scotland and Ireland. В этот период дает о себе знать интересное явление, которое во многом объясняет теневые аспекты Английской революции. Подъем протестантизма открывает новые версии толкования хри­ стианской истории. Голландский раввин и издатель Менассех бен Израэль (1604-1657) из группы интеллектуалов и идеологов Ам­ стердамской коллегии (коллегианцев) активно пропагандирует тео­ рию о том, что 1О потерянных колен Израилевых расселились по всему свету и что их потомками являются, в частности, некоторые племена индейцев Южной Америки из области Анд. Обнаружение потерянных колен он считал признаком наступления конца времен и полагал, что это напрямую затронет и судьбу пребывавшего в рас­ сеянии еврейского народа. Менассех бен Израэль написал письмо Кромвелю с просьбой разрешить евреям, которым там запрещено было проживать после изгнания в 1290 году, вернуться в Англию. Сам Менассех указывал на то, что такое возвращение евреев соот­ ветствует эсхатологическому моменту и приближению «последних времен». Сам Кромвель в тот период находился под влиянием ре­ лигиозной группы крайних протестантов, объединившихся вокруг идеи Пятой Монархии (Fifth Monarchy), которая должна была прий­ ти на смену четырем царствам древности - Вавилонскому, Пер­ сидскому, Греческому и Римскому. Установление Пятой Монархии планировалось под руководством самого Кромвеля в 1666 году. Ак­ тивный сподвижник Кромвеля Томас Харрисон (1606-1660), кото­ рый был одним из первых подписавших смертный приговор Карлу 1 и убежденным приверженцем Пятой Монархии, предлагал вообще заменить парламент Синедрионом по иудейскому образцу, включив туда 70 старейшин английского народа, считавшегося сторонника­ ми Пятой Монархии - «избранным народом» последнего периода христианской истории1• Кромвель дает согласие на возвращение ев­ реев и до определенного момента сочувственно относится к планам Пятой Монархии, разделяя ее эсхатологическую идеологию. С 1653 года Кромвель, будучи диктатором де-факто, объявляет себя «лордом-протектором» и окончательно распускает парламент, устанавливая прямую военную диктатуру. В 1658 году Кромвель умирает, а созванный снова парламент принимает решение о реставрации монархии и о возврате к англи­ канской религиозной модели. Монархом объявляется Карл 11, воз­ вращение которого называется «реставрацией Стюартов». Сторон­ ников Пятой Монархии - и первым Томаса Харрисона - немед­ ленно вешают и четвертуют. После смерти Карла II королем Англии, Шотландии и Ирлан­ дии становится его брат, другой сын Карла I Яков 1 (1633 - 1701), воспитанный своей матерью Генриеттой Марией во Франции и яв­ лявшийся убежденным католиком. Став во главе Государства, он предпринимает попытки возвращения страны к католицизму. Это был последний католик на английском престоле с ярко выражен­ ной профранцузской ориентацией, при котором еще был возмо- 1 Это стало первым историческим прецедентом становления теории «британ­ ского израилизма». Показательно, что один из главных проповедников теории «Пя­ той Империи» Менассех бен Израэль расходился со многими «комегианистами» во взглядах на «Избранность» англосаксов и их тождество 10 потерянным коленам, и полагал, что «Пятая Империя» будет не англосаксонской, а еврейской, в точном со­ ответствии с пророчествами Ветхого Завета о приходе Мессии, интерпретируемыми в духе классического иудаизма. См. подробнее: Дугин А.Г. Ноомахия. Германский Ло­ гос. Человек апофатический. жен континентально-европейский поворот Англии. Однако Яков 1 вызвал неприязнь всего лагеря протестантов - от умеренных до радикальных, и когда стало известно, что у него родился от брака с последовательной католичкой, второй женой Марией Моденской (1658-1718), сын принц Уэльский, началось восстание. Восставшие решили пригласить на английский престол голландского принца Вильгельма Оранского (1650 - 1702), протестанта, женатого на доче­ ри Якова I Марии II Стюарт (1662-1694), также перешедшей в про­ тестантизм. В ходе вторжения в Англию голландского экспедицион­ ного корпуса во главе с принцем Вильгельмом Оранским, провоз­ глашенным королем Англии Вильгельмом III, Яков II был свергнут. Это событие получило название «Славной революции» и завершило собой драматическую историю религиозных и гражданских войн Англии XVII века. «Славная революция» была окончательным пере­ ходом Англии в Новое время. В этот период либерализм, разрабо­ танный в общих чертах идеологом «Славной революции» Джоном Локком, становится доминирующей тенденцией развития. Вместе с Вильгельмом III Оранским в Лондон из Амстердама перемещается центр морской торговли и финансового капитализма, переезжают крупнейшие голландские олигархи. С этого момента Нидерланды, опережавшие Англию на прежнем этапе с точки зрения успешно­ го строительства глобальной морской торговой Империи, во многом основанной на работорговле, передают эстафету Лондону и посте­ пенно отступают на второй план. С этого момента англо-британский историал необратимо вступает в область парадигмы Модерна. При Вильгельме III между Англией, Шотландией, Ирландией и Голландией создается, по сути, общая для всех стран монархия. Здесь снова явно доминирует германское начало - Белый Дракон германцев вопреки Красному Дракону Тюдоров. В качестве но­ вой религиозной идентичности Англии окончательно фиксируется протестантизм, и принятая «Декларация о религиозной веротерпи­ мости» касается лишь пуритан, но не католиков - при сохраняю­ щемся главенстве англиканства. Монархия же становилась отныне конституционной и ограниченной парламентской избирательной системой, что нашло свое воплощение в «Билле о правах» 1689 года. У Вильгельма III Оранского и Марии II Стюарт детей не было. По­ этому после смерти Вильгельма Оранского трон переходит к Анне Стюарт1 (1665-1714). Анна Стюарт становится первой королевой 1 Так как наследников не было и у Анны, после ее смерти трон переходит к Геор­ гу I Ганноверскому (1660-1727). Так в Англии была установлена династия Дома Ган­ новеров. Соединенного Королевства Великобритания, созданного 1 мая 1707 года объединением Англии и Шотландии в одно целое. Сторонники изгнанного во Францию Якова II и его потомков получили название «якобитов». Якобиты попытались два раза под­ нять восстание в горной Шотландии, но оба раза безуспешно. На этом завершилась история династии Стюартов, полная узурпаций, кровавых войн и новой волны колонизации всего пространства Бри­ танских островов, с жестким подавлением архаических кельтских этносов и католической религии. Британский полюс существенно уступил позиции английскому. Белый Д,ракон в очередной раз нанес поражение Красному. С этого момента Англия полностью, окончательно и бесповорот­ но вступила в Моgерн, который сам по себе и был во многом, бо­ лее того, в решающей степени, результатом именно этого периода английской истории. Поэтому история Англии эпохи пуританизма и гражgанских войн может быть рассмотрена как серия параgиг­ мальных событий, описывающая Ю1ассическую схему транзиции от траgиционного общества к обществу современному. Это транзиция в ее образцовой форме была сугубо английским явлением, развер­ тывающимся в соответствии с внутренней логикой англо-британ­ ского историала. Как и в случае Франции, Моgерн роgился внутри английской культуры как развертывание вовне тех семантических структур, которые в ней вызрели и взошли. Англия для Модерна как такового представляет собой базовую парадигму: «современным», относящимся к Моgерну является то, что близко или отgаленно на­ поминает Англию с конца XVI века и go настоящего времени. Сам английский историал этого периода и лежит в основе базовых лекал современности, по которым конструировались остальные европей­ ские версии. При этом чистота английской модернизации значи­ тельно превосходила собой французскую модернизацию, которая была во многом имитацией английского стиля - в политике, рели­ гии, культуре, науке, философии. Поэтому французское англофиль­ ство представляет собой чаще всего «модернизм», тогда как англий­ ское франкофильство - напротив, «консерватизм». Именно Англия стала той страной, где идеи европейского Мо­ дерна сформировались раньше и отчетливее, чем в других стра­ нах. Там сложились элементы парламентской представительской демократии, была сформирована нижняя палата общин, куда по­ лучили доступ представители городской буржуазии. В Англии же стала формироваться философия индивидуализма и либерализма, предполагающая полную ответственность индивидуума за самого себя в и религиозной, и в социальной, и в политической областях. Этот индивидуализм стал основой протестантской антропологии, но предпосылки для его распространения в английском обществе сло­ жились еще раньше. Там же была сконструирована и научная кар­ тина мира. Структура установившегося в конце концов английского поряд­ ка Модерна, с ноологической точки зрения, была ярчайшим вопло­ щением титанизма и Логоса Кибелы. Английская мысль в основании парадигмы Модерна: хартлэнд Локка Английский переход Начиная с эпохи Тюдоров Англия радикально становится на путь Модерна. Английское Возрождение и последующие драматические события, связанные с Реформацией и разрывом с римо-католиче­ ской традицией, сопровождаются укреплением той философской платформы, которая утвердилась в Англии еще в период схоласти­ ки - в первую очередь, в форме номинализма. Именно номинализм стал общим знаменателем английской философии и науки в последу­ ющие эпохи, что стало основанием преобладания в ней эмпиризма, механицизма и сенсуализма. Теологическая сторона, еще ярко при­ сутствующая у средневековых номиналистов-францисканцев, - та­ ких, как Дунс Скот или Оккам, -с- постепенно становится все более слабо выраженной, незаметно переходя в философский деизм, где фигура Бога сохраняется лишь для объяснения причин возникнове­ ния Вселенной и ее механической коррекции в случае отклонения от установленной траектории. Номинализм становится все более автономным от креационизма, превращая все пространство мира в единое поле эмпирической телесной действительности, которая и остается единственным содержанием бытия и «реальности». Само понятие «реальность», от латинского слова res, «вещь», становится постепенно синонимом материальности, телесности, чувственности; происходит отождествление бытия и фактичности материального наличия, то есть материализация онтологии. Нечто подобное можно встретить у эллинских стоиков, но в случае английской философии эта тенденция приобретает беспрецедентные масштабы. Только ма­ териальный факт признается отныне тем, что наgелено бытием, превращая поле онтологии в поле позитивно данных материальных объектов. Бытие - реальность - объект - вещь - тело - материя ста­ новятся синонимами, различающимися лишь по второстепенным признакам. Это является последним выводом из номиналистского тол­ кования проблемы универсалий, согласно которому, безусловно есть вещь, а ее имя или ее концепт суть вторичные и производные от нее конвенции, обусловленные договором. Эти тенденции мы видим уже у первых номиналистов-францисканцев, уделявших, вслед за самим Франциском, повышенное внимание метафизике нищеты, а значит, телесности, материи и лишенности, «нищете духовной». Но если у номиналистов-схоластов такой подход компенсировался особой линией кенозиса Божества, парадоксальным образом проявляющим себя через нищету мира, то для номиналистов Модерна это «мисти­ ческое» обоснование постепенно исчезает, оставляя человека лицом к лицу с материальной Вселенной, состоящей из объективных масс, отчужденных, пассивных, но запущенных в фатальные водовороты чьей-то невидимой рукой (импетусом). С другой стороны, платоническая мистика Уиклифа, через об­ ращение к esse ideale обосновывала фундаментальную автономию субъекта, который за счет своей трансцендентальной укоренен­ ности в вечной идее, ставился выше всех относительных соци­ ально-институциональных конвенций. У Уиклифа это приводило к радикальному противопоставлению «избранных» и «проклятых» сквозь любые структуры социально-исторических и институцио­ нальных форм. И именно это стало одним из главных философских мотивов английской Реформации, начиная с лоллардов. При этом важно, что платонизм Уиклифа не содержит прямых апелляций к апофатическому измерению, и это существенно отличает его от рейнских мистиков. Тем не менее одного признания universalia ante rem достаточно, чтобы сделать его систему вертикальной и аполло­ нической, построенной вокруг трансцендентного (вечного) субъ­ екта. Но в урезанном секуляризированном виде это дает тотальный индивидуализм и рационализм, который противопоставляет инди­ видуума обществу не в вертикальной, но в горизонтальной проек­ ции. По мере модернизации Англии идеальный субъект Уиклифа превращается в обычного имманентного рационального субъекта, сохраняя от своего образца лишь радикальную уверенность в соб­ ственной абсолютной самодостаточности и фатальной «избранно­ сти». Быть протестантом - достаточно, чтобы принадлежать к «из­ бранным». Сам «Бог» становится «протестантом» (Ф. Бэкон), то есть выступает как основание и гарант абсолютного английского индивидуализма. Английский эмпиризм (позитивизм и материализм) Нового времени, равно как и английский индивидуализм (рационализм), конечно, качественно отличны от средневекового английского но­ минализма или специфического платонизма Уиклифа, но в то же время одно проистекает из другого по мере общей имманентизации и секуляризации, свойственной самому процессу перехода от Тра­ диции к Модерну. При этом именно в английском контексте (равно как и в контексте французском1) переход осуществляется как нечто органическое и непрерывное, как прямое следствие предпосылок, сложившихся в эпоху Средневековья. Если в других частях Европы Модерн имеет отчасти внутренние, отчасти внешние причины, то в Англии, как и во Франции, Модерн вырастает изнутри. Во Фран­ ции Декарт появляется как логический результат развития идей Абе­ ляра, а Гельвеций - Росцелина. Так и в Англии - Оккам логически предполагает Фрэнсиса Бэкона или Исаака Ньютона, а Уиклиф - не только ирландского философа-идеалиста Дж. Беркли, но всю либе­ ральную философию - от Т. Гоббса и Дж. Локка до Дж.Ст. Милля и Г. Спенсера. Двойственность англо-британской рациональности в данном случае ярко проявляется в том, что кельтский момент в его матриар­ хальном измерении дает о себе знать в повышенном внимании к ма­ териально-телесной стороне бытия (номинализм), а германский - в индивидуализме и рационализме. Но оба эти полюса, воплощенные в германском Логосе и во французском Логосе, и в пределе в двух типах апофатики - апофатическом субъекте у немцев и апофатиче­ ском материализме (нигилизме) у французов - в англо-британском контексте никогgа не goxogяm go крайностей: материализм остает­ ся на уровне оформленной телесности (позитивные факты), не про­ валиваясь дальше, в поверхностную бездну чистой материи, а ин­ дивидуализм не выходит за рамки аффирмативного утверждения рационального субъекта и не достигает зоны «третьего человека» Таулера. В этом и состоит особенность англо-британского философ­ ского кода: он всегда равноудален от обоих меонтологических по­ люсов - как от ничто сверху, nihil originarium (германский Логос), так и от ничто снизу, nihil negativus (французский Логос). Конечно, это касается только магистральной линии англо-британского мыш­ ления, и отдельные случаи могут существенно отклоняться от этой средней линии, но вместе с тем именно она является определяющей и главенствующей, позволяющей глубже понять миссию Англии, англо-британский историал и тот Dasein, развертыванием которого он является. Постепенно английский дух, воплощенный в эмпиризме и инди­ видуализме, распространяется на всю Европу, а через нее - с эпохи колонизации - и на весь мир. Англичане оказали настолько серьезное влияние на всю фило­ софию и науку Модерна, что сегодня их идеи, бывшие вполне ори­ гинальными, индивидуальными, исторически предопределенными 1 Дугuн А.Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. и географически локальными в свое время, стали «само собой раз­ умеющимися истинами» для всего человечества, так или иначе аф­ фектированного парадигмой Запада. Фрэнсис Бэкон: покорение природы и упразднение эйдосов Английский философ и видный политический деятель Фрэн­ сис Бэкон (1561-1626) одним из первых сформулировал полноцен­ ную программу научного познания природы с опорой на индукцию и эксперимент, став основоположником современного эмпиризма. Развивая средневековый номинализм, а также подходы Р. Гроссете­ ста и Р. Роджера Бэкона, Фрэнсис Бэкон утверждает, что получить истинные представления о вещах можно лишь через чувственный опыт, из которого только и следует выводить наши знания об окру­ жающем мире. Познание индивидуальных вещей, настаивает Бэкон, должно быть максимально освобождено от «эйдолонов», «призраков». Это признание очень важно, так как в неоплатонической философии «эйдолонами» называются последние нижние уровни эйдетическо­ го света, оформляющие материю в тела и подтелесные сгустки, об­ ладающие хотя бы минимальным смыслом и жизнью. Иногда «эйдо­ лоны» платоников отождествляются с «телесными (соматическими) эйдосами». Освободиться от «эйдолонов» - значит изгнать из мате­ рии последние следы формообразующей мощи духа. Бэкон обобща­ ет «эйдолоны» (idola) в 4 категории: • родовые погрешности человеческого восприятия (idola tribus или idola species), связанные с особенностями человеческого восприятия мира, имеющими корни в структурах сознания; • индивидуальные погрешности (idola specus - «пещера»), ко­ торые Ф. Бэкон связывает с восприятием игры теней в пещере Платона, описанной в диалоге «Государство»; • влияние социальных штампов, искажающих стихию чистого опыта (idola fori- «базар», «рынок»), заимствуемых из обще­ ства и культуры; • слепое следование за авторитетом (idola theatri - «идолы театра»), заставляющее принимать нечто на веру. Первые две категории «эйдолонов» являются врожденными, вторые - приобретенными. В целом признание этих четырех кате­ горий «эйдолонами» подвергает критике видовую рациональность, индивидуальную рациональность, социальную рациональность и политическую рациональность, совокупность которых и составля­ ла основу гносеологии традиционного общества, ее эйдетическую матрицу. Вместо этого Бэкон в своем «Новом Органоне» 1 утвержда­ ет, что только чистый опыт, полученный из экспериментов над ве­ ществом, свободный от проекций на него этих четырех «призраков», должен быть положен в основу истинно научного знания и стать главной методологической базой науки Нового времени. За таким отношением легко увидеть подразумевание тожgественности бы­ тия и материи и вторичности {рефлективности) рассудка, лишь отражающего структуры материальности (то есть полноценный ма­ териализм). Предпосылки такого метода мы легко находим у Дунса Скота в его учении об унивокальности бытия и у У. Оккама. С другой стороны, Ф. Бэкон предлагает и активную часть науч­ ной программы, заключающуюся в поgчинении прироgы человеку. Если раньше, рассуждает Ф. Бэкон, люди постигали природу эпи­ зодически и подчиняли ее себе от случая к случаю, отныне полное и тотальное подчинение природы должно стать осознанной заgачей человечества. В природе нет ничего, кроме материальности, кото­ рую надо изучать через опыт и поgчинить человеку через практику, провозглашает Ф. Бэкон. В природе нечего созерцать, кроме «эйдо­ лонов», призраков, а значит, ее надо покорять и заставить служить интересам человечества. Ф. Бэкон одним из первых в Европе не просто высказывает, но фундаментально обосновывает теорию прогресса. Для него про­ гресс состоит в накоплении знаний, что предопределяет векторную структуру развития науки - от минимума знаний к максимуму зна­ ний. Вдоль этой оси строится общественное время, движущееся от минуса к плюсу, а значит, являющееся прогрессом, необратимым движением вперед. Человечество, следуя по пути опыта и покоре­ ния природы, непрерывно усиливает свой потенциал - становится все более и более разумным и все более или более могущественным. Отсюда формула Ф. Бэкона: Scientia potentia est {«Наука есть могу­ щество»). Все три главных момента философии Ф. Бэкона - признание тождества бытия и материи и фиктивности {«призрачности», «но­ минальности») эйдетических форм, с одной стороны, строго воле­ вая установка на покорение и подчинение природы, как доминанта научного знания - с другой, и уверенность в накоплении научных знаний, прогресс науки - с третьей, отражают классические черты 1 Бэкон Ф. Новый Органон. М.: ДИрект-Медиа, 2002. титанизма: матриархальный материализм и волюнтаризм гигантов, вечно стремящихся силовым образом и без учета чувства меры к не­ достижимым целям абсолютного господства и доминации. Филосо­ фия Ф. Бэкона строится на систематизации и абсолютизации такого типично титанического явления, как u ptc;, насилие, навязывание, полное пренебрежение чувством меры и гармонией. Прогресс, и в частности научный, который для Ф. Бэкона пред­ ставляет собой внутреннюю меру прогресса как такового, в срав­ нении с циклической идеей архаического и традиционного обще­ ства, вытекающей из стремления к установлению и помержанию равновесия, что и предопределяло этику и стиль культур и филосо­ фий Премодерна, есть не что иное, как догматически постулируе­ мый u ptc;, возведение в норматив и цель того, что было, напротив, категорически запрещено и осуждено Традицией. В этом и состоит сугь Нового времени: Традиция скептически относилась к «ново­ му» - особенно в том случае, если оно не имело аналогов в «ста­ ром», а значит, не отражало в себе «вечное». Ф. Бэкон упраздняет вечное как «эйдолон» и тем самым предлагает научную программу «преодоления всех пределов», которые для античного и средневеко­ вого человека воплощали в себе структуры аполлонического поряд­ ка. На этом основании в Средневековье существовал запрет на рост денег как процесс чистого накопления, необратимой линейности, монотонности, противоречащих базовой имплицитной этике духов­ ной традиции. Программа Ф. Бэкона срывает этот запрет, перево­ рачивая пропорции: ценным отныне становится только то, что раз­ рывает цикличность, нарушает устойчивость, является уникальным и необратимым, выходит за все установленные правила и пределы. Идеал общества, построенного на принципах научного мировоз­ зрения, Ф. Бэкон описывает в работе «Новая Атлантида»1, где дает­ ся картина Государства, во главе которого стоит чистая рациональ­ ность, эмпирика и постоянное приращение научных данных. Опи­ санная Ф. Бэконом научная угопия стала прообразом организации Британского Королевского Общества. Апелляция к «Атлантиде», хотя и никак не раскрытая в самом тексте, показательна в символи­ ческом смысле: этим именем в сакральной географии греков назы­ вался остров, располагавшийся в древности на Запаgе от столпов Ге­ ракла, там же, где в сакральной географии кельтов был расположен остров мертвых или остров женщин - Авалон. В этом можно уви­ деть конкретизацию курса англо-британского вектора ориентации эпохи Елизаветы и первого Стюарта (короля Якова I Английского) 1 Бэкон Ф. Новая Атлантида// Бэкон Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1971-1972. на Запаg: от Авалона и Островов Блаженных, куда путешествовали ирландский Бран, св. Брендан и его спутники, это направление ста­ новится зоной новых географических открытий, колониальных за­ воеваний и научного прогресса, так как «Новая Атлантида» Ф. Бэко­ на - это же указание именно на «море» и на «Запад», только в сфере гносеологии и эпистемологии. Отсюда философская талассократия и философский атлантизм английского Модерна. Томас Гоббс: механический материализм и политика ужаса Дело Ф. Бэкона продолжает его ученик, еще один отец-основа­ тель научной картины мира англичанин Томас Гоббс1 (1588-1679). На Гоббса кроме Ф. Бэкона оказали влияние идеи итальянца Га­ лилео Галилея (с которым он лично встречался в Италии), фран­ цузов - атомиста П. Гассенди и рационалиста Р. Декарта. Гоббс представляет собой еще более совершенную версию титанического Логоса, делающего решительный шаг в направлении Модерна. Так, Гоббс в полемике с Декартом формулирует радикальную версию за­ конченного материализма, утверждая, что картезианское представ­ ление о res cogens, «думающей вещи», должно быть сведено к мате­ риальной субстанции, общей с res extensa, «протяженной вещью», то есть к пространству. Мир, по Гоббсу, есть перемещение в про­ странстве материальных тел, подчиняющееся законам геометрии и механики. В ходе этого механического перемещения и возникает феномен «сознания», корни которого уходят в стихию опыта и мате­ риальности. Материальное пространство, по Гоббсу, является базой реальности. В нем - в силу материальности - происходит объек­ тивное движение, из которого через сложные механизмы возникает нечто подобное сознанию, что, в свою очередь, конституирует вре­ мя - как нечто субъективное. Базовой единицей онтологии, по Гоббсу, является «материаль­ ное физическое тело». Только оно существует в действительности и служит референтной основой для языка. В языке, понимаемом строго в рамках номиналистского подхода, Гоббс выделяет два базо­ вых понятия - «метка» и «знак»2• Метка представляет собой нако­ пление эмпирических данных отдельным индивидуумом, которое он производит в целях экономии повторения одного и того же акта по- 1 Гоббс Т. Соч.: В 2т. М.: Мысль, 1989-1991. 2 Гоббс Т. Отеле. Первая часть Основ философии// Гоббс Т. Соч.: В 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1989. С. 81 - 103. знания. Когда человек оказывается в окружении других людей, он начинает обмениваться с ними метками и знанием о них, тем самым они превращаются в знак и становятся единицей коммуникации. Так создается язык. Он есть не что иное, как социализированная си­ стема знаков, построенная и дополняемая на основе меток, которые, в свою очередь, проистекают из опыта восприятия физических тел и их трансформаций. Определяя мышление, Гоббс отождествляет его с производством математической операции, основой которой является прибавление или вычитание. Прибавляя или отнимая, т.е. производя вычисление, мы обозначаем это глаголом мыслить, что означает также исчис­ лять или умозаключать (лоу( оµсп) 1• Систематизация мышления составляет поле философии, из ко­ торого Гоббс исключает теологию, ангелологию, мистику, мифо­ логию, историю и т.д., - т.е. все то, где нет тел, их свойств и их механического движения. Философия делится на естественную, дающую знание о телах, и политическую, которая является ма­ тематикой власти. Здесь мы снова видим пару Ф. Бэкона: знание и мо.существо. Естественная философия накапливает знания, а по­ литическая философия их применяет в целях организации могуще­ ства, ставя на службу власти. В этом Гоббс на несколько столетий предвосхищает эпистемологию ХХ века (М. Фуко), снова обнару­ жившую в новом историческом и культурном контексте прямую и органическую связь между областью знаний и областью полити­ ческой власти2 Освобождая философию от теологии и мистики, Гоббс подго­ тавливал горизонт нового мира, состоящего из материальных тел и механического рассуgка, производящего математические опера­ ции. Этот механический материализм не отрицал Бога эксплицитно, но просто выносил его за скобки какого бы то ни было серьезного рассмотрения, делая его «частным делом». Тем самым Гоббс намно­ го опережал свое время, - эпоху Английской революции, - когда на повестке дня стояли вопросы экклесиологического и догматиче­ ского толка: католики, англикане и пуритане выдвигали на этот счет принципиально различные версии. Гоббс одним жестом сдвигает 1 Гоббс Т. О теле. С. 76. 2 Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступле­ ния и интервью. М.: Праксис, 2002. их на периферию, утверждая, что к философии - ни к естествен­ ной, ни к политической(!) - это отношения не имеет. Достоверным является лишь область материального опыта и накопление и совер­ шенствование знаковых систем, облегчающие воздействие на мате­ рию. Гоббс открывает горизонт пострелигиозного понимания мира и политики, тем самым закладывая основу базовой парадигмы Мо­ дерна: именно этот мир признается еgинственно существующим и достоверным в контексте этой парадигмы. Политическая философия Гоббса систематически изложена в его главном труде - «Левиафан, или Материя, форма и власть го­ сударства церковного и гражданского»1• В нем Гоббс формулирует основы политической антропологии, ставшей не только базовой версией английской политической науки, но и общепризнанным нормативным кодом дешифровки самой природы Политического в Новое время. Радикально материалистическое и полностью имма­ нентное (секулярное) видение Гоббсом области политики опережа­ ет политическую науку на несколько столетий и становится предме­ том усвоения и практического применения последующими поколе­ ниями англичан и французов, а также европейцев в целом. Наряду с Н. Макиавелли и Жаном Боденом Гоббс по праву считается глав­ ным архитектором политической науки эпохи Модерна, сформули­ ровавшим серию ее основных аксиом. Гоббс строит политическую философию, отталкиваясь от базо­ вого тезиса о «естественном состоянии» (the state of nature), в кото­ ром пребывает общество на первом этапе. Здесь каждый действует в своих эгоистических интересах, стремясь получить максимальное наслаждение и избежать боли и лишений. В этой фазе мышление ос­ новано на метках, поэтому царит хаос и «война всех против всех». Гоббс вводит аксиому «человек человеку волк» (homo homini lupus est), которая исчерпывающе описывает «естественное состояние» и царящие в нем эгоизм, хаос, беспорядок и насилие. Важно, что впоследствии (уже в ХХ веке) антропологи полностью опровергли эту гипотезу о «естественном состоянии», не обнаружив ни одного общества, даже самого примитивного, которое было бы построено по этому принципу. Но в качестве структурной аксиомы это поло­ жение Гоббса было принято безоговорочно политической наукой Модерна и до сих пор считается в ней фундаментально верным. Из тезиса о «естественном состоянии» Гоббс делает следующий вывод: в какой-то момент хаотическая система эгоистических инди­ видуумов достигает такого уровня рефлексии (обобщения меток), 1 Гоббс Т. Левиафан// Гоббс Т. Соч.: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1991. что простые процедуры расчета выгод и потерь приводят индиви­ дуумов к заключению, что гораздо выгоднее упорядочить межин­ дивидуальные отношения, чем продолжать хаос, так как эта упо­ рядоченность повысит объем наслаждения и понизит количество боли. Это заставляет их заключить «коллективный договор» (social contract), который установил бы правила поведения, минимализиро­ вав издержки для каждого. То есть снова в основе «коллективного договора», как и «естественного состояния», у Гоббса стоит прямой и грубый животный индивидуализм, понятый материально - на­ слаждение мыслится как физическое состояние сытости, покоя, удовлетворенности и комфорта, а боль проистекает из материально­ го лишения и недостаточности, неудовлетворенности. «Коллектив­ ный договор» в политике соответствует переходу от метки к знаку в философии языка. Третьим моментом политической философии Гоббса является предмет и структура «социального договора». Это и есть Левиа­ фан, библейское морское чудовище, о котором говорится в книге Иова, где оно выступает как символ божественного могущества, превышающего человеческие возможности. Но у Гоббса Левиа­ фан - это не творение Божие, а творение человеческое. Левиафан есть продукт «социального договора», заключенного индивидуума­ ми между собой. Его суть заключается в том, что для соблюдения договора о правилах межиндивидуального поведения необходима инстанция, которая будет слеgить за исполнением gоговора, что не­ обходимо, так как эгоистическая природа человека в любой момент может заставить его, в силу эгоистических интересов, выйти из него в одностороннем порядке и снова осуществить прямое наси­ лие, если для этого подвернется случай. Так как природа человека, по Гоббсу, является животной, эгоистической и предопределяемой лишь материальной жаждой, то никакой договор ее не в силах ис­ править. Поэтому смысл договора сводится не просто к установ­ лению набора правил, разумно устраивающих индивидуумов, но в первую очередь к учреждению того, кто будет за этими прави­ лами следить и на них настаивать, заставляя всех договорившихся соблюдать пункты договора, хотят они этого или нет. А если кто-то его нарушит, рукотворный монстр Левиафан должен быть доста­ точно сильным и грозным, чтобы покарать отступника. По Гобб­ су, таково происхождение Государства, которое и есть Левиафан. Получается, что люди, на основании расчета своих выгод, создают механическое могущество, чудовище, превышающее по своим воз­ можностям каждого из них и даже целые группы, чтобы надзирать над соблюдением договора, а в случае чего с помощью насилия на- казывать провинившихся. В этом карающем могуществе и состоит природа Левиафана. Государство-Левиафан Гоббса есть, таким образом, воплощение научно-вычислительной рациональности, которая, начиная с опре­ деленного момента, становится атрибутом человеческого общества, перерастающего свое «естественное состояние». У такого Государ­ ства нет никакой миссии, цели или религиозно-исторической зада­ чи (все это, как мы помним, Гоббс выносит за скобки философии). Поэтому Левиафан представляет собой исключительно машину, аппарат, рукотворного монстра, созданного в соответствии с чер­ тежами и планами, а не появившегося спонтанно или сотворенного какой-то трансцендентной силой и предназначенного для какой-то миссии (как полагали все политические теории Средневековья, и даже современные Гоббсу идеологии враждующих английских религиозных партий). Гоббс снова забегает вперед своего времени и описывает как проект такую политическую систему, в которой вообще нет места ни малейшей трансценgентности. Это - закон­ ченный и абсолютный политический материализм, строго соответ­ ствующий физическому материализму его естественной филосо­ фии. Роль Левиафана в такой ситуации минимальна: он необходим только как «ночной сторож», то есть как инстанция, заставляющая (при необходимости принудительно) всех участников «коллектив­ ного договора» соблюдать его пункты. Этот договор можно переза­ ключить, отдельные пункты могут быть заменены, но парадигмально все будет оставаться тем же самым: абсолютный животный индиви­ дуализм человека неискореним, поэтому единственное, о чем он до­ говаривается с другим человеком, это правила конкуренции, то есть упорядоченного соперничества и даже войны. Левиафан служит не gля исправления человечества, а gля ограничения и упоряgочивания его неисправимого эгоизма. Так, Гоббс совершает радикальный виток в уже ранее намечен­ ной топике Модерна, где ясно видны индивидуалистически-рацио­ нальный полюс и полюс вещественной материальности, и на место субъекта и объекта более ранних версий Модерна ставит рацио­ нального эгоиста (человековолк) и множественность материальных вещей, чувственно воспринимаемых и индуктивно доказываемых, где первый (эгоист) стремится подчинить себе максимальный объем вторых (вещей). Эти отношения сводятся к частной собственности, а отношения между людьми определяются конкуренцией за макси­ мализацию объема частной собственности каждого. Но так как пря­ мая битва за частную собственность противоречит рациональному суждению о том, как ее оптимизировать, возникает Государство-Ле- виафан, которое заставляет всех эгоистов соблюдать правила борь­ бы за частную собственность. Здесь рождается общество как поле обмена знаками и опытом покорения природы-материи. Эта картина механического функционирования животных стремлений к материальному наслаждению (как главной мотива­ ции человека) в контексте искусственной политической машины с определенного времени становится нормативной для всей англо­ саксонской политической философии (Англия, США, колонии), кристаллизируется в форме идеологии в либерализме и постепен­ но распространяется по всей Европе, а затем - через нее - и во всем мире. Гоббс и его видение Политического до сих пор является одной из главных (если не главной) философских матриц для интерпретации процессов и закономерностей, проявляющихся в этой области. Как и в случае обращения Фрэнсиса Бэкона к символизму Ат­ лантиды, морского мифического царства, использование Томасом Гоббсом образа Левиафана, также морского чудовища, едва ли яв­ ляется чистой случайностью. В XVII веке Англия как раз постепен­ но становится главной морской державой и начинает процесс коло­ низации новых заморских территорий. Морские образы и начало колониального цикла «Британской Империи» точно соответствуют самому духу английского Модерна. С точки зрения ноологии эти соответствия тем более выразительны: сама структура английского материализма и индивидуализма, столь ясно выраженная в Ф. Бэ­ коне и Т. Гоббсе, недвусмысленно указывает на резкий подъем титанизма и Логоса Кибелы, жестко вытесняющих собой остатки прежних средневековых ноологических структур - аполлониче­ ских и дионисийских. Предпосылки к этому взрыву Кибелы мы ви­ дим и в ранней англо-британской истории, но с XVII века больше не остается никаких сомнений: Англия превращается в авангарgную силу цивилизации титанов, в новую Империю Великой Матери, чем и является собственно Модерн в его ноологическом измерении. Джон Локк: либеральный континент влияния Крупнейшим философом Англии эпохи Модерна считается Джон Локк1 ( 1632 - 1704), активный участник так называемой «Слав­ ной революции» на стороне Вильгельма III Оранского, в результате которой был свергнут Яков II Стюарт. До этого Локк был долгое вре­ мя влиятельным советником графа Шефстбери (1621-1683), высту- 1 Локк Дж. Соч.: В Зт. М.: Мысль, 1985-1988. пая на стороне пуританской партии. В юности он воевал в армии Кромвеля. Джон Локк был членом Британского Королевского Общества, к которому принадлежали его друзья Роберт Бойль и Исаак Ньютон, и продолжал английские традиции эмпиризма в естественных науках и номинализма в философии (более других он почитал Оккама). В духе радикального эмпиризма Локк утверждал, что человече­ ское сознание представляет собой «чистую доску» (tabula rasa) и его содержание формируется совокупностью воздействий, исходящих из внешнего мира (в частности, от общества - отсюда первостепенное значение, уделяемое Локком процессу образования). При этом Локк отрицает те аспекты французского рационализма Декарта, которые признавали наличие врожденных идей. Для Локка идеи являются ни чем-то самостоятельным (как у платоников1), ни видами, проявляю­ щими себя в вещах (как у Аристотеля и томистов), ни даже врожден­ ными концептами (как у Декарта), но всегда относительными и вто­ ричными продуктами строго индивидуального мышления2• Идея не имеет никакого самостоятельного бытия; она есть преходящий атри­ бут индивидуального сознания. Поэтому все идеи, в конечном счете, преходящи, подлежат изменению и зависят от воспитания и опыта. Сами по себе они ничего не значат и могут меняться в зависимости от той или иной общественной ситуации или опыта. При этом гене­ зис идей Локк видит в конкретных индивидуальных и материальных вещах, чьими отражениями, отпечатками они являются в сознании. Именно такое понимание идей стало общепринятым в европейской философии Нового времени. На Локка большое влияние оказали идеи ранних французских ма­ териалистов (в первую очередь атомизм П. Гассенди), с которыми он познакомился во Франции. В своих философских взглядах Локк во многом следует за своим предшественником Томасом Гоббсом. Признавая, как и Гоббс, что эгоистические интересы суть главная движущая сила человеческой воли и вполне оправданная цель, он расходится с ним во мнении от­ носительно тех средств, которыми эта цель достигается в «естествен­ ном состоянии» (то есть при теоретическом допущении отсутствия Государства, играющего главную роль в учении самого Гоббса). По 1 Он полемизировал с группой кэмбриджских платоников (Р. Кэдворт, Г. Мор, Nf<. Гленвиль, Р. Карпентер, Р. Саут, Д. Серджент, Nf<. Смит, Э. Стиллингфлит, М. Хейл). 2 Локк Дж. Опыт о человеческом: разумении // Локк Nf<. Соч.: В 3 т. Т. 1. М.: Мысль, 1985. Гоббсу, оказавшись в «естественном состоянии», индивидуум немед­ ленно начнет действовать агрессивно, постоянно ущемляя в погоне за наживой и удовольствиями других индивидуумов, что ведет неиз­ бежно к «войне всех против всех», откуда знаменитый тезис Гобб­ са- «человек человеку волю> (homo homini lupus). По Локку же, пре­ доставленный самому себе эгоистический индивидуум сможет легко адаптироваться к окружающим условиям, осознать добровольно не­ обходимость учета желаний и потребностей окружающих. Поэтому «естественное состояние» не так страшно, как считал Гоббс, и, напро­ тив, надо стремиться именно к нему, постепенно сокращая полномо­ чия Государства. Главное, утверждает Локк, закрепить то, что он на­ зывал «естественным правом» - в первую очередь, право на частную собственность, а также на передвижение, свободу совести, свободу слова и т.д. Инgивиgуализм на уровне субъекта требует своего кор­ релята на уровне объекта, им-то и становится «частная собствен­ носты,. Мир Локка индивидуализирован во всем - в нем есть только индивидуальные существа и распределенные между ними сегменты объекта, поделенные на единицы частной собственности. Но если, по Гоббсу, рациональностьи способность к расчетливому мышлению ги­ постазируется в Левиафане, а частная собственность выступает как конкурентное поле эгоистической жажды наслаждения и обладания, то для Локка сама частная собственность является ипостазированным воплощением рациональности, и, становясь институтом, то есть пра­ вовой категорией, она способна заменить собой Госуgарство. По Гоббсу, природа человека является «звериной» и эгоистиче­ ской и не подлежит качественной трансформации, отсюда необходи­ мость Левиафана. По Локку, природа человека пластична и пассивна, она может быть такой, какой ее сделает общество. Поэтому эгоизм может быть укрощен и трансформирован, если будет изменена эти­ ческая и образовательная структура самого общества. «Естественное состояние», по Локку, это состояние «обучаемости», а раз так, то все зависит от образования, которое напишет на «чистой доске» то, что посчитает необходимым. На этом основании Локк формулирует критику Государства как необходимого и исторически неизбежного явления. Особенно он на­ падает на монархию в ее традиционной интерпретации, возводящей ее истоки к Адаму и его главенству над Евой1• Во времена Локка пол­ нее всего эта концепция была представлена в трудах Роберта Филме­ ра2 (ок. 1588-1653), где содержалась апология принципа отцовской 1 ЛоккДж. Дватрактатаоправлении// Локк Дж. Соч.: В Зт. Т. 3. М.: Мысль, 1989. 2 Filmer R. Patriarchaand OtherWriting. Cambridge: Cambridge UniversityPress, 1991. власти, патриархата и института рабства. Против этого Локк высту­ пает резче всего, так как исходит из убеждения, что человек по сво­ ей природе является абсолютно свободным существом, что противо­ речит правовой легитимации патриархата и тем более рабства. Явно опережая время, Локк в своей критике «отцовского права» во многом предвосхищает более поздние версии гендерного эгалитаризма - от суфражизма до феминизма. Философские и политические взгляды Локка позднее были по­ ложены в основу иgеологии либерализма, отцом-основателем кото­ рой его принято считать. Эта идеология предполагает, что общество должно стремиться к «естественному состоянию» (в понимании Локка) и что это и есть цель исторического прогресса и социально­ го развития. Государство можно терпеть только до тех пор, пока оно является конституционным, основывается на разделении властей (именно Локк ввел принцип разделения властей на три - испол­ нительную, законодательную и федеративную, позднее судебную) и выполняет свою главную функцию - Просвещение. Если же Го­ сударство не соответствует этим требованиям, то у общества есть право осуществить «демократическую революцию». Нормативное общество Локк называл «гражданским обществом» и рассматривал его возможность существовать вообще вне Государства, но с обяза­ тельным сохранением «священной частной собственности», которая и будет выполнять функции главного института социального упоря­ дочивания. Дж. Локк оказал огромное влияние на всю философию евро­ пейского Просвещения - на большинство просветителей и идей­ ных вдохновителей Великой французской революции (Вольтер, Кандильяк, Руссо) и на Канта. В Англии его идеи становятся во­ обще основополагающими, предопределяя во многом мировоз­ зрение шотландцев Адама Смита или Дэвида Юма, а также всей английской (и шотландской) либеральной и позитивистской тра­ диции. Сегодня он выступает как отец-основатель того спектра либе­ ральных идей, который в настоящее время рассматривается циви­ лизацией Запада и всеми обществами, находящимися под влиянием Запада как набор универсальных правил и ценностей. Современный голландский исследователь Международных От­ ношений Кеес ван дер Пийль называл это явление «хартлэндом1 1 Heartland, дословно, «сердцевинная земля», англ. геополитический термин, обозначающий центральную, сердцевинную территорию какой-то стратегической или геополитической структуры. Локка» 1• Это означает, что совокупность норм, представлений, сим­ патий и впечатлений от окружающей исторической реальности эпо­ хи «Славной революции», положенных отдельным и вполне конкрет­ ным английским философом Джоном Локком в основание своих философских представлений, прошла исторически ряд трансфор­ маций: • вначале закрепившись в английском образованном и «просве­ щенном» обществе, • далее - получив свое выражение в форме теории «свободной торговли» в работах А. Смита, • воплотившись в морское могущество Британской Империи и • достигнув тем самым огромного планетарного размаха, рас­ пространив свое влияние и на остальную Европу, • а затем на США, • и в течение ХХ века на весь мир вообще. Сегодня тот же набор тезисов и аксиом стал, развертываясь по спирали, основой той парадигмальной, гносеологической и аксио­ логической матрицы, которую воспринимает как нечто «естествен­ ное» и «само собой разумеющееся» почти все население планеты Земля. От территории Англии XVII века, которая и представляет собой «хартлэнд Локка» (Lockean heartland) в изначальных истори­ ко-географических границах, эта модель постепенно распространи­ лась на все человечество, предопределив основные моменты: • мировой глобальной идеологии (права человека, гражданское общество), • политики (либеральная демократия), • экономики (капитализм, свободная торговля), • этики (индивидуализм, laissez-faire), • науки (материализм, эмпиризм), • техники (технический прогресс). Начиная с Локка, Англия превращается во все более и более гло­ бальное явление, пока через США и глобализацию не становится чем-то по-настоящему универсальным. С философской точкой зрения, Британская Империя - ли­ беральная, торговая, «прогрессивная», модернистская - была 1 Pijl Kees van der. The Making of an Atlantic Ruling Class. London: Verso, 1984; ldem. Transnational Classes and International Relations. London: Routledge, 1998. Империей Локка. Однако саму фигуру Локка, в свою очередь, следу­ ет включать в серию мыслителей, уходящую корнями в средневеко­ вый номинализм, и, вероятно, еще глубже - к древним кельтским или даже праиндоевропейским пластам матриархальной культуры Атлантики. Раскручивающаяся спираль «хартлэнда Локка» - это спираль черного Логоса, синонимом которого, начиная с определен­ ного момента, и стала культура и цивилизация современной Англии, шире - англосаксонский мир. Исаак Ньютон: гравитационная Вселенная Исаак Ньютон1 (1642-1727) является создателем физической картины мира, которая в наше время считается единственно ре­ альной и основательной. Однако свои идеи Ньютон обосновывал и доказывал в интеллектуальной среде, которая все еще сохраняла некоторые связи со средневековым христианским схоластическим мировоззрением и, соответственно, с аристотелизмом. Ньютон, развивая номиналистские традиции францисканской школы фи­ лософии и индивидуалистический подход, особенно укрепившиеся в Англии в процессе распространения протестантизма, считает, что рационализм Декарта представляет собой слишком большую сте­ пень абстрагированной субъективности, и вслед за Ф. Бэконом вы­ двигает тезис о том, что все знания должны выводиться только из чувственного опыта. Ньютон провозглашает: (...) гипотез же я не измышляю (hypotheses non fingo). Все же, что не выводится из явлений, должно называться гипо­ тезою; гипотезам же метафизическим, физическим, механи­ ческим, скрытым свойствам не место в экспериментальной философии2• Философия только тогда является достоверной, когда она пред­ ставляет собой «экспериментальную философию», то есть физику. Реализуя научную программу Ф. Бэкона, Ньютон предлагает обо­ сновывать все заключения относительно материального мира экспе­ риментами, доказывающими те или иные положения, и математиче­ скими и геометрическими схемами, иллюстрирующими найденные 1 /saaci Newtoni. Opera quae existant omnia. Commentariis illustravit Samuel Hors­ ley. Londini, 1779-1785. 2 Ньютон И. Математические начала натуральной философии. М.: Наука, 1989. С.662. . закономерности. В основе достоверных научных знаний должна лежать система прямых и опытным путем доказанных гомологий между вещественными предметами и соответствующими им мате­ матическими формулами. Это и составляет науку физику, структур­ но сводящую объект и субъект в общей, опытно подтвержденной структуре того, что ученые Нового времени (в частности, Лейбниц) называли mathesis universalis. Ньютон в своих трудах отталкивался от алхимии, но интерпре­ тировал ее в материалистическом духе, обосновывая саму возмож­ ность трансмутации металлов (как и Гассенди) атомистским строе­ нием вещества. Важнейшим открытием Ньютона, помимо выяснения законов оптики, стал закон «всемирного тяготения», явление гравитации. До Ньютона, вслед за Аристотелем, было принято считать, что тя­ жесть есть свойство подлунного мира. Сам Аристотель был убеж­ ден, что вещь движется к своему «естественному месту», но в усло­ виях подлунного мира это сущностное движение носит несколько хаотический характер - в отличие от надлунного круговращения планет или от самотождественности недвижимого двигателя, распо­ ложенного в центре мироздания. И хотя еще до Ньютона Николай Кузанский, Галилей, Кеплер и Декарт выдвигали гипотезы матери­ алистического толка о единстве строения подлунного и надлунного мира, Ньютон первым заявил, что все предметы мира - и земные, подлунные, и небесные, надлунные, представляют собой матери­ альные тела, обладают массой и влияют друг на друга с силой, об­ ратно пропорциональной квадрату расстояния между ними. Это было колоссальным прорывом в представлениях о мире как о строго материальной реальности - как в земной, так и в небесной сфе­ рах. Небо лишалось своего символического, духовного, пневмати­ ческого содержания, отождествлялось с простым сегментом общей материальной Вселенной, состоящей из сгущенных масс и вакуума между ними. Речь шла о триумфе демокритовской и эпикурейской картины мира, то есть о распространении хтонической логики на все пространство проявленного космоса. Сила гравитации, притя­ жения, в основе которой лежит материальная масса, как источник движения, то есть всякой динамики, конституировала абсолютно мертвый и лишенный какой бы то ни было внутренней жизни ме­ ханический мир, который, чтобы не развалиться на части, нуждался в «часовщике». В его задачи входит коррекция орбит планет и при­ дание их движению изначальных силовых импульсов. Деизм Нью­ тона описывал «Бога» в стиле самых чудовищных грез гностиков, рисующих карикатурные образы «злого демиурга». Властитель ма- териального мира, правящий с помощью грубой силы в реальности, где массы слепо бьются в хаотических движениях, натыкаясь друг на друга - как на земле, так и на небе. И постигать материальное мироздание предлагалось, прилегая сознанием к этим массам и их слепым и мертвым закономерностям как можно ближе. Именно англичанина Ньютона можно считать «творцом» фи­ нальной версии той материальной Вселенной, управляемой зако­ ном тяжести, массы, темного количественного скопления веще­ ства, в которой европейское человечество оказалось в Новое время. И что поразительно - в случае Ньютона и его коллег по Британско­ му Королевскому Обществу, никто не подавал ни малейшего при­ знака ужаса (даже отдаленно напоминавшего ужас Блеза Паскаля) перед лицом той реальности, которая возникала перед ними благо­ даря их же усилиям. Вскрытие черного Логоса приносило творцам научной картины мира лишь чувство удовлетворения, укрепляло их веру в прогресс и развитие, тешило их научное тщеславие. Это спокойное и лишенное острых рефлексий погружение в интеллек­ туальную бездну стало с тех пор отличительной чертой английских джентльменов, провозглашающих и осуществляющих невыразимо чудовищные вещи с неподражаемым английским хладнокровием и спокойствием, составляющими специфически английский стиль. Подобно тому, как Кеес ван дер Пийль говорил о «хартлэнде Локка», мы вполне можем говорить о «хартлэнде Ньютона», то есть о постепенном наступлении «гравитационного мировоззрения» на все человечество по мере распространения пятна современной кар­ тины мира, предложенной в значительной мере именно Ньютоном. Начав с Англии, это пятно постепенно расползается в Новое время на остальные общества, принимающие добровольно или принуди­ тельно в ходе истории Модерна аксиомы современного западного естественно-научного подхода к реальности. Деизм и социниане в Англии Для философии Нового времени и для научной картины мира, на этой философии основанной, характерен gеизм, то есть призна­ ние Бога как творца Вселенной при отрицании церкви, таинств, догматов, традиций и чудес. Среди английских основателей мета­ физики Модерна деизм в полной мере присущ Ньютону, и именно в деистском смысле можно трактовать обращения к Богу, наличе­ ствующие в работах Ф. Бэкона, Т. Гоббса и Дж. Локка, несмотря на то, что Гоббс и Локк методологически близки к атеизму. В целом же между деизмом и атеизмом существует прямая связь: оба отрицают Бога в его церковном и догматическом толковании (то есть теизм), оба признают реальностью только имманентный телесно-физиче­ ский мир, и в этом смысле они являются принципиальными осно­ ваниями современного подхода к проблеме онтологии. Различие же между деизмом и атеизмом состоит в том, что деизм допускает абстрактного Бога, как чисто логическую причину возникновения мира, а атеизм отвергает Его в силу наделения материи свойствами развития, жизни и в конечном счете сознания. Впрочем, на первом этапе становления Модерна чистый материализм и деизм вполне могли сосуществовать друг с другом в рамках одной и той же теории или направления. Деизм предполагает существование некоей «естественной рели­ гии», что в качестве своего рода религиоведческой и исторической аксиомы вводит Жан Боден1, откуда она быстро распространяется в Европе и, в частности, в Англии. «Естественная религия» мыслится как абстрактный внедогматический монотеизм, который якобы ле­ жит в основании всех исторических религиозных учений и в Новое время может быть взят в отрыве от их исторических символика-ри­ туальных и девоциональных обременений. В Англии в эпоху Якова I Стюарта основы деизма систематически изложил Эдуард Герберт Чербери2 (1583-1648), обосновав апологию бытия Бога, отталкива­ ясь от чисто рационального подхода. Герберт Чербери предложил пять пунктов деизма, ставших классическими для большинства ан­ глийских (и шире, европейских) деистов: • вера в существование Божества; • требование уважения его могущества; • тождество почитания и практической морали; • требование раскаяния во грехе и оставление его; • божественное воздаяние в этом веке и в будущем. Первые два пункта могут расшифровываться как чисто фи­ лософские аксиомы, утверждающие наличие причины и ее акту­ альную эффективность у всякого наличествующего как данность явления. Третий пункт - самый принципиальный - сводит рели­ гиозный обряд к моральному акту, тем самым исключая таинство и все имеющее отношение к мистике и заменяя его соблюдением системы установленных правил. Религия при этом утрачивает свое 1 Боgен Ж. Метод легкого познания истории. М.: Наука, 2000. 2 Cherbury Edward Herbert. De veritate. De causis errorum, De religione laiti, Parerga. London, 1645. сакральное измерение и становится социальной конвенцией, что у деиста Гоббса превращается уже напрямую в «коллективный дого­ вор». Раскаяние и оставление греха, понятых в системе автономной морали, в деизме трактуются как ассимиляция морали индивидуу­ мом через феномен совести. А воздаяние выступает как логическое следствие нарушения моральных установок. Причем в протестант­ ском (особенно кальвинистском) контексте это воздаяние практиче­ ски полностью переносится на «этот век», обретая свое выражение в наглядном феномене материального успеха, рассматриваемого большинством протестантских учений как явный признак избран­ ности или (в случае нищеты) проклятости. Деизм по своей структуре во многом совпадает с антитринита­ ристскими тенденциями, ярко проявившимися в ходе Реформации, когда отдельные протестантские группы выступили против догмата о Пресвятой Троице, настаивая на последовательном и эксклюзив­ ном монотеизме ветхозаветного толка, чрезвычайно близкого типо­ логически к деизму и «естественной религии». Одним из первых ан­ титринитаристов был англичанин Джон Эштон, о котором практи­ чески не осталось никаких сведений, кроме того, что он в 1549 году выпустил трактат, излагающий основы антитринитаристской тео­ логии. Схожие мотивы присутствовали среди анабаптистов Герма­ нии. Эти взгляды излагали в ту же эпоху немец Мартин Целлариус (1499-1561), итальянец Бернардино Охино (1487-1564), испанцы Хуан Вальдес (около 1500-1541) и Мигель Сервет (1511-1553). Но полноценную догматическую версию антитринитаризма предложили польские протестанты (Польские Братья), последова­ тели итальянского крипто-протестантского теолога Фаусто Пауло Социни (1539-1604), по имени которого течение стало называть­ ся «социнианством». Социни отрицал бессмертие души, утверж­ дая вместо него «христианский морализм». Его учение подхватили и развили польские протестанты и значительная часть протестантов Трансильвании, составившие корпус антитринитаристской литера­ туры. Показательно, что антитринитаристские тенденции социниан постоянно пересекались с иудео-христианским течением Реформа­ ции. В Трансильвании оно было представлено проповедником Фе­ ренцем Давидом (1510-1579), с которым Социни померживал тес­ ные связи, хотя и не разделял до конца его позиций. С иудео-христи­ анством ряда протестантских сект социниан сближал радикальный и эксклюзивистский монотеизм и отказ от признания Христа Богом. Основателем формального унитарианства в Англии считается Джон Бимл (1615-1662), написавший ряд богословских текстов в социнианском ключе. Однако первая полноценная унитарианская конгрегация была основана лишь намного позднее перешедшим из англиканства священником Теофилусом Линдси (1723-1808). В Англии социнианство было признано ересью; так, позднее один из ярких антитринитаристов Джозеф Пристли (1733-1804) был вынужден в 1794 году эмигрировать в США, где он основал в штате Пенсильвания первую Унитарианскую церковь, ставшую постепенно весьма влиятельной в Северной Америке. В целом же влияние этого течения среди пуритан было довольно весомым. Если мы сопоставим между собой пять пунктов английского деизма Чербери и социнианские догмы антитринитаризма, и даже иудео-христианские версии крайних протестантов, то увидим меж­ ду ними полное структурное схоgство. Все пункты идеально опи­ сывают антитринитарную догматику. Это наблюдение позволяет наметить слабо исследованную на сегодняшний день связь между философским gеизмом, преобладавшим в ранней версии научной картины мира Нового времени, и антитринитарными версиями ряgа протестантских сект, а это означает, что мы получаем воз­ можность проследить религиозные - конкретно протестантские - корни деизма, претендующего на отвлеченность от конкретной религии. При этом социнианство, являющееся разновидностью арианства, хотя и в совершенно новых исторических и культурных условиях, содержит в себе особую антропологию, вытекающую из толкования Христа как человека, а не Бога. Такая антропология, резко разрывающая связь человека с Божеством, на которой стро­ ится исторически и догматически вся христианская религия, теоло­ гия, философия и мистика, становится нормативной в Новое время. Тем самым мы идентифицируем важное переходное звено между парадигмой Традиции и парадигмой Модерна: антритринитарный протестантизм необходим как важнейший концептуальный ход для того, чтобы сделать возможной строго секулярную земную после­ довательно имманентную антропологию, ставшую основной и даже единственной в Новое время. На этой антропологии, понимающей человека как только человека и даже Христа интерпретирующей как «только человека», и строится современная философия и нау­ ка, чьи основы заложили, в первую очередь, английские мыслители эпохи перехода. Сны накануне Модерна Эдмунд Спенсер: история - дело фей Одним из ярчайших поэтов эпохи Тюдоров, считающихся осно­ вателями классического литературного стиля английской поэзии, был Эдмунд Спенсер (ок. 1552-1599). Спенсер был в первую оче­ редь поэтом, но современные исследования показывают то огром­ ное влияние, которое оказали на него платонизм и неоплатонизм1• Кульминацией его творчества считается неоконченная эпиче­ ская поэма «Королева фей»2, которая представляет собой уникаль­ ный пример сочетания живого и доверительного отношения к арха­ ичной кельтской мифологии, символического толкования историче­ ских событий на основе мифологических архетипов (классических или созданных поэтическим воображением) и морально-религи­ озной аллегорической метафорики. Эдмунд Спенсер представляет собой типичного поэта Возрождения, у которого ирония и опреде­ ленный скепсис, сопряженные с хорошим знанием модернистской эмпирической культуры, сочетаются с вдохновенным энтузиазмом, неоплатонизмом, мистицизмом и глубинной волей к сакральному. Эта амбивалентность характерна для такого явления, как «розен­ крейцерское Просвещение», которое мы рассмотрим несколько позднее и к которому его часто причисляют историки. Однако Спен­ сер был не столько философом, сколько именно поэтом, а его глав­ ное произведение относится к теме мира фей, духов и возрождает цикл преданий о рыцарях Круглого стола, что тематически лучше помогает понять дух Елизаветинской эпохи, а следовательно, и твор­ чество великого Шекспира, к которому мы обратимся ниже. Эдмунд Спенсер восстанавливает цикл легенд короля Артура, развивая тему пророчества Мерлина и интерпретируя династию Тюдоров как реализацию возврата к британской идентичности. Этот возврат трактуется им как возвращение сакрального измерения 1 Quitslund Jon А. Spenser's Supreme Fiction: Platonic Natura\ Phi\osophy and The Faerie Queene. Toronto: University of Toronto Press, 2001; Yates F. The Occult Philosophy in the Elizabethan Age. New York: Routledge, 2001. 2 Spenser Е. The Faerie Queene. London; New Уork: Longman, 1977. в жизнь: рыцарская этика, обновленные добродетели, представлен­ ные в личностях главных персонажей отдельных книг поэмы, вос­ становление священной суверенной власти кельтских правителей накладываются на живое обращение к мифам и их действующим лицам - феям, драконам, магам, железным людям, великанам и т.д. К героям кельтских мифов добавляются персонажи христианской традиции - святой Георгий (рыцарь Красный Крест), демоны Эйт и Дюэсса, черный колдун Архимаго и т.д. Во главе всей структуры описанного Э. Спенсером королевства стоит Королева Фей, Глориа­ на, в которой современники Спенсера легко узнавали идиллический образ королевы Елизаветы. Она воплощает в себе Славу и является абсолютной госпожой всего мифического мира фей, который и есть Британия. Кроме того, королева Елизавета появляется в виде девы Бельфоэбы, а ее негативный двойник - в виде девы Люциферы, во дворцах которой за веселыми пирами и турнирами скрывается на­ полненная узниками тюрьма. Сам Э. Спенсер однозначно стоит на стороне протестантизма, и поэма полна критическими замечаниями в адрес Католической церкви и особенно королевы-католички Марии Шотландской, изо­ браженной в виде адского крокодила. Поэтому поэма была запреще­ на в Шотландии. Главное у Э. Спенсера - это попытка символического и мифо­ логического описания истории английского Ренессанса, но при этом речь не идет о простой аллегории, а скорее, о стремлении вскрыть глубинный смысл событий современной поэту Англии через мифо­ логическую интерпретацию, построенную на основе кельтского эпо­ са и средневековой христианской мистики. Мир фей для Э. Спенсе­ ра более реален, нежели мир людей, и именно в нем он предлагает искать архетипы действительности. Из запланированных 12 книг «Королевы фей» Э. Спенсеру уда­ лось написать только шесть и часть седьмой. Все части можно распре­ делить по планетарным циклам. Так, первая книга посвящена рыцарю Красный Крест и его Даме Уне. Рыцарь символизирует саму Англию как оплот «истинного христианства», а Дама Уна, латинское una - «единая», единство истины. Красный Крест воплощает в себе солнце и добродетель щедрости. Герой второй книги - сэр Гюон, воплощаю­ щий в себе храбрость. Его символизм связан с планетой Марс иогнем. Именно этот рыцарь является главной фигурой французской жесты1, где фигурируют Оберон и фея Моргана. Героиня третьей книги «Ко- 1 Жеста (chansons de geste) - особый эпический стиль средневековой литерату­ ры, посвященной подвиrам и приключениям rлавных rероев. ролевы фей» - дева-рыцарь Бритомарт, соответствующая Луне. Ее добродетель - непорочность, хотя при этом ее судьба - быть «вечно­ рождающим чревом» (everlasting womb), что соответствует символиз­ му Луны. Четвертая книга выводит на первый план рыцарей Кампбе­ ла и Триамона, символизирующих добродетель дружбы и связанных с Меркурием и его символом кадуцеем. Пятая книга посвящена са­ мой Астрее, Королеве Фей, воплощению добродетели Справедливо­ сти, и эпохе золотого века, что относит ее к влиянию планеты Сатурн. В шестой книге главным действующим лицом является сэр Калидор, символ Красоты; он сопряжен с планетой Венера. Не законченная седьмая книга по замыслу должна была быть посвященной Юпитеру. Таким образом, популярная поэма о рыцарях и феях строится на основании последовательно проведенной астрологической системы и неоплатонических эйдетических цепей, представляя собой свое­ го рода мифологический алфавит архетипов, с помощью которых поэт излагает свою интерпретацию прошлого, настоящего и буду­ щего Британии. Уильям Шекспир: короли, духи и куклы rлобальноrо театра Колоссальн9й фигурой мирового масштаба в области культуры был загадочный автор множества пьес и поэтических произведе­ ний, создатель уникального театра, предопределившего весь этот жанр вплоть до настоящего времени, известный под именем Уильям Шекспир1 (1564-1616), относительно исторической идентичности которого до сих пор ведутся ожесточенные споры. Все пьесы Шекспира можно распределить на несколько темати­ ческих и географических циклов, связанных с теми или иными куль­ турными пространствами. История Англии развертывается у Шекспира в серии пьес, на­ чиная с «Короля ЛИра», «Цимбелин» (древнейшая доанглосаксон­ ская история Британии), и далее «Король Иоанн», «Ричард 11», «Ген­ рих IV (в двух частях)», «Генрих V», «Генрих VI (в трех частях)», «Ри­ чард 111», «Макбет» и «Генрих VIII», «Виндзорские насмешницы». Сюда же примыкает знаменитая пьеса «Гамлет, принц Датский», о главном герое которой упоминает Саксон Грамматик в «Дея­ ниях данов»2• В Италии развертываются события следующих пьес: 1 Шекспир В. Полн. собр. соч.: В 14 т. М.: Терра, 1992-1994. 2 Saxo Grammaticus The nine books of the Danish history of Saxo Grammaticus. Lon­ don; Copenhagen; Stokholm; Berlin; N.Y.: Noпoena Society, 1905. «Ромео и Джульетга», «Отелло», «Венецианский купец», «Мера за меру», «Зимняя сказка», «д,3а веронца», «д,3енадцатая ночь», «Укро­ щение строптивой», «Много шума из ничего». Древний Рим описан Шекспиром в пьесах: «Антоний и Клеопатра», «Отелло», «Тит Ан­ дроник», «Юлий Цезарь», «Трагедия о Кориолане». Франция стано­ вится местом действия пьес: «Бесплодные усилия любви», «Как вам это понравится», «Все хорошо, что хорошо кончается». А Греция: «Перикл», «Комедия ошибок», «Троил и Кресида» и «Сон в летнюю ночь». События «Бури» развертываются на острове Бермудского ар­ хипелага в Атлантическом океане у берегов Америки. Кроме того, Шекспир является автором нескольких поэм: «Вене­ ра и Адонис», «Обесчещенная Лукреция», «Страстный пилигрим», «Феникс и голубка», «Жалоба влюбленной» и Сонетов. Шекспир воплощает в себе сразу несколько фундаментальных моментов. Он представляет собой автора: • полнее и ярче других отразившего тот период в англо-британ­ ском историале, который соответствует nepexogy от Средневе­ ковья к Новому времени; • давшего глубинное описание мифологических и исторических корней англо-британской истории, а также сопряженных с ней обществ и народов; • сформулировавшего новые эстетические, стилистические и антропологические критерии всего европейского Модерна; • описавшего фунgаментальные измерения человеческой при­ роgы; • остро поставившего центральные философские, этические и политические вопросы; • создавшего галерею образов и сюжетов, которые практически исчерпывают грамматику базовых психологических типов. Тема творчества Шекспира является безграничной, и для выяс­ нения структуры англо-британского историала и соответствующей ему идентичности необходимо определить основные моменты его грандиозного наследия, ближе всего относящиеся к разбираемой нами теме. Наиболее архаические сюжеты, возможно, принадлежащие к кельтским мифам и древним пластам британского фольклора, но соотнесенные с эпохой самого Шекспира, отражены в пьесах «Буря» и «Сон в летнюю ночь». Хотя формально «Буря» имеет отношение к итальянской истории и ее героями являются герцоги Милана и король Неаполя, все дей- ствие происходит на волшебном острове, что явно напоминает Ава­ .лон, а Просперо представлен в виде короля-жреца, мага, повелеваю­ щего стихиями - в духе легенд из цикла о короле Артуре и Мерлине. Одновременно можно заключить, что этот «волшебный остров» отно­ сится и к новым территориям, открытым англичанами по ту сторону Атлантики. По одной из версий, в основе сюжета Шекспира лежит история, сообщенная Уильямом Стрэйчи о крушении английского корабля, направлявшегося на Вирджинские острова, в районе Бер­ мудского архипелага1• Но эти темы, как мы видели, тесно переплете­ ны между собой. Нельзя исключить, что фигура Просперо является аллюзией на Джона /j,!f.2, мага, алхимика и мистика Елизаветинской эпохи, который активно померживал морские завоевания Англии, предложил термин «Британская Империя», и вместе с тем вызывал духов, о чем свидетельствуют его дневниковые записи, опубликован­ ные его критиком швейцарцем Исааком Казобоном (1559-1614). В буре упоминается о колдунье Сикоракс, связанной каким-то образом с Алжиром (территорией, где была распространена бербер­ ская культура Великой Матери), которая соотносится Шекспиром с Луной (о силе ее волшебства говорится, что «она могла управлять Луной»), и другими атрибутами Кибелы. Отдельные черты связы­ вают ее с такими мифологическими фигурами кибелического цик­ ла, как Медея или Киркея. Показательно, что Сикоракс помещает схваченного ею воздушного дух.а Ариэля именно в сосну, дерево Ве­ ликой Матери (фигурирующее также в цикле /j,!f.ониса). Таким об­ разом, одна из тем пьесы относится к важнейшему для кельтского пласта англо-британской идентичности раскрепощенного (могуще­ ственного и зловещего) женского начала. Сын Сикоракс - грубое чудовище Калибан. В нем многие кри­ тики видят анаграмму слова «Каннибал», что вписывается в симво­ лизм колониальных открытий и может служить, вместе с деталями красочного описания этого персонажа, основанием для прочтения «Бури» как повествования о колониальной эпопее Англии и покоре­ нии ею аборигенов - жителей новых земель. Главным персонажем пьесы является все же вполне патриар­ хальный король-маг Просперо, изгнанный из своего королевства вместе с дочерью Мирандой и пребывающий на волшебном остро- 1 Strachey W. А True Reporto:ry of the Wreck and Redemption of Sir Thomas Gates, Knight // А Voyage to Virginia in 1609. Charlottesville, VA: Univ. Press ofVirginia, 1965. 2 Для английской исследовательницы мистической стороны творчества Шек­ спира Ф. Йейтс в этом нет никакого сомнения. Yates F. La filosofia occulta en la ероса isabelina. Mexico: Fondo de cultura economica, 1992. Р. 135. ве, откуда он должен в конце пьесы вернуться. Это явное указание на фигуру из цикла Святого Грааля - Короля-Рыбака или самого короля Артура, который пребывает на Авалоне, но в конце времен должен вернуться в свое царство и восстановить Кельтскую Импе­ рию (в данном случае символизируемую Миланом, который истори­ чески был одним из крупнейших центров Великой Кельтиды). Фигура Калибана воплощает в себе титаническое начало: у него есть мать (Сикоракс), но нет отца (по крайней мере, о нем ничего не говорится в пьесе). Ведьма-мать научила его культу инфернального бога Сетебоса, в котором можно распознать Кроноса-Сатурна. Ариель, легкий дух, помогающий Просперо творить чудеса, в благодарность за освобождение из сосны, напоминает отчасти тех ангелов, которых вызывал Джон Д;и. Например, ангела Аннаэль1• В этом случае «Буря» превращается в краткую версию англо-бри­ танского историала, включающего в себя все его основные струк­ турные моменты. «Сон в летнюю ночь» также затрагивает ряд тем, принципиаль­ ных для архаического слоя англо-британской культуры, где кельт­ ские мотивы тесно переплетаются с германскими. В пьесе одну из главных ролей играет Оберон, король фей, который изначально фигурирует в двух версиях европейского средневекового мифа - германской и галльской (французской). В германском цикле Оберон выступает как карлик Альберих (от старо-верхне-немецкого аlЬ­ «эльф» и rih, король). Согласно франкской легенде, Альберих счи­ тается братом Меровея, основателя франкской династии Меровин­ гов. В бургундской «Песне о Нибелунгах» Альберих хранит золото Рейна. У него же Зигфрид отнимает шапку, делающую невидимым. Альберих связан с подземным и подводным миром. И сам Меровей был рожден от женщины-рыбы. При этом Альберих, как и Меровей, является королем, только Меровей - человеческого мира, а Альбе­ рих - потустороннего, королем эльфов. Вместе «два брата» восста­ навливают архетип короля-жреца, лежащий в основе сакральной Империи. 1 Элиас Эшмол приводит выдержки из дневников Джона № с описанием обще- ния с вызванным ангелом Аннаэлем посредством медиума: №: In nomine Jeus Christi, qui es tu? (Именем Исуса Христа, ты кто?) Аннаэль: Potestas omnis in me sita est. (Во мне- могущество всего.) №: Quae? (Какое?) Аннаэль: Вiпа, et mala. (И доброе и злое.) См.: Ashmole Е. А True & Faithful Relation of What passed for many Yeers Between Dr. John Dee (А Mathematician of Great Fame in Q. Eliz. And Кing James their Reignes) and some spirits. London, 1659. В кельтской версии, от которой отталкивался Шекспир, Оберон выступает как маленький, но прекрасный король фей и эльфов из цикла жест, посвященного благородному рыцарю Гюону из Бордо1• Здесь Оберон выступает как носитель сакральных объектов: вол­ шебной чаши, постоянно наполняющейся снова (в чем можно уви­ деть намеки как на котелДагды, так и на Святой Грааль), рога, с по­ мощью которого его всегда можно вызвать, и т.д. Происхождение Оберона, по французской версии, не менее экзотично. История начинается с принцессы Брюнехальты (в которой явно опознает­ ся германская Брунгильда), которая выступает как жена мифиче­ ского римского императора Цезария и мать Юлия Цезаря. Женой же Юлия Цезаря становится фея Моргана, сестра короля Артура с острова Авалон. У Юлия Цезаря и феи Морганы рождаются близ­ нецы Оберон и Георгий. Оберон в возрасте семи лет перестает ра­ сти. А Георгий после смерти Юлия Цезаря наследует ему, заняв им­ ператорский трон. Оберон же живет вечно вместе с Брюнехальтой и феей Морганой, что подчеркивает связь Оберона с потусторон­ ним миром. Брюнехальта пророчествует, что за отнятый титаном волшебный шлем (аналог шлема Альбриха, делающего невидимым) в будущем отомстит Гюон из Бордо. При этом в одной из версий про Оберона и Гюона из Бордо женой Гюона названа Эскларомон­ да, в которой нетрудно узнать предводительницу катаров Эскларо­ монду де Фуа2• У Шекспира этот германо-кельтский сюжет, напрямую сопря­ женный с тематикой сакрального обоснования императорской власти в структурах феминоидного потустороннего, обыгрывается через ссору короля эльфов Оберона с его возлюбленной королевой фей Титанией. Действие происходит в лесу (символическое место, связанное с женским началом и потусторонним миром). Многие детали Шекспир взял из «Метаморфоз» Овидия; в том числе и имя «Титания», которое у Овидия применяется ко всем дочерям титанов. Показательно также, что дух-помощник Оберона, Пак, ответствен­ ный в ходе пьесы за все превращения героев, заставляет Титанию влюбиться в простолюдина-ткача, выполняющего функции акте­ ра-любителя - Ника Основу (Nick Bottom), которого он наделяет ослиной головой. Этот символизм чрезвычайно важен. Любовь ко­ ролевы фей, дочери Титана (Титании), к ослоголовому ткачу по име­ ни Основа, дословно «Дно» (Bottom), описывает в духе ренессансно­ го гротеска - альянса того, что немецкий мистик Таулер называет 1 Huon de Bordeaux. Paris: F. Vieweg, 1860. 2 Ран О. Крестовый поход против Грааля. М.: АСТ, 2004. «первым человеком»1, т.е. «телесным, материальным человеком», символизируемым фигурой осла (как в «Золотом Осле»2 римского платоника Апулея) с женской титанической стихией Великой Мате­ ри. Когда ткач просыпается после всех метаморфоз, не в силах пове­ рить тому, что это было наяву, он принимает решение написать еще одну пьесу «Грезы Основы» или «Грезы д!r.а». Шекспир дает здесь тонкую игру слов: она (пьеса) будет называться «Грезы it shall Ье called 'Bottom's Dream', because Основы», потому что у нее нет дна it hath no bottom Тема ссоры Оберона с Титанией и ее влюбленность в ослоголово­ го Ника-Основу описывает фундаментальный сдвиг в самой онтоло­ гии Нового времени, когда материя (Титания), ранее покорная духов­ ному началу (Оберону) и образующая вместе с ним мир душ (эльфов, духов, фей), отдаляется от него и проникается влечением к низшему антропологическому типу - ослоголовому простолюдину, чье имя (Bottom) означает как основу ткани, так и собственно (антропологиче­ ское) дно. Этот переход и есть вступление в Модерн, построенный на упрощенной примитивной рациональности и огрубевшей, впавшей в спровоцированный любовный делирий природе (Титании). Вдохновленный Овидием и его «Метаморфозами», Шекспир об­ ращается также к тематике любви женской богини (на сей раз не Титании, но самой Венеры, рожденной, впрочем, от оскопленного Урана, отца первой пары титанов и прародителей остальных тита­ нов - Кроноса и Реи-Кибель1) к смертному человеку в своей поэме «Адонис и Венера». Но в отличие от классического греческого мифа Адонис Шекспира отклоняет gомогательства Великой Матери, бу­ дучи увлеченным охотой (на которой он и гибнет, убитый кабаном). Этот жест Адониса имеет колоссальное значение: в нем можно уви­ деть восстание хтонического мужчины против феминоидного начала и его переход на сторону патриархальных могуществ. Жест Адониса у Шекспира есть резкий шаг по смене архетипа в пользу Диониса. Та­ ким образом, сюжет является зеркальной версией главной проблема­ тики европейского Модерна: смещение архетипа Диониса в сторону архетипа Адониса. У Шекспира же описано нечто обратное. «Сон в летнюю ночь» в ироничной манере показывает также то, как Шекспир понимает сущность человеческого общества и отно­ шений между людьми. Они строятся не по линии индивидуум/инди- 1 Дугин А.Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический. 2 Апулей. Апология. Метаморфозы. Флориды. М.: АН СССР, 1960. видуум, но по модели актер/актер. Эта же тема ярко представлена в «Буре», где маг Просперо с помощью духа (Ариэля) устраивает сложную игру явлений, заблуждений, иллюзий и внезапных втор­ жений фигур потустороннего в человеческую действительность, представляющая собой лишь малую рамку подлинного и намного более богатого и объемного мира. Смена влюбленностей у другой группы персонажей «Сна в летнюю ночь», двух афинских юношей и двух девушек, под чарами озорного духа Пака, открывает сущ­ ность того, как сам Шекспир понимает театральность бытия: люgи суть набор механических конвенций, проецирующие на gругого свои ожиgания и силы nog влиянием логики чар, полностью от них скрытой и в любой момент способной изменить и направление их экзистенциальной траектории, и их внутреннее содержание. По Шекспиру, в основе действительности лежит субстанция сновиgе­ ний, лишь на время застывающая в виде человеческих личностей и физических предметов, чтобы снова раствориться в тонкой игре, чьи нити ведут в миры духов, фей, а подчас чудовищ и демонов. Не случайно Просперо в «Буре» (акт 4, сцена 1) произносит свою зна­ менитую фразу: Мы из того же материала, We are such stuff Что и сны, и наша маленькая жизнь As dreams are made on, and our little life вокруг объята сном. Is rounded with а sleep. В «Буре» и в пьесе «Сон в летнюю ночь» Шекспир открывает структуру своего замысла «театра-мира» (отсюда название его теа­ тра «Глобус»). Театр-мир представляет собой в целом - и как место постановки (сцена, зал, декорации), и как игра актеров, и как разы­ грывание сценария, и как сюжетный нарратив - метафору бытия1• В центре бытия лежит «мир сновидений», империя эльфов и фей, в которой легко узнать древнекельтские представления о потусто­ роннем и его могуществах, откуда обращения к женскому началу и женским образам в целом, обязательно сопряженным с истоками политической власти и господства. Поэтому Просперо одновремен­ но и король и маг, а Оберон-Альберих - воплощает в себе сакраль­ ного двойника императора - основателя династии Меровингов или вымышленного сына Юлия Цезаря «Императора Георгия» из 1 Показательно, что в ХХ веке на метафоре театра была построена такая дисци­ плина, как социология, воплотившая мысль Шекспира в целую область науки. В опре­ деленной мере метафора театра повлияла и на психологию, особенно на «психологию глубин» К.Г. Юнга. жесты «Гюон из Бордо». По мере удаления от этого центрального мира, имижиналя, по А. Корбену, его тонкие энергии сгущаются и постепенно остывают в человеческой действительности, которая основывается на забвении о сне, на погружении в сон внутри сна, что превращает мир в нечто «серьезное», «необратимое» и «под­ линное», хотя речь идет о случайной игре онейрических (духовных) сил. Человек, по Шекспиру, есть актер и только актер. Он исполняет временную роль, увлекаясь ее серьезностью, а затем снова возвра­ щается в воды сновидений. Поэтому и афинские юноши и девуш­ ки так легко и мгновенно меняют свои сердечные пристрастия: они актеры в руках озорного духа, кукль1, механические аппараты, и контраст между их серьезностью в восприятии самих себя, своих возлюбленных, конкурентов и врагов, а также мира, в котором они находятся, у зрителя, получившего доступ на более высокий план, - в мир Оберона, Пака и фей, мир реального сна, - вызывает смех и восторг, вызываемые наглядной расшифровкой их невежества. Шекспир любит прием пьесы в пьесе. Он вводит условность внутрь условности, но этот двойной ход обращен к внимательному зрите­ лю, которому тем самым дается понять: мы удвоили сцену в одном направлении, чтобы вы осмыслили аналогично этот ход в противо­ положном направлении - осознав, что вы лишь играете роль зри­ телей в театре, в котором на одно измерение больше. Показывая в спектакле механизм спектакля, Шекспир обнажает механизм жиз­ ни как спектакля, а также демонстрирует тот план, где лежат истин­ ные нити игры. По-настоящему серьезные персонажи «Сна в лет­ нюю ночь» - это Оберон и Пак; они носители прямого могущества сновидений, истинные властелины, выразители стихии господства. Все остальные - актеры. По Шекспиру: боgрствующий спит, но только не знает об этом. «Буря» и «Сон в летнюю ночь» напоминают нам об этом фундамен­ тальном факте. В отличие от формально легкомысленных и увеселительных пьес, та же тема в «Макбете» или «Гамлете» излагается Шекспиром в мрач­ ных тонах. При этом трагедийность и драматизм серьезных произ­ ведений не должны вводить нас в заблуждение: в них лишь больше человеческой земной перспективы и меньше прямого присутствия чистой стихии снов, онейрического реализма. Плотин говорил: (...) в игры серьезно играют те, кто не знает, что такое быть серьезным, те, кто лишь сами игрушки в игре1• 1 Плотин. Третья Эннеада. СПб.: Издательство Олега Абышко, 2005. С. 152. tттоuМ ЕтаL Ы каl та ттaiyvLa тоТ<; crnouM ELV оuк Eic56oL каl тоТ<; аuтоТ<; oi)oL ттшуviоL<; Поэтому «Буря» и «Сон в летнюю ночь» - произведения наибо­ лее серьезные, написанные с точки зрения тех, кто понимает весо­ мость мира фей, от их лица и для тех среди людей, кто им эйдетиче­ ски близок, в то время как драматические монологи характерны как раз для кукол. Прельщенный пророчествами ведьм (другое имя фей), Макбет становится жертвой серьезного отношения к игре, но пони­ мает сущность игры, ее экзистенциальный подвох слишком поздно. Вначале (акт 3, сцена 3) он догадывается о ничтожности того, кто играет, но все еще верит в то, что сам процесс игры дает безопас­ ность от этой ничтожности. В процессе социализации человек, по­ лагает Макбет, способен укрыться от собственной бездны. Поэтому он говорит: Быть так - ничто, Но так надежней быть. То Ье thus is nothing, But to Ье safely thus. Ничто (nothing) и безопасность, надежность (safety) - две сторо­ ны того, кем играет игра. Это - сущность человека как театрально­ го актера. Но чтобы дойти до предела метафизического урока, Шек­ спир разрушает для Макбета и его грезу безопасности, заставляя понять сущность секвенции помрачений, называемой «жизнью». Узнав о гибели супруги, Макбет (акт 5, сцена 5) горько провоз­ глашает: Завтра, и завтра, и завтра, Ползет таким маленьким шажком от дня ко дню вплоть до последнего слога записанного времени, И все наши вчера осветили дуракам путь к перстной смерти. Прочь, прочь, короткая свеча! Жизнь лишь блуждающая тень, бедный актер, который вышагивает и мучается свой час на сцене, И больше о нем ничего не слышно. Это история, рассказанная идиотом, Полная грохота и ярости, Которая вообще ничего не означает. Tomorrow, and tomorrow, and tomorrow, Creeps in this petty расе from day to day То the last syllaЬ!e of recorded time, And all our yesterdays have lighted fools The way to dusty death. Out, out, brief candle! Life's but а walking shadow, а poor player That struts and frets his hour upon the stage And then is heard no more. It is а tale Told Ьу an idiot, full of sound and fury, Signifying nothing. В «Макбете» мы не видим того, кто рассказал нам эту историю. Мы не видим тайного короля-жреца, повелителя фей. От его имени говорят ведьмы. Поэтому, не зная его, не распознав его послания, Макбет в отчаянии называет его идиотом. Бог марионеток и идио­ тов - сам марионетка и идиот. В этом Макбет прав. Прав он и в том, что «история, рассказанная идиотом, (...) ничего не означает». Семантика, чтобы быть обоснованной, должна уходить в миры са­ крального, проникать сквозь заслоны ведьм, в самую сердцевину онейрического царства, в ядро имажиналя. Тот, кто остается на по­ верхности, лишается смысла и значения. Он тождественен только самому себе, и, отыграв роль, его бросают в мусор. «И больше о нем ничего не слышно». (And then is heard no more.) Также с позиции актера, смутно догадывающегося о том, что он актер, произносит свой самый знаменитый монолог истории театра, и даже всей мировой культуры, Гамлет, принц датский (акт 3, сцена 1): Быть или не быть? Это - вопрос - Благороднее ли страдать в сознании От стрел и петель бешеной судьбы Или взяться за оружие против моря бед, И, сопротивляясь, покончить с ними? Умереть, заснуть - Не больше - и через сон сказать, что мы Закончили головную боль и тысячу по­ трясений естества, Которые наследует плоть - это консу­ мация, которой следовало бы благоче­ стиво желать! Умереть, заснуть. Заснуть, а может быть, и погрузиться в грезы - ай, здесь-то точка соприкос­ новения, Ведь в этом сне смерти, что за сны мо­ гут прийти, когда мы сбросили с себя этот смертельный узел, Может быть, наступит пауза. Это отно­ шение и составляет проклятье такой долгой жизни. Кто стал бы выносить хлесткие удары и язвительные насмешки времени, острую боль презираемой любви, про­ медления закона, То Ье, or not to Ье? That is the question - Whether 'tis noЬ!er in the mind to suffer The slings and aпows of outrageous fortune, Or to take arms against а sea of trouЫes, And, Ьу opposing, end them? То die, to sleep- Nomore - and Ьу а sleep to say we end The heartache and the thousand natural shocks That flesh is heir to - 'tis а consummation Devoutly to Ье wished! То die, to sleep. То sleep, perchance to dream - ау, there's therub, For in that sleep of death what dreams may соте When we have shuffled off this mortal coil, Must give us pause. There's the respect That makes calamity of so long life. For who would bear the whips and scoms of time, Th' oppressor's wrong, the proud man's contumely, The pangs of despised love, the law's delay, The insolence of office, and the spurns That patient merit of th' unworthy takes, When he himself might his quietus make дежурное высокомерие, пинки, которые принимает терпеливая заслу­ га недостойного, когда он сам с собой свести бы мог сче­ ты с помощью обнаженного лезвия? Кто стал бы выносить этот груз, кряхтеть и покрываться потом под бре­ менем изнурительной жизни, если бы не этот ужас от того нечто, что будет после смерти, от неоткрытой страны, из-за границ которой не возвратился ни один пут­ ник, что озадачивает нашу волю и застав­ ляет лучше выносить все скорби, кото­ рые мы имеем, чем лететь к дРуrим, о которых мы пока ничего не знаем? Так сознание всех нас делает из всех нас трусов, и тогда врожденный румянец реши­ тельности сходит под бледным броском мысли, и предприятия великой силы и яркого момента благодаря такому взгляду сходят на нет и теряют имя действия. - Мягка ты сейчас, прекрасная Офелия! - Ним­ фа, в твоих молитвах, пусть будут по­ мянуты все мои грехи. With а bare bodkin? Who would fardels bear, То grunt and sweat under а weary life, But that the dread of something after death, The undiscovered country from whose bourn No traveler returns, puzzles the will And makes us rather bear those ills we have Than fly to others that we know not of? Thus conscience does make cowards of us all, And thus the native hue of resolution 1s sicklied о'er with the pale cast of thought, And enterprises of great pith and moment With this regard their currents tum awry, And lose the name of action. - Soft you now, The fair Ophelia! - Nymph, in thy orisons Ве all my sins remembered. Гамлет, как и любой смертный, знает, что жизнь ограничена со всех сторон полем сна. Но это поле непроницаемо. Там может быть новая греза, новая пьеса, а может не быть ничего или нечто настоль­ ко страшное, что все ужасы земного существования покажутся счастьем. Отчужgение от миров смерти gелает человека ее жалким рабом. Так, Гамлет излагает принципиальную программу Модерна: потусторонний мир, открытый в Античности и все еще приоткры­ тый в европейском Средневековье, захлопнулся, скрылся за бойни­ цами ночи; отныне он чистая мгла, и неизвестно - что за ней таится и таится ли что-либо... Гамлет знает только одно: он актер, но что это за пьеса, кто ее автор, в чем ее смысл, кто написал и распределил роли - все это не просто отложено на потом, до момента Страш­ ного суда, но вообще стоит под вопросом. Пьеса ли это? Есть ли ав­ тор? Может ли существовать нечто, в чем полностью отсутствует смысл («что ничего не значит», по словам Макбета)? А писал ли ее кто-то когда-то? И роль ли то, что мы играем? Бессмысленные в эпоху Средневековья, когда ответы есть у Мерлина, короля Артура, у Церкви и у Империи, у правителя стра­ ны фей, эти вопросы в эпоху Возрождения становятся, напротив, впервые со всей остротой и безответностью. Чтобы в Модерне их трагический депрессивно-меланхолический тон превратился в оп­ тимистический энтузиазм имманентности: жизнь - это все, что нам дано, и надо прожить ее максимально полно и насыщенно, так как за пределом, скорее всего, ничего нет и не будет. Гамлет, как и Макбет, открывает новый «расколдованный» (по М. Веберу) мир (entzauberte Welt). Разница между Гамлетом и Макбетом лишь в том, что первый опустил руки, а второй пытался бороться. Оба пришли к одному и тому же: к обнаружению утраты смысла, исчезнувшего вместе с ми­ ром фей и волшебного острова. Потустороннее отныне вторгается в жизнь лишь эпизодически: как ведьмы у Макбета и тень отца в «Гам­ лете». Это сон во сне, отблеск далекой ночной зарницы. Именно в этих четырех пьесах - «Макбет», «Гамлет», Сон в лет­ нюю ночь» и «Буря» - Шекспир излагает свою метафизику театра, с помощью которой он передает сущность исторического перехода, свершающегося в Англии на его глазах. Джон Донн: труп и душа в анатомии мира Другим великим английским поэтом переходной эпохи (от Тюдо­ ров к Стюартам и от Средневековья к Модерну) был англиканский священник и философ Джон Донн1 ( 1572 - 1631). Джон Донн трагически переживает свое время, которое он вос­ принимает как период великого распада. Распад он видит во всем: в религии, политике, науке, человеческих отношениях. Джон Донн одну из своих программных поэм называет «Первая годовщина. Анатомия мира»2 (1611), под «анатомией» (греческое аvатоµ(а, до­ словно, «рассечение», «раздробление») понимая сущность того вре­ мени, в котором он живет. Анатомия - не просто научный метод, но состояние мира, в котором происходит отсечение его самой главной составляющей, его смысла и его основы. Модерн и есть анатомия, причем отрезающая то, что является тайной основой бытия. Джон Донн жестко фиксирует этот диагноз в следующих строках: 1 Донн Дж. Стихотворения и поэмы. М.: Наука, 2009. 2 Dолле J. The first Anniversary. An anatomy of the World. London: Tho. Deweh, 1621. И новая философия все ставит под со- And new Philosophy cals all in doubl, мнение, The Element of fire is quite put out; Стихия огня полностью отставлена, The Sunne is lost, and th'earth, and no Солнце потеряно, и земля, и ничей ум mans wit Больше не может указать направление, в Can well direct him where to looke for it. котором все это искать. «Солнце потеряно» (The Sunne is lost) - это значит мир людей, разорвал связи с тем, что составляло эйдетическую сущность мира. И причина этого - «новая философия», которая абсолютизирует номиналистский разрыв между вещественной материей и ее духов­ ными причинами. Такое отношение Джона Донна к номиналист­ ским механико-материалистическим горизонтам мышления Англии Нового времени недвусмысленно ставит его в ряды платоников иду­ ховных консерваторов, носителей парадигмы Средневековья. Это проявляется и в глубокой приверженности Джона Донна католициз­ му, от которого он отказывается в пользу англиканства лишь после тяжелой внутренней борьбы, стараясь оставаться верным духу Тра­ диции и в новой религиозной среде. Формально поэма посвящена оплакиванию годовщины смерти дочери покровителя Донна сэра Роберта Друри Элизабет Друри, но смерть прекрасной девушки становится образом, в котором воплоще­ на фигура Софии, сакрального начала, души мира. Смерть юной Эли­ забет - это смерть всего, смерть и распад целостности. И поэтому она становится главным событием эпохи, которое Джон Донн отмечает в первую годовщину и во вторую, посвящая всякий раз ей метафизиче­ ские поэмы, представляющие собой вершину его творчества. Джон Донн в поэме «Годовщина» предлагает мистическую вер­ сию прочтения платонической теории любви. В «Федре» Платона Сократ трактует любовь как обнаружение в возлюбленном фигуры предводителя божественного отряда, в котором душа человека (ко­ лесничий) принимала участие в скачке к вершине небес до рожде­ ния, и через любовь, таким образом, душа восстанавливает память о самой себе и о своей небесной (звездной) сущности. Объектом любви поэтому становится образ психопомпа, водителя душ. В ев­ ропейской куртуазной поэзии - под сильным кельтским влияни­ ем - происходит смещение пола психопомпа в сторону женского начала, хотя у самого Платона этот пол был нормативно мужским. Таким образом, в центре мистической трактовки любви становит­ ся женский образ, кульминацией которого является фигура Софии, контрастно выделяемая рейнскими мистиками, и особенно Ген­ рихом Сузо. Эта традиция достигает своей кульминации у Данте и группы поэтов Fideli d'amore, где фигура (умершей) возлюбленной становится осью всего поэтико-религиозного творчества. В Лауре Петрарки мы видим классическое продолжение этой линии. У Джо­ на Донна Дама, водительница душ по преимуществу - это Элиза­ бет Друри. Этот выбор фигур умершей невинной девушки, любовь к которой ни в прямом, ни в переносном смысле не могла бы стать, по нормам его времени и его круга, эксплицитной темой, подчерки­ вает специфический стиль Джона Донна: ему необходимо сочетать проникновенную жизненность в описании Софии, ее конкретность и в определенном смысле «историчность» (отсюда привязка к годов­ щинам смерти), с кристальной чистотой отношений, исключающей любую аналогию с обычным арсеналом любовной поэзии, чьи мета­ форы обязательно соскальзывают в завуалированный и сублимиро­ ванный, но эротизм. В этой сложнейшей задаче Джону Донну на по­ мощь приходит смерть. Смерть в его понимании делится (еще один смысл анатомии) строго на две половины: оставшееся в могиле гни­ ющее земное тело и взлетающая к небесам сквозь планетарные сфе­ ры душа (это восхождение души подробно описано поэтом во «Вто­ рой Годовщине», имеющей подзаголовок «Возвышение души»1). Смерть берется не как событие, ожидающее человека в будущем, а как базовая метафора для описания бытия как такового, как струк­ тура и основа онтологии. Человек не просто смертен, не просто ког­ да-то умрет, он уже мертв. Он рождается в смерть. Начало мира есть его падение - отсюда падение Сатаны на заре онто- и космогенеза. Джон Донн подчеркивает это в следующих пронзительных стро­ ках: Как и в случае человека, вся структура мира Искажена в пропорциях, создана ущербной: Так как прежде чем Бог успел устано­ вить все остальное, Вошло Разложение и поразило собой наилучшее: Оно схватило Ангелов, и тогда уже на первом этапе, Тhen, as mankinde, so is the worlds whole frame Quite out of ioynt, almost created lame: For, before God had made vp all the rest, Corruption entred, and deprau'd the best: It seis'd the Angels, and then first of all The world did in her Cradle take а fall, And turn'd her brains, and tooke а generall maime Wronging each ioynt of th'vniuersall frame. 1 Donne J. The second Anniversary. Of the Progress of the Soul. London: Tho. Deweh, 1621. Мир уже в своей колыбели подвергся падению, И исказил свой мозг, и во всем сбился спуги, Подвергая порче каждое сочленение вселенской основы. Распад Природы во всех ее частях. Самая благородная из частей, человек, почувствовал зто первым: а затем и зве­ ри, и растения были прокляты через проклятость человека. Поэтому мир с первого момента есть разложение, И с вечера мы начинаем отсчет дня(...) Decay of Nature in other parts. The noЫest part, man, felt it first; and than Both beasts and plants, curst in the curse ofman. So did the world from the first houre de­ cay, Тhat euening was beginning of the day (...) Пределом разложения является телесность, а пределом разложе­ ния самой телесности - современность. Но начало этого, по Джону Донну, следует искать намного глубже, в истоках метафизики. Мир есть падение, и смерть ставит в этом процессе внятную и зримую точку. Но падение предполагает того, кто падает. И это и есть душа и ее высшее воплощение - Мировая Душа, черты которой поэт опо­ знал в Элизабет Друри. Но - и это важно! - не просто в Элизабет Друри, а в смерти Элизабет Друри. Смерть души и есть ее рожде­ ние, ее появление, ее возвращение. В смерти происходит решающее разделение на то, что упало, и то, куgа упало то, что упало. То, куgа упало то, что упало, есть стихия мира сего, разложение, анатомия. Эта стихия символизируется плотью и ее гниением, что обобщается в фигуре трупа. Но то, что упало, обнаруживается в смерти как то, что не умерло, не разложилось, но, напротив, собралось в изначаль­ ное достоинство и, не тратя силы на компромисс кормления нена­ сытной плоти, взвилось в небесном полете. Труп - негативный ре­ зультат смерти, но возвращение gyuш на небеса - ее позитивный результат. Жизнь есть не что иное, как прелюдия к смерти, поэто­ му ее структура точно такая же: есть горизонт распада и горизонт возвращения. И к горизонту возвращения человек подходит тогда, когда сосредотачивается на прошлом, на Боге и на любви. На какой любви? По Джону Донну, ответ однозначный: любить можно толь­ ко мертвых. Любить можно только мертвое. Любить можно только смерть. Поэтому его поэзия лишена эротизма, присущего класси­ ческим формам куртуазной культуры и даже религиозной мистике. Джон Донн заведомо снимает любое обращение к телесности, к чув­ ственному миру, визуализируя на этом месте лишь труп или карту смерти. Если Душа, предводитель небесного отряда, движущегося упорно к вершине небес, и женщина, то только мертвая и невин­ ная женщина, которая не может быть и никогда не была объектом земной любви. В этом не просто дань условности, в этом вся метафи­ зика Джона Донна. Таким образом, только смерть является гаран­ тией подлинной онтологии, восстанавливаемой из бездны тотальной порчи, ущербности и расчлененности. Лишь смерть собирает то, что должно быть собрано, и отталкивает то, что является вектором рас­ пада - тело, имманентность, вещественность. Что должно быть со­ брано? Джон Донн отвечает-все. Она, которая вся была Всем, и не могла Shee who was all this All, and could not fall пасть Toworse (...) К худшему(...). Восстановленное смертью девушки все не просто появляется по­ сле смерти, оно и было единственным подлинным смыслом и содер­ жанием бытия всегда. Поэтому Джон Донн напрямую отождествля­ ет Элизабет Друри с Церковью. Все эти добродетели, будучи сложенны­ ми в одно, Делают ее Церковью. As these prerogatiues being met in one, Made her а Church. Смерть становится позитивной и жизнеутвержgающей вер­ сией абсолютной любви, которая не просто переживает могилу, но представляет собой то вечное измерение, самобытие души, которое лишь обнаруживается при кончине1• Таким образом, Джон Донн создает особую версию метафизики любви, где смерть мыслится це­ ликом позитивно, не как антагонист любви, но как сущность любви, как ее священный полюс, скрытое сокровище. Такой взгляд на мир как на процесс падения ставит Джона Донна в радикальную оппозицию теориям накопления и прогресса, кото­ рые в окружающей его исторической среде английского эмпиризма и номинализма, напротив, набирают силу. К сторонникам прогресса (в стиле Ф. Бэкона) Джон обращает свои горькие образы: 1 Последняя проповедь Джона Донна была посвящена даже такой тонкой и за­ претной вхристианстве теме, как самоубийство. Ценность смерти приводит его к ере­ тическому выводу о том, что Христос сам на Кресте совершил самоубийство, тонким лучом Божества прервав земную жизнь. Он приводит библейские образы Саула и па­ радоксальным образом трактует самоубийство Иуды. Здесь парадокс любви к смерти и любви как смерти достигает своего предела. Мир - это просто остов; ты кормишься им, Но только как червь, который живет за счет поедания остова; И почему же ты, бедный червь, полага­ ешь, что этот мир станет со временем лучше, чем раньше, И твои товарищи-черви надеются На последнее воскресение этого остова. Забудь этот мир и думай о нем совсем мало, Как о старой одежде, выброшенной много лет назад. The world is but а carcasse; thou art fed Ву it, but as а worme, that carcas bred; And why shouldst thou, poore worme, consider more, When this world will grow better then be­ fore, Then those thy fellow-wormes doe thinke vpone That carcasses last resurrectione. Forget this world, and scarse thinke of it so, As of old cloaths, cast off а yeere agoe. «Товарищи-черви» - люди Модерна, отдавшие все свои помыс­ лы телесному и временному измерению, то есть горизонту трупа. Они и есть, по №ону Донну, трупы еще при жизни, а точнее, те су­ щества, которые живут за счет трупов, за счет разложения, за счет анатомии, анализа, расчленения мира, за счет убийства целого во имя частного. Гимном целому, всеобщему, восстановленному смертью и веч­ ному, является самое знаменитое программное стихотворение в прозе №она Донна «По ком звонит колокол». Медитация XVII XVII. Meditation Быть может, тот, по кому этот колокол зво­ нит сейчас, может быть, настолько болен, что не знает, что он звонит по нему; и может быть, я могу думать о себе намного лучше, чем я есть, и чем те, кто вокруг меня, и кто, видя мое состояние, быть может, и заставили звонить колокол именно по мне, а я не знаю этого. Церковь - она кафоличная, то есть вселенская, таковы же и все ее действия; все, что она делает, принадлежит всем. Когда она крестит младенца, это действие касается меня: ведь этот младенец состоит из той же телесности, что и моя голова, и он впечатан в ту же телесность, членом которой явля­ юсь и я. И когда она хоронит человека, это действие касается и меня: все человечество Perchence he for whom this bell tolls may Ье so ill, as that he knows not it tolls for him; and perchance I may think myself so much better than I am, as that they who are about me, and see my state, may have caused it to toll for me, and I know not that. The church is Catholic, universal, so are all her actions; all that she does belongs to all. When she baptizes а child, that action concerns те; for that child is thereby connected to that body which is my head too, and ingrafted into that body where­ of I am а member. And when she buries а man, that action concerns 148 Часть 1. Аиrлия или Бритаиияl имеет одного автора, и представляет собой один том; Когда один человек умирает, не просто одна глава вырывается из книги, но переводится на лучший язык; И каждая гла­ ва должна быть переведена; Бог использует несколько переводчиков; Некоторые фраг­ менты переведены возрастом, другие болез­ нями, третьи войной, четвертые законом; но рука Божия на каждом из переводов, и его рука снова переплетет все наши рас­ павшиеся листки для той библиотеки, где каждая из книг будет лежать открытой для всех остальных. Поэтому колокол, который зовет на проповедь, зовет не только пропо­ ведника, но и весь приход, так что колокол зовет нас всех; Но насколько же больше он зовет именно меня, который принесен болезнью так близко к дверям. Был спор в отношении порядка (в котором и благоче­ стие и достоинство, и религия и уважение перемешаны между собой), кто из приход­ ского клира должен звонить по утрам пер­ вым; и было постановлено, что звонить дол­ жен тот, кто просыпается раньше других. Если мы правильно понимаем достоинство этого колокола, который звонит к вечерней молитве, мы были бы счастливы звонить сами, встав пораньше, таким образом этот звон мог бы быть и нашим, и чьим-то еще, по кому он, собственно, и звонит. Колокол звонит по тому, кто думает, что он звонит именно по нему; и хотя он прерывается сно­ ва, с того момента, когда этот случай вписан в него, он объединен с Богом. Кто не броса­ ет взгляда на солнце, когда оно восходит? Но кто не отводит взгляда от кометы, когда она рухнула? Кто не прислушивается к лю­ бому колоколу, который звонит по любому случаю? Но кто сможет отвлечься от звона колокола, который уносит частичку его са­ мого прочь из этого мира? Ни один человек не остров, самодостаточный в самом себе; Каждый человек - это фрагмент континен­ та, часть целого. me: all mankind is of one author, and is one volume; when one man dies, one chapter is not torn out of the book, but translated into а better language; and every chapter must Ье so translated; God employs several translators; some pieces are translat­ ed Ьу age, some Ьу sickness, some Ьу war, some Ьу justice; but God's hand is in every translation, and his hand shall Ьind up all our scattered leaves again for that library where every book shall lie open to one another. As therefore the bell that rings to а ser­ mon calls not upon the preacher only, but upon the congregation to соте, so this bell calls us all; but how much more me, who am brought so near the door Ьу this sickness. There was а contention as far as а suit (in which both piety and dignity, religion and estimation, were mingled), which of the religious orders should ring to prayers first in the morning; and it was determined, that they should ring first that rose earliest. If we un­ derstand aright the dignity of this bell that tolls for our evening prayer, we would Ье glad to make it ours Ьу rising early, in that application, that it might Ье ours as well as his, whose indeed it is. The bell doth toll for him that thinks it doth; and though it in­ termit again, yet from that minute that this occasion wrought upon him, he is united to God. Who casts not up his еуе to the sun when it rises? but who takes off his еуе from а comet when that breaks out? Who bends not his ear to any bell which upon any occasionrings? but who can remove it from that bell which is passing а piece of himself out of this world? Если один песчаный холмик смоет море, Европы будет меньше, как если бы он был большим мысом, как если бы на этом мысе раскинулось поместье твоего друга или твое собственное: Смерть любого человека умень­ шает меня самого, потому что я вовлечен в человечество, и поэтому никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол; Он звонит по тебе. Мы не можем называть это попрошай­ ничеством нищих, или займом нищих, как если бы мы сами были бы недостаточно ни­ щими, так что должны были бы приносить что-то из соседнего дома, чтобы взять на себя нищету соседей. На самом деле это было бы вполне понятное заимствование, если бы мы сделали так, так как печаль - это сокровище, и едва ли каждый из нас имеет ее достаточно. Никто не имеет беды достаточно, чтобы воз­ мужать и созреть благодаря ей и стать тем са­ мым пригодным для Бога. Если человек несет богатство в слитке или в золотом сплаве, но не имеет с собой ничего в форме отчеканен­ ной монеты, это богатство не поможет ему в путешествии. Страдания суть богатство по своей природе, но оно не отчеканенная мо­ нета, готовая к использованию, разве что бла­ годаря им мы становимся все ближе и ближе к нашему небесному дому. Другой человек может быть также больным, и даже смертель­ но больным, но его страдания могут лежать в его котлах, как золото в жиле, и для него оно будет бесполезно. Но этот колокол, который говорит мне о его боли, выкапывает и дает это золото мне: если, замечая опасности другого, я обращу внимание на свои собственные и тем самым позабочусь о безопасности, я об­ ращусь к моему Богу, ведь только Он - наша единственная защита. No man is an island, entire of itself; every man is а piece of the continent, а part of the main. If а clod Ье washed away Ьу the sea, Europe is the less, as well as if а promontory were, as well as if а manor of thy friend's or of thine own were: any man's death di­ minishes те, because I am involved in mankind, and therefore never send to know for whom the bell tolls; it tolls for thee. Neither can we call this а begging of misery, or а boпowing of misery, as though we were not mis­ eraЫe enough of ourselves, but must fetch in more from the next house, in taking upon us the misery of our neighbours. Truly it were an excusa­ Ыe covetousness if we did, for afflic­ tion is а treasure, and scarce any man hath enough of it. No man hath afflic­ tion enough that is not matured and ripened Ьу it, and made fit for God Ьу that affliction. If а man сапу treasure in bullion, or in а wedge of gold, and have none coined into cuпent money, his treasure will not defray him as he travels. Tribulation is treasure in the nature of it, but it is not cuпent mon­ ey in the use of it, except we get near­ er and nearer our home, heaven, Ьу it. Another man may Ье sick too, and sick to death, and this affliction may lie in hisbowels, as gold in а mine, and Ье of no use to him; but this bell, that tells те of his affliction, digs out and applies that gold to me: if Ьу this con­ sideration of another's danger I take mine own into contemplation, and so secure myself, Ьу making my recourse to ту God, who is our only security1• В этом стихотворении воплощено все то, чем не является Ан­ глия Нового времени, что полностью и прямо противоположно той англо-британской идентичности, которая сложилась окончательно в 1 Donne J. Devotions upon emergent occasions. Michigan: Ann Arbor, 1959. эпоху Модерна, на заре которой и жил сам Джон Донн. Джон Донн об­ ращается здесь к «кафоличности» Церкви, что можно интерпретиро­ вать и конфессионально, как гимн древнему католичеству, но можно понимать и метафизически. Термин ка0оЛLКТJ означает ката олщ, т.е. «все в целом», «в горизонте целостности». Цельность, целостность - это главное свойство философии Традиции, объединяющей живыми связями Бога и мир, душу и тело, людей между собой, не допуская нигде необратимых разрывов - атомов, индивидуумов, жестких анатомиче­ ских рассечений, ничего индивидуального, ничего частного. Все живет единым целым, и боль души, попавшей в область телесности как распа­ да, это - всеобщая боль, которая сближает людей общностью беды - одной беды на всех. Люди никогда не целое, всегда только часть, но такая часть, которая может стать целым, если решительно движется в сторону боли, страдания и смерти, а это есть наилучшая сторона, сторо­ на Бога. Этот мир становится прекрасен только тем, что он ничтожен, обречен и опасен; тем, что он смертен. Поэтому нищета, беда, несча­ стье, боль и болезнь - это сокровище, которое обращает нас к истин­ ной природе нас самих, к нашей душе и к ее Творцу. Такова космология и антропология христианского Средневековья, той единой Европы, от которой нельзя оторвать ни единого «песчаного холмика», не доставив ей боли. А во время Джона Донна от этой нежной и хрупкой Европы отрывается целый архипелаг островов, родная для Джона Донна Бри­ тания, смываемая на глазах стихией моря, уносимая прочь, падающая в нищету разлагающего Модерна. Но и это накопление боли для поэта имеет свое значение. Если телесный мир движется ускоренным тем­ пом к своему концу, тем лучше; накапливая болезнь, он приближает финальное восстановление души: время всеобщей смерти. С точки зрения ноологии, Джон Донн, равно как и Уильям Шек­ спир, отражая в своем творчестве разные стороны своей эпохи в структуре англо-британского историала, стоит на иной стороне, не­ жели его соплеменники и современники - творцы научной карти­ ны мира - Ф. Бэкон, Т. Гоббс, И. Ньютон и т.д. И Шекспир и Джон Донн ясно видят наступление Логоса Кибелы, титанической плоти, освобождающейся от духовных ограничений сакрального патриар­ хального порядка, точно описывают его, но явно сами принадлежат зоне действия иного Логоса - аполлонического и gионисийского. Но если дионисийство Шекспира двойственно - в нем мы видим и ко­ медийный, и трагический аспекты, то Джон Донн полностью при­ надлежит к миру радикальной меланхолии и чистого трагизма. При этом у Джона Донна больше собственно аполлонических черт, что проявляется и в его радикальном отвержении Модерна и его мета­ физики, складывающейся на его глазах. Парадигма Йейтс Астрея и Британская Империя В целом эпоха Ренессанса была фазовым переходом от европей­ ского Средневековья к европейскому Модерну. Парадигма Модерна полнее всего характеризуется номинализмом, эмпиризмом, сенсуа­ лизмом, механическим материализмом при понимании мира (объек­ та) и индивидуализмом, рационализмом, минимальным гуманизмом при определении нормативного представления о человеке (субъекте). Это задает параметры субъект-объектной топики Нового времени, которая начиная с Возрождения постепенно становится аксиомати­ кой современной философии и основанной на ней научной картины мира. Поэтому с точки зрения магистральной линии качественных трансформаций эпоха Возрождения представляет собой десакрали­ зацию и имманентизацию сакрально-трансцендентной топики хри­ стианского патриархального Средневековья. В области Ноомахии этот переход может быть квалифицирован однозначно - как необра­ тимая победа Логоса Кибелы с присущим ей имплицитно титаниз­ мом, над Логосом Аполлона и Логосом Диониса, то есть как реванш хтонических сил в их битве с олимпийскими могуществами и начало «третьей титаномахии». Эпохи Реформации и Просвещения, вплот­ ную примыкающие к Ренессансу, развивают и расширяют этот про­ цесс, придавая ему окончательные метафизические, религиозные, идеологические, культурные и социально-политические формы. Но этот фазовый переход, доминирующая семантика которого однозначно сводится к торжеству Логоса Великой Матери и сопря­ женной с ним черной философии, сопровождался параллельными тенденциями, имеющими другую ноологическую структуру. Эти тенденции постепенно маргинализировались и переместились на периферию европейского общества, но на первых порах были со­ ставной частью общего процесса Возрождения, его обратной сторо­ ной. Английская писательница, историк и философ Фрэнсис Йейтс (1899 - 1981), специализировавшаяся на истории эпохи Возрождения, назвала это явление «розенкрейцерским просвещением»1, понимая под этим ряд интеллектуально-философских и мистических учений Ренессанса и позднейших этапов раннего Модерна, вплетенных в об­ щий процесс трансформации европейской культуры, но качественно 1 Йейтс Ф. Розенкрейцерское просвещение. М.: Энигма; СПб.: Алетейя, 1999. отличающихся от того направления, которое стало преобладающим, а затем и догматическим для всего процесса модернизации. Рабо­ ты Йейтс произвели такое впечатление на историков, что ее метод обнаружения в истоках Модерна оккультно-мистических течений как одной из важнейших составляющих фазового перехода от тра­ диционного общества к современному, получил название «парадиг­ мы Йейтс»1• «Парадигма Йейтс» состоит в том, чтобы при анализе воззрений отцов-основателей современной научной и философской картины мира обращать основное внимания на знаки, сюжеты и де­ тали, прямо указывающие на интерес к герметизму, каббале, алхи­ мии и неоплатонизму. Связи Г. Лейбница, Р. Декарта или Ф. Бэкона с розенкрейцерами, интерес И. Ньютона к алхимии и расшифровкам апокалиптических пророчеств, алхимические и мифологические ал­ люзии в пьесах Шекспира - все это составляет основной предмет ис­ следований, построенных в соответствии с «парадигмой Йейтс». «Парадигма Йейтс» дает иной взгляд на историю Тюдоров и осо­ бенно на Елизаветинскую эпоху, когда на первый план выходит но­ вая версия «сакральной Империи», намеченная уже при Генрихе VII. Сакральная Империя появляется в контексте преданий о короле Ар­ туре, что связано с кельтскими корнями Тюдоров и с пророчеством Мерлина, о чем мы уже говорили. Но вместе с тем фигура Елизаве­ ты как королевы-девственницы резонировала с Четвертой эклогой Вергилия, где речь шла о восстановлении золотого века, что было осмыслено в христианском контексте как пророчество о Христе и о последующей христианизации Римской Империи. Знаменитое место из Четвертой эклоги гласит2: Грядет последний век по пророчеству Кумской прорицательницы, рождается великий порядок от исполне­ ния времен: возвращается и Дева, возвращается и царство Сатурна; уже новый род посылает высокое небо. Будь благосклонна к родившемуся таким образом младенцу, с которым прежний железный род канет и появятся люди золотого века, чистая Люцина: это твой Аполлон теперь правит. Ultima Cumaei venit iam carminis aetas; magnus аЬ integro saeclorum nascitur ordo: iam redit et Virgo, redeunt Saturnia reg­ na; iam nova progenies caelo demittitur alto. Tu modo nascenti puero, quo ferrea pri­ mum desinet ас toto surget gens aurea mundo, casta fave Lucina: tuus iam regnat Apol- 102. 1 Antes Р., Geertz. А.W., Warne R. R. (eds.). New approaches to the study of religions. Berlin Walter de Gruyter GmbgH & Со, 2004. 2 РиЫii Virgilii Maronis. Opera. V. 1. Р.: Barbou, 1767. Р. 16. Данте в своем трактате «О Монархии» 1 (Книга 1, XI) это место из Вергилия также толкует в связи с Империей. Слова «возвращается и Дева, возвращается и царство Сатурна» Данте поясняет так: «Девой» здесь названа справедливость, которую также называют «Астреей»: «царство Сатурна» - это имя для са­ мой лучшей эпохи, которую называют золотым веком. Спра­ ведливость максимальна при монархе; поэтому лучшим ми­ ровым порядком будет монархия или Империя. «Vergine» infatti era detta la giustizia, che veniva pure chiamata «Astrea», е «regni Saturni» erano chiamati i tempi felicissimi, denominati anche eta dell'oro; ora la giustizia domina sovrana solo sotto il monarca; quindi l'esistenza della Monarchia о Impero е richiesta per un perfetto ordinamento del mondo2• Таким образом складывается концептуальная цепочка: Дева - Астрея (греческая богиня Справедливости, правившая, согласно мифам, в золотом веке) - Империя - возвращение золотого века (царства Сатурна). В «парадигме Йейтс» эта семантическая секвен­ ция применяется к Елизавете, что лежит в основании культа Им­ перской Девственницы, при правлении которой восстанавлива­ ются сакральные параметры «золотого века», «царства Сатурна». Таким образом, эпоха Реформации сверху, создание Англиканской церкви и процесс активного перехода к материализму и эмпиризму в философии и науке как доминирующая линия того времени скры­ вает под собой иные мотивы, которые можно обобщить как «цикл Астреи», оказывающийся в центре внимания «розенкрейцерского просвещения»3• Культ королевы-девственницы Елизаветы I стано­ вится горизонтом вспышки ренессансного мистицизма и «оккульт­ ной философии». Если мы наложим конвенциональную модель перехода от Сред­ невековья к Новому времени (десакрализацию) на «парадигму Йейтс», то получим объемную модель английского Ренессанса, где очевидная десакрализация соседствует с попыткой революционной ресакрализации, что мы можем, впрочем, увидеть и в самой Рефор­ мации. 1 Dante Alighieri. Monarchia // Dante AJighieri. Opere minori. Vol. 11. Torino: UTET, 1986. 2 См.: Dante Alighieri. Monarchia. 3 Yates F. Astraea. The imperial theme in the Sixteenth Century. London: Pimlico, 1975. Эта двойственность может быть расшифрована и в ноологиче­ ской оптике: сакральная имперская эсхатология апомонического Рима Вергилия и монархический идеал Данте, безусловно, относятся к олимпийской вертикальной патриархальной модели, символически соотнесенной с имплицитным дионисийским символизмом (ребе­ нок, Дева), что вполне резонирует и с христианским прочтением; но вместе с тем те же образы - Дева и Сатурн-Кронос - вполне могут расшифровываться как отсылка к мифологическому комплексу рас­ крепощенной женственности и титанизма (Кронос), что приводит нас к хтоническому Логосу Великой Матери. Оба этих измерения мы и видим в Англии эпохи Возрождения, и в частности, в Елизаветин­ скую эпоху: с одной стороны, разрыв с католицизмом и Средневеко­ вьем, эмпиризм, научность, талассократия, подъем третьего сословия, резкий рост морской торговли, принятие океанической судьбы и не­ обратимое вступление в Модерн (Логос Кибелы), а с другой - менее заметная а posteriori, но выявленная благодаря применению «пара­ дигмы Йейтс» линия «оккультной Империи» и возвращения золото­ го века. Это порождает ноологичес.кую амбивалентность, с которой мы сталкивались при исследовании французского и немецкого Лого­ са и которая характерна для европейского Ренессанса в целом, хотя в каждой историко-культурной среде она проявляется совершенно оригинальным и неповторимым образом. В каждой культурной зоне Европы есть свое «розенкрейцерское просвещение». Мы же сделаем краткий обзор его английской версии. Джон Ди: иероглифическая монада Моря Ключевой фигурой в становлении оккультного британского им­ периализма был английский философ, математик, филолог и алхимик, личный астролог королевы Елизаветы I Джон Ди1 (1527-1609). Мы уже говорили, что именно он предложил (а по другой версии, популя­ ризировал) термин «Британская Империя» для самоназвания нового этапа английской истории. При этом следует обратить внимание на то, что Ди настаивал именно на слове «британская», а не «английская», что читалось как аллюзия и на цикл короля Артура, прообраза кельт­ ской Империи, и на кельтские корни Тюдоров. По версии Ди, в Бри­ танской Империи первенство принаgлежит Красной розе и Красному Дракону. Это подчеркивает ее сакральность и связь с золотым веком, реставрацией которого она призвана была стать. В этом случае фигура 1 Dee J. Тhе Private Diary and Catalogue of his Library of Manuscripts / / Royal His­ torica\ Society PuЬ\ications. Camden Series. Vol. no 29. Londres, 1842. королевы-девственницы становится в высшей степени символичной, если учесть роль женского начала в основании политической власти и государственного могущества древних кельтских монархий. Поэ­ тому лично близкий к Елизавете Джон Мf. становится естественным полюсом «проекта Астрея», включая все его имперско-мистическое содержание. Показательно, что сам Джон Мf. происходит из кельт­ ского вамийского рода; на вамийском языке его фамилия звучит как «du» - «черный». ДжонМf.был, как и его отец, протестантом, поэтому при правлении католички Марии Тюдор оба подверглись гонениям. При этом Мf. был убежден, что принадлежит к древнему княжескому роду и является родственником правящей династии Тюдоров. Жизни Джона Мf. посвящены многие литературные произведе­ ния, в частности романы австрийского писателя Густава Майринка («Ангел Западного окна»1) и английского писателя Питера Акройда («Дом доктора Мf.»2). Роман Майринка наиболее интересен, так как автор уделяет большое внимание мистическим и алхимическим сю­ жетам, позволяющим восстановить важные стороны личности Джо­ на Мf. и особенности его философии и метафизики. Джон Мf. был близко знаком с Меркатором и активно работал над составлением первых географических атласов. В Париже он чи­ тал лекции по основам математики и Началам Эвклида3• Он лично написал ряд трактатов по астрономии4• В своем поместье в Морт­ лейке он собрал крупнейшую для своей эпохи библиотеку. Джон Мf. был одним из главных инициаторов морского путешествия Мар­ тина Фробишера (1535 или 1539-1594) в поисках северо-западного пролива из Атлантики в Тихий океан, в ходе которого была открыта Гренландия и Баффинова земля. В тот же период он написал книгу «Искусство навигации»5 где обосновывал необходимость создания полноценного и развитого британского флота. Интерес к морепла­ ванию и апология британской талассократии, а также стремление освоить западные области Атлантического океана у Джона Мf. экс­ плицитно вытекали из его мистических исследований архаиче­ ских кельтских сюжетов о путешествиях Брана, морских походах 1 Майринк Г. Ангел Западного окна. СПб.: Terra Incognita, 1992. 2 Акройg Питер. Дом докторам, . М.: АСТ; Астрель; Corpus, 2009. 3 Dee John. The Mathematicall Praeface to the Elements of Geometrie of Euclid of Megara. NewYork: Science History PuЫications, 1975. 4 DeeJohn. OnAstronomy: PropaedeumataAphoristica. Berkeley; London: University of California Press, 1978. 5 Dee John. General and Rare Memorials Pertayning to the Perfect Arte of Navigation. London: John Daye, 1577. св. Брендана и сакральной географии острова Авалона, за который изначально он принял Гренландию, откуда и ее название дословно «Зеленая Страна», поскольку так в кельтских мифах назывались «Острова Блаженных». Дµ занимается алхимией вместе с визионером и медиумом Эдвар­ дом Келли при дворе австрийского Императора Рудольфа 11, а его стар­ ший сын Артур Дµ (1579-1651), также занимавшийся алхимией, ста­ новится врачом при дворе Михаила Федоровича Романова в России. Корни мировоззрения Джона Дµ, равно как и Эдмунда Спенсера, которого можно считать поэтическим выразителем той же тенденции мифологизации и сакрализации Елизаветинской эпохи, следует искать в итальянском платонизме Флорентийской академии и в идеях ее ос­ нователей - грека-платоника Гемиста Плифона, Марсилио Фичино, Пико делла Мирандола, Джордано Бруно и их последователей в Гер­ мании - Иоганна Рейхлина и Агриппы Неттесгеймского, а также гер­ маноязычного швейцарца алхимика Парацельса. Ренессансный плато­ низм сам по себе требует серьезного изучения, так как представляет собой - как и все Возрождение - неоднозначное и амбивалентное явление. Но в отношении Джона Дµ и «парадигмы Йейтс» как таковой необходимо обратить внимание на следующие его стороны. В отличие от средневекового неоплатонизма и особенно от Иоганна Скота Эриугены и рейнских мистиков, эта версия не акцен­ тировала апофатическую хенологию Плотина и Прокла и обращала внимание почти целиком на магические соответствия и эйдетические цепи, соединяющие между собой вещи с их прообразами, а также друг с другом. Ренессансный платонизм ориентирован намного более имманентно, нежели средневековый, и в некоторых случаях полно­ стью отождествляется с герметизмом и алхимической философией, с чьей двусмысленностью мы уже неоднократно сталкивались в «Ноо­ махии». Между полноценной и еще вполне трансцендентной карти­ ной платонизма Фичино, прекрасно осознававшего апофатическую онтологию платоновского «Парменида» и ее толкование неоплатони­ ками, и почти пантеистической версией Джордано Бруно существует граgуальная непрерывность. Причем и у некоторых ренессансных платоников - например, у Николая Кузанского - мы встречаем од­ новременно три возможных толкования платонизма - полноценное хенологическое, вертикально идеалистическое и близкое к пантеиз­ му (в первом разделе его книги «О ученом незнании»1). У Агриппы Неттесгеймского апофатизм не акцентирован вообще, а у Джордано Бруно преобладает исключительно чисто имманентная мистика. 1 См.: Дугин А. Г. Ноомахия. Германский Лоrос. Человек апофатический. Важно обратить внимание и на политико-религиозные коннотации ренессанского платонизма, в истоках которых можно различить воз­ зрения греческого философа Гемиста Плифона. Он сам склонялся, как показал обнародованный только после его смерти трактат «Законы», к возврату к gохристианской религии, где был бы возрожден культ древних эминских богов - включая богослужения, храмовые обряды и т.д. Трудно достоверно сказать, понимал ли Гемист Плифон этот воз­ врат к эминизму и его религии как обращение к архетипам и парадиг­ мам, воплощенным в фигурах греческих богов, как отчасти мы видим это у Платона и неоплатоников, или он предполагал полноценную ре­ лигиозную реформу. В любом случае при жизни он был сторонником объединения православия с католичеством как шага к восстановлению изначального богословия, Prisca Theologia, или вечной философии, Philosophia Perennis. Эту тему от него заимствовали Марсилио Фичи­ но, Пико дема Мирандола и Агостино Стеуко. Эта «древняя теология», реконструируемаяфлорентийскими платониками на основе неоплато­ низма, герметизма и халдейских оракулов, была прообразом «Примор­ диальной Традиции», о которой в ХХ веке писал Рене Генон и которая стала отправной точкой философии традиционализма. Возрождение «древней теологии» как общей основы для разных ветвей христиан­ ской религии, а также и других конфессий (в частности, кардинал Ни­ колай Кузанский допускал даже диалог с исламом, а Иоганн Рейхлин активно изучал иудаизм и особенно иудейскую каббалу), можно счи­ тать «оккультным gублем» модернистской теории «естественной рели­ гии» и даже деизма. Но если деизм обращался к рациональной рекон­ струкции и предельно десакрализированной интерпретации религии, то деятели «розенкрейцерского просвещения» вслед за флорентий­ скими платониками и Гемистом Плифоном обращались к неоплатони­ ческим архетипам «древней теологии». В этом ключе и развертывается творчество Джона Аµ, интерпре­ тирующего Елизаветинскую эпоху, религиозную Реформу и мисти­ ческую роль самой королевы-девственницы как шаг к реализации нового золотого века, к ресакрализации Англии как Священной Им­ перии на основе полностью реставрированной древней мудрости. Эта мудрость для Джона Аµ включала в себя как традиционные математи­ ческие знания, недавно открытые физические законы и технические изобретения, так и беседы с ангелами посредством стеклянного шара, медиумов и зеркал, трансмутацию металлов и чудесные превращения. В духе Агриппы Неттесгеймского и Парацельса Джон Аµ воспринимал под покровом телесных вещей живые эйдетические связи и символи­ ческие соответствия, миры духов, фей и чудовищ, постижению кото­ рых, с его точки зрения, современные научные методы и процедуры не Иероглифическая монада Джона Ди IJарадигма Йейтс 159 только не препятствовали, но, напротив, способствовали. Если приме­ нить к изучению работ и дневниковых записей Джона Аµ «парадигму йейтс», то мы можем выделять два параллельных уровня чтения - гер­ метико-мистический и астролого-магический, с одной стороны, и ра­ ционально-математический и физико-технологический - с другой. Но те же два слоя мы видим и в трудах Исаака Ньютона. Разница лишь в пропорциях между этими планами: Джон Аµ воплощает в себе пре­ обладание оккультного слоя английского Возрождения, тогда как Нью­ тон или Ф. Бэкон - наоборот, рационального. Синтез своих идей Джон Аµ изложил в 1654 году в небольшой книге «Иероглифическая монада»1, в которой он дает геометриче­ ское и алгебраическое объяснения оригинального знака, состояще­ го из различных геометрических фигур, символизирующих планеты и знак зодиака Овен. Все вместе, по Ди, эти фигуры дают синтез универсальной мо­ нады, которая представляет собой эйдетическую матрицу всех возможных вещей и соответствий - планет, стихий, циклов, сти­ хий и алхимических элементов2• Иероглифическая монада пред­ ставляет собой печать философского камня и квинтэссенции. При этом мистическая интерпретация синтетического «знака знаков», «символа символов» у Джона Ди напрямую связывалась с миссией Британской Империи, которая, освободившись при Генрихе VIII от контроля Рима, сама становится полюсом Вселенского Царства че­ рез господство над мировым океаном. Синтез господства Британ­ ской Империи представлен на обложке другой книги Ди «Общие и редкие воспоминания, изображающие совершенное искусство навигации»3, где запечатлен корабль «Европа», на котором стоит девственная королева-Астрея Елизавета, охраняемая небесным ан­ гелом, тем самым ангелом, в коммуникации с которым Ди стремил­ ся вступить и которого он называл «Ангел или Интеллигенция, в на­ стоящее время правящая всем миром» (Angelus sive lntelligentia, nunc toti mundo praedominens). Именно этого Ангела Аµ отожде­ ствил в одном из своих эвокативных сеансов с Аннаэлем, ангелом планеты Венера. Это изображение сам Ди называл «Британским 1 DeeJ. The Hieroglyphic Monad York Beach, Ме.: Weiser Books, 1975. 2 В начале XVII века этот же символ Джона Дµ появляется в розенкрейцерских документах Валентина Андреа, что свидетельствует о влиянии континентальной миссии Дµ на это течение. См.: Анgреэ Иоганн В. Химическая свадьба Христиана Розенкрейца в году 1459. М.: Эниrма, 2003. 3 DeeJ. General and rare memorials pertayning to the perfect arte of nauigation an­ nexed to the paradoxal cumpas, in playne: now first puЬlished: 24. yeres, after the first inu­ ention thereof. London: Iohn Daye, 1577. OINIII.AL AND RARI IIIKOII.IAL! penaynin1r to tl1e Pcrftd Arce of NAVHMTJONI . Jllll/lt,Jl,tJ'.01..oDO:!lli C-,,.,111 : -llritraЬM•t4, ш'r,;Ь../ir,t 1-ulioa • J]арадиrма Йейтс 161 иероглифом», в котором, так же как и в иероглифической монаде, сосредоточен мистический план мирового господства Англии под эгидой Девы-Астреи. Таким образом ангелологическая и гермети­ ческая мистика связывалась с математикой, искусством навигации и «британским империалом». Вместе с тем Джон Ди активно пытался привлечь внимание к сво­ ей иероглифической монаде и императоров сухопутной Австрий­ ской Империи Максимилиана II и его сына Рудольфа II, при дворе которого в Праге он провел значительное время, занимаясь поиском философского камня. Если в Елизавете I воплотился протестантизм и Морское Могущество, то в Рудольфе II (1552 - 1612) - католиче­ ство и Сухопутное Могущество, своего рода «германский иероглиф». Стремление Джона Ди включить в свой универсальный проект не только англиканскую морскую Британию, но и католическую сухо­ путную Австрию через посредничество универсального символа, на­ поминает инициативу Гемиста Плифона, главной фигуры ренессанс­ ного платонизма, по примирению и унии католичества и православия как шага в сторону возврата к «древней теологии». Ди предлагает ие­ роглифическую монаду девственной королеве Англии и неженатому королю Священной Римской Империи, видимо, пытаясь объединить в общий герметический узел противоположные полюса сакральной Европы1• Кроме того, он обосновывает вселенское господство са­ кральной Европы надо всеми вновь открытыми землями, закладывая основу оккультного колониализма. Именно Джону Ди принадлежит идея о массовой колонизации Северной Америки, так как проекция Британской Империи через Атлантику была для Ди важнейшим эле­ ментом восстановления полной картины древнекельтской географии. Показательно, что последователем и горячим поклонником Джо­ на Ди, использовавшим иероглифическую монаду как свой личный символ, был Джон Уинтроп (1588-1649), один из первых англичан, основавших массовую колонию в Массачусетсе - самую крупную в Новой Англии после Плимутской колонии. Уинтроп был предводи­ телем большой группы переселенцев-пуритан в 1630 году и позднее губернатором. Именно ему принадлежит образ «города на холме», ставший символом «американской мечты». Уинтроп, так же как и Ди, практиковал алхимию2• Таким образом, тень Джона Ди мы находим в основании еще одной цивилизации - северо-американской. 1 Yates F. La filosofia occulta en !а ероса isabelina. Mexico: Fondo de cultura econom­ ica, 1992. Р. 154. 2 Yates F. The Rosicrucian Enlightenment. London; Boston: Routledge and Kegan, Paul Ltd, 1972. Р. 226. 162 Часть 1. Англия или Бритаиия1 Роберт Флам: правое сердце Последователем Джона д/А. и продолжателем его дела был еще один яркий деятель «розенкрейцерского Просвещения», англий­ ский врач, математик, механик, философ и мистик Роберт Флам1 (1574-1637). Показательно, что Роберт Фладд, так же как и Джон д/lJ., был валлийского происхождения и возводил свой род к мифи­ ческому вождю племени вотадинов, основателю валлийского коро­ левства Гвинем Кунеде ап Эдерну. Флам полемизировал с Кепле­ ром, Мерсеном и особенно развернуто с Пьером Гассенди, который яростно критиковал его неоплатонические воззрения. Роберт Фладд выступил в защиту розенкрейцеров с текстом «Апологии», став тем самым первым англичанином, кто открыто за­ явил о симпатиях к этому течению, но позднее он признался, что, несмотря на свою заинтересованность в том, чтобы войти в прямой контакт с представителями этого направления, никаких действий с их стороны не последовало, и сам Фладд продолжил свои иссле­ дования самостоятельно - с опорой на труды Парацельса, тексты по христианской каббале, алхимии и традиции Джона д/lJ., основопо­ ложника линии ренессансного платонизма в Англии. Роберт Фладд развивает учение об аналогии макрокосма и ми­ крокосма, причем проводит линию о полной симметрии между структурами мира и структурами человека отчетливее и яснее, чем Фичино и Пико делла Мирандола, создавая картину прямых ана­ логий. В схемах устройства Вселенной Фладда все состоит из эма­ наций Божества, нисходящих через планетарные небеса к центру, в котором находится человек. При этом в духе ренессансного дис­ курса Фладд обращается за подкреплением своих идей к «древней теологии» (Prisca Theologia), Гермесу Трисмегисту и Платону. Как и в большинстве версий ренессансного платонизма, у Фладда отсут­ ствует ярко выраженная и тематическая апелляция к апофатическо­ му началу2. 1 Fludd R. Utriusque cosmi maioris scilicet et minoris Metaphysica, physica atque technica Historia. Oppenheim: de Brie, 1617. 2 У Флама присуrствует в одном из трактатов гравюра черного квадрата, по четырем сторонам которого написано Et sic in infinitum, дословно «И так до беско­ нечности», что можно понять как указание на ничто. Но это ничто темой философии Флама не становится. Fludd R. Utriusque cosmi maioris scilicet et minoris Metaphysica, physica atque technica Historia. Р. 26. Тьму Флам помещает обычно внизу творения, как «божественную потенцию», и связывает ее с надписью Тепа inanis et vacua, «Зем­ ля безвидна и пуста». А под ней он изображает еврейский алеф и надпись Deus latens Aleph tenebrorum, то есть «Скрытый Бог алеф тьмы». Иллюстрации из книги Роберта Фладда о макро- и микрокосме. Черный (апофатический) квадрат. Nihil Originarium. Единое и лучи Ума Ulriu stj Tie C o T fn jr • Ia IORIS fcilicet ct MINORIS METAPYSICA P H Y S I C A L * ATQVE Т Ь СИМ СА H 1 S T O R I A , ^ In Juo Volamma fecunJum COS Ml tliRcrcntiamaiuis» AVTHORKROBFRTO FLUD e & mMtdicw# ГЬ< fen Gjcmicnfl ► Tomus Primus DDcr МM ш& rпcхxxj /fcггi.iг HH iUs Iftet t J m du№ trdk ЫШЛ dtm j lL-U: &?tU V >A1А*' APctiiJcpmctPis>vt^tT«■ni *r« ■U хцт. :чn!+* ':jn%tr * ->• *> A rise m M i l l i u : n Opprsittrtft fOfH,V Tiiron& RI LZ& AY V v f j j H t tw o y r M t ( r u J X A r j - ^ S k Л Ч Ч С Cii / > c x v u ' M o t B * \ W „ . , Эту особенность можно рассматривать как отличительную чер­ ту английской метафизики в целом - и эмпирической, и платони­ ческой. Тематика ничто (как верхнего, так и нижнего) чрезвычай­ но редка в английской мысли в целом, причем во всех ее изданиях. даже в своем платоническом измерении она обращена к имманент­ ному горизонту, ограниченному внутрионтологическими соответ­ ствиями - между высшими и низшими инстанциями одного и того ж:е мира. У Фладда это достигает особой контрастности: его интересу­ ет единство гармонического кода, управляющего большим миром и малым миром (человеком), причем подчас это единство тракту­ ется как система чисто механических гомологий. Внешний мир от­ ражается в человеке, следуя общему образцу, структура которого и является главным предметом исследования герметической фило­ софии Фладда. Так, система кровообращения в теле человека толкуется Фладдом как круговорот природной влаги, а работа сердца упо­ добляется деятельности насоса. Эту гипотезу Фладда на практике подтвердил английский врач, представитель ятрофизики Уильям Гарвей1 (1578-1657), представитель чисто механицистского под­ хода к человеческому телу, то есть выразитель сугубо профани­ ческого и модернистского подхода. Здесь мы снова сталкиваемся с «парадигмой Йейтс» - в контексте английского Просвещения крайние формы оккультно-магического подхода тесно перепле­ таются с эмпирическими и материалистическими методами. Так, прямая аналогия между макрокосмом и микрокосмом, на которой настаивает Роберт Фладд, легко превращается в постулат ятроме­ ханики, рассматривающей человеческий организм как механиче­ ский аппарат. При этом в магической анатомии Фладда наличествуют темы, которые едва ли могли быть проверены эмпирическими методами: в частности, он говорит о втором, солнечном сердце человека, рас­ положенном с правой стороны, тогда как физическое левое сердце он считает лунным и второстепенным. В объемной трехмерной то­ пике «розенкрейцерского просвещения» есть место и прямому ме­ ханицизму, и ангелическим мирам, и шести дням библейского тво­ рения, и тонким световым каналам, пронизывающим человеческое существо, и правилам построения фортификаций, и точным ариф­ метическим расчетам. 1 Harvey W. On the Motion of the Heart and Blood in Animals. London: George Bell and Sons, 1889. Элиас Ашмол: британский химический театр Весьма сходным по стилистике с Робертом Фладдом мыслите­ лем был английский ученый, алхимик и политический деятель Эли­ ас Ашмол (1617-1692). Ашмол был энтузиастом идей Джона Аµ и издал вторую часть его дневников, не вошедшую в критическую порцию текстов, опубликованных Исааком Казобоном. В отличие от Фладда Ашмол не столько публиковал собственные трактаты, сколько собирал и переиздавал тексты алхимиков, неоплатоников и мистиков. В частности, ему принадлежит издание репрезентатив­ ной подборки текстов по английской алхимии «Британский хими­ ческий театр»1• Но вместе с тем, как и Фладд, Ашмол не скрывает своей симпатии к розенкрейцерам и обильно цитирует их основ­ ные манифесты и тексты немецкого алхимика и советника Импе­ ратора Рудольфа II Михаэля Майера (1568-1622), также близкого к розенкрейцерам. Ашмол был страстным любителем и собирате­ лем антиквариата и оставил после себя внушительную коллекцию древностей. Ашмол был энтузиастом возрождения рыцарского ор­ дена Подвязки и собрал значительный материал, касающийся его истории. Он был также одним из первых членов масонской ложи, кото­ рый не был профессиональным каменщиком, строителем или архи­ тектором, то есть не принадлежал к цеховому братству, но вступил в масонство из интереса к мистике, символизму, алхимическим зна­ кам и процедурам, которые циркулировали в среде вольных камен­ щиков, представлявших собой в XVII веке исключительно закрытые строительные цеха. В истории масонства случай Ашмола считается первым достоверно зафиксированным примером спекулятивного масонства, то есть фактом участия в масонской ложи человека, не принадлежащего по своей профессиональной деятельности к обла­ сти строительства. До этого масонство было исключительно опера­ тивным, то есть сопряженным с конкретной профессией. Так как истоки европейского масонства до начала XVIII века остаются очень слабо изученными и документальных масонских материалов той эпохи практически не сохранилось, масонские легенды приписыва­ ют именно Элиасу Ашмолу введение трех градусов и современных масонских ритуалов, то есть всю организацию спекулятивного ма­ сонства - в том числе и изобретение легенды про Великого Архи­ тектора Хирама - и обрядов, с ним связанных. Так ли это на самом деле, установить невозможно. Единственно, что остается фактом, это подтвержденное им самим посвящение в масонскую ложу, что 1 Ashmol Е. Theatrum Chemicum Britannicum. London, 1652. было экстраординарным событием для высокопоставленного ан­ глийского джентльмена той эпохи. Мистические увлечения и интерес к алхимии Ашмола в духе «парадигмы Йейтс» соседствуют с тем фактом, что он был одним из основателей Королевского общества, собравшего в своих рядах отцов-основателей современной научной картины мира - в частно­ сти Р. Бойля или И. Ньютона. Снова мы видим ту же стереоскопию: платонизм, герметизм и магия, в целом любовь к мистике и тайным учениям (розенкрейцерство, масонство и т.д.) сопрягается с сутубо научными увлечениями, культом эмпирических методов Фрэнсиса Бэкона, деизмом и ранним материализмом. Кембриджские платоники: против материализма Ренессансный платонизм в Англии был представлен не только мыслителями оккультного направления, но и группой более конвен­ циональных философов и теологов, которых принято объединять под общим именем «Кембриджских платоников XVI века»1• К ним относятся Бенджамин Уичкоут (1609-1683), Генри Мор (1614- 1687), Ральф Кедворт (1617-1689), Питер Стерри (1613-1672), а также оксфордский философ Джозеф Глэнвиль (1636-1680). По­ казательно, что среди кембриджских платоников было несколько выдающихся женщин-философов, в частности леди Энн Конуэй (1630-1679), леди Дамарис Кедворт Мэшем (1659-1708) и т.д. Кем­ бриджские платоники (особенно священники и теологи - такие, как Уичкоут, Глэнвиль и Стерри) были близки к религиозному тече­ нию «латитудинариев» (latitudinarians), считавшему себя частью Ан­ глийской церкви, но полагавшему, что вопросы догматики, обрядов и религиозных воззрений имеют второстепенное значение перед фактом моральной цельности человека и его обращенности к Богу и не должны жестко регулироваться Государством. Эта группа следовала в основном линии Возрожденческого пла­ тонизма Марсилио Фичино, Агостино Стеуко и других мыслителей Prisca Theologia. При этом в контексте религиозных споров XVII века теологи из кружка Кембриджских платоников (в отличие от фило­ софов Мора и Кедворта) занимали примирительную позицию меж­ ду сторонниками учения Кальвина о Предопределении (пуритане) и его противниками (последователями архиепископа Уильяма Лода). Кембриджские платоники, наиболее известными среди кото­ рых были Генри Мор и Ральф Кедворт, настаивали на восстанов- 1 Patгides С.А. (ed.). The Cambridge Platonists. London: Arnold, 1969. лении онтологического статуса идей как автономных начал, пред­ шествующих телам и явлениям, отождествляли (в духе неоплато­ низма) религиозную веру и созерцательный разум, радикально отвергали материализм Т. Гоббса и механицистский рационализм Р. Декарта. Наряду с Платоном кембриджские платоники значительное вни­ мание уделяли Аристотелю, развивая синтез обоих подходов, что ха­ рактерно для неоплатонизма Прокла. Поэтому в случае Кембридж­ ских платоников и сопряженных с ними идейных течений в Англии мы имеем дело не столько с чистым и радикальным аполлонизмом, сколько с такими философскими формами, где платонизм тесно переплетается с герметизмом, тяготея к имманентной космологии. Не столько мир чистых идей, сколько промежуточное пространство Мировой Души стоит в центре внимания этого течения1• Так, Вселенная, описанная Генри Мором, основана на базовой для него идее о «пространственности Бога»2• Мор понимает про­ странственность не как свойство материи или объекта, а как духов­ ное поле развертывания вещей мира, которое содержит их эйдети­ чески. Он называет это spessitudo spiritualis, что можно перевести как «духовная телесность». Материальное пространство - делимое, непроницаемое и пассивное, имеет обратную сторону- неделимую, всепроницающую и активную, это и есть «духовная телесность» или дух. В нем проявляет себя «гиларх» или «архей материи», Дух При­ роды, отождествляемый Мором с Мировой Душой. Термин «Архей» заимствован Мором у Парацельса и голландского алхимика и каб­ балиста Франциска Меркурия ван Гельмонта3 (1614-1699), с кото­ рым померживала тесные отношения его ученица леди Конуэй4• Ряд исследователей полагают, что концепция «монады», ставшая центральной в философии Лейбница, была впервые разработана 1 Показательно, что Мор, по всей видимости, принимал отвергнутое церковью чисто платоническое учение Оригена о предсуществовании души, что было важным элементом его доказательства «духовности пространства» и его связи с сечением Души Мира. 2 More Henry. Operaomnia. 3vols. London, 1675- 1679. Facsimile reprint, Hildesheim: Olms, 1966. 3 Сын крупнейшего rомандскоrо алхимика Яна Баптиста ван Гелъмонта (1579- 1644), предложившего название для газа, от rомандскоrо gas, восходящего к грече­ скомухао<;. 4 Helmont Franciscus Mercurius van. А cabbalistical dialogue in answer to the opin­ ion of а learned doctor in philosophy and theology, that the world was made of nothing / / Rosenroth Christian Knorrvon. Cabbala denudata & apparatus in Lib. Sohar. London: Print­ ed for Benjamin Clark, 1682. л.е№ Энн Конуэй1 и Франциском Меркурием ван Гельмонтом2• Так­ же померживал.а тесные отношения с Франциском ван Гельмонтом и также переписывал.ась с Лейбницем другая женщина-философ из этого круга - дочь Ральфа Кэдворта Дамарис, леди Мэшем. Она же дружила с философом Джоном Локком и была одной из первых фе­ министок Англии, выступавшей за то, чтобы обеспечить женщинам равные права в доступе к обучению и образованию. В случае Генри Мора важно то, что он не просто отвергает фи­ лософию Модерна в л..чце Декарта и Спинозы, с которыми он пере­ писывался, но предлагает альтернативные ответы на поднимаемые творцами картины мира Нового времени проблемы, качественно от­ личающиеся от их собственной топики - дуалистической у Декарта и пантеистической у Спинозы. Рассмотренные в оптике герметизма те же законы и опыты, которыми материалисты и эмпирики обо­ сновывали свои собственные аксиомы и теории, качественно меня­ ют свое содержание и вполне могут быть не просто отброшены, но иначе интерпретированы, что помещает телесные закономерности, которыми были одержимы экспериментаторы, в более общий кон­ текст, включающий кроме телесного пространства и его обратную сторону - пространство духовное, область приоритетной деятель­ ности «гиларха» - живого, активного и всепроницающего духа при­ роды как конденсата чисто духовного могущества3• Теории Генри Мора были заново открыты в ХХ веке француз­ ским философом Анри Корбеном, который увидел в них прямое соответствие исламской теории «мира воображения», mundus imaginalis. Вторым по значимости среди Кембриджских платоников был Ральф Кедворт4, который дал. развернутую критику трем направле­ ниям современной ему английской философии, точно идентифици­ ровав основные узлы философской парадигмы Модерна. Он под­ верг систематическому рассмотрению и углубленной критике: • атеизм, сводящий всю топику мышления исключительно к им­ манентному горизонту природы; 1 Conway Аппе. The Principles of the Most Ancient and Modern Philosophy. Cam­ bridge, 1996. 2 Лейбниц поддерживал отношения с ними обоими. 3 Это соответствует концепции «Архея» Парацелъса и ван Гелъмонтов (отца И сына). 4 Cudworth R. The True Intellectual System of the Universe. N.Y.: Gould & Newman, 1838. • религиозный фатализм пуритан (кальвинизм), считающий мо­ ральный выбор чем-то заведомо предопределенным и лишаю­ щим человека моральной свободы; • натурализм и пантеизм философии стоиков и их наследников, отождествляющих Бога с природой и материей. Кедворт радикально отвергает обе формы материализма: • механицистский атомизм, свойственный Демокриту и Эпику­ ру в древности и Гоббсу и французским механицистам в со­ временной ему Европе, и • гилозоизм, учение о живой материи или «пластической сре­ де» (plastic medium), возводимое к перипатетику Стратону из Лампсака (термин «гилозоизм» ввел сам Кедворт для характе­ ристики представлений о способности материи развиваться самостоятельно, что близко к взглядам Бернардино Телезио или Спинозы). При этом более всего Кедворт атакует Гоббса, в учении которого он видит воплощение «полного заблуждения» и «откровенного не­ честия». Кедворт воссоздает философскую генеалогию атомизма и ма­ териализма, которую он обнаруживает у досократиков Милетской школы, в самой откровенной форме у Демокрита, а предшественни­ ком ее считает финикийского мудреца Мохоса из Сидона, тем са­ мым обнаруживая древнесемитские корни этого явления, что впол­ не согласуется и с более поздними исследованиями культурного круга Великой Матери и его связей с семитской традицией1• Показательно, что Кэдворт обратил внимание на гилозоизм как на форму философии, радикально противостоящую платонической вертикальной топике, тем самым проведя строгую границу между апомоно-дионисийским подходом, который он последовательно защищал вместе с Генри Мором и другими представителями Кем­ бриджского платонизма, с одной стороны, и Логосом Кибелы, а так­ же теми разновидностями имманентного герметизма (включая не­ которые идеи Джордано Бруно), которые соскальзывали из тонкой топики дионисийского философского парадокса к черной филосо­ фии Великой Матери, осуществляя подмену Логоса Диониса Лого­ сом Адониса - с другой. 1 Дугин А.Г. Ноомахия. Цивилизации границ. М.: Академический проект, 2014. Рах Britanica: торговая морская Империя Ганноверы: радикальный Модерн После смерти королевы Анны, последней представительницы дома Стюартов, в истории Англии начинается новый период. Прав­ ление германских династий из континентальной Европы - кон­ станта англо-британской истории - начиная с самих англосаксов и ютов, через завоевания викингов и период владычества датских королей вплоть до Вильгельма Завоевателя (норманнского графа) и, наконец, до голландца Вильгельма III Оранского и немецкой ди­ настии Ганноверов1, начало которой положил Георг 1 (1660-1727). В английской истории есть две устойчивые линии связи с континен­ тальной Европой - по французско-кельтской линии и по сканди­ навско-германской. В этом мы в очередной раз видим проявление принципиального англо-британского дуализма, символизируемого Красным и Белым Драконами: под эгидой Красного Дракона нахо­ дятся англо-французские связи (по крайней мере на уровне глубин­ ных архетипов), под эгидой Белого Дракона - англо-германские (в частности, англо-скандинавские и англо-голландские). Вильгельм III Оранский становится английским и шотландским королем в 1689 году, в этом же году при нем принимается «Билль о правах», который обосновывает конституционный характер ан­ глийской монархии, сохраняющей эту черту вплоть до настояще­ го времени. В том же году принимается и «Акт о веротерпимости», задачей которого было примерить между собой англикан и различ­ ные течения пуританизма, хотя права католиков в нем существенно ущемлялись. Кроме того, обвинение в еретичестве сохранялось в от­ ношении антитринитаристов (социниан). После прихода к власти Вильгельма III Франция пытается актив­ но противодействовать ему и его политике и всячески померживает свергнутого короля Якова 11 (1633-1701), которому она предостави­ ла убежище на своей территории, и чьих сторонников, якобитов, она померживала как в самой Англии, так и в Ирландии, вплоть до 1 Ганновер - немецкое княжество в Нижней Саксонии. антианглийского мятежа; в нем принимал участие сам Яков 11. Лишь после того, как Вильгельму III удалось подавить все попытки якобит­ ской реставрации силой, Франция признала Вильгельма III Оранско­ го, хотя затем Людовик XIV снова пересмотрел свое решение и про­ возгласил легитимным королем сына Якова II Якова III (1688-1766), вошедшего в историю как «старый претендент». Это было моментом полного перехода Англии в эпоху Модерна, где были абсолютизированы те стороны переходного ренессансного периода, которые парадигме Модерна соответствовали, и полностью отброшены те, что в нее не вписывались. Здесь двусмысленность ан­ глийского Возрождения, включавшего в себя еще и измерение «ро­ зенкрейцерского просвещения», полностью исчезает, и Англия ста­ новится параgигмальным воплощением самого Моgерна, с набором доминирующих в нем черт: • современное научное мировоззрение (основанное на механи­ цизме, эмпиризме и материализме}; • буржуазно-демократический характер власти, воплощенный в парламентаризме и двухпартийной политической системе (виги и тори); • доминация буржуазной экономики и принцип свободной тор­ говли; • создание мировой морской торговой колониальной Империи; • абсолютизация принципа индивидуализма, рационализма и технического развития; • вера в последовательный и планомерный прогресс мировой цивилизации, во главе которой логикой судьбы (Предестина­ ция} призваны стоять англичане, миссия которых заключается в том, чтобы быть авангардом всего человечества. Начиная с Вильгельма III Оранского, англо-британский мессио­ низм приобретает законченно модернистские черты; отныне ми­ ровое господство Англии истолковывается самими англичанами как миссия, возложенная на них Проведением (вариант - логикой исторического развития} и заключающаяся в том, чтобы распро­ странять в мировом масштабе нормативы и ценности Нового вре­ мени - принципы свободной торговли, либерализма, демократии, доминации третьего сословия и его этики с постепенной и эволю­ ционной (а не революционной, как во Франции) маргинализаци­ ей институтов и устоев, относящихся к предшествующим фазам истории, то есть к Средневековью. При этом отличительной чертой английской модернизации стала именно постепенность и преем- ственность, желание не ниспровергнугь традиционные устои (как во время Английской революции и диктатуры Кромвеля), но ак­ куратно и почти незаметно изменить их, превратив в свою проти­ воположность: вместо иерархии - демократия, вместо христиан­ ства - свободомыслие, вместо веры в вертикальную онтологию - имманентно-эмпирическое представление о реальности как чисто телесной и материальной, вместо Логоса Аполлона - Логос Кибе­ лы. Но этот процесс перехода от классической системы ценностей Европы к прямо противоположной, соответствующей Анти-Европе, в Англии разворачивался граgуально и растянуго, в результате чего вплоть до XXI века в стране сохранилась и монархия, и Англикан­ ская церковь, и традиционная аристократия, хотя все эти институты Средневековья полностью угратили свое содержание и преврати­ лись в пустую декорацию, за которой стоят совершенно современ­ ные смыслы или не стоит вообще никаких. В ходе «Славной революции», приведшей к власти Вильгельма Оранского, сложились две главные политические партии Англии - тори и виги. Виги были либералами, пуританами и самыми радикаль­ ными противниками католицизма и Стюартов. Тори занимали более умеренную позицию и в целом были лояльны королю и Англикан­ ской церкви. Позднее, в XIX веке, на основе вигов была сформиро­ вана Либеральная партия, а на основании тори - Консервативная. Виги резко укрепили свои позиции при Вильгельме III Оранском и оставались доминирующей политической силой - с небольшими перерывами - в течение всего XVIII века. После того как Людовик XIV в 1701 году признал законным коро­ лем Якова III, сына умершего Якова II, отношения Англии и Франции еще более обострились, что привело к войне за испанское наслед­ ство. Коллизии между Англией, с одной стороны, и французскими монархами и Римом - с другой, наметили в Европе XVIII века два лагеря, несколько различавшихся по уровню и качеству модерниза­ ции: англо-Модерн, ориентированный на протестантизм, демокра­ тию, морскую Империю, свободную торговлю и активное развитие материального производства, и латинскую Европу, сохранявшую верность католичеству, сословному обществу и не конституционно­ му, но абсолютному монархизму. При этом латинский лагерь, в свою очередь, разделялся на франко-Модерн, где преобладала нацио­ нальная централизация в сочетании с ростом буржуазных тенден­ ций, и австрийский консерватизм Габсбургов, включавший в себя Испанию. При этом с точки зрения чистоты парадигмы Модерна в авангарде была Англия, ее радикальным антиподом - Австрия и Испания, а также собственно папский Рим, а Франция занимала германский мир Скандинавия Объединенное Королевство Англия Гановеры Нидерланды 1 _J Франция Испания Священная Римская Империя <:! (Австрия, Германия) Бурбоны / р Габсбурги талассократия конституционная монархия теллурократия ---------- абсолютизм Империя Анти-Империя национальный централизм этатизм Папский престол капитализм-+--------' феодализм----- протестантизм L•м,ц, --------------- англо-Модерн франко-Модерн кельта-Модерн латинство германо-Консерватизм Традиция Полюс Модерна Новое время Полюс консерватизма Средневековье Западная Европа Нового времени XVII-XIX вв. (экстенсивная модернизация) промежуточное положение, тяготея все же перед лицом противо­ стояния Англии к латинскому полюсу. Поэтому в XVIII веке в самой Франции англофильские тенденции были равнозначны вектору на ускорение модернизации, а латино-католические и консервативные настроения, напротив, выражались в антианглийской политике и, в частности, в помержке якобитов. При этом в ситуации Франция - Австрия (и Испания) картина была качественно иной: в этом случае уже Франция выступала как полюс модернизации (национальное централистское Государство), тогда как Габсбурги воплощали в себе строго консервативный полюс. После смерти Вильгельма III Оранского английский престол за­ нимает сестра его супруги Марии королева Анна (1665-1714), по­ следняя в Доме Стюартов. Она во всем следует протестантской по­ литике и жестко противостоит партии «якобитов». При Анне состоя­ лась война за испанское наследство (1701 - 1714). Эта война привела к перегруппировке всех европейских полю­ сов: • английского полюса, совместно с Голландией; • французского полюса в лице Людовика XIV (действовавшего в рамках завещания Карла II, короля Испании, короны фран­ цузскому герцогу Анжуйскому, будущему королю Испании Филиппу V), помержанного Португалией, Баварией и Кель­ ном; • австрийского полюса, представленного Императором Свя­ щенной Римской Империи Леопольдом II Габсбургом, пре­ тендовавшим на господство в Испании, которого помержали Пруссия, Ганновер, а также испанские кортесы Арагона, Ва­ ленсии и Каталонии. Людовик XIV и Леопольд II были католиками, но конкуриро­ вали между собой за гегемонию в континентальной Европе. При этом Людовик XIV представлял более модернистский полюс, а Лео­ польд II - более консервативный. Но парадокс состоял в том, что из-за противостояния с католической Францией, померживавшей якобитов, Англия, намного более модернистская, нежели Франция, оказалась по тактическим соображениям в данном случае на сторо­ не австрийцев, чтобы нанести максимальный урон своим более пря­ мым и непосредственным противникам - французам. В 1704 году англичанам, воспользовавшимся слабостью испан­ цев, раздираемых внутренним конфликтом между сторонниками Франции и Австрии, удалось захватить контроль над важнейшим стратегическим пунктом Средиземноморья - Гибралтаром, кото­ рый они сохраняют вплоть до настоящего времени. В результате 13-летней войны, которая проходила не только в Европе, но и на территории европейских колоний, и которая по своему размаху, интенсивности, масштабу и важнейшим стратеги­ ческим последствиям может быть причислена к разряду мировых войн, в Европе сложился новый баланс сил. Испания оказалась под властью Бурбонов (Филипп V), но объединения с Францией не про­ изошло, хотя новый король воспроизвел в Испании модель фран­ цузской централизации, способствуя тем самым модернизации Испании через перенос на нее модели франко-Модерна. Испания становилась отныне союзником Франции. Австрия получила кон­ троль над Испанскими Нидерландами (Бельгией), Миланом, Неапо­ лем, Сардинией и Президией. В целом Австрия существенно уси­ лила свои позиции в Европе, но упустила из-под влияния Габсбур­ гов Испанию. Англия же резко укрепила свои позиции в колониях, поставила под свой контроль Португальскую морскую торговлю и необратимо опередила своего прежнего конкурента (хотя и со­ юзника) Голландию, которая, будучи обескровлена войной, утрати­ ла свои позиции в колониях и перестала быть соперником Англии, превратившейся окончательно в единолично господствующую морскую мировую державу. В Новом Свете к Англии переходил контроль над Землей Руперта, Ньюфаундлендом, Акадией и частью острова Сент-Китс. Согласно «Акту о престолонаследии» 1701 года, английский трон не могли занимать католики, что лишало прав династически более близкого претендента - Якова Стюарта. Поэтому после смерти ко­ ролевы Анны, у которой не было потомков, престол унаследовал не­ мец Георг I, положив начало Ганноверской династии. Показательно, что Георг I вообще не говорил по-английски. При Георге I складывается новый стратегический союз - на сей раз между Англией, Голландией и Францией, направленный против Испании. Этот союз объединяет три европейские страны, более других продвинувшиеся по пути Модерна. Таллассократиче­ ские протестантские державы Англия и Голландия привлекли на сей раз на свою сторону Францию, которая после смерти Людовика XIV в 1715 году оказалась под управлением регента Филиппа II Орле­ анского (1674-1723), имевшего виды на испанский трон. Позднее, в ответ на попытку испанцев отвоевать ряд территорий, потерянных при Утрехтском мире, к ним примкнула и Австрия. Георгу I наследовал его сын Георг II (1683- 1760), который был также ганноверским курфюрстом Священной Римской Империи. При нем состоялось последнее восстание якобитов, попытавшихся восстановить династию Стюартов, но оно было подавлено. Во время войны за австрийское наследство (1740 - 1748) Великобритания Ге­ орга II помержала Австрию, чтобы не допустить укрепления влия­ ния Франции, что снова изменило баланс сил в Европе. Показатель­ но, что в этой войне английский монарх в последний раз в истории лично участвует в ведении боевых действий во главе английской ар­ мии (в частности, в Деттингенском сражении). Символично также, что Англия в этой войне активно и откровенно использует финан­ совые рычаги, выводя на первый план экономические механизмы, а высшими целями открыто провозглашая достижение благоприят­ ных позиций в мировой и европейской экономике - в первую оче­ редь укрепление и развитие гегемонии в морской торговле. Враж­ дебность между Францией и Англией в этот период возросла также из-за споров за колонии в Северной Америке. При внуке Георга II Георге III (1738-1820) происходят важней­ шие события в истории Европы: Великая французская революция, Наполеоновские войны, Война за независимость США и т.д. В царствование Георга III Ганноверского в английских колониях Северной Америки по ту сторону Атлантики произошло важнейшее событие, означавшее появление новой цивилизации - северо-аме­ риканской. В 1775-1783 годах вспыхнула Война за независимость, в ходе которой возникло новое Государство - Соединенные Штаты Америки (США), построенное на доведении до логических пределов самых радикальных, утопических, визионерских и эсхатологиче­ ских версий английского пуританского протестантизма. Волны эми­ грантов из Англии, основавшие на территории Северной Америки свои независимые поселения, создали предпосылки для создания общества нового типа, воплощающего в себе предельные версии пуританской утопии. Организовавшись в гибкую систему общин, колонисты подняли восстание против английского колониального правления и основали новое англо-британское Госуgарство с доми­ нацией пуританской версии протестантизма и широкой демократи­ ческой автономией - как в религиозной сфере (конгрегации), так и в политической (федеральные штаты). Показательно, что в самой Англии многие виги (в частности, Э. Бёрк) померживали США как реализацию либерального про­ грессистского проекта и пример для радикальных реформ в самой Англии. В 1800 году к Великобритании официально присоединяется Ир­ ландия, и название нового унитарного Государства отныне звучит как Объединенное Королевство Великобритании и Ирландии. Великая Французская революция вызвала вАнглии ужас, и даже наиболее последовательные сторонники модернизации - партия вигов, радикальные сторонники либерализма и пуританства - помержали короля в войне против революционной Франции. В этом сказалось еще одно отличие англо-Модерна от франко-Мо­ дерна: английские реформаторы - даже самые крайние - пред­ почитали постепенность и плавность исторического процесса, при­ чем одним из важных аргументов этой позиции (сформулирован­ ной критиком Французской революции английским либеральным консерватором Эдмундом Бёрком} было то, что резкость перехода дает шанс захватить политическую власть ультраконсервативным элементам, способным через указание на откровенные издержки и эксцессы революционеров сплотить вокруг себя противников всякой модернизации. Поэтому английская модернизация строго придерживается эволюционистской стратегии, являясь «консер­ вативной модернизацией», и противостоит «модернизации рево­ люционной», ярким примером которой является Великая француз­ ская революция и особенно якобинство и террор. Показательно, что Бёрк был одним из выразителей позиции именно либеральных вигов, но развивая критику Французской революции, он сблизился с тори и заложил основу английского консерватизма, сочетающе­ го в себе экономический либерализм и политический централизм. Изменение взглядов Бёрка не частный случай, но отражение глу­ бинной идеологической тенденции: принципиальной идеи эволю­ ции, составляющей сущность англо-Модерна, которую признают как английские прогрессисты, так и их оппоненты, либеральные консерваторы. Все различие состоит лишь в ритмике и скорости преобразований, относительно самой целесообразности, неизбеж­ ности и предопределенности которых и относительно их содержа­ ния никаких принципиальных разногласий между обеими партия­ ми нет. Участие Англии в войне против Франции в эпоху Революции логически перетекло в Наполеоновские войны, которые были на­ правлены против Англии и той мировой системы, которую она во­ площала в себе в XVIII - XIX веках. Наполеон геополитически про­ должил линию Людовика XIV, который был жестким противником британского морского могущества и того курса, который возобла­ дал в Англии окончательно после свержения Стюартов. Наполеон был классическим и ярчайшим представителем франко-Модерна, но при этом он ясно осознавал, что англо-Модерн представляет собой не просто конкурентную форму, но цивилизационную стра­ тегию вообще не позволяющую континентальной Европе отстоять свою независимую политическую идентичность, которую Наполе­ он националистически отождествлял с миссией Франции. В Напо­ леоне проявился тот самый «консервативный дух», пробуждения которого в ходе революционных изменений так боялся Эдмунд Бёрк. Поэтому битва Франции и Англии в наполеоновский пери­ од представляла собой смертельную схватку двух чудовищ Модер­ на - французского сухопутного Бегемота и английского морско­ го Левиафана. И победа Англии означала - как и ранее разгром в Ла-Манше английским флотом Непобедимой армады - новый поворот европейской и мировой истории: окончательный триумф талассократии, морской торговой Империи, англо-Модерна - над альтернативной формой Модерна в лице буржуазно-централист­ ской сухопутной Франции. В последней трети XVIII века в Англии начинается стреми­ тельная промышленная революция, которая в первой полови­ не XIX века приобретает глобальный характер, распространяясь на все остальные европейские страны и их колонии. В этот период происходит резонансное наложение развития эмпирических наук, продолжающего материалистическую и утилитаристскую тенден­ цию научной мысли Англии еще со времен Средневековья, и ко­ лониальных завоеваний последнего столетия (вывоз капитала из колоний и бесплатная рабочая сила рабовладельческого труда), что приводит к новой экономико-политической парадигме: промыш­ ленному капитализму. Наследовавший Георгу III его сын Георг N (1762- 1830) по факту правил Объединенным Королевством гораздо раньше момента офи­ циальной интронизации, так как его отец страдал припадками безу­ мия и с 1811 года был вынужден находиться под контролем сына-ре­ гента. При его регентстве (1811 - 1820) в Англии процветает романти­ ческая литература и поэзия, творят Кольридж, Байрон, Китс, Шелли и т.д. Складывается философия и стилистика дендизма (Джордж Браммел). Дендизмом отличался и сам принц-регент, и будущий ко­ роль. Будущий Георг N по сути единолично правил Англией в период Наполеоновских войн, поэтому победа над Наполеоном вполне мо­ жет приписана его заслугам. При нем же происходит бурный рас­ цвет промышленного капитализма и мировой морской торговли. Став королем официально после кончины своего отца, Георг IV продолжил править страной в том же стиле, а после его смерти на смену ему пришел его брат Вильгельм IV (1765-1837), ставший по­ следним мужским правителем Ганноверской династии. При нем в Британской Империи начался процесс отмены рабства, которое было окончательно упразднено лишь в 1838 году. После смерти Вильгельма IV ему наследовала его племянница королева Виктория (1819-1901), на которой династия Ганноверов прерывается, а Англия вступает в ХХ век. Спекулятивное масонство: Град Подземный С XVIII века широкое распространение в Англии, а из нее и во всей Европе, получает течение спекулятивного масонства, начало которому положили реформы древних цеховых организаций сред­ невековых строителей (каменщиков) и компаньонов, предпринятые в 1717 году двумя англичанами - кальвинистским пастором фран­ цузского происхождения, чьи родители бежали в Англию из Ля-Ро­ шели, бастиона французского протестантизма, Джоном Теофилом Дезагюлье (1683-1744) и Джеймсом Андерсоном (1679-1739), свя­ щенником шотландской Пресвитерианской церкви. Дезагюлье был учеником и последователем Ньютона. Масонские легенды обычно подчеркивают древние истоки масонских лож, и действительно, оперативное масонство (связанное собственно со строительной профессией) и ряд обрядов, символов, знаков и доктрин алхими­ ко-герметического толка явно сложились в средневековую эпоху. Однако мистико-философским и этико-политическим течением, объединяющим правящую элиту европейских стран, включая как аристократию, так и крупную буржуазию, масонство стало толь­ ко в начале XVIII века. Первым документально зафиксированным свидетельством участия антиквара и аристократа, а не строителя или архитектора, в масонских ложах еще в середине XVII века, был, как мы видели, случай Элиаса Эшмола, поклонника розенкрейце­ ровских теорий, но в полной мере запротоколированную историю европейского масонства мы можем достоверно проследить только вплоть до инициативы Дезагюлье и Андерсона с начала XVIII века. Чем было оперативное масонство на самом деле до этой реформы, составить объективное представление довольно трудно. Именно два английских кальвиниста (французского и шотландского проис­ хождения) Дезагюлье и Андерсон создали то, что с тех пор известно как масонство. Они разработали первую масонскую Конституцию, определяющую основные формы организации лож, ритуалы, систе­ му иерархий, посвящения, градусов и т.д. Первый текст «Консти­ туции Андерсона», в котором перечисляются основные принципы масонства, появился в 1723 году. При этом помимо традиций оперативного масонства, на которые они, безусловно, опирались, первые спекулятивные масоны обиль­ но черпали идеи из: • протестантской теологии (в первую очередь индивидуализм, критичность к католичеству, эсхатологическое мессианство); • герметизма и алхимии (метафору превращения обычных ме­ таллов в золото как образ социального и исторического про­ гресса); • рыцарских орgенов (обращение к Крестовым походам, гербам и эмблемам); • европейского рационализма, эмпиризма и gеизма (прогресс наук, замена догматического подхода философским); • учения Иоахима ge Флора о «Третьем Царстве>> (откуда берут свои истоки идеи социального и политического прогресса); • возрожgенческоrо неоплатонизма (прежде всего в его наибо­ лее имманентных и натуралистических версиях); • христианской каббалистики (позднее сомкнувшейся с иудей­ ской каббалой, которая на первых этапах была исключена, а сами евреи в масонские ложи не допускались); • политического парламентаризма и gемократии (как в уме­ ренном ключе, с помержкой просвещенной монархии, так и в радикальном, с требованием установления Республики). Если мы внимательно вглядимся в эти черты раннего спекуля­ тивного масонства, то легко увидим результирующие формулы тех тенденций, которые составляли сущность английского Возрожде­ ния и Реформации, сведенные к упрощенным и чеканным форму­ лам. Но Возрождение и Реформация были парадигмальным пере­ ходом от Средневековья к Модерну, от общества Традиции к Но­ вому времени. Масонство как спекулятивное масонство XVIII века, а только это явление, строго говоря, и следует называть масонством, чтобы не впасть в анахронизм или вульгарные мистификации (как самих масонов, так и их противников), было поgвеgением итогов ne­ pexogнoro nepuoga английского историала и окончательным оформ­ лением стратегической программы буgущеrо. Именно поэтому оно появляется в начале XVIII века вместе с Ганноверской династией в эпоху правления Георга 1, когда в историале Англии мы говорим уже больше не о переходном периоде, а о наступившем Модерне. Средневековье заканчивается с Тюдорами. Их правление, а также Стюарты и религиозные войны составляют переходный этап (Воз­ рождение и Реформация). Ганноверы же уже принадлежат Модер­ ну, и их правление длится до ХХ века, когда Модерн сам вступает в интенсивную фазу критического переосмысления своих основ и постепенно начинается смещение к Постмодерну. Английское масонство (как источник всего европейского масонства) появляет- ся именно в начале Ганноверской династии и становится важней­ шим институтом классического Модерна, во многом предопреде­ ляющим политическую, интеллектуальную, религиозную, фило­ софскую, научную и культурную деятельность последующих эпох. Масонству, начавшемуся с довольно скромной инициативы двух кальвинистов, суждено было стать самым влиятельным институтом европейской и колониальной политики классического Модерна, оказавшим решающее влияние на политическую и культурную эли­ ту всей Европы. Причина такого грандиозного успеха и глобального распространения заключалась в том, что, с одной стороны, масон­ ство опиралось на те культурные и идейные течения, которые ухо­ дили корнями в ранние исторические эпохи, а с другой - в том, что оно емко и внятно формулировало сам дух времени, давая четкий образ того, к чему осуществляется переход от Средневековья с его классическим набором институций, практик, учений и ценностей. За XVI - XVII века в Англии и в Западной Европе в целом сложилось устойчивое представление, что старый порядок заканчивается, что Средневековье, католичество и классическая версия сословного об­ щества не соответствуют ожиданиям и потребностям европейского населения. Но мало кто был способен придать этому критическому и подчас откровенно апокалиптическому настроению позитивный характер, указать цели и ориентиры, сформулировать созидатель­ ные и оптимистические горизонты, с эволюционным сохранением некоторых декоративных элементов и видимостью преемствен­ ности прошлому. Масонство взяло на себя все эти функции, став закрытой структурой, в чем-то аналогичной Католической церкви в Средневековье, с ее духовной ориентацией, наднациональным характером (стоящим над светской властью монархов), системой общеевропейских образовательных и научных центров (католи­ ческие университеты), элитарным характером ее членов (клира), считающихся представителями Града Небесного в Граде Земном. Масонство замещало собой Католическую церковь, но не прямо, как в случае многочисленных протестантских деноминаций и кон­ грегаций, а косвенно, предлагая вступать в него представителям любых конфессий с тем, чтобы постепенно включить в свой состав критическую массу представителей европейской элиты. Но если Католическая церковь мыслила себя как Град Небесный, то масон­ ство было, скорее, его обратной проекцией, «Градом Подземным» или «Градом Подводным». В 1717 году Дезагюлье и Андерсон учредили первую Великую Ложу. До этого существовали отдельные масонские ложи, причем все они на ранней стадии масонской истории фиксируются исклю- чительно в Шотландии и Ирландии, и более того, в саму Ирландию они были занесены именно из Шотландии. Поэтому предысторию спекулятивного масонства следует искать в Шотландии XVII века, в эпоху становления шотландского пресвитерианства в контексте шотландской Реформации. Этот этап отражен в уставах ранних лож оперативного масонства, самый ранний из которых «Поэма Региу­ са» (в стихотворной форме) датируется официально 1390 годом, но, скорее всего, написан во второй четверти XV века. Этот устав сооб­ щает о происхождении братства каменщиков от Эвклида, который изучил основы строительного искусства и передал их жрецам Древ­ него Египта. Далее идет описание семи свободных искусств (логики, грамматики, риторики, арифметики, геометрии, музыки и астро­ логии), которые необходимо знать строителю, причем в первую очередь обращается внимание на геометрию. В Англию, согласно этой поэме, каменщики прибывают в Х веке при короле Этельстане (около 894- 939) и основывают при его благословении свою первую ложу в Йорке. Другой ранний манускрипт, где говорится об опера­ тивном масонстве (манускрипт Мэтью Кука), датируется также се­ рединой XV века, и в нем излагается иная версия легенды, где дей­ ствует не Эвклид, а библейский Ламех и его дети, первооткрыватели профессий - Иабал - геометрии, он и стал первым каменщиком, Иубал - музыки, Тубалкаин - металлургии, а дочь Наама - ткаче­ ства. Они нанесли все знания и секреты мастерства на две колонны (Якин и Боаз), которые пережили великий потоп и великий пожар. Позднее одну из колонн нашел Пифагор, а другую Гермес. Далее, они перешли во владение Нимрода, архитектора Вавилонской баш­ ни, да затем - к Аврааму и Моисею, который научил этим знаниям египтян, и в частности, Эвклида (здесь легенда совпадает с «Поэмой Региуса»). Вместе с евреями две колонны попадают в Палестину и находят свое место в Храме Соломона. Оттуда они в христианский период оказываются во Франции, а затем св. Альбан приносит их в Англию. В эпоху короля Этельстана эти колонны снова находят, и сам король посвящает своего сына принца Эдвинна в искусство каменщиков (никаких подтвержденных упоминаний о существова­ нии такого принца в английских хрониках не содержится). Первая Великая Ложа была создана на основании четырех ста­ рых (обычных) лож в Лондоне 24 июня 1717 года. Первым Великим Мастером был малоизвестный Энтони Сэйер (ок.1672-1741), а за­ тем его сменил аристократ Джордж Пейн (ок.1685-1757), после чего Великими Мастерами уже сложившегося спекулятивного ма­ сонства становились исключительно представители высшего ан­ глийского общества и часто королевской крови. Рост влияния и популярности собственно английского масон­ ства вызывал реакцию в Шотландии и Ирландии, где существовали отдельные ложи оперативных каменщиков. В 1741 году ирландским буржуа Лоренсом Дермотом (1720 - 1791) в Дублине была основана альтернативная Великая Ложа, которая, по словам ее основателей, опиралась на более древние хартии и институции, чем Лондонская Великая Ложа, обвиненная ирландскими масонами в «модернизме». Но и эта ирландская Великая Ложа, на самом деле, была столь же модернистской по сути, поскольку представляла собой спекулятив­ ное масонство и принимала в свои ряды аристократов; собственно, каменщиков там, как и в лондонской ложе, практически не осталось. К этой дублинской Великой Ложе примкнули многие ложи Ирлан­ дии и Шотландии. В конце концов, обе Великие Ложи стали сбли­ жаться друг с другом (особенно после смерти Дермота), и в 1813 году на их основании была создана Единая Великая Ложа Англии, во гла­ ве которой встал граф Август Фридерик Сассекский (1773-1843). Эмпирическая Империя Карфагена Главным инструментом глобального распространения англий­ ской модели по спирали «хартлэнда Локка» стала всемирная мор­ ская Империя, начало которой положило в XVI веке создание Ан­ глией морского флота. Его основателями были пираты (вице-адми­ рал Ф. Дрейк, Х. Гилберт, адмирал Дж. Хокинс т.д.), получавшие у английских монархов торговые патенты на монополию в морской торговле и промышлявшие работорговлей, грабежом и нападения­ ми на испанские суда и колонии, а идейным вдохновителем ранней Елизаветинской талласократии был, как мы видели, мистик, астро­ лог и визионер Джон Ди. Борьба с Испанией закалила английских пиратов и превратила их в более или менее организованную силу, которой покровитель­ ствовало в полной мере английское Государство, извлекавшее из этого политические, экономические и стратегические дивиденды. До начала XVII века у Англии почти не было колоний, и ее страте­ гия состояла лишь в пиратских рейдах на колонии, основанные ис­ панцами. Если испанцы строили свою колониальную Империю по образцу иберийской политической системы и тратили много сил на отстраивание социально-политических механизмов, то на первом этапе английский флот, которым официально руководили такие персонажи, как знаменитый пират Фрэнсис Дрейк, получивший звание «вице-адмирала» Британской короны, был полностью свобо­ ден от каких бы то ни было конструктивных забот и делал ставку на чисто эксплуататорскую стратегию: захват мирных торговых судов, ограбление колониальных береговых городов, морской рэкет, отлов черной живой силы в Западной Африке и ее перепродажа. Эта став­ ка на активных маргиналов и пассионарный преступный элемент оказалась успешной, и в 1588 году произошло решающее событие в англо-испанском противостоянии за контроль над Мировым океа­ ном: гибель испанской «Непобедимой армады». После заключения выгодного для Англии мира с Испанией в 1604 году королем Яковом I Англия начинает строить свою соб­ ственную колониальную Империю, частично сохраняя брутальные стратегии раннего пиратского этапа, но параллельно развивая и соб­ ственно морскую торговлю и основывая колониальные поселения для эксплуатации местного населения (часто методами прямого ге­ ноцида - как в случае истребления индейцев Северной Америки или коренных жителей Индии) и вывозя в метрополию ресурсы. Колонизация англичанами вновь захваченных территорий отли­ чалась следующими чертами: • ориентацией на немедленное извлечение прибыли за счет экс­ плуатации местных ресурсов; • полным игнорированием традиций и культурного кода тех на­ родов, среди которых оказывались переселенцы; • созданием структур жесткой колониальной администрации, либо напрямую издающей указы, либо подкупающей местную элиту и стравливающей между собой этносы и кланы оккупи­ рованных земель; • установлением рабовладения - социально-экономической практики, которой в Европе не было с начала Средних веков, а на расовой основе не было и в Средиземноморской антич­ ности (это касается в первую очередь американских колоний Великобритании); • сохранением альянса трех сил - английского Государства, пиратского разбойничьего флота и частных торговых компа­ ний, этот альянс предопределил социальный характер Британ­ ской Империи и даже ряд характерных черт постколониаль­ ных обществ - торговый строй, политический империализм и грабительские агрессивные практики; • основным социальным типом, заселявшим британские ко­ лонии на уровне масс были преступники разного рода, пред­ ставители радикальных эсхатологических сект, религиозные фанатики и социальные маргиналы, искатели приключений и т.д.; если временная колониальная администрация состояла из английской знати, то среднее население колоний представ­ ляло собой набор разнородных социальных отбросов, марги­ налов и людей не в ладах с законом. Влияние и масштаб Британской Империи с XVII по ХХ век не­ прерывно росли параллельно с получением некоторыми колониями независимости, что, однако, чаще всего оставляло их в контексте об­ щего имперского и постимперского британского цивилизационного пространства - в XIX веке это было оформлено как Содружество наций, Commonwealth. В 30-е годы ХХ века Британская Империя включала в себя около ¼ всей суши. Эта Империя по своему разма­ ху и могуществу превосходила все существовавшие ранее истори­ ческие Империи. Система миропорядка, в центре которого стояла Британская Империя, так или иначе контролировавшая все основ­ ные геополитические процессы в мировом масштабе, получила на­ звание Рах Britannica. Параллельно расширению Британской Империи распространя­ лось влияние цивилизационного англо-британского культурного типа в версии Нового времени. Это выражалось в том, что колониаль­ ная администрация закладывала основные принципы политико-со­ циальной системы, философии, естественно-научной картины мира в колониях, исходя из той парадигмы, которая сложилась в самой Англии в Новое время. Так как Британская Империя - это явление строго Нового времени (в отличие от традиционных священных Им­ перий древности), то ее имперская идеология была не «священной», а именно «профанической», ее миссия состояла не столько в рас­ пространении религии (пуританской версии христианства), сколько в проекции на гигантские социально-исторические просторы атеи­ стического по сути, механицистского, научно-материалистического мировоззрения. Если кое-где можно в ходе колонизации встретить протестантских проповедников, то их функция по «христианизации язычников» состояла преимущественно в разрушении местных тра­ диций и обрядов и в подготовке части колониальных обществ к вос­ приятию европейской (конкретно, англо-саксонской) формы миро­ воззрения Модерна (тем более что сам протестантизм представляет собой наиболее модернизированную версию христианства, теснее всего связанную с буржуазным секулярным обществом1). Рах Britannica, с геополитической точки зрения, корректнее все­ го было бы уподобить Карфагенской Империи - основные цивили- 1 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма / / Вебер М. Избранные произведения. М.: Проrресс, 1990. зационные черты совпадают: ставка на колонизацию прибрежных территорий, плутократия, доминация торгового флота и т.д. То, что борьба Рима и Карфагена была столкновением двух типов цивилиза­ ций - романской (индоевропейской, героической, средиземномор­ ской в греко-римском, солярном, аполлоническом смысле) и фини­ кийской (семитской, торговой, материальной, кибелической), кла­ дет в основу всего метода классическая геополитика (Х. Макиндер, Н. Спикмен, К. Хаусхофер, К. Шмитт и т.д.1). Рим считается в геопо­ литике типичным хрестоматийным примером «цивилизации Суши», Карфаген - «цивилизации Моря». Если обратиться к философской версии геополитики у Прокла, трактовавшего диалог Платона «Го­ сударство», где речь шла об Атлантиде, можно легко опознать в Бри­ танской Империи именно образ .Атлантической Империи, то есть ярчайшее выражение «цивилизации Моря», которую Прокл одно­ значно отождествлял с титанами (об этом мы говорили в первой кни­ ге «Ноомахии»2). Со своей стороны тот же цивилизационный дуализм подчер­ кивает в культурно-религиозном контексте английский писатель и мыслитель Гилберт Честертон (1874-1936), назвавший «пуниче­ ские войны» между Римом и Карфагеном «схваткой богов и бесов»3• Боги были на стороне героического Рима, бесы - на стороне торго­ вого Карфагена. В своей ироничной и трагичной манере Честертон явно проводит параллели между Карфагеном и современной ему Англией. Глубоко практичные, отнюдь не поэтичные люди любили полагаться на страх и отвращение. Как всегда в таких случа­ ях, им казалось, что темные силы свое дело сделают. Но в пси­ хологии пунических народов эта странная пессимистическая практичность разрослась до невероятных размеров. В Новом городе, который римляне звали Карфагеном, как и в древних городах финикийцев, божество, работавшее «без дураков», называлось Молохом; по-видимому, оно не отличалось от бо­ жества, известного под именем Ваала. Римляне сперва не знали, что с ним делать и как его назы­ вать; им пришлось обратиться к самым примитивным антич­ ным мифам, чтобы отыскать его слабое подобие - Сатурна, 1 ДутинА.Г. Геополитика. М.: Академический проект, 2011. 2 Дуruн А.Г. Ноомахия. Три Логоса. Т. 1. М.: Академический проект, 2014. 3 Честертон Г. К. Вечный Человек// Честертон Г. К. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5. Эссе. СПб.: Амфора, 2000. С. 111. пожирающего. Но почитателей Молоха никак нельзя назвать примитивными. Они жили в развитом и зрелом обществе и не отказывали себе ни в роскоши, ни в изысканности. Ве­ роятно, они были намного цивилизованней римлян. И Молох не был мифом; во всяком случае, он питался вполне реально. Эти цивилизованные люди задабривали темные силь1, бросая сотни детей в пылающую печь. Чтобы это понять, попытай­ тесь себе представить, как манчестерские дельцы, при бакен­ бардах и цилиндрах, отправляются по воскресеньям полюбо­ ваться поджариванием младенцев» 1• В этом смысле Британская Империя (и, соответственно, Рах Britannica) была, по версии Честертона, типичной «Империей бе­ сов». С другой стороны, если пользоваться терминологией Р. Гено­ на, то это была Империя «современного мира», Модерна, ведущая борьбу с традиционными обществами, которые были главными объектами колонизации, и конкурирующая с другими обществами Модерна, которые, однако, уступали Великобритании либо в интен­ сивности и чистоте парадигмы цивилизации Моря (Голландия), либо в масштабах (Франция, позднее Италия), либо в том, что к Модер­ ну в них примешивались некоторые элементы обществ Традиции (Испания, Португалия, Российская Империя, Германия). Поэтому именно Великобританию, а также колониальное распространение англосаксонской культуры, науки, философии, политической и эко­ номической системы в планетарном масштабе можно отождествить с империалистической версией Модерна, с агрессивным и глобаль­ ным силовым - прямым и косвенным - навязыванием своей пара­ дигмы всему человечеству. Можно назвать Рах Britannica планетарной «спиралью Моgерна» или «спиралью Ньютона/ Локка». Везде, где появлялись агенты Бри­ танской Империи - политические, торговые, гуманитарные, разве­ дывательные, культурные и т.д., мы имели дело с носителями вполне определенной и эксклюзивной, универсалистской, этноцентриче­ ской картины мира, жестко навязываемой всем остальным народам и культурам. Становление Британской Империи по времени и по смыслу со­ впадает с промышленной революцией и созданием мировой капи­ талистической системы. Связь между освоением Мирового океана и изобретением паровой машины, а затем и распространением зоны 1 Честертон Г. К. Вечный Человек. С. 115. «свободной торговли» (в интересах Англии) ясно выразил немецкий геополитик и философ Карл Шмитт. Он писал: Индустриальная революция происходит из Англии XVIII сто­ летия. Какова была историческая ситуация на этом острове в то время? Англия была островом, отделившимся начиная с XVII века от европейского континента и сделавшим первые шаги к чисто морскому существованию. Это с исторической точки зрения является для нас самым существенным. Все остальное - лишь надстройка, суперструктура. Какое бы внешнее событие мы ни выбрали в качестве окончательно­ го шага к чисто морскому существованию, - захват Ямайки Кромвелем в 1655 году, окончательное изгнание Стюартов в 1688 году или европейский мир в Утрехте в 1713 году, - главным является следующее: один европейский народ на­ чиная с определенного момента перестал считать остров, на котором он жил, частью несколько удаленной европейской Суши и осознал его как базу для чисто морского существо­ вания и для морского господства над мировым океаном. На­ чиная с XVI века Англия вступила в эпоху великих географи­ ческих открытий и принялась отвоевывать колонии у Пор­ тугалии, Испании, Франции и Голландии. Она победила всех своих европейских соперников не в силу морального или силового превосходства, но лишь исключительно из-за того, что сделала решительный и бесповоротный шаг от твердой Суши к открытому Морю, и в такой ситуации отвоевывание сухопутных колоний обеспечивалось контролем над морски­ ми пространствами. Это был одноразовый, неповторимый, исторический от­ вет на столь же одноразовый, неповторимый исторический вызов, на великий вызов века европейских географических открытий. Впервые в известной нам истории человечества возник вызов, относящийся не только к конкретным рекам, берегам или внутриматериковым морям; впервые он имел планетарный, глобальный характер. Большинство европей­ ских народов осознали этот вызов в континтентальных, су­ хопутных терминах. Испанцы создали свою гигантскую за­ океанскую Империю; при этом она оставалась сущностно сухопутной и строилась на обширных материковых массах. Русские оторвались от Москвы и завоевали гигантскую стра­ ну - Сибирь. Португальцам, несмотря на их удивительные достижения в мореплавании, также не удалось перейти к чи- сто морскому существованию. Даже героический эпос эпохи португальских открытий, «Лузиады» Комоенса, говорят об Индийском океане по сути почти так же, как Эней Вергилия говорит о Средиземном море. Голландцы первыми пустились в глобальные морские авантюры и долго оставались в аван­ гарде. Но база была слишком слабой, укоренность в политике сухопутных держав слишком глубокой, и после заключения мира в Утрехте в 1713 году Голландия окончательно была при­ вязана к Суше. Французы вступили в двухсотлетнюю войну с Англией и в конце концов проиграли ее. Англию континент особенно не беспокоил (the least hampered Ьу the continent), и она окончательно и успешно перешла к чисто морскому су­ ществованию. Это создало непосредственные предпосылки для индустриальной революции. Бывший некогда европейским остров отбросил традици­ онную, сухопутную картину мира и начал последовательно рассматривать мир с позиции Моря. Суша как естествен­ ное жизненное пространство человека превратилось в не­ что иное, в берег, простирающийся вглубь континентальных просторов, в backland. Еще в XV веке во времена Орлеанской девы английские рыцари, подобно рыцарям других стран, в честном бою добывали себе трофеи. Вплоть до XVI столе­ тия англичане были овцеводами, продававшими шерсть во Фландрию, где из нее делали ткани. И этот народ превратил­ ся в нацию «пенителей морей» и основал не только морскую, но океаническую, мировую Империю. Остров перестал быть отдельно расположенным фрагментом Суши и превратился в Корабль, лежащий на якоре вблизи континента1• Встав на сторону Моря, Великобритания встала на сторону Мо­ дерна, со всеми заложенными в его парадигме особенностями. Ока­ завшись в материальной Вселенной Ньютона, англосаксы принялись реализовывать заветы Ф. Бэкона и покорять мир, природу, вещества, континенты через прямое материальное могущество. Поэтому успе­ хи в господстве над материей - развитие промышленного производ­ ства и появление первых паровых машин, станков и т.д. - и успехи в господстве над Океаном в случае Великобритании оказались се­ мантически, онтологически, а не только хронологически, связаны. Индустрия как таковая, «раскрепощенная техника» (О. Шпенглер), 1 Шмитт К. Планетарная напряженность между Востоком и Западом и проти­ востояние Земли и Моря / / Элементы. 2000. No 8. промышленная революция как тенденции экономического развития в контексте цивилизации развертывались параллельно строитель­ ству мировой морской Империи. И обе стороны отражали особую конфигурацию цивилизационного начала. В этой конфигурации в терминах Ноомахии мы без труда узнаем по всем признакам и от­ личительным чертам - черный Логос Кибелы. Входя под юрисдик­ цию Океана, становясь на его сторону, англичане осуществили судь­ боносный выбор, однозначно и осмысленно оказываясь на стороне титанов. Это был недвусмысленный выбор Карфагена. Структура колониальных владений Англии Под контролем Англии в эпоху XVII - XIX веков оказались огромные колониальные владения во всех частях света: Северная Америка, многочисленные колонии в Африке, Индия, Австралия, протектораты в Малайзии и подконтрольные зоны в Антарктике. Все колонии управлялись из метрополии, но на разных условиях. США в ходе борьбы за независимость вообще получили свободу и само­ управление, став полностью самостоятельным от Англии Государ­ ством. Канада, как и Австралия, остается английским доминионом вплоть до настоящего времени, хотя в ХХ веке и особенно во второй его половине зависимость от Лондона была довольно формальной, и Канада, и Австралия, по сути, представляют собой суверенные национальные Государства. Тем не менее с культурной точки зре­ ния и с точки зрения геополитических приоритетов все территории бывших колоний в той или иной степени остаются под решающим воздействием английской идентичности и в значительной степени английской геополитики. Элиты этих стран, как правило, англофо­ ны и получают английское образование, а политические системы копируют английские образцы. То же самое касается и экономиче­ ского уклада, культурных кодов и ценностных систем. Имперское наследство Британии сказывается во всех ее бывших колониальных владениях в полной мере вплоть до сегодняшнего дня. Главными зонами английских колоний были США, Канада, Ав­ стралия, Британская Индия и Южная Африка. Эти огромные тер­ ритории являлись стратегическим плацдармом англо-британского планетарного господства, так как представляли собой ключевые пространства мирового океана, необходимые для контроля над всей территорией земли. Английская Империя была по-настояще­ му глобальным явлением, и все остальные территориальные владе­ ния в Европе, Евразии и на других континентах были обречены на локальную геополитическую автономию, а выход на планетарный уровень заведомо блокировался владычицей морей. Так, Англия постепенно ограничила размах испанской колониальной Империи, которая на первом этапе в XVI - XVII веках была наряду с порту­ гальской несопоставимо масштабнее. Эффективно противостояла Франции в Африке и Северной Америке (Канада), сдерживала су­ хопутную экспансию России в Азию, заперла на континенте Герма­ нию, позднее других европейских держав вступившую в борьбу за колонии, отвоевала у голландцев (буров) контроль над Южной Аф­ рикой. В Средиземноморье Англия померживала египетских султа­ нов, постепенно стремившихся освободиться от влияния Османской Империи, и в целом сконструировала арабский национализм - осо­ бенно в Саудовской Аравии, Йемене, Сирии и Ираке. Территории от Ближнего Востока через Судан, Уганду, Кению, Танзанию, Замбию, Зимбабве, Ботсвану и Намибию вплоть до Южной Африки были полностью под контролем англичан. Индия и Малайзия позволяли контролировать Индийский океан. Австралия, Новая Зеландия, Но­ вая Гвинея и острова Полинезии обеспечивали контроль над Тихим океаном. Канада и союзные Англии США были форпостом в Север­ ной Америке. Британская Гайана и Белиз в Центральной и Южной Америке. При этом союзные отношения с Португалией и, соответ­ ственно, с ее южно-американской колонией Бразилией, обеспечи­ вали англичанам и стратегическую базу в Южной Атлантике. Кроме того, Англия через протестантские страны - Голландию, Швецию и Пруссию - имела надежный доступ в Балтийское море и господ­ ствовала в Северном. Показательно, как складывалось английское господство в Ин­ дии. На первых порах речь шла только о торговле, и контрагентом Англии выступала Британская Ост-Индская компания, учрежденная в 1600 году еще при Елизавете как частная чисто коммерческая ини­ циатива. Но как и в случае Карфагена торговля была среgством по­ литического завоевания, а частные интересы торговых домов были основой имперского владычества. Поэтому Британская Ост-инд­ ская компания с самого начала приобрела политические функции и стала инструментом фактического подчинения всего Индийского субконтинента. На протяжении XVII века фактории компании по­ степенно множились, распространяясь по береговой зоне Индии, время от времени сталкиваясь с сопротивлением местных князей. Особенно мощным было противодействие Империи Великих Мого­ лов, которых англичанам на первом этапе одолеть не удается. Вме­ сте с тем существенной была конкуренция Ост-Индских компаний и других европейских колониальных стран, действующих теми же талассократическими методами - особенно голландцев, так же как .. '; ")> он.омический нтроль ·,ь . . ,. -l>C::::. -. иlийокеQ --­ -- -........ Тихий океан Индийский океан ., ·.- .,...\ 'Р',-,·.=.,., . . .;;/ , ; ; Структура Британской Империи в период расцвета и англичане (причем еще до них, вслед за генуэзцами и венецианца­ ми), принявшихся строить морскую торговую державу Карфаген­ ского типа. В XVIII веке на базе разросшихся владений Ост-Индской компа­ нии формируется полноценная колониальная армия, и в 1757 году генерал Роберт Клайв (1725-1774) наносит сокрушительное пора­ жение бенгальскому правителю Сираджу ад-Даула. Вскоре после этого в 1764 году Клайв назначается первым британским губернато­ ром Бенгалии. Несколько позднее, в 1773 году, в Калькутте образу­ ется общее для всей Индии колониальное руководство в лице гене­ рал-губернатора Уоррена Гастингса (1732-1818). Клайв и Гастингс считаются основателями Британской Индии. Постепенно власть ге­ нерал-губернатора расширяется на все большие территории Индии, часть которых переходит под прямое британское управление, а дру­ гая часть представляет собой зависимые от англичан экономически и политически, но формально «независимые» княжества во главе с индийскими раджами. После восстания сипаев в 1858 году, дове­ денных до полного отчаяния британским гнетом, королева Виктория провозглашает себя «Императрицей Индии», а генерал-губернатор возводится в чин «вице-короля» Индии. Индия остается британской колонией вплоть до 1947 года, когда получает независимость. Но и после 1947 года титул генерал-губернатора продолжал существо­ вать в Индийском Союзе до 1950 года, а в Пакистане (мусульманской части Северной Индии) - до 1956 года. И в этот период генерал-гу­ бернаторы назначались британскими монархами. Даже после того, как Британская Империя прекратила свое су­ ществование, она сохранила свое влияние в глобальном масштабе через серию слоев, напрямую связанную с картографией имперско­ го владычества. Все те территории, которые входили в состав Бри­ танской Империи как ее колонии или были ее тесными союзниками, представляют собой до сих пор зоны, где прочнее всего укрепился сам стиль английской торгово-морской талассократически-демо­ кратической цивилизации. Это проявляется на следующих уровнях: • распространение английского языка (англофония); • талассократия в геополитической ориентации; • прочная доминация либеральной идеологии; • политическая парламентская демократия английского образ­ ца; • абсолютизация свободного рынка и фритрейдерства, капита­ лизм; • преобладание утилитаризма как ценностной системы; • убежденность в универсальности технического развития и прогресс; • культурный расизм евроцентристского образца (Запад как высшее проявление цивилизации, а остальные культуры как варварство и дикость); • европоцентристская и англоцентристская ориентация элит; • ведущие позиции в обществе масонских лож, формирующих правящий класс. Эти идеологические, политические, экономические и культур­ ные особенности характерны для всего пространства, когда бы то ни было находившегося под контролем Британской Империи, вплоть до настоящего времени, что показывает наглядно масштаб влия­ ния англо-британской цивилизации на судьбы всего человечества. В этом уникальность и глобальность миссии нового Карфагена. Влюбленный в ум и доверяющий чувствам Джордж Беркли: Сэр Духовный Ирландский философ, епископ Ирландской церкви Джордж Беркли' (1685-1753) считается фигурой, принадлежащей к англо-ир­ ландской культурной традиции. Поэтому, несмотря на его ирланд­ ское происхождение и довольно четко выраженную кельтскую сти­ листику его оригинального философского учения, его часто относят к английской философии. С точки зрения структуры его учения Беркли находится в оппо­ зиции английскому номинализму и особенно идеям Ньютона и Лок­ ка, полностью опровергая их базовые метафизические установки. Но поскольку Локк и Ньютон являются символическими фигурами англо-британской рациональности в период перехода к Модерну («спираль Локка/Ньютона»), то можно заключить, что Беркли яв­ ляется как раз анти-английским и антимодернистским мыслителем, но в то же время тесно связанным с английской философией своего времени, которой он постарался дать фундаментальную метафизи­ ческую отповедь. Так, в своей работе «Три диалога Гиласа и Фило­ нуса»2 главные персонажи, в которых легко узнать самого Беркли и его оппонентов (Ньютона/ Локка), носят выразительные имена - Hylas, от греческого u.л.r1, означает «Материальный», «Сэр Материя», и Philonous, от греческого q>LAO<;, друг и vou<;, ум, дух, то есть «Лю­ бящий Дух», «Сэр Духовный». Сам Беркли ясно отдает себе отчет в ноологической парадигме, которую он рассматривает. С одной стороны, перед ним картина английского материализма, эмпириз­ ма и имманентизма. Это позиция «Сэра Материи», Гиласа, который воплощает в себе парадигму англо-Модерна. В нем воплощается вся долгая традиция Логоса Кибелы, которую мы прослеживали в Ан­ глии с эпохи раннего Средневековья и которая достигает своей куль­ минации в Английской революции и последующей за ней модерни- 1 Беркли Дж. Сочинения. М.: Наука, 1978. 2 Beгkeley G. Three Dialogues between Hylas and Philonous. Indianapolis: Hackett PuЫishing Со.,1979. 3ации (англо-Модерн). Сам Беркли как «Сэр Духовный» выступает с противоположной ноологической позиции, утверждая в самом своем символическом имени «любовь к Нусу» (vouc;), недвусмыслен­ но указывая на свою собственную позицию в Ноомахии - на сторо­ не солярного олимпийского патриархального духа. Позиции Фило­ нуса повторяют основные идеи, изложенные в раннем труде Беркли «Трактат о началах человеческого знания» 1• Главной мыслью Беркли является утверждение, что миру gля того, чтобы быть, необхоgимо быть замеченным. Иными словами, Беркли постулирует необходи­ мость «свидетельствующего присутствия», которое есть фундамен­ тальная и первичная инстанция бытия. Эту инстанцию он называет умом (mind), интерпретируя его как греческий vouc;. Ум, по Беркли, есть нечто универсальное, что в полной мере присуще только Богу, Который и есть абсолютный Свидетель сущего и Который делает сущее сущим фактом Своего свидетельства. Но в то же время чело­ век как существо, наделенное умом, соучаствует в уме и так же, как виg, выполняет функцию свиgетельствования. Человек есть в той степени, в которой он замечает, а мир есть в той степени, в кото­ рой он является замеченным. Такой подход Беркли радикально противопоставляет англий­ скому эмпиризму, во всех его формах, - начиная с номинализма. Беркли настаивает на том, что ни материи, ни материальных пред­ метов самих по себе, как предшествующих акту восприятия, не су­ ществует. Поэтому свое учение он называет «имматериализмом». Согласно ему, все свойства вещей - и вторичные, и даже первич­ ные - проистекают из факта мыслящего свидетельствования и яв­ ляются не собственностью их самих, но проекцией «ума». По Лок­ ку, вторичные качества - субъективны, а первичные принадлежат самому объекту. По Беркли, и те и другие относятся к природе ума. Тем самым Беркли отвергает принципиальный дуализм, лежащий в основании метафизики Нового времени (например, у Декарта), но также и томистскую гносеологию, понимающую акт познания как работу с фантазмом вещи, внутри постигающего рассудка. Логика Беркли станет понятной, если обратиться к традиции ра­ gикального неоплатонизма, и особенно к линии немецкого домини­ канца Дитриха фон Фрайберга и его толкованию «активного интел­ лекта» (vouc; TTOLТJТLK6«;) Аристотеля2• Дитрих фон Фрайберг отличает «активный интеллект» (vouc; TTOLТJТLKO«;) от «пассивного интеллекта» 1 Berkeley G. Treatise Concerning the Principles of Human Knowledge. Indianapolis: Bobbs-Merrill. Bobbs-Merrill, 1970. 2 Дугин А.Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический. (vou<; тта01тпк6<;). «Пассивный интеллект» имеет дело с вещами, как с чем-то, что находится вне его и что он воспринимает в себя. При этом томизм трактует пассивность этого интеллекта как зависимую позицию от внешней вещи, чья реальность обеспечена актом тво­ рения Богом. Дитрих фон Фрайберг, со своей стороны, утверждает, что «пассивный интеллект» пассивен не перед лицом вещи, но перед лицом «активного интеллекта», который действует изнутри него, из той тайной части человеческой души, которую бл. Августин назы­ вает abditum mentis. Именно этот активный интеллект и формиру­ ет содержание пассивного интеллекта, а гармонизация между этим содержанием, спроецированным изнутри, и восприятием, получае­ мым от вещи, находящейся вовне, обоснована тождеством «актив­ ного интеллекта» в глубине человека, в его «тварной бездне» и «ак­ тивного интеллекта» самого Бога, творящего мира, т.е. «нетварной бездны». Такая интерпретация и позволяет ясно понять, что имеет в виду Беркли, когда говорит о том, что и первичные и вторичные ка­ чества вещей мира содержатся не во вне, а внутри мысли. Не просто в мысли, но именно внутри нее, в том, что для самой мысли являет­ ся чем-то еще более внутренним. Это с необходимостью приведет к противоречию, если мы под «мыслью» будем понимать «пассив­ ный интеллект», но все встанет на свои места, если применить это к активному интеллекту (vou<; ттощ-rLк6<;). В диалоге Гиласа с Филонусом первый спрашивает второго: «Существует ли звук падающего дерева в лесу, где нет человека?» На что Филонус отвечает: «Нет человека, нет и леса, нет и дерева, а значит, нет и звука». Но это отнюдь не субъективный идеализм, как иногда принято считать в истории философии, так как речь идет не просто о человеке как индивидууме, но о человеке как виgе, а вид в нем, общее в нем, то, что делает человека человеком, и есть нали­ чие ума (mind, vou<;), имеющего свое основание в уме активном, то есть божественном. Если лес, дерево и звук есть, то где-то рядом есть и мысль, свидетельствующая о наличии - и если нет конкретного индивидуального человека, то есть Бог и его Мысль, Его Промысел о лесе, дереве и звуке, его «активный интеллект», который и может быть назван «человеком». Основной спор между Гиласом и Филонусом касается не дей­ ствительности существования внешних вещей, но действительности бытия материальной субстанции, которая была бы чем-то, а не ни­ чем, вне луча Божественного сознания, и его человеческого продол­ жения. Материальная вещь существует; как проекция ума - она есть, а как материальной ее нет. Речь идет о том, куgа мы полагаем бытие - в дух (интеллект) или в материю. То, что существует, впол- 11е может существовать как материальное, но, выделив в этом суще­ ствовании чистую материальность, мы обнаружим, что ее нет, а есть же только эйдетическая структура, которая становится существу­ ющей в полном смысле, обретая материальность (которой самой по себе нет). Это - классическая модель неоплатонической онтологии (детально развитая у Прокла и Дамаския), где сочетается платонизм и Аристотель: иgея есть, а вещь существует. Различие между быти­ ем (esse) и существованием (existentia) выражается в наличии мате­ риальности, которая делает бытие существующим, но сама по себе не есть, хотя и существует по причастности к эйдетической природе идей, воплощенных в вещах. Учение Беркли о бытии вещей в уме совершенно не означает субъективности мира. Беркли говорит о таком уме, который сверх­ субъективен и который является силой, конституирующей самого субъекта, наделяющей его свойствами и качествами. Этот активный ум делает не только мир миром, но и человека человеком, выступая изнутри и того, и другого. Поэтому в данном случае, как и в фило­ софии Фихте, мы можем говорить о «радикальном субъекте», нахо­ дящемся в том измерении, которое является внутренним для само­ го субъекта; перед лицом этого «радикального субъекта» обычный субъект становится вещью, объектом, чем-то пассивным и матери­ альным, наделенным качествами, спроецированными изнутри. Полемика с Ньютоном у Беркли строится по тому же принци­ пу. Он подвергает критике идею силы и гравитации как того, что, по Ньютону, движет материальными вещами. Ньютон полагает, что внутри вещи содержатся «тайные свойства» (occult qualities), кото­ рые и заставляют ее перемещаться в пространстве. На этом строит­ ся вся его физическая картина мира. На это Беркли возражает: при­ знать наличие «тайных свойств» - то же самое, что признаться, что природа движения остается для ученого «тайной», т.е. что он просто ее не понимает. Но если он ее не понимает, почему он настаивает на том, что она должна находиться внутри вещи, а не вне ее? Это про­ сто лишенное какой бы то ни было доказательности и, более того, беспомощное предположение, своего рода материалистическая идололатрия. Никаких сил и никакой гравитации не существует, смело утверждает Беркли. Движение вещей проистекает из движе­ ния ума и из движения в уме; это проекция gвижения иgей, которые парят и не стоят на месте, а также движение творческой и творящей мощи Бога, мыслящего о мире Бога. Это мышление не допускает не­ подвижности и полной остановки в силу присущей ему жизни, но в то же время воспроизводит гармоничные фигуры, указывающие на ряды и цепочки эйдетических смыслов. Поэтому Беркли предла- гает вместо сил говорить о знаках, которые движут вещами, о семан­ тической npupoge gвижения. Вещи движутся потому, что они имеют смысл, в котором причина встречается с целью. Не менее жестко и последовательно Беркли разбирает теорию дифференциальных исчислений в версиях Ньютона и Лейбница, а также математические концепции Эдмонда Галлея (1656-1742). Беркли указывает на то, что при введении понятия предела и беско­ нечно малой величины, на чем, собственно, и строится вся теория дифференциальных исчислений, происходит некорректная с онто­ логической точки зрения операция по приравниванию чего-то на­ личествующего (пусть очень малого) к отсутствующему, то есть су­ ществующего к несуществующему, причем этот процесс мыслится континуально, с одной стороны, и дискретно (в случае самого пре­ дела) - с другой. Этот процесс исчезновения существования Берк­ ли назвал ироничным термином «призраки исчезающих количеств» (ghosts of departed quantities). Бесконечно малые величины, по заме­ чанию Беркли, материалисты считают то существующими, то несу­ ществующими, оперируя тем самым с «онтологией призрака». Это вполне допустимо при прикладных измерениях или построении меха­ нических конструкций, архитектурных сооружений и аппаратов, но с точки зрения строгой науки основывать на «призраках» серьезные выводы, утверждающие тождество, различие, существование или не­ существование вещей и процессов, совершенно некорректно. Тем самым современная математика, претендующая на строгость и точ­ ность, вводя методы дифференциального исчисления, оказывается совершенно нестрогой и неточной и даже противоречивой и проти­ воестественной с чисто рациональной точки зрения. Показательно, что этому возражению Беркли никто из математиков и не дал никако­ го внятного ответа, так как речь идет о фундаментальной оппозиции базовых ноологических парадигм - аполлонической у Беркли и ки­ белической у носителей ментальности Нового времени, в том числе, у математиков. Показательно, что практически ту же самую критику основ современной математики развил несколько столетий спустя французский традиционалист Рене Генон в своей программной книге «Принципы исчисления бесконечно малых» 1• Философия Беркли представляет собой воинственную антитезу Модерну и англо-британской рациональности Нового времени, воз­ рождая дух Средневековья и одного из величайших мыслителей Ев­ ропы - другого ирландца Иоганна Скота Эриугены. 1 Генон Р. Принципы исчисления бесконечно малых // Генон Р. Наука чисел. СПб.: Владимир Даль, 2013. ВI\.Юбl\.енный в ум н доверяющий чувствам 201 Идеи Беркли оказали огромное влияние на многих европейских философов, стоявших на позициях идеализма, хотя трудность при схватывании «активного интеллекта» и его опыта не могла не иска­ зить самой структуры его философии, так как смешение активного интеллекта с пассивным с необходимостью извращает всю струк­ туру и нарушает пропорции этой тончайшей умозрительной кон­ струкции. Энтони Шефтсбери: эстетическая телеология блага Философом переходного периода от XVII века к XVIII был вос­ питанный Локком представитель высшей английской аристократии Энтони Эшли Купер граф Шефтсбери1 (1671-1713). Его изначаль­ ный подход к философии основан на отвержении антропологиче­ ского пессимизма Гоббса и неизбежности его Левиафана, но вме­ сте с тем он был критично настроен и в отношении своего учителя Локка. В Локке он отвергал кальвинистскую идею о том, что исто­ ком морали является воля Божия, воплощенная в Предназначении. Шефтсбери был близок по своим взглядам и к кембриджским плато­ никам, так, в частности, книга проповедей одного из представителей этого течения теолога Бенджамина Уичкоута была издана Шефтсбе­ ри с его предисловием. Основная идея философии Шефтсбери заключается в телеоло­ гии, то есть в убежденности в наличии в мире конечной гармонии, стремление к которой и составляет движущую силу мира - причем как истории человеческого общества, так и природы в целом. В этом он следует за Аристотелем, для которого цель движения (тtло ) вещи и всякого изменения вообще есть достижение «естественного ме­ ста». Только наличие смысла (как цели, телоса) делает познание возможным. На этом Шефтсбери строит свою критику эмпиризма и номинализма. Чистое наблюдение за миром не может дать нам никаких достоверных знаний о нем, пока мы не зададим вопроса - Зачем? К чему? Ради какой цели происходит то или иное явление? Поэтому эксперимент достоверен в том случае, если он помогает об­ наружить телеологическую сущность вещи или явления, а значит, определить их место в общей гармонии. Принцип «гармонии мира», который сильно повлиял на «розенкрейцерское просвещение» Ели­ заветинской Англии и на примыкающие к нему течения в XVII веке, и который, по реконструкции Йейтс, восходит к книге францискан­ ского монаха из Италии Франческа Джорджи (1466-1540) с таким 1 Шефтсбери А. Эстетические опыты. М.: Наука, 1975. же названием1, возможно, был заимствован Шефтсбери именно в этой среде. Теория гармонии мира является ключевой для философии Шефтсбери. Он видит эту гармонию в трех принципиальных обла­ стях: • природе, • человеке, • обществе. Природа представляет собой порядок, в котором каждая вещь и каждое явление связано с целым. Стремление к целому предопре­ деляет место вещи в структуре мира, которая мыслится телеологи­ чески; мир есть не данность, но гармония, к которой направлены все процессы, а следовательно, мир есть движение. Нечто подобное утверждает Лейбниц в его учении о «предустановленной гармо­ нии», а позднее, телеологической сущности мира в контексте своей Dаsеin-философии, уделяет большое внимание М. Хайдеггер. Человек, по Шефтсбери, есть также органическое упорядочен­ ное целое, ориентированное на свой телос. Общество же в отличие от Гоббса есть не насильственное подчинение эгоистических масс искусственно созданной на основании «коллективного договора» власти, но выражение стремления к гармоничному порядку, зало­ женное в сущности человека и даже мира. Здесь мы видим класси­ ческий подход платонизма, утверждающий общую онтологическую, этическую и эстетическую основу для мира (космоса), человека (с его способностью к мышлению и познанию) и общества (Госу­ дарства), что ярче всего было описано в диалоге Платона «Государ­ ство». Для Шефтсбери такой общей основой является телеология, что привносит в платоновскую схему элемент движения и истории. Мир не просто гармоничен, он есть стремление, gвижение к гармо­ нии. Этим объясняется и наличие того, что от этой гармонии откло­ няется, - например природные бедствия, эпидемии, человеческие слабости, страсти и пороки, несовершенства общества. Внесение те­ леологического измерения в общий платонизм позволяет Шефтсбе­ ри обосновать свое учение о морали, то есть о должном. Мораль есть естественное стремление к гармонии. Следовательно, мораль прису­ ща не только человеку, но и миру в целом. Такой подход также чрез­ вычайно созвучен платонизму: мир сам по себе обладает этическим измерением. Вещи мира, может быть, и не знают, что такое добро, 1 Giorgio Francesco Veneto. De haпnonia mundi. Lavis-Firenze: La Finestra, 2008. но они gвижи.мы gобро.м, так как добро естественно, а зло, напротив, противоестественно. Поэтому мораль представляет собой универ­ сальное явление, касающееся человека, общества и самой природы. Из этого уже легко вывести социальные стороны учения Щефтсбери. Общество есть выражение естественной моральности человека. Оно создается вместе с человеком, как прямое проявление его сущности. Поэтому между человеком и обществом не существу­ ет оппозиции, они гомологичны. При этом нельзя противопостав­ лять человека обществу. Когда человек стремится к своему благу, он косвенно содействует благу общественному, поскольку Шефтсбери понимает благо человека не как реализацию эгоистических потреб­ ностей, но как движение к его внутренней цели, а она естествен­ ным образом духовна, поскольку человек есть духовное существо, которому придано тело как инструмент и поле для преобразования себя и внешнего мира в сторону утверждения телеологического горизонта целостности. Человека не следует подавлять, понуждая к альтруизму искусственно, считает Шефтсбери, потому что он сам по природе своей благ, а испорченность его акцидентальна, будучи необязательным предикатом. В этом он и расходится с Гоббсом (что очевидно, так как антропология и онтология Гоббса строятся на пря­ мо противоположных принципах) и с Локком (который моральный выбор возводил к Предназначению, альтруизм считал производным от образования, то есть от общества, а не от самого человека). Со­ ответственно, учение Шефтсбери о морали совпадает с онтологией: бытие есть благо. Но поскольку чистое благо, как и чистое бытие, не могло бы быть, то и то и другое, которые по сути одно, феномено­ логически выступают как стремление к ... На этом Шефтсбери осно­ вывает свое учение о том, что в истоках поступка лежит не столько разум, сколько стремление, что позднее будет взято на вооружение Юмом в особом сенсуалистском контексте. Именно благая природа человека, постулируемая Шефтсбери, предопределяет его мораль. Когда человек задает себе вопрос: «Надо ли делать добро, когда все вокруг делают зло?» - он уже отступа­ ет от своей природы и своей сущности, которая всегда и во всех обстоятельствах тонко подталкивает его к благу. Эту идею позднее ярко и убедительно проиллюстрирует Ч. Диккенс в своих романах «Оливер Твист» и «Дэвид Копперфильд». Эстетика Шефтсбери вытекает из той же платонической по сути »деи телеологии. Красота также присуща одновременно миру, чело­ :Ве:ку и обществу. Отсюда эстетический аспект созерцания красоты Природы, а также истоки искусства. И снова человек не просто вос­ производит красоту, пребывающую вовне его, но и не навязывает свои представления нейтральной пластической субстанции вовне; он вскрывает красоту мира вокруг себя и создает красивые произ­ ведения в обществе только потому, что человек сам красив; красо­ та входит необходимым измерением в его бытие как интегральная часть. Отталкиваясь от красоты природы, человек восходит к красо­ те мысли, а затем через синтез возвышается к созерцанию красоты божественных горизонтов, идей. Дэвид Юм: сенсуальный скепсис желания Под сильным влиянием Беркли находился шотландский фило­ соф Дэвид Юм1 (1711-1776), который, однако, принципиально от­ личается от Беркли тем, что вообще не обладает даже отдаленным опытом активного интеллекта, но вместе с тем переносит отдельные его свойства на «пассивный интеллект», создавая предпосылки для того субъективного идеализма, к которому ошибочно причисляют иногда Беркли, и иллюстрируя своим учением тезис о возможном искажении идей Беркли, тем более вероятном в силу исключитель­ ности опыта активного интеллекта. Юм рассматривает топику Декарта, Ньютона, Локка и Беркли как различные версии онтологического толкования действитель­ ности окружающего мира и вещей окружающего мира. Он ставит акцент на том, что источником всех знаний является фактичность чувственного опыта, формирующего идеи, с которыми в свою оче­ редь оперирует сознание. В этом он следует и за томистской гносео­ логией, и за картезианским дуализмом, но в еще большей степени за английским эмпиризмом и номинализмом Локка и Ньютона. Но вместе с тем его подход и отличается от всех этих философий. Так, Юм отвергает учение о существовании «врожденных идей» (вопре­ ки Декарту), а вопреки Ньютону и Локку ставит под вопрос авто­ номное бытие мира и вещей мира, которые есть лишь в структуре нашего познания. Тем самым единственно безусловно существую­ щей действительностью, по Юму, оказывается сфера чувств, что стало основанием для определения его философии как сенсуализ­ ма (от sense - чувство). В этом акценте, поставленном на действи­ тельность чувственного восприятия, можно увидеть результат свое­ образного прочтения Беркли, с его подчеркиванием автономности содержания ума, но только у Юма речь идет не об уме, но, скорее, о структуре чувственного опыта, близкого к тому, как позднее в XIX - ХХ веках немецкий философ Э. Гуссерль предложит пони- 1 ЮмД. Соч.: В 2т. М.: Наука, 1996. мать сознание. Поэтому сенсуализм Юма корректнее рассмотреть как предвосхищение феноменологии, поскольку, когда он говорит о чувственном опыте, он не спешит признать онтологическую пер­ вичность чувственных объектов, делающих этот опыт возможным и содержательным, и более того, выражает глубинный скепсис в са­ мом их существовании. Источником чувственного познания может быть: • отдельно существующие материальные вещи (как считают но­ миналисты); • совокупность этих вещей, составляющая целостность мира (как учил Шефстбери или как позднее будут утверждать фи­ лософы жизни, Бергсон или Дильтей, а также феноменолог О. Финк); • божественный ум (если допустить правоту Беркли). Но сам Юм утверждает, что все три гипотезы в равной мере как вероятны, так и недоказуемы, поскольку, вступая в область чув­ ственного восприятия, мы имеем дело только с его модальностями, через призму которых мы и понимаем все то, что является трансцен­ дентным в отношении них, а значит, заключение о причинах само­ го этого опыта заведомо не может находиться внутри этого опыта, следовательно, мы никогда не можем знать наверняка (то есть чув­ ственно!), какова истинная причина нашего собственного знания. Юм не отрицает ни бытия вещей, ни мира, ни Бога, он просто под­ черкивает, что это бытие не имеет никакого чувственного эквива­ лента, а это значит, соответствующие идеи, построенные без досто­ верного и действительного сенсуального фундамента, будут лишены конкретного содержания. Философия Юма содержит в себе колоссальный критический потенциал, значение которого открывалось в истории философии постепенно. В первую очередь это проявилось в Канте и его филосо­ фии, строго разделяющей феноменальное и ноуменальное и в пол­ ной мере продолжающей скептическую традицию Юма. Юм в области морали указывал на то, что человек в своем по­ ведении руководствуется не столько разумом, сколько желаниями, что в значительной степени отразилось у Канта в его практическом разуме, имеющем волюнтаристскую основу (категорический импе­ ратив), у Адама Смита в его теории мотивации экономической дея­ тельности, у Ницше в его «воле к власти» и т.д. То, что gолжно быть, по Юму, никак не вывоgится из того, что есть, а значит, источник морали должен относиться к сфере чувств, эмоций, влечений и т.д. Еще одна линия влияния от Юма ведет к эмпириокритицистам австрийцу Э. Маху (1838-1916) и швейцарцу Р. Авенариусу (1843- 1896), строившим свою теорию на примате психического опыта. И по другой траектории - к феноменологам. С другой стороны, Юму созвучны идеи позднейших английских либералов-утилитаристов (Бентам, Милль) и американских прагма­ тистов (У. Джеймс). Сам Юм был другом Адама Смита и выдвинул ряд важных экономических идей, касающихся ограниченности при­ родных ресурсов (из чего он выводил необходимость частной соб­ ственности) и пользы материального неравенства для развития про­ мышленности и торговли. В политике Юм придерживался консервативного либерализма, формально будучи в рядах партии тори, но вместе с тем помержи­ вая веру в прогресс и демократизацию из арсенала тезисов партии вигов. Шеститомная «История Англии», написанная Юмом, пред­ ставляет собой образец английского прогрессизма и гимн профа­ низму, рассматривая английский историал как непрерывный и дви­ жущийся по восходящий поиск все более и более полной свободы, минимальной в истоках и максимальной или почти максимальной в период жизни самого Юма. При этом Юм полагал, что желатель­ но, чтобы свободы было еще больше, а предрассудков еще меньше (причем это касалось и религии, из-за чего Юма считали атеистом и на этом основании подвергали определенным гонениям). Поэто­ му существует еще и интерпретация Юма как образцового либерала прогрессиста, апологета англо-британского капитализма и торго­ вого строя. Разнообразие трактовок философии Юма чрезвычайно показа­ тельно: будучи отчасти похожим на своих предшественников, фило­ софов Нового времени, он качественно и существенно отличается от каждого из них, указывая своей философией на особое направ­ ление мысли, которое в целом было чуждо раннему Модерну с его поиском безусловных достоверностей, прежде всего, в области ма­ териальных вещей и строгих исчислений. На этом фоне философия Юма с ее принципиальным и глубоко обоснованным скептицизмом выглядела вызовом. Но при этом она существенно опережала эпо­ ху, так как такого рода острые вопросы, сопряженные с выяснени­ ем онтологии мира, вещей, познания и человека, стали привычными в ту эпоху, когда европейская культура подвергла сомнению основы парадигмы Модерна, вступая в фазу интенсивного Модерна. Тогда возникла и философия подозрения, и философия жизни, и структу­ рализм, и феноменология, и ницшеанство - вплоть до структурализ­ ма и Dаsеin-философии Хайдеггера. При этом интенсивный Модерн в целом был совершенно нехарактерен для Англии с ее априорной уверенностью в позитивности мира вещей, с железной верой в ин­ дивидуума и его рациональность, оптимистической убежденностью в поступательном историческом развитии. Юм, таким образом, ока­ зался мыслителем не только не своего времени, но и не своего места, так как его философия качественно диссонировала с магистральной линией английской культуры Ганноверской эпохи, привнося в опти­ мизм бурного становления промышленного капитализма довольно неожиданные и в чем-то неуместные тона. Но Юм был в этом не одинок, так как в тот же самый период в Англии сформировалось направление, которое также не разделяло буржуазного оптимизма и восторгов относительного предпринима­ тельского духа этой эпохи и обращало внимание, скорее, на темные, парадоксальные и неочевидные стороны существования, подчас с изрядной долей того скепсиса, который составляет характерную черту философии Юма. Мы имеем в виду английских романтиков. Томас Рейд: common sense и реабилитация баналь­ ного сознания Среди философов Шотландского Просвещения особое место занимает Томас Рейд (1710-1796). Его философская позиция по­ казательна в том, что он восстанавливает в правах номиналистский подход, свойственный классической и магистральной англо-бри­ танской философии, несколько пошатнувшийся под влиянием фи­ лософских систем, существенно отклоняющихся от него в ту или иную сторону. Основной темой Томаса Рейда была реабилитация понятия common sense (от латинского sensus communis), что на русский при­ нято переводить как «здравый смысл». Показательно, что в латин­ ском и английском языках в выражении фигурирует не прилага­ тельное «здравый» (т.е. «здоровый»), но прилагательное common, communis - дословно, «общий». И смысловой акцент ставится на «коллективном» характере утверждений, констатаций и положе­ ний, которые должны разделять те субъекты, которые участвуют либо в совместной беседе, либо в общем осмыслении тех или иных проблем и вопросов. Само это понятие ввел еще Цицерон, на кото­ рого Рейд часто ссылается. Поэтому для более точного понимания философии Рейда следует либо давать после выражения «здравый смысл» английское common sense в скобках, либо отойти от привыч­ ки перевода и использовать выражение «общий смысл», что будет ближе к изначальной семантике этого концепта. «Общий смысл», по Рейду, вытекает из прямого опыта восприя­ тия внешней реальности. Этот опыт становится инстанцией возник­ новения «общего смысла» при соблюдении двух условий: он твердо следует за структурой внешней реальности (английский эмпиризм) и выражается в языке, значения и морфология которого понятны другим и разделяются ими. Только наличие «общего смысла» де­ лает само мышление возможным. «Общий смысл» сам по себе не может быть обоснован разумом, соглашается Рейд, но является не­ обходимой предпосылкой мышления. Чтобы мыслить и обсуждать какую-то тему, необходимо признавать реальность внешнего мира, наличие другого человека и еще ряд позитивных предпосылок, кото­ рые не могут быть обоснованы мышлением, но которые, напротив, обосновывают саму возможность мышления. Д.ЛЯ Рейда, в отличие от Канта, который за это как раз и критиковал Рейда, эти предпо­ сылки не должны проблематизироваться, но их следует принимать как базовые условия восприятия, а далее - строить философию на их безусловном признании. Тот, кто не разделяет позитивных уста­ новок, с тем, считает Томас Рейд, мыслить вместе (to reason with) не­ возможно и непродуктивно. Рейд npugaem банальному статус философской истины: то, что человек чувствует и воспринимает, и есть объективная реальность, отражаемая в произвольно построенном языке (крайний номина­ лизм), а доказывается этот статус тем, что точно так же чувствуют и воспринимают «объективную реальность» «все остальные», по­ этому «смысл» (sense в широком смысле - и как семантика, и как результат восприятия, и как сам акт восприятия) становится до­ стоверным только тогда, когда он является «общим» (common), что удостоверяется посредством языка. Рейд оппонирует различным направлениям современной ему английской философии, которые проблематизируют реальность, ставят вопрос об онтологии того, что мы воспринимаем непосредственно, давая неочевидные ответы, требующие фундаментальной метафизики (как у ирландца Беркли) или скептической неопределенности (как у шотландца Юма). Рейд предлагает реабилитировать банальное, повседневное, поверхност­ ное, принимая его не за то, что требует доказательства, но за пред­ посылки, на которых любое доказательство строится. В этом смысле Рейд возвращается к декартовскому дуализму (субъект/объектной топике), но на место bon sense (на сей раз дословно «добрый смысл» или «добрый рассудок») ставится common sense, «общий смысл», что вводит социальное измерение в определении истины, вопло­ щенное у Рейда в повышенном внимании к языку. Язык он трактует в его обыденном повседневном смысле. Таким образом, Рейд кон- ституирует философию банальности, в которой непосреgственное восприятие внешнего мира принимается за «истинность» внешне­ го мира, а подтверждением этому является наличие языка, благода­ ря использованию которого люди в общении фиксируют конверген­ цию своего опыта внешнего мира. Такое толкование «истины» сам Рейд считает критерием «здоровья», намекая на то, что философия Беркли или Юма строится на некоторой ментальной патологии, и в этом случае русское выражение «здравый смысл» становится полностью уместным. Здравый поскольку общий. Философская апология банального становится основой целой школы, которую обычно называют Шотландской Школой Общего Смысла (Scottish School of Common Sense), к которой принято от­ носить кроме самого Рейда Адама Фергюссона (1723-1816), счи­ тающегося основателем современной социологии, и математика Дугласа Стюарта (1753-1828). Большое и даже решающее влияние идеи Рейда оказали на отцов-основателей США президентов Тома­ са Джефферсона (1743-1826) и Джона Адамса (1735-1826). Более того, американский «общий смысл» (American common sense) стро­ ится целиком и полностью на шотландском «общем смысле», именно в той трактовке, которую придал ему Томас Рейд. В высшей степени показательно, что самый крупный и влиятельный американский фи­ лософ, основатель прагматизма Чарльз Сандерс Пирс (1839-1914), также отталкивается в своих основных положениях от идей Томаса Рейда. А поскольку прагматизм есть квинтэссенция американской идентичности1, то значение «философии банального» Рейда еще бо­ лее возрастает. Однако это отсылает нас уже к иной цивилизации - северо-американской, в истоках которой мы видим гипертрофию определенных сторон англо-британской идентичности, и особенно полную абсолютизацию банальности «общего смысла», возведенно­ го в принцип. 1 Подробнее см.:Дугин А Г. Ноомахия. Цивилизации границ. М.: Академический проект, 2014. Романтики: боги и титаны на лугах зеленой Англии От «черной алхимии» к «черному романтизму» В английском Возрождении мы наметили два параллельных процесса: магистральное наступление Логоса Великой Матери (номинализм, эмпиризм, материализм, механицизм), позднее кри­ сталлизовавшегося в основную магистральную линию англо-Мо­ дерна, и все более и более маргинальную линию традиционного средиземноморского аполлоно-дионисийского Логоса (розенкрей­ церское Просвещение, кембриджский платонизм или активный интеллект Беркли). Хотя по мере становления Модерна начинают, безусловно, преобладать представители первого направления, ста­ новящегося постепенно главным и почти единственным выраже­ нием английской философии, науки и культуры Нового времени, мыслители, ориентированные на Логос Аполлона и платонизм, точнее соответствуют собственно западной философии в ее фун­ даментальных основаниях. Но так как в Новое время Англия ре­ шительно пошла в сторону черного Логоса Кибелы, то традицио­ налисты и платоники оказались на периферии интеллектуальной истории, а в качестве главенствующих утвердились совершенно иные ориентиры и нормы. При этом, надо заметить, что в полном согласии с «парадигмой Йейтс», идеи Генри Мора оказали существенное влияние даже на Ньютона, который заимствовал у него идею «бесконечного про­ странства», как вмещающего в себя совокупность материальных тел, но существующего до них и автономно от них (вопреки Декар­ ту, который утверждал пространственность как свойство тел и тем самым был ближе к Аристотелю), хотя и поместил ее в свой особый гравитационный контекст, полностью перевернув пропорции гер­ метического платонизма Мора. Здесь мы имеем дело сочень тонким интеллектуальным феноменом, с которым мы впервые столкну­ лись, когда рассматривали философию герметизма в первом томе «Ноомахии»1• Речь идет о том, что мы назвали «черной алхимией», 1 ДугинА.Г. Ноомахия. Три Логоса. Т. 1. М.: Академический проект, 2014. то есть о постепенном переносе алхимической структуры с деми­ урrии Диониса на демиурrию Адониса (по терминологии Прокла). От «Великого Делания» Гермеса (Диониса) в какой-то момент легко соскользнуть к его дублю - к «Великому Деланию» титанов. Если понимать алхимию материально, то можно нарушить режим балан­ са этой традиции, где в центре стоит синтема, первосущность, «пе­ чать», дух природы, «гиларх», и перейти к материальному gублю первосущности, к вещи, оторванной от своего жизненного и онто­ логического начала, к природе, понятой вне духа, связывающего ее с Первоначалом. Такая номиналистски перетолкованная алхимия вполне может рассматриваться как наука, на основе которой по­ явилась современная химия. Исаак Ньютон, заимствующий у Ген­ ри Мора идею «духовного пространства» или методично изучаю­ щий работы алхимика Иринея Филалета1, осуществляет как раз это соскальзывание, реинтерпретацию поля исследования герметизма в сторону «черной алхимии». Так происходит трансформация гер­ метизма из сотериологической драматической и парадоксальной философии Диониса, оперирующей со средним миром и сферой Мировой Души, в гравитационные дубликаты, конституирующие пассивные и инертные материальные силы как онтологическую решетку реальности. Исследователь герметизма Андре-Жан Фестюжьер2 обращал внимание на различие в трактовке термина «сущность» (oucr(a) у стоиков и у неоплатоников (в частности, у Соллюстия и Прокла). Для материалистической философии Стои под сущностью пони­ мались материальные телесные предметы («демиургия Адониса» )3• Для неоплатоников «сущность» (oucr(a) означало явление, как про­ екцию вечной идеи, то есть момент «демиургии Диониса». Именно этот переход от неоплатонизма к материализму (в духе Стои) и со­ ставляет сущность рождения английской философии Нового вре­ мени. Но здесь тоже можно провести определенное разделение: сре­ ди английских мыслителей и людей культуры есть те, кто рефлек­ тируют этот переход в сторону «черной алхимии», интуитивно воспринимают и акцентированно обозначают тревожную - бо­ гоборческую, титаническую - природу этого сдвига, и те, кто не 1 Philaletha Illustratus. Sive Introitus Apertus Ad Occlusum Regis Palatium: Novis Quibusdam Animadversionibus Explanatus. Frankfurt, 1672. 2 См.: Festugiere A.-J. Hermetisme et mystique paienne. Р.: Aubler Montraigne, 1967. Р. 121-130. 3 Ibld. видят в этом никаких проблем и, напротив, полностью и оптими­ стично встают на точку зрения прогресса, науки и развития. Мы подходим здесь вплотную к теме, с которой уже сталкивались при исследовании Логоса Франции, когда говорили о «проклятых поэ­ тах» и о «черном романтизме»1• «Черные романтики» видят в «све­ те рассудка», всполохи которого озаряют наступающий Модерн, структуры люциферического падения, для них «прогресс» Европы Нового времени есть освобождение Сатаны. Это не значит, что они аплодируют этому. Но это не значит, что они жестко этому проти­ востоят, отшатываясь в ужасе от открывшейся картины, как клас­ сические консерваторы. Они просто констатируют то, что есть, без того, чтобы видеть в аде рай, а в падении взлет, как это делают сами прогрессисты, но и не спешат цензурировать и противосто­ ять этому - будучи в каком-то смысле заворожены разверзшейся бездной. Ярче всего такая сложная драматическая и отчасти двус­ мысленная дешифровка «духа времени» проявилась в феномене английского романтизма. Джон Мильтон: внутри сознания дьявола Ванглийской литературе довольно рано (по сравнению с другими европейскими странами) сложилась автохтонная и чрезвычайно вы­ разительная традиция такого «черного романтизма». Она берет свое начало в творчестве поэта и политика Джона Мильтона (1608 - 1674), который был активным участником политической жизни в период Английской революции. По своим религиозным и политическим взглядам Мильтон был крайним пуританином, сторонником инде­ пендентов. Но то, что делает его романтиком в собственном смысле, это трагизм переживания современной ему эпохи, которую он ин­ терпретирует как фундаментальную катастрофу, как возвращение дьявола, сохраняя при этом тонкую неопределенность относитель­ но того, на чьей стороне находится он сам. В этом состоит сущность «черной романтики»: фиксируя фундаментальный рост зла в мире как данность, «черные романтики» сохраняют некоторую неопреде­ ленность в его трактовке и в своем отношении к нему. Обыденное сознание автоматически помещает зло, негатив, страдание, смерть, боль на противоположный от самого себя полюс, приписывая эти свойства «другому», своему морально-экзистенциальному антаго­ нисту (конкретному, обобщенному или воображаемому), отсюда и проистекает моральная уверенность и устойчивость среднего че- 1 Дугин А.Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. ловека. «Черные романтики» утрачивают эту уверенность: рост зла сопровождается в их случае ростом неуверенности в добре, в том, что оно и где оно, и самое главное - в том, какую позицию между добром и злом занимает сам поэт. В своих политических памфлетах Мильтон не колеблется, решительно награждая политических и ре­ лигиозных противников пейоративными эпитетами. Но в своей поэ­ зии он более сложен и парадоксален. Мильтон является автором романтической и чрезвычайно де­ прессивной поэмы «Потерянный рай»1, где главным персонажем является Сатана и где автор пытается совершить внутреннее про­ никновение в мотивацию и структуру личности падшего ангела. В описаниях битвы ангелов и демонов читается метафора того, как автор переживает современные политические события, свидетелем и участником которых он оказался сам. Этими событиями как раз и является фундаментальный и окончательный переход Англии на сторону Модерна, начало Нового времени, повсеместное утверж­ дение научной картины мира и решительный аккорд строительства морской Британской Империи. Это прозрение в сущность Сатаны сформулировано в следую­ щем пассаже из его поэмы, который может быть рассмотрен как ре­ зюме философской программы Модерна2: (...) Приветствую вас, ужасы! Привет­ ствую тебя, о адский мир, и глубочайший ад, Встречай же новоrо владыку своего, Того, кто сам в себе несет сознание, кото­ рое ничто не в силах изменить - не вре­ мя, и никак не место. Сознанье - вот то место, которое есть место самого себя, и оно способно Из рая сделать ад, из ада рай. Разве так важно - где? Ведь я всегда останусь Самим собой, и чем еще, как не собой, могу я стать, я, кто не многим хуже вот Того, кто стал сильнее лишь от силы грома? (...) Hail, horrors! hail, Infernal World! and thou, profoundest Hell, Receive thy new possessor - one who brings А mind not to Ье changed Ьу place or time. The mind is its own place, and in itself Can make а Heaven of Hell, а Hell of Heaven. What matter where, if I Ье still the same, And what I should Ье, all but less than he Whom thunder hath made greater? Here at least We shall Ье free; the Almighty hath not built 1 Мильтон Джон. Потерянный рай. Возвращенный рай. Другие поэтические произведения. М.: Наука; литературные памятники, 2006. 2 Milton John. Paradise Lost. N.Y.: Clark, Austin & Со, 1852. По меньшей мере здесь для нас свобода; Ведь Всемоrущий явно не построил эту дрянь, чтоб самому здесь наслаждаться: Поэтому и нас отсюда он не сrонит: Нам править будет здесь вполне спокой­ но. А что по мне, так много лучше быть царем в аду, чем быть слугой на небе. Here for his envy, will not drive us hence: Here we may reign secure; and, in my choice, То reign is worth ambltion, though in Hell: Better to reign in Hell than serve in Heaven'. Сознание, как центр бытия (cogito ergo sum), восстание воли к свободе против наследственной власти (демократия, борьба за политические права), выбор правления в аду (природа) вместо слу­ жения в раю (религия, иерархия, традиция) - это базовые тезисы англо-Модерна, Нового времени, и Мильтон не может не видеть прямого сходства между фигурой дьявола, трагичной и дерзкой, и политико-культурной платформой тех преобразований, в которых сам поэт принимал в течение всей жизни самое активное участие. Как бы Мильтон ни относился к собственному описанию и как бы ни толковал поэтические формулы своей «черной фантазии» применительно к современной ему политике, самое существенное у него чрезвычайно наглядно и актуально: он видит Модерн как эпи­ зод борьбы ангелов и демонов (титаномахия в христианском оформ­ лении) и привлекает напряженность этой борьбы и движущие ее мотивы мя постижения истории - в том ее сегменте, в котором он темпорально и пространственно находится. Модерн - это восстание земли на небо, дьявола на Бога, ада на рай. Это онтологический факт, предопределяющий семантику смены парадигм в сторону Нового времени. «Гештальт Сатаны» у Мильтона является обобщающей фигурой, которую в той или иной степени при­ нимают все «черные романтики» как главный символ - своего рода «иероглифическую монаду» - того исторического момента, в кото­ ром они находятся. Но их главное отличие и от оптимистов прогресса, которые категорически отказываются применять мифы и теологиче­ ские формулы прошлого к осмыслению настоящего и будущего, и от традиционалистов, которые проклинают современность и сам ее дух, в том, что они видят именно «сатанинскую» сущность Модерна, но относятся к ней двусмысленно, а иногда и откровенно положитель­ но. Здесь происходит тонкая мутация самого представления о зле: зло есть твердо и однозначно зло только тогда, когда столь же твердо и од­ нозначно добро. 11/.Я. прогрессистов добро твердо и однозначно и за- 1 MiltonJohn. Paradise Lost. Р. 21-22. ключается в прогрессе. А,ля. традиционалистов (платоников и «Сэров Духовных») добро так же твердо и однозначно, но находится в Тра­ диции, прошлом и священных истоках европейской цивилизации - в христианстве и духе. А,ля. «черных романтиков», начиная с Мильто­ на, твердость и однозначность добра размывается, колеблется, рассе­ ивается. Поэтому и наступающее зло теряет свою семантику, которая становится «и не таким уж и злом». Сама идея апологии или как ми­ нимум психологического оправдания дьявола парадоксальна, в этом случае он перестает быть дьяволом классической дуальной теологии и морали и становится кем-то еще. Обретая человеческие черты, дья­ вол постепенно и незаметно очеловечивается, тогда как сами люди так же постепенно и незаметно «дьяволизируются», оказываясь под властью нового гештальта. Это характерно для романтизма в целом (в том числе и для немецкого - например, у Гёте1). Однако у англича­ нина Мильтона это проявляется ярче и раньше других. Джордж Гордон Байрон: rештальт Чайльд Гарольда Позднее - уже в эпоху Ганноверов - сходные мотивы мы встречаем в младшем английском романтизме, основоположниками которого были А;ж.. Байрон, П. Б. Шелли и А;ж.. Китс. Их герои - как и всех «проклятых поэтов» - принципиально gвусмысленны: с од­ ной стороны, они революционеры, борцы за лучший мир, справед­ ливость, освобождение страдающих масс и народов, с другой - они циничны, холодны, поражены сплином, извращены и пресыщены. Главной фигурой раннего романтизма был великий английский поэт лордА;ж.ордж Гордон Байрон2 (1788-1824). Так, герой поэмы Байрона Чайльд Гарольд3 стал нарицательным именем. Этот герой постоянно подвержен сплину, беспричинной тоске, его ничего не радует, и даже революция и национально осво­ бодительная борьба становятся для него не чем иным, как средством развеять скуку. Он, как Сатана Мильтона, везде и во всем имеет дело только со своим сознанием, которое глубоко расколото и трагично. Это порождает константные люциферические мотивы. В этом со­ стоит совершенно особый взгляд на Модерн: в нем сочетается вызов существующему (старому порядку) и глубинное осознание, что в ре­ зультате будет только хуже. 1 Дугuн А.Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический. 2 Байрон Дж. Соч.: В Зт. М.: Художественная литература, 1974. 3 Байрон Дж. Паломничество Чайлъд Гарольда. Дон-Жуан. М.: Художественная литература, 1972. Чайльд Гарольд представляет собой молодого одаренного чело­ века, рано познавшего все виды греха, разочарованного обществом, стремящегося уйти от него и от своих воспоминаний, но не находя­ щий спасения, освобождения и выхода. Это одновременно и стра­ дающий герой, и герой, причиняющий страдания другим. Он вопло­ щает в себе реакцию на размывание основ миропорядка, которое он точно замечает в обществе, внешне еще сохраняющем определен­ ные правила, но внутренне уже глубоко разложенном и извращен­ ном. Чайльд Гарольд не просто асоциальный маргинал, он есть часть общества, и его пороки - это пороки окружающей его среды. Раз­ ница лишь в том, что общество свою порочность тщательно скрыва­ ет и вуалирует, а Чайльд Гарольд слишком силен и мужествен, чтобы поступать так же, но слишком слаб и зависим от социальной среды, чтобы полностью от нее освободиться. Этот герой намечает собой траекторию ницшеанского героя, разоблачающего европейский ни­ гилизм, но еще не способного, как у Ницше, решительно двинуться по ту сторону добра и зла в направлении Сверхчеловека. Типологию Чайльда Гарольда Байрон повторяет в других поэмах - «Лара», «Манфред» и т.д., фактически создавая типичного «байронов­ ского героя», возводя Чайльд Гарольда в гештальт, архетип, в норма­ тивную литературно-стилистическую фигуру, размноженную и ба­ нализированную вслед за ним потоком подражательного романтизма. Переход от гештальта Сатаны Мильтона к гештальту Чайльд Гарольда является еще одним шагом в сторону гуманизации дьявола. Показательно, что другой романтический английский поэт Ро­ берт Саути (1774-1843) заметил эту двусмысленность и назвал те­ чение Байрона и Шелли «сатанинской школой». В этом же ключе критиковал Барона и крупный шотландский философ, теоретик «ве­ ликого человека» Томас Карлайл (1795-1881), упрекавший Байрона в том, что, не будучи в состоянии бороться с Сатаной, он просто от слабоволия и малодушия переходит на его сторону1• Перси Шелли: Демоrорrон и реванш Прометея Столь же двусмыслен и главный герой Перси Шелли (1792 - 1822) из его поэмы «Освобожденный Прометей»2• В этом случае мы име­ ем дело с еще более основательным, нежели индивидуалистическая 1 Metzger L. Satanic School // Prerninger А, Brogan Т. V.F. (eds.). The NewPrinceton Encyclopedia of Poetry and Poetics. Princeton; N.J.: Princeton University Press, 1993. 2 Шелли П. Б. Освобожденный Прометей// Бальмонт К. Собр. соч. Т. 7. М.: Кни­ говек, 2010. философия сплина Байрона, проектом мифологически осмыслен­ ного Модерна. Если гештальт Чайльд Гарольда представляет собой предельный индивидуализм, то герой Шелли представляет собой все общество и в пределе - человечество. Шелли в «Освобожденном Прометее» вступает с Мильтоном в прямой диалог. Сатана «Потерянного Рая» был двусмысленным и внушал самому Мильтону ужас. Шелли же в рамках сходной топи­ ки своей драмы, описывающей восстание титана-Прометея против Зевса, существенно смещает акценты, и Титан-Сатана Мильтона ста­ новится Титаном-Спасителем у Шелли. Разговор Прометея с Мер­ курием, посланцем Зевса, повторяет ворчание Сатаны у Мильтона. Меркурий: Еслибты Мог жить среди Богов, овеян негой! Прометей: Мне лучше здесь, - висеть в ущелье мертвом, Не ведая раскаянья. Меркурий: Увы! Дивлюсь тебе, и все ж тебя жалею. Прометей: Жалей рабов Юпитера покорных, Снедаемых презрением к себе, Меня жалеть нельзя, мой дух спокоен, В нем ясный мир царит, как в солн­ це - пламя1. Mercury If thou mightst dwell among the Gods the while, Lapped in voluptuous joy? Prometheus I would not quit This Ыеаk ravine, these unrepent­ ant pains. Mercury Alas! I wonder at, yet pity thee. Prometheus Pity the self-despising slaves of Heaven, Not те, within whose mind sits реасе serene, As light in the sun, throned. How vain is talk! Call up the fiends. Это высказанное иными словами мильтоновское: «А что по мне, так много лучше быть царем в аду, чем быть слугой на небе». Но кон­ текст существенно изменился. Юпитер, небесный Бог, теперь высту­ пает как тиран и зло, а восставший на него от лица Земли, Природы, людей и женщин, а также «духов времени» Прометей, страдающий и освобожденный Гераклом, целиком и полностью положительный герой. Зевса сбрасывает с небес Демогоргон, загадочный персонаж, который у Шелли обозначает хаос, время и сына Юпитера и Те­ тис, который, по предсказанию Прометея, должен положить конец царству Юпитера. Демогоргон у Боккаччо называется «отцом бога Пана», у авторов итальянского Возрождения он фигурирует как 1 Шелли П.Б. Освобожденный Прометей. С. 92- 93. «бог Земли» или «демон Ужаса», а Мильтон упоминает его среди мо­ гуществ хаоса и ночи. Демогоргон - это дух освобожденной и то­ тальной имманентности, кладущий предел всякой вертикальной патриархальной иерархии, то есть сам gyx Моgерна. На стороне Прометея выступает Великая Мать (Рея-Кибела), которая представлена также с лучшей стороны, и вся титанома­ хия описана здесь в гуманистических тонах: благой Прометей, ге­ рой-революционер, хаос-Демогоргон, демон «свободы», «человеч­ ности» и «справедливости» борются с небесным Богом, которого предают его же сторонники, симпатизирующие Прометею и тита­ нам. Прометей Шелли еще несет на себе отдаленные следы Сатаны, но все его описание и торжество природных стихий, радующихся его освобождению, смягчают жесткость протеста - так «черный романтизм» переходит просто в «романтизм», и двусмысленность люциферического бунта тонет в цветах, ласках, убаюкивающих переливах экологически чистых энергий. Так, «черная алхимия» проклятых поэтов становится настолько черной, что черный цвет перестает быть контрастным, а зловещая двусмысленность мягко перетекает в оду прогрессу, развитию, демократии и справедли­ вости. Демон хаоса Демогоргон оказывается перстом судьбы и ве­ лением времени, которое неумолимо движется к освобождению земного, титанического человечества от полностью утратившего авторитет патриархального аполлонического Логоса. (У Шелли, правда, Аполлон выглядит как второстепенный персонаж и под­ ручный свергнутого Юпитера, не очень сожалеющий о произошед­ шем.) Однако показательно, что Земля в драме «Освобожденный Прометей» явно намекает на то, что Дельфийский оракул, «узур­ пированный» небесными богами, снова должен перейти под власть Великой Матери и из святилища Аполлона превратиться в святи­ лище Пифона. Земля заклинает освобожденного Прометея - «иди в свою пещеру!» То есть под землю, в хтоническую яму, поскольку Прометей и Пифон - одно, хтонические дети андрогинной Мате­ ри Кибелы. Есть пещера, где мой дух Изнемогал от горести безумной, дыша твоим мученьем, - и другие, дышавшие тем воздухом со мной, Испытывали также бред безумья: Построив храм, воздвигли в нем оракул There is а cavem where my spirit Was panted forth in anguish whilst thy pain Made my heart mad, and those who did inhale it Became mad too, and built а temple there, И множество кочующих народов К войне междоусобной подстрекнули; Теперь' в местах, где реял дух вражды, Вздыхает дуновение фиалок, Сиянье безмятежное поит Прозрачный воздух злостью чудесной; Живут леса, уклоны rop; змеится Зеленый виноrрад; плетет узоры Причудливый, замысловатый плющ; Цветы - в бутонах, в пышности расцве­ та, С увядшим благовонием - вздыхают, Звездятся в ветре вспышками цветны­ ми; Висят плоды окруrло-золотые And spoke, and were oracular, and lured Тhе erring nations round to mutual war, And faithless faith, such as Jove kept with thee; Which breath now rises as amongst tall weeds А violet's exhalation, and it fills With а serener light and crimson air Intense, yet soft, the rocks and woods around; It feeds the quick growth of the serpent vine, And the dark linked ivy tangling wild, And budding, Ьlown, or odor-faded Ыooms Which star the winds with points of color­ ed light В своих родных зеленых небесах, As they rain through them, and bright Среди листов с их тканью тонких жи- golden globes лок; Of fruit suspended in their own green Среди стеблей янтарных дышат чащи Пурпуровых цветов, блестя росою, Напитком духов; с шепотом о счастье Круrом чуть веют крылья снов полднев­ ных, Блаженных, потому что с нами - ты2. Иди в свою заветную пещеру3. heaven, And through their veined leaves and am­ ber stems Тhе flowers whose purple and translucid bowls Stand ever mantling with aёrial dew, Тhе drink of spirits; and it circles round, Like the soft waving wings of noonday dreams, Inspiring calm and happy thoughts, like mine, Now thou art thus restored. Тhis cave is thine. Arise! Appear! Если у Байрона гештальт Сатаны смещается в сторону ин­ дивидуума и там сохраняет свою мрачную двусмысленность, то у Шелли он почти полностью утрачивает зловещие черты, реаби­ литируется и становится позитивным символом прогресса, свобо­ ды и демократии, из изолированного человека (Чайльд Гарольда) 1 «Теперь» - то есть после свержения Демогорrоном Юпитера. 2 Прометей. 3 Шеми П.Б. Освобожденный Прометей. С. 148-149. превращаясь в обобщенное человечество, одержимое демоном хаоса - Демогоргоном. Джон Китс: плачь, Кибела, плачь! С такой же симпатией к фигурам хтонических могуществ заду­ маны и две неоконченные поэмы Джона Китса (1795-1821) «Гипе­ рион» и «Падение Гипериона» 1• Правда, в отличие от Шелли, у Китса отношение к ним все же более двусмысленное: титаны - воплоще­ ние неудачи и трагедии, с одной стороны, и бесконечной жизненной мощи - с другой. Китс признает торжество олимпийских богов, но при этом не подвергает титанов высокомерной эксклюзии, трагично всматриваясь в их мир, которому он отчасти сочувствует. Этот мир титанов больше похож на мир людей, чем на мир богов, и только те боги начинают понимать людей, которые познают страданье и горе, знают горький вкус поражения и острый зов недостатка. Трудно сказать, каков был замысел Китса и какую роль в нем должен был играть Аполлон, который является самым чтимым божеством в пан­ теоне Китса. С одной стороны, герой «Гипериона» - солнечный титан, сам Гиперион и его супруга титанида Тейя, которая побу­ ждает сломленного предводителя титанов Кроноса-Сатурна снова восстать на богов. Возможно, Китс наметил определенную тонкую связь между Аполлоном, солнечным новым богом, и древним, но также солярным титаном Гиперионом. В неоконченном отрывке по­ эмы «Гиперион» Аполлон страдает оттого, что чувствует свое знание неполным и встречает Мнемозину, богиню памяти, которая призва­ на рассказать новому богу то, что ему осталось неизвестным. Ве­ роятно, речь должна была идти о столкновении нового бога солнца с древним, но как, по мысли Китса, развертывалась бы эта глубинная метафизическая коллизия, сказать невозможно - смерть прервала его тонкую грезовидческую экзистенцию. У Китса акцент ставится не на том, как титаны смогут отомстить богам, но о том, как тяжка участь побежденных, наделенных при этом бессмертием и сознанием. Драма сознания в аду является цент­ ральной как у Бодлера, так и у Мильтона. Китс ставит в центре «Ги­ периона» тему «поверженного сознания» - и здесь нам остается только гадать: до какой степени эта драма оправдана и какова его собственная оценка олимпийских богов. При этом Китс отличается от Байрона и Шелли большей неопределенностью в отношении ти­ таномахии в целом. В этом он занимает промежуточную позицию 1 Китс Дж. Гиперион и другие стихотворения. М., 2004. между «черным романтизмом» и просто романтиками - такими как Саути или Кольридж, никогда не доходившими до подобных глубин и парадоксов, как «черные романтики». Титаны Китса планируют новое восстание, но они остаются в не­ решительности, застыв между отчаянием и гневом. Показательна речь титана Океана, который оправдывает падение титанов обра­ щением к Судьбе, стоящей выше всех - как богов, так и титанов, и даже выше предшествующих им более древних могуществ - зем­ ли, неба, ночи и хаоса. Каждое великое начало, говорит Океан, рано или поздно уступает власть более совершенному, более закончен­ ному, чистому и утонченному, более красивому. Земля и Небо были прекраснее мрака и хаоса. А титаны отчетливее и стройнее земли и неба. Так и боги - утонченнее и красивее титанов, поэтому они царствуют по праву. Позднее, говорит Океан, придет время и их сменят более совершенные сущности. В этом закон Судьбы. И он, Океан, бывший властитель водной стихии, признается, что видит в глазах нового юного бога Посейдона, скачущего на колеснице, от­ блеск высшего света. Победа богов над титанами в этом случае пред­ стает победой более красивого над менее красивым, что отражает платоническую метафизику красоты, разрабатываемую Китсом в его версии романтизма. «Гиперион» является поздним произведением Китса, чрезвы­ чайно трагичным и проникновенным. Слабость и неуверенность Кроноса-Сатурна, предводителя титанов, описывается Китсом с си­ лой, сопоставимой с драматизмом шекспировских героев. Так, Са­ турн восклицает: Подавлены, и унижены, и разбиты, вы O'eiwhelm'd, and spurn'd, and batter'd, уе здесь, титаны! are here! О титаны, должен ли я сказать вам: вое- О Тitans, shall I say 'Arise!' - Уе groan: станьте? Но вы лишь стонете. Shall Isay'Crouch!' -Уе groan. Whatcan должен ли я сказать вам: продолжайте I then?1 пресмыкаться? - но вы снова стонете. Так что же мне сказать? Сатурн чувствует в себе и в титанах огромные творческие силы, которые остаются запертыми в аду победой олимпийских богов. Сознание Сатурна полупробуждено, отчасти выведено из летаргии 1 Keats J. The complete poetical works and letters. Boston; New York: Houghton; Mif­ flin & Со, 1899. Р. 206. титанидой Тейей. Вся атмосфера поэмы Китса показывает нереши­ тельную, но уже начавшуюся подготовку титанов к великому реван­ шу. И Сатурн, наполняясь древним могуществом, снова задумывает­ ся о творении. О новом титаническом творении. Не могу ли я творить? But cannot I create? Не могу ли я создавать? Не могу ли ело- Cannot I form? Cannot I fashion forth жить Another world, another universe, Новый мир, новую Вселенную, То overbear and crumЫe this to nought? А эту развалить и истолочь в ничто? Where is another Chaos? Where? 1 Где новый хаос? Где? В этих зловещих словах Сатурна чувствуется, что этот новый хаос где-то недалеко, уже где-то недалеко. При этом Китс отнюдь не идеализирует, вотличие от Шелли, его приход и «новое творение Са­ турна». Он просто ощущает близость этого и не хочет умалять злове­ щего масштаба. Удивительное проникновение в ноологические глу­ бины историала, осмысляемого поэтом пронзительно и радикально, выражается во второй, также неоконченной версии «Гипериона» - «Падение Гипериона». Там Сатурн в отчаянии причитает: «Плачьте, титаны, плачьте», набираясь сил и гнева для третьей титаномахии (первой была битва богов и титанов, второй - битва богов и гиган­ тов, третья же развертывается на наших глазах в эпоху Нового вре­ мени). Сатурн доходит в своем темном меланхолическом экстазе до самой центральной темы экзистенции - смерти. Тогда Китс вкла­ дывает ему в уста пророческие слова: Во всей Вселенной смерти нет, И даже запаха смерти нет, да, смерти нет, но будет... Плачь, плачь, плачь, Кибела, плачь. Тhere is no death in all the Universe, 'No smell of death there shall Ье death Moan,moan, 'Moan, Cybele, moan2• «Смерти нет, но будет» - это обещание Сатурна звучит угрожа­ юще. И показательно, что далее Сатурн укоряет олимпийцев (моло­ дых и незрелых детей Реи) за то, что они превратили Бога в дрожа­ щего Паралитика (for thy pernicious babes 'Have changed а God into а shaking Palsy). Он сравнивает себя с тростником. Показательно, что тема «думающего тростника», в который превратился человек в Но­ вое время, является осью пессимистической антропологии Паскаля. 1 Keats J. Тhе complete poetical works and letters. Р. 201. 2 lbld. Р. 237. Здесь же у Китса в таком же положении оказывается сам Сатурн, что снова подчеркивает сближение титанов с людьми. В ранних произведениях Китс был более лиричен, хотя темати­ ка античной мифологии и эллинизма, не без влияния почитаемого им Эдмунда Спенсера, всегда была для него центральной. Самым крупным произведением Китса является поэма «Эндимион» 1, кото­ рая представляет собой развернутое описание эллинского сюжета о юноше, влюбленном в богиню Луны, Селену, и посвятившем всю жизнь вечным сновидениям, решительно предпочитая сон бодр­ ствованию. В этом поэтическая программа самого Китса: сны поэта важнее прозаического дня. Мир сновиgений и есть реальный мир, который оживает, однако, только в состоянии поэтической грезы. Днем же мир снов умирает, чтобы ожить ночью. Эндимион пред­ ставляет собой фигуру абсолютного сновидца, который, погружа­ ясь в чары Луны, вступает в мир смерти как в зону бессмертия. Здесь мы видим снова основные линии метафизики Шекспира (We are such stuff as dreams are made on Просперо) и тему смерти Джона Донна. Китс отзывается на этот вызов Просперо и Донна в элегии «На смерть». Насмерть 1 Как может быть смерть сном, раз вся жизнь есть лишь rреза, А блаженные сцены проходят мимо нас как фантомы? Все наслаждения преходящи, как ви­ дение, и однако мы все еще почему-то считаем смерть величайшей скорбью. OnDeath 1 Can death Ье sleep, when life is but а dream, And scenes of Ыiss pass as а phantom Ьу? The transient pleasures as а vision seem, And yet we think the greatest pain's to die. 2 2 Как странно, что человек готов скитать- How strange it is that man on earth should ся по земле, roam, И вести жизнь, полную страданий, не And lead а life of woe, but not forsake отказываясь при этом His rugged path; nor dare he view alone От такого сурового пути; не осмелива- His future doom which is but to awake2• ясьпонять, Что в будущем он обречен только на одно: на пробуждение. 1 Keats J. The complete poetical works and letters. 2 lbld. Р. 1-2. 224 Часть 1. Аиrлия или Британия? Сны смерти, которые останавливают Гамлета, Китсу, как Энди­ миону, не внушают не малейшего опасения. Он видит их уже при жизни, только блекло и фрагментарно, смутно и обрывочно. Смерть совершенно позитивна для поэта-визионера, так как она есть как раз пробуждение от смутного к контрастному, от расплывчатого к яркому и прекрасному. Смерть по-настоящему красива. Верный этой идее Китс умирает чрезвычайно рано - в 26 лет в Италии от туберкулеза. На его могиле в согласии с последней волей написаны следующие слова: «Здесь покоится тот, чье имя было написано на воде». «Here lies one whose name was writ in water». Сэмюэл Тэйлор Кольридж: с альбатросом на шее Английский поэт Сэмюэл Тэйлор Кольридж1 (1772-1834), пред­ ставитель «Озерной школы», наряду с Робертом Саути (1774-1843) и Уильямом Вордсвортом (1770-1850), представляет совершенно иное направление в английском романтизме, которое можно назвать «светлой романтикой». Это более традиционное течение, обращен­ ное к англо-британским поэтическим и отчасти мифологическим традициям, восходящим к Шекспиру и Спенсеру и далее к Чосеру и средневековым стилям и жанрам. Кольридж, как и Саути, катего­ рически не принимает ни Байрона, ни Шелли с их асоциальностью и титанизмом и противопоставляет «черной романтике» образы во­ ображаемого мира, населенного духовными существами, ангелами и феями, а также благородными рыцарями и даже простолюдинами с чистой и мужественной душой. Кольридж был не только поэтом, но и философом. В своих теоре­ тических работах он критиковал материализм и эмпиризм, преобла­ дающие в современной ему Англии, а также знакомил английскую публику с идеями и теориями немецких философов, мало известных до этого. Кольридж был одним из тех, кто способствовал созданию в Англии и в Европе в целом культа Шекспира, которому он посвя­ щал утонченные и глубокие критические статьи. В своих поэмах Кольридж описывает ситуации, где географи­ ческие и научные знания его эпохи перемешиваются с древними легендами и сакральными темами. Так, показательно в высшей сте­ пени «Сказание о старом мореходе»2, где речь идет о морском пу- 1 Кольриgж С.Т. Избранные труды. М.: Искусство, 1987. 2 Кольриgж С. Т. Стихи. М.: Наука, 1974. С. 155-177. тешествии, в ходе которого корабль и его команда сталкиваются с чудесными событиями. В этом можно распознать новый слой ми­ фологического кельтского палимпсеста, на котором прежде были нанесены предания о плавании Брана и св. Брендана, повести об «открытии Америки» Мадогом аб Овайн Гвинемом, реальные мор­ ские экспедиции эпохи Елизаветы и Джона Al,f., сюжет «Бури» Шек­ спира и грубый опыт морской колонизации и работорговли. Море для англо-британской идентичности всегда было мистическим вы­ зовом, на который каждая эпоха английской истории давала свой ответ, оформляя его в соответствии с пропорциями и параметрами доминирующих представлений, мифологий и идеологий. «Сказание о старом мореходе» - это версия морского нарратива от светлой ро­ мантики конца XVIII века. Сюжет поэмы состоит в том, что корабль сбился с курса и под влиянием ветров и течений начал неуклонно двигаться в сторону Ан­ тарктиды. В магической географии эпохи ранней колонизации ледя­ ной континент в самой южной точке земного шара ассоциировался с адом, смертью и зоной абсолютного ужаса. Поэтому и у Кольриджа притяжение к Антарктиде описывается как нечто катастрофическое, а избавление от ее фатального магнетизма, благодаря магическому альбатросу, становится спасением. Но в этот момент «старый море­ ход», старший над матросами, совершает фатальный просчет - он убивает альбатроса. Это вызывает ярость населения тонкого мира, злых духов, которые начинают мстить, снова сбивая корабль с курса и обрекая экипаж на мучительную смерть от жажды. Поняв, что это последствия убийства альбатроса, моряки заставляют «старого море­ хода» одеть труп альбатроса себе на шею вместо креста, как наказа­ ние и расплату. Ужас и отчаяние достигают апогея, когда появляется корабль-призрак, на борту которого находится сама Госпожа Смерть, дословно, «Кошмар Жизни-внутри-Смерти» (Night-mare Life-in­ Death). Она начинает бросать кости, забирая одну за другой жизни моряков. Так умирают все, кроме «старого морехода», который оста­ ется один на один с горой гниющих трупов на борту. «Старый море­ ход» почти бессознательно благословляет морских тварей, которых он также елучайно проклял в начале поэмы, и проклятие падает с него. Трупы матросов оживляются добрыми духами, которые помогают «старому мореходу» достичь спасительного острова. Там корабль то­ нет в пучине, унося оживших мертвецов, а самого «старого морехо­ да» спасает отшельник (частый персонаж историй про св. Брендана). После этого отбывая епитимью, наложенную за убийство альбатроса, «старый мореход» обречен до конца жизни скитаться по миру, рас­ сказывая всем свою историю. 226 Часть 1. Аиrлия или Британияt Убийство альбатроса и проклятие морских тварей выступают как элементы уrилитарного отношения человека к миру. По суrи, это результат принятия научной программы Ф. Бэкона по «подчине­ нию природы». Д,ЛЯ Кольриджа результатом такого отношения мо­ жет быть лишь нарушение баланса в мире духов, открытие скважин в темные миры Антарктиды, ритуальная эвокация «Живой Смерти». Утраченное измерение сакральности не нейтрально. Забыв о нем и попирая законы гармонии, человек навлекает на себя механиз­ мы катастрофы, сущность которой он понимает только после того, как она с ним произошла. Миссия «старого морехода» становится предупреждением всему человечеству эпохи Модерна: пренебрегая тонким миром воображения, мифов, сакрального, духовного, чело­ век подвергает себя колоссальной опасности пробудить зловещие энергии, природы которых он совершенно не понимает, ошибочно полагая, что знает о мире все или почти все. В этом общий вектор «светлой романтики»: строгое напомина­ ние современникам об опасности «расколдовывания мира» и лож­ ности позитивистско-механистических воззрений, цена которым обнаруживается, когда уже поздно и ледяные энергии смерти начи­ нают действовать. Уильям Вордсворт: созерцания естества Еще одним представителем «светлых романтиков» был близ­ кий к «Озерной школе» (Кольридж, Сауrи) поэт Уильям Вордсворт1 (1770-1850). Спецификой творчества Вордсворта была постоян­ ная тема мистически воспринимаемой природы и условий сель­ ской жизни. Природа была для поэта не просто источником вдох­ новения, но философским концептом, противопоставленным го­ роду и индустриальной цивилизации. С точки зрения Вордсворта, в трехсторонней модели отношений человек - общество - природа, именно природа является главным и позитивным содержательным началом, формирующим структуры человека. Чем глубже и тоньше понимает природу человек, тем гармоничнее и возвышеннее будет создаваемое им общество. Гомология между природой и сознани­ ем, макрокосмом и микрокосмом, на которой была основана фило­ софия Шефтсбери, а еще ранее герметическая теория Франческа Джорджи «гармонии мира», была главной темой всего творчества Вордсворта. В набросках к своей незавершенной поэме «Отшель­ ник» он описывает эту идею в следующих терминах: 1 Ворgсворт У. Избранная лирика: Сборник. М.: Радуга, 2001. Мой голос возглашает Насколько изящно ИlWfвидуальное Сознание (И возможно также силы прогрес­ са всего вида) совпадает с внешним Миром: - и насколько изящно, также, и об этом мало кто из Людей слышал, Внешний Мир совпадает с Умом. Му voice proclaims How exquisitely the individual Mind (And the progressive powers perhaps no less Of the whole species) to the external World Is fitted: - and how exquisitely, too, Theme this but little heard of among Men, The external World is fitted to the Mind1• Это «совпадение» делает внешний мир в его естественном со­ стоянии (то есть природу) текстом из символов, книгой духа, в ко­ торой человек призван прочесть самого себя, свою судьбу и свою идентичность. Человек, по Вордсворту, не есть нечто внеприродное, но органическая часть и духовный полюс естественной гармонии. Лишь полное непонимание этого обстоятельства толкает человече­ ство к «покорению» природы вместо ее постижения, к защите от нее (в городах и промышленных предприятиях), вместо движения к ней навстречу, вместо ее созерцания. Вордсворт сожалеет о поте­ ре тонкого равновесия и в духе общей для романтиков любви к Ан­ тичности взывает к богам и могуществам древнего мира. Об этом он говорит в своем программном стихотворении. С нами мир стал слишком ·большим; поздно и рано, сбирая и расточая, мы зря растрачиваем наши силы: Как мало мы различаем в Природе, кото­ рая наша; Мы отдали наши сердца чему-то друго­ му, какой позорный дар! Море, которое открывает свою грудь ме­ сяцу, Ветра, которые воют час за часом и Собираются в букет, как спящие цветы; д/1Я этого, вообще для всего, у нас отсут­ ствует елух, Это больше нас не трогает. - О Боже! Лучше бы я был язычником, вскормлен­ ным изношенными верованиями, The world is too much with us; late and soon, Getting and spending, we !ау waste our powers: Little we see in Nature that is ours; We have given our hearts away, а sordid boon! This Sea that bares her bosom to the moon; The winds that will Ье howling at all hours, And are up-gathered now like sleeping flowers; For this, for everything, we are out of tune, It moves us not.- Great God! I'd rather Ье 1 Wordsworth W. The Prelude. N.Y.: Bartleby, 1999. Р. 363. 228 Часть 1. Анrлия или Британия И тогда, стоя на этом восхитительном лугу, я бросал бы взгляды, делающие меня не таким потерянным; Замечая Протея, поднимающегося из моря; И слыша как древний Тритон дует в свой витой рог. А Pagan suckled in а creed outworn; So might 1, standing оп this pleasant lea, Have glimpses that would make те less forlorn; Have sight of Proteus rising from the sea; Or hear old Triton Ыоw his wreathed horn'. Для Вордсворта созерцание есть правильное использование чело­ веческих сил, обращенных к содержанию мира. И это содержание, открываясь через поэтический взгляд, многократно усиливает духов­ ные силь1, делает человека «не таким потерянным», реинтегрирует его в контексты целого. Следовательно, человек преодолевает свое одиночество через обретение смысла. И лишь в этом процессе обре­ тения смысла он по-настоящему начинает понимать окружающих. Уильям Вордсворт, как и другие «светлые романтики», нахо­ дится в оппозиции тем тенденциям, которые стали доминировать в англо-Модерне. И хотя в юности поэт сочувствовал Великой фран­ цузской революции, постепенно он разочаровывается в «прогрес­ се» и переходит на консервативные позиции, воспевая Старую Анг­ лию, ее священные пейзажи и благородный сельский труд. Уильям Блейк: падение Альбиона и строительство Иерусалима Английский романтизм дал еще одну совершенно самобытную фигуру - поэта и художника, создателя оригинального мистическо­ го учения и собственной мифологии Уильяма Блейка2 ( 1757 - 1827). Блейк родился в семье крайних пуритан, последователей чешского гуситского направления (Моравская церковь), что наложило отпе­ чаток и на его любовь к религиозным образам и персонажам, и на свободу толкования Священного Писания, и, вероятно, на гности­ ческие мотивы его творчества, наличествовавшие в наиболее ради­ кальных версиях Реформации и прото-Реформации (к которым и от­ носились Моравские братья). Блейк был чрезвычайно многоплановым художником и мысли­ телем. Его отношение к окружающей его английской действитель­ ности эпохи Модерна было в высшей степени показательно. В слу- 1 Wordsworth W. The Collected Poems. Hertfordshire: Wordsworth Editions Limited, 1994. Р. 259. 2 Блейк У. Песни Невинности и Опыта. СПб., 1993. чае Блейка нет никаких сомнений, что Логос, вдохновлявший его, был строго дионисийским. Блейк в созданной им мифо-поэтической системе опирается на герметизм и гностический пафос. Он, с одной стороны, полностью отвергает старый европейский порядок, воплощенный для него уже не столько в Средневековье, сколько в структурах современного ему Ганноверского Модерна. Объектом его критики становится, та­ ким образом, уже новая реальность Англии, представленная в трех измерениях: • с одной стороны, это фарисейское протестантское общество (мораль, консервативная политическая система); • с другой - царство денег, капитализм; • с третьей - сухой рационализм и эмпирическая материали­ стическая наука. Своим искусством Блейк страстно восстает против всех трех яв­ лений: • он бросает вызов протестантским догмам и нормам, призывая к иной, живой вере, возрождающей дух (в этом гностический пафос его работ, ниспровергающих многие классические для христианства основы - например он отказывается противо­ поставлять друг другу душу и тело, критикует институт брака и т.д.), и на этом основании его можно было бы причислить к «революционерам» и «прогрессистам», но • он с не меньшей яростью отвергает режим «свободной торгов­ ли», капитализм и либерализм, утверждая, что деньги и есть абсолютное зло и вообще несовместимы с духом, истиной, лю­ бовью и спасением, а кроме того, • он полностью отрицает научно-философскую программу Просвещения, отказывая «спирали Локка/Ньютона» в какой бы то ни было легитимности - напротив, он полагает, что тех­ ническая цивилизация Модерна есть прямая антитеза рая, то есть ад. Так, Блейк в своей иллюстрированной им же самим книге «Иерусалим. Эманация гиганта Альбиона» 1 дает пространное описа­ ние судьбы Англии (Альбион), в лице которой он видит современ­ ную Европу, современную западную цивилизацию (и все человече- 1 Blake W. Jerusalem The Emanation of The Giant Alblon. London: А. Н. Bullen, 1904. 230 Часть 1. Анrлия или Британия1 ство). В третьей книге Блейк описывает эпоху правления тех, кого он называет «деистами», то есть философов и политиков Нового вре­ мени. Он выделяет в качестве символических фигур именно Локка и Ньютона, что видно в следующем отрывке: Я обратил свой взгляд к школам и уни­ верситетам Европы И увидел там станок Локка, чей уток издавал ужасный рев, и на него падала вода с колеса Ньютона. Черная ткань в тяжелых складках нависла над каждой нацией; Жестокий труд многих колес я видел, колес без колес, их зубцы тиранически принуждали друг друга к движению: Не так как в Эдеме: там колесо вращает­ ся в колесе в гармонии и мире. I turn my eyes to the Schools and Universi­ ties of Europe And there behold the Loom of Locke whose Woofrages dire Washd Ьу the Water-wheels of Newton. Ыасk the cloth In heavy wreathes folds over every Nation; crue!Works Of many Wheels I view, wheel without wheel, with cogs tyrannic Moving Ьу compulsion each other: not as those in Eden: which Wheel within Wheel in freedom revolve in harmony and реасе1• Станок Локка и колеса Ньютона - жестокие инструменты тира­ нии техники, порабощения и гибели. Программа английского Про­ свещения, «правление деистов» у Блейка мыслятся как эманации Уризена, демиургического духа сухой рациональности. Думая, что он восстанавливает «храм», Уризен построил «сатанинские мель­ ницы». Модерн для Блейка - глубокое заблуждение, «сатанинская мельница». Изначальное падение Альбиона было связано с эгоиз­ мом. Индивидуальное «я» есть исток гибели. «Деисты», устанавли­ вая «моральный закон» и проводя «индустриализацию», gелают спасение невозможным. Уризен в мифологии Блейка мыслится как начало мира, интерпре­ тируемое как катастрофа. Вся история мира есть серия дальнейших катастроф. В английском Модерне, находящемся под знаком Уризена, происходит резонанс катастроф, когда все отчуждающие и отчуж­ денные онтологические линии сходятся в единый узел - послеgнюю катастрофу. Англо-Модерн, таким образом, есть послеgнее паgение Альбиона. Уризен имеет общие черты с Домогоргоном Шелли. В эсхатологии Блейка Англию и мир спасает существо - Лос, олицетворяющее воображение и противоположное Уризену (рас­ судку). Оно представлено в виде кузнеца, который строит тайный 1 Вlake W. Jerusalem The Emanation of The GiantAlblon. Р. 14-15. храм и город искусств Голгонуца. Этот тайный храм Лоса есть соб­ ственно пространство активного эсхатологического романтизма, которое представляет собой территорию грезы, свободную от зако­ нов Уризена. Блейк развертывает свою оригинальную картину мира, где вы­ ступают крылатые Бессмертные, противником которых является дух рациональности Уризен. Уризен - демиург (гностический мо­ тив), который создает пустоту и населяет ее стихиями. Дух творчества Лос оказывается связанным с Уризеном, сбро­ шенным богами в огненную бездну и огражденным от вечности (снова гностический сюжет похожий на падение Софии). Лос разде­ ляется на две ипостаси - мужскую и женскую, Энитармон (Луна). Творческое активное воображение Лоса оказывается связанным с рационалистской демиургией Уризена, и гармонизация их отно­ шений, состоящая в победе Лоса над Уризеном (подчинение рассуд­ ка творческому духу, имажиналю), составляет сущность историала Англии (Альбиона). Картина осложняется рождением у Лоса и Энитармон сына Орка, который воплощает в себе дух восстания (революцию). Он символизируется Красным Драконом и восстает на отца, за что тот его приковывает цепью к скале. Фигура Орка у Блейка ил­ люстрируется «Красным Драконом», тогда как «Альбион» может соответствовать «Белому Дракону». Когда Орк, привязанный Ло­ сом к скале, кричит, Уризен пробуждается и появляется природа. В другой мифологической линии Блейка природа (Вала) является эманацией одной из четырех Зоа, священных животных из виде­ ния Иезекииля, которые интерпретируются Блейком как расчле­ нение четырех свойств человека - рассудок (собственно Ури­ зен), страсти (Лува), телесные ощущения (Тармас), воображение/ интуиция (Уртона). Другие дети Лоса и Энитармон представляют собой как мета­ форы отдельных свойств человека (Ринтара - гнев, Паламброн - жалость и т.д.), так и библейских персонажей -Адама, царя Дави­ да, Соломона Императоров Константина и Карла Великого и поэта Мильтона. Метод мифогенеза Блейка представляет собой то, что Га­ ман называл «прозопопойеей», то есть приданием статуса личности какому-то отдельному свойству. Идеи Блейка, выраженные им в стихах и гравюрах, довольно сложны для схематичного толкования. Но общая структура его мыс­ ли выдает особую - чисто английскую, с одной стороны, и глубоко личностную - с другой, версию дионисийского отношения к миру. Блейк равноудален как от высокоорганизованной солярной модели 232 Часть 1. Англия или Британия? мышления в аполлоническом (платоническом) ключе, радикально революционен в отношении «старого порядка», но при этом ори­ ентирован на совершенно иную эсхатологию, нежели прогрессист­ ский и технократический либерал-капиталистический сциентизм типичного английского Модерна (титанический Логос). У Блейка есть апелляции к титанам и гигантам, как и у большин­ ства романтиков, но его прочтение общей топики мироздания отно­ сится к области темного Логоса - не светлого, но и не черного1• Фрагмент из поэмы Блейка «Мильтон»2 стал неформальным гимном Англии и заслуживает особого внимания, так как в нем со­ держится квинтэссенция романтического истолкования англо-бри­ танского историала. В основе стихотворения лежит идея о миссии Англии быть Новым Иерусалимом, избранным народом, которому суждено нести идеалы свободы и духа всему человечеству. В своей персональной мифологии Блейк представляет Иеруса­ лим и как небесный город Апокалипсиса (Новый Иерусалим), и как эманацию Англии (титана Альбиона), и как женскую фигуру. Тож­ дество Иерусалима с Англией, а английского народа и английской цивилизации с избранным народом Ветхого Завета, евреями, лежит в основе англо-саксонского мессианства. Одним из первых теорию происхождения англичан от 10 потерянных колен, развивающую гипотезы амстердамского раввина Менассеха и на новом этапе воз­ вращающуюся к теориям Пятой Монархии, сформулировал Ричард Бразерс3 (1757-1824), основавший в 1794 году особый мессианский культ, построенный на теории «британского израилизма». Бразерс рисовал флаги, униформы и схемы построек Нового Иерусалима. Друг Блейка гравер Уильям Шарп (1749- 1824) стал последователем Бразерса и приглашал вступить в движение самого Блейка, но тот отказался. Важно, что Блейк совершенно точно был в курсе идей «британского израилизма», и его стихотворение «Иерусалим» и по­ следняя из его пророческих книг «Иерусалим, Эманация Гиганта 1 Дугин А.Г. В поисках темного Логоса. М.: Академический проект, 2014. 2 Вlake W. Milton. London: А. Н. Bullen, 1907. 3 Бразерс объявил себя «Князем евреев», прямым потомком Дома Давидова, а также «племянником Всевышнего» и провозгласил возвращение евреев в Пале­ стину, причем обращался он в первую очередь к тем «евреям», которые как 10 по­ терянных колен оказались потерянными и «обнаружились» в лице англичан кон­ ца XVIII века. Бразерс был убежден в том, что посох, сделанный им из куста дикой розы, обладает волшебными свойствами, как и посох Моисея. Бразерс за свои взгля­ ды был помещен в психиатрическую лечебницу. После несбывшегося пророчества о том, что в 1795 году человечество признает его «Князем евреев» и «Царем мира», многие сторонники его покинули. Альбиона», равно как и вся тема Иерусалима в его мифологии, несут на себе очевидные следы «британского израилизма». Иерусалим Ходили ли эти стопы в древние времена по зеленым холмам Англии? Могли ли видеть святого Агнца Божия на прекрасных пастбищах Англии? Сиял ли Божественный лик Над покрьггыми облаками холмами? Был Иерусалим построен здесь Среди этих темных сатанинских мельниц? Принесите мне мой лук из горящего золо­ та! Принести мне мои стрелы желания! Принести мне мое копье! О, облака, рас­ ступитесь! Принесите мне мою огненную колесницу! Я не оставлю умственную брань, И не дам моему мечу заснуть в моей руке, Пока мы не построим Иерусалим В Англии, зеленой и прекрасной стране. Jerusalem And did those feet in ancient time Walk upon England's mountains green? And was the holy Lamb of God On England's pleasant pastures seen? And did the Countenance Divine Shine forth upon our clouded hills? And was Jerusalem builded here Among these dark Satanic Mills? Bring me my bow of burning gold! Bring me my arrows of desire! Bring me my spear! О clouds, unfold! Bring me my chariot of fire! I will not cease from mental fight, Nor shall my sword sleep in my hand, Till we have built Jerusalem In England's green and pleasant land1. Это стихотворение представляет собой яркий образец «британ­ ского израилизма». Начинается оно с темы посещения самим Хри­ стом вместе с Иосифом Аримафейским Глэстонбэри, о чем гово­ рят различные редакции истории о Святом Граале из цикла короля Артура. Тем самым Британия (Альбион) изначально рассматривает­ ся как «земля обетованная», «Новый Израиль». То, что Иерусалим был построен «здесь», т.е. в Англии, указывает как на теорию 10 по­ терянных колен, так и на особую мифологию Блейка о женщине Иерусалим, эманации гиганта Альбиона (самой Англии). «Сатанинские мельницы» (Satanic Mills), о которых мы уже го­ ворили, расшифровываются по-разному: и как научно-эмпириче­ ское мировоззрение просвещенного английского общества Нового времени, и как индустриальный капитализм, и как английская кон­ сервативная государственность, и даже как намек на Англиканскую Церковь, к которой Блейк, будучи крайним протестантским мисти­ ком, относился весьма критически. «Сатанинские мельницы» - это «павшая Англия», Альбион, рухнувший в рационализм (Уризен), ма- 1 Blake W. Milton. Р. 2. 234 Часть 1. Аиrлия или Бритаиияl териализм, войны, чувственность, эгоизм и тщеславие. Это та сторо­ на Англии, которая стала открыто доминировать в эпоху Модерна. Далее Блейк провозглашает эсхатологическую мобилизацию духа всех «строителей Иерусалима», то есть силы Лоса, представля­ ющие собой активное англо-британское воображение, мобилизо­ ванный к эсхатологическому рывку имажиналя. В описании атрибу­ тов последней битвы и финального строительства Блейк использует образы войны в сочетании с символизмом жреческо-религиозного пророческого цикла: лук, стрелы желания, копье, к которым Блейк добавляет притяжательное местоимение «мой», «мои», «мое» - инструменты войны; то, что они из золота и среди них фигурирует «огненная колесница» (также «моя огненная колесница») - подчер­ кивает духовную - жреческую - природу этого оружия. То, что битва идет на уровне мысли, духа, сознания, Блейк провозглашает открыто: 1 will not cease from mental fight (я не оставлю умственную брань). Форма будущего времени глагола build, строить - показа­ тельна; Блейк говорит не «мы будем строить Иерусалим» (что было бы намерением), we will build, но «мы построим (наверняка) Иеру­ салим» (что является пророчеством, то есть чем-то уже сбывшимся на уровне вечности, божественного замысла о судьбе английского народа, о его Dasein'e), till we have built. Либерализм: позитивный индивидуальный субъект Либерализм как анrлийская идеолоrия В Англии периода правления Дома Ганноверов, начиная со вто­ рой половины XVIII века и конкретно с Джона Локка, складывает­ ся философское, политическое и экономическое учение, которое воплощает в себе кристаллизацию самого Модерна. Это учение принято называть либерализмом или «первой политической теори­ ей»1• Аиберализм воплощает в себе все основные линии парадигмы Модерна, которые постепенно сложились в самостоятельные на­ правления по мере перехода от Средневековья к Новому времени. Мы видели, что промежуточная эпоха Возрождения и Реформа­ ции, отделяющая Старый Режим от Нового, была принципиально двусмысленной и даже многосмысленной, поскольку фазовый пе­ реход содержит в себе структуры завершающегося прошлого со­ стояния и складывающиеся структуры последующего, притом что в некоторых сегментах одно накладывается на другое так, что раз­ делить оба пласта невозможно (парадигма Йейтс - «розенкрей­ церское просвещение»), а кроме того, намечаются побочные век­ торы, которые вообще не соответствуют ни старому, ни новому, представляя собой экстравагантные турбулентные вихри, подчас обращенные к мнимым и недостижимым в исторической действи­ тельности горизонтам. Поэтому и при Тюдорах, и при Стюартах, и во время Английской революции, а затем и Реставрации, и даже при первых правителях Ганноверской династии мы еще видим по­ лисемантическую структуру англо-британской модернизации. Но к середине XVIII века этот полисемантизм начинает рассеиваться и на его место приходит устоявшийся и одномерный, четко сфор­ мулированный Модерн, принятый как главная магистральная ли­ ния английского историала Нового времени. Все остальные тенден­ ции окончательно маргинализируются, смещаются на периферию, сохраняясь в виде артефактов и экстравагантных эксцессов, допу- 1 Дугин А.Г. Четвертый Путь. Введение в Четвертую Политическую Теорию. М.: Академический проект, 2014. стимых в статусе экспонатов кунсткамеры. Английское общество после религиозных волнений XVII века и широкого распростране­ ния разнообразных протестантских сект стало довольно терпимым к разного рода диссидентским течениям, самые острые из которых мягко вытеснялись в колонии (на их основе была создана северо-а­ мериканская цивилизация), а остальные укоренялись на социаль­ ной периферии, охраняемые доминирующим чисто английским стилем крайнего индивидуализма и вежливого безразличия к дру­ гому. Тем не менее основной вектор английского общества эпо­ хи Модерна постепенно приобретал все более отчетливые черты, воплотившись в конце концов в идеологии англосаксонского или англо-британского либерализма. Либерализм преgставляет собой чисто английское явление, и сложился он из тех тенденций, которые более всего соответство­ вали gyxy Моgерна в самых разных областях - в политике, религии, экономике, культуре, науке, международных отношениях. Либера­ лизм как идеология кристаллизовался раньше остальных политиче­ ских теорий Модерна, и поэтому и исторически, и логически спра­ ведливо назвать его первой политической теорией, так как осталь­ ные классические политические теории (социализм и марксизм, с одной стороны, и фашизм - с другой, т.е. вторая и третья полити­ ческие теории) возникли после него и в качестве критического отве­ та реакции на базовые тезисы либерализма1• Либерализм является идеологией в той мере, в которой он сво­ дит довольно сложные метафизические, онтологические, теологи­ ческие, социальные, культурные, научные и экономические воззре­ ния к общей чрезвычайно упрощенной матрице, понять структуру которой может средний обычный человек без специальной и деталь­ ной образовательной подготовки. Идеология должна быть понятна в своих прикладных аспектах, но при этом ее основой служат более серьезные и развернутые теории и доктрины, подчас довольно ню­ ансированные, сведенные в конечном счете к единой - с необхо­ димостью упрощенной и редуцированной - метатеории, которая и становится, в конечном счете, политической теорией, дающей од­ нозначные и транспарентные ответы на все основные жизненные вопросы. Идеология с необходимостью должна быть относительно простой, чтобы легко усваиваться, внедряться и пропагандировать­ ся. Но при этом ее метафизические корни всегда непременно уходят в основательные теоретические философские течения, кратким ре­ зюме которых она и является. 1 Дугин А.Г. Четвертый Путь. Введение в Четвертую Политическую Теорию. Английский либерализм основывается на следующих базовых началах: • Инgивиgуализм - представление о позитивном человече­ ском рациональном субъекте, стоящем в центре всей системы и действующем в своих собственных частных интересах всег­ да и при любой ситуации, какую бы область субъект ни затра­ гивал и какой бы деятельностью (теоретической и практиче­ ской) он ни занимался. • Эмпиризм (позднее, позитивизм) - научный метод, утверж­ дающий, что реальным бытием обладает только то, что имеет подтверждение в опыте, причем достоверном и зафиксиро­ ванном при соблюдении четких и формально установленных правил и критериев. • Гражgанская свобоgа - главное врожденное «естественное право» индивидуума, требующее все более полной и форма­ лизованной легитимации по мере социально-политического развития общества; включает в себя свободу взглядов,. веро­ исповедания, выражения собственного мнения, религиозных конфессий и практик, передвижения и местожительства, а также базовое право на жизнь и безопасность. • Священная частная собственность - проявление взаимного признания людьми неприкосновенности материального бо­ гатства друг друга. • Свобоgная торговля (фритредерство) - оптимальное приме­ нение либеральных ценностей к экономической сфере, позво­ ляющее реализовать как можно более полно эти ценности на практике; противопоставляется войне и силе как более мягкий и прогрессивный инструмент урегулирования конфликтов - во внутренне- и внешнеполитической областях; нормативны­ ми признаются только полностью свободный рынок и буржу­ азно-капиталистические отношения. • Преgставительская (парламентская) gемократия - полити­ ческая форма правления, основанная на разделении властей на три составляющие (исполнительная, законодательная и су­ дебная), на временном исполнении административно-полити­ ческих функций и на выборности всех уровней власти; пред­ полагает постепенное распространение политических прав на все более широкие группы людей - вплоть до индивидуумов как таковых (крайняя форма либерализма - идеология прав человека). • Техническое развитие - постоянное совершенствование тех­ ники и средство производства, научно-технический прогресс и линейный рост совокупного богатства общества. • Транснациональный масштаб социально-политической мо­ дели; универсализм либеральной идеологии предполагает ее глобальную применимость и неизбежность, что вначале рас­ пространяется на всю территорию колониальных владений Британской Империи, а затем на Европу и весь мир (глобали­ зация). • Минимальное понимание Госуgарства как временного инсти­ тута, призванного на определенном историческом этапе обес­ печить безопасность граждан и соблюдение установленных норм, а также распространение принципов Просвещения на максимально широкие массы. • Образование как Просвещение, т.е. преобразование общества и обществ в либеральном ключе через систему распростране­ ния знаний, организованных по лекалам самой либеральной идеологии. • Прогресс - поступательное движение истории (Англии, Евро­ пы, Запада, а затем вслед за ними колониального мира), в ходе которого вышеозначенные принципы (индивидуализм, эм­ пиризм, свобода, частная собственность, рынок, демократия, технологии и т.д.) и остальные либеральные ценности стано­ вятся главенствующими в обществе; после выполнения своих исторических функций Государство должно уступить место глобальному гражданскому обществу. • Запаg и конкретно Англия мыслятся как авангард человече­ ства, идущий впереди остальных народов и культур в строго одном и том же универсальном направлении; отсюда вытекает градация и иерархизация народов и обществ по мере сходства с обществами Запада (цивилизация) и различия (варварство, дикость) и, соответственно, культурный расизм'. Все эти пункты, сведенные воедино, формируют либеральную идеологию. Эта идеология в Англии не являлась исключительной платформой какой-то одной партии или течения. Она характерна для всей английской элиты эпохи Модерна. Внутри либерализма можно различать консервативный и прогрессистский полюса, приблизи- 1 Впервые деление на три типа общества - дикость, варварство и цивилиза­ ция - предложил шотландский философ Адам Ферrюсон (1723- 1816), учитель Ада­ ма Смита. См.: Ferguson А. An Essay on the History of Civil Society. London: Transaction PuЫishers, 1995. телъно соответствующий тори (консерваторам) и вигам (прогресси­ сты), но базовая идеология остается общей для тех и других. Кроме того, либеральная идеология может быть представлена в усложнен­ ной версии для интеллектуальной и властной элиты, с одной сторо­ ны, и в упрощенной, для широких масс - с другой. Различие лишь в том, что элита в силу образованности и специальной подготовки знакомится с философскими основаниями либерализма, более точ­ но определяет одну из его версий, которой следует в дальнейшем, и четко фиксирует область знаний и деятельности, где применяет либеральные принципы на практике, подчас развивая или детализи­ руя их, а массы впитывают либерализм в самом общем виде, как сво­ его рода «идеологический инстинкт», не задумываясь, чаще всего, о его структурах, метафизических корнях и аргументации. Позитивный английский субъект: sum ergo sum Вся конструкция либерализма основана на базовой аксиоме «по­ зитивного субъекта». В этом принципиальное отличие всей соб­ ственно английской метафизики, английской рациональности Но­ вого времени от других версий европейского Логоса. И француз­ ский, и германский Логос строятся на метаинgивиgуалистической онтологии, выводя бытие и содержание отдельного человека из раз­ личных метафизических инстанций - Бога, бездны, ничто, целого, общества, другого, народа, этноса, культуры, духа и т.д. Задумываясь о содержании чистого индивидуума, большинство школ континен­ тальной философии неизменно приходило к выводу о том, что это содержание есть чистая негативность, нехватка, привация, которая заполняется откуда-то из внеиндивидуального источника (где бы его ни располагать). Негативность этой континентальной антропологии имеет множество версий - от апофатического человека рейнских мистиков до нигилистического субъекта Сартра или реального как смерти Лакана1• Полнее всего эта антропология представлена в мо­ делях М. Шелера и А. Гелена, сформулировавших тезис о человеке как «недостаточном существе» (Mangelwesen), у которого, в силу отсутствия инстинктов, не может быть позитивного и автономного внутреннего содержания. Поэтому свобода индивидуума отсылала напрямую к стихии ничто2• Совершенно иначе организована островная англо-британская антропология, которая достигла своей кульминации в либерализме. 1 Дутин А.Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. 2 Дутин А.Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический. Здесь аксиомой является абсолютная и безусловная позитивность инgивиgуума, неоспоримость его обладания рассудком как своего рода частной собственностью. Притом что Локк отрицал существо­ вание врожденных идей, он утверждал, что индивидуум сам произво­ дит идеи (как вторичные признаки вещей), отталкиваясь от столь же безусловного своего наличия, как и наличие внешних физических предметов. Индивидуум мыслится английскими либералами как без­ условный позитивный факт, как позитивный субъект, наделенный умом и волей, чье содержание проистекает из него самого, то есть являются объектами частного обладания. В этом состоит очень тон­ кий момент, характерный для самой научной картины мира, в значи­ тельной степени сложившейся именно в Англии. Эта научная карти­ на мира основана на снятии методологического табу, наложенного Аристотелем, на совершение операции «метабасиса» (µпа ааtс;), то есть применения аппарата одной дисциплины (например, логики) к явлениям, стоящим в центре другой дисциплины (например, фи­ зики). На этом строилась идея первичного разделения либеральных наук и искусств: математика изучала математические объекты, рито­ рика - риторические, музыка оперировала с музыкальными объек­ тами, а диалектика - с философскими и т.д. Новое время в критике Аристотеля пошло против этого запрета на метабасис и сделало нор­ мой слияние математики и физики, или учение о законах мышления (логики) с исследованием природных объектов (физикой). В этом и состоит становление современных наук, в которых был осуществ­ лен синтез физики и математики, откуда и берет начало принцип mathesis universalis. Mathesis относится к миру логических предметов и подчиняется законам логики. Область физических вещей управ­ ляется иными законами, а следовательно, применение логических инструментов для истолкования физических законов методологиче­ ски некорректно: поэтому mathesis не может быть до конца и строго универсальным (universalis); границы его применения завершаются областью логического, а в сфере физического и онтического (шире, онтологического) действуют особые закономерности, которые Ари­ стотель обобщает в «Физике» и «Метафизике», а также в «Аналити­ ках». Метабасис как прямое отождествление логического с физиче­ ским (а это и есть основа научной картины мира Нового времени) принципиально ненаучен, так как содержит непродуманный и невоз­ можный с точки зрения строгости рационального мышления сдвиг, разрыв, сбой, смешение научных областей. Здесь можно увидеть нечто более общее. Логика и ее законы ос­ нованы на аполлоническом Логосе, в контексте которого они толь­ ко и полномочны. Но этот контекст есть мир чистых идей. Физика относится к иной сфере, и у Аристотеля она строится полностью на gионисийском Логосе. Так, принцип тождества А= А в области идей в области физических вещей сразу же нарушается у самого же Аристотеля: в каждой вещи есть не оgна, а gве составляющие (фор­ ма и материя), а кроме того, целое всегда больше суммы его частей (холизм), что означает, что вещь, будучи частью какого-то целого, не равна самой себе в этом ее реаляционном свойстве (про т(). По­ этому в области физики А лишь приблизительно равно А, посколь­ ку вещь не представляет собой полного единства и самотождества ни внутри, относительно своих частей, ни вовне, относительно того целого, частью которого она, в свою очередь, является - вплоть до космоса в целом. Поэтому запрет на метабасис (по меньшей мере на метабазис между логикой и физикой) был главным законом эписте­ мологии европейского Средневековья. Из снятия этого запрета в Новое время следовал ряд выводов, которые разрушали стройность схоластической традиции и сред­ невековой философии в целом, что ясно замечали традиционали­ сты и что жестко и детально критиковали Беркли и кембриджские платоники (особенно Кедворт). Так, математическая точка, как про­ странство нулевой площади или отрезок нулевой длины1, вполне мо­ жет быть объектом математики. Но если мы прямо перенесем этот концепт на физическую вещь, утверждая физическое существова­ ние атома, частицы (то есть современный атомизм), мы придем к па­ радоксу, поскольку, чтобы физическая вещь была, она должна иметь определенную протяженность или пространственность (res extensa Декарта), а точка по определению ее не имеет. То же самое Беркли критиковал, говоря о «призраках исчезающего количества». Малая и даже бесконечно малая длина или площадь онтологически все же не могут быть нулевыми в строгом смысле, а значит, мельчайшие ча­ стицы материи могут быть похожими на точку, но не самой точкой. Отождествив математический или логический объект с объектом физическим, мы получаем противоречие, которое в качестве пара­ докса может быть полезным /1/IЯ- стимуляции творческого мышления или /1/IЯ- приближенных измерений, применимых в практической сфере (строительства, конструирования машин и т.д.), но не может рассматриваться как строго научная истина. Но современная нау­ ка строится именно на этом, на придании «призраку» статуса без­ условно и наглядно существующего (несуществующего) наличия. Это касается и законов логики вообще, которые у самого Аристо­ теля применяются /1/IЯ- самоанализа мышления, но не распространя- 1 Или сфера нулевого объема. ются на природу, где действуют иные закономерности. В частности, как мы видели, логический закон тождества (А= А) не соблюдается строго в физике Аристотеля, где каждая наличная вещь представ­ ляется состоящей из формы и материи, причем таким образом, что они образуют нерасчленимую «синтему» - форма не может быть онтологически равна форме (А=А), так как это означало бы ее су­ ществование как идеи, что Аристотель настойчиво отрицает, равно как материя не может быть онтологически равна материи (А= А), поскольку обратное дало бы нам платоновскую хору (хоора), «третий род» «Тимея», а Аристотель отрицает и ее. Для описания физики из арсенала Аристотеля и в соответствии с духом его учения гораздо бо­ лее подходила бы риторика, основанная как раз на нарушении или как минимум искривлении строго логических законов с активным использованием семантических сдвигов. Строгой физикой была бы физика, основанная на принципе риторических тропов, а не логиче­ ских законов. Однако эмпирики Нового времени, и в первую очередь англичане, поступают, вслед за Галилеем, противоположным обра­ зом, прямо проецируя законы логики на физические объекты, что и ложится в основу физико-математической картины мира. В случае либерального понимания субъекта мы имеем дело с точ­ но таким же явлением. Индивидуум есть логическая величина, еди­ ница, но ее онтологический статус так же призрачен, как статус фи­ зической частицы, прямого материального эквивалента математиче­ ской точки. Для континентальной философии этот нюанс является эксплицитным: в поисках позитивного субъекта она неизменно при­ ходит к ничто, принимая в конце концов индивидуума как производ­ ную конвенцию от какой-то иной более очевидной и достоверной онтологической инстанции. Английский же либерализм, напротив, не тематизирует и тем более не проблематизирует индивидуально­ го субъекта, удовлетворяясь физико-математическим тождеством логического и реального. Это и есть метафизическая основа ли­ берализма: абсолютная и не gопускающая постановки nog вопрос убежgенность в позитивном онтологическом статусе субъекта и, соответственно, в его бытийном соgержании. Английское либе­ ральное «Я» - это, однако, не субъект Декарта, это не его cogito. Бы­ тие английского индивидуального субъекта обосновывается не че­ рез обращение к мышлению, что потребовало бы либо врожденных идей, как и у Декарта, либо первичности общества, как у Руссо, со­ циалистов и французских социологов, но через эмпирический факт, через безусловность человека как gанности, не требующей gоказа­ тельства. Sum ergo sum, заключает английское эго и полагает это достаточным и наглядным основанием для всего дальнейшего. Но при таком номинализме, примененном к области онтологии, мы уже получаем в свернутом виде все тезисы либерализма, вытекающие из этой предпосылки. Если инgивugуаАЬное бытие есть безусловный и абсолютный факт, что все осmаАЬное есть слеgствие инgиви­ gуаАЬного бытия. В этом ключ к метафизике либерализма, которая вполне может оставаться загадкой для европейской континенталь­ ной философии, изначально построенной на других пропорциях и постулатах. Индивидуализм либеральной идеологии есть прямой аналог атомизма ньютоновской физики; они сущностно и нерастор­ жимо связаны друг с другом. Мы видели, что Беркли говорил о «призраках исчезающих коли­ честв» (ghosts of departed quantities) как об онтологическом статусе величины, стремящейся к пределу, но пока его не достигшей - как в апории Зенона об Ахилле и черепахе, когда быстроногий Ахилл приближается шаг за шагом к черепахе, которая, однако, за это вре­ мя успевает сделать еще один маленький шаг, и так в периоде. /).1f.с­ танция между Ахиллом и черепахой постоянно сокращается, стре­ мясь к нулю, но никогда не исчезает полностью. Это - «призрак исчезающей дистанции». Но столь же призрачна и онтология анг­ лийского индивидуума. Он есть умозрительный предел стремления к полному освобождению от всего внешнего содержания, от всех связей и определений, но если мы рассмотрим его как достигнутый предел, он исчезнет, покинет нас (departure). Если же этот предел все еще не достигнут, хотя и почти достигнут, то есть содержание и онтология индивидуума не чисто и строго индивидуальны, но поч­ ти индивидуальны. Привлечение настойчивого внимания именно к этой призрачной npupoge английского инgивиgуума можно преg­ ставить себе как самый могущественный инструмент его онтоло­ гической gеструкции. И здесь снова можно вспомнить метафизиче­ скую роль призраков в пьесах Шекспира: Пака во «Сне в летнюю ночь» или отца Гамлета в «Гамлете». Полноценное обоснование по­ зитивный индивидуальный субъект получает в том случае, если мы готовы признать реаАЬность мира призраков, что, в принципе, для «розенкрейцерского просвещения» и традиционного англо-британ­ ского мировоззрения было чем-то почти само собой разумеющимся и вполне «научным»1• ЛИберальная идеология складывалась по этапам и параллельно в разных областях. Полноценное описание ее истории практически неосуществимо, так как включало бы в себя всю историю Англии, 1 Снова можно вспомнить слова Просперо в «Буре» (акт 4, сцена 1): We are such stuff as dreams are made on. английской мысли, английской политики, английской экономики, участие Англии в международной жизни и т.д. Поэтому мы огра­ ничимся лишь некоторыми иллюстративными примерами либера­ лизма, позволяющими составить впечатление о его разновидностях и формах. Адам Смит: политическая экономия и абсолютный рост Основатель буржуазной политической экономии и главный тео­ ретик экономического либерализма шотландец Адам Смит1 (1723- 1790) был учеником Джона Локка и рассматривал свою собствен­ ную теорию как применение его идей к области хозяйства. Отсюда тесная связь капитализма как экономического уклада, основы кото­ рого теоретически разработал именно Адам Смит, с метафизикой либерализма, сформулированной Локком. У Локка Адам Смит заим­ ствует базовые постулаты: • идею о нейтральности человеческой природы, зависящей от образования; • идеал гражданской свободы; • критику Левиафана Гоббса; • ориентацию на пацифизм; • демократическую тенденцию политического устройства; • толкование частной собственности. Идея о принципиальной «улучшаемости» человека и его способ­ ность воплотить рациональность в модели индивидуального поведе­ ния, достигающей кульминации в частной собственности как соци­ ального института, привела Адама Смита к построению полноценной политической теории, в которой Государству уделялась второстепен­ ная и чисто вспомогательная роль, а основой права выступал «коллек­ тивный договор» между собой экономических акторов, воплощенный в структуре свободной торговли. Если английское Государство сере­ дины XVIII века было Государством с рынком, построенным на мор­ ской торговле и колониализме, то Адам Смит видел будущее общество чисто рыночным, в котором рынок был бы не атрибутом Государства, а, напротив, Государство стало бы атрибутом рынка. В этом случае Государство приобретало прикладной релятивный характер и наде- 1 Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Соцэкгиз, 1962. .лялось чисто вспомогательными функциями. Адам Смит фактически делает рынок, в котором по правилам свободного обмена происходит конкуренция хозяйствующих субъектов, высшим политическим ин­ ститутом, не требующим дополнительной регуляции со стороны какой бы то ни было инстанции, в том числе Государства. Снятие религиозного запрета на ростовщичество привело к бурному росту капиталистических отношений. Точно так же - снятие ограничи­ тельных мер Государства на экономическую деятельность, в первую очередь отмена монополии Государства на международную торговлю (на чем настаивали экономисты меркантилистской школы), по Адаму Смиту, должно способствовать новому витку развития. Этот принцип получил название «фритрейдерство» (free trade) и подразумевал под собой право частных компаний одного Государства напрямую взаи­ модействовать с частными компаниями другого Государства, минуя любые политические и национальные опосредующие структуры. По мысли Адама Смита, полная свобода рыночных отношений - крат­ чайший путь к процветанию и максимальному обогащению. А раз это так, то свободная внешнеторговая деятельность только укрепит благосостояние всего Государства - причем быстрее и надежнее, чем в случае его вмешательства и попытки влиять и контролировать внешнюю торговлю через систему тарифов и пошлин. В еще большей степени Адам Смит протестовал против вмешательства Государства во внутриэкономическую деятельность. Чем свободнее она, тем бы­ стрее будет идти обогащение всех его членов, поскольку каждый, заботясь только о себе, будет косвенно способствовать обогащению всех. Рынок в такой ситуации выступает как собственный регулятор, организующий баланс спроса/предложения оптимальным образом. Этот принцип Смит назвал «невидимой рукой рынка». «Невидимая рука рынка», по мысли Смита, заменяет собой Государство, функции которого постепенно - по мере прогресса и развития - могут сой­ ти вообще на нет, так как в ходе укрепления и распространения ли­ берализма человечество осознает все преимущества экономической конкуренции и торгового сотрудничества перед войнами и прямым насилием, и, следовательно, сама рациональность, воплощенная в ин­ ституте частной собственности, станет естественной и общеприня­ той гражданской нормой. Другая важная идея Адама Смита состояла в том, что он первым из современных ему экономистов напрямую связывает богатство не с земельной рентой (как считали физиократы) и не с международной торговлей (как полагали меркантилисты), а с частным предпринима­ тельством и промышленным производством в условиях городов. Не столько обладание землей или контроль над внешнеэкономической деятельностью служит источником основных богатств, сколько преg­ принимательский gyx и промыШ11.енное произвоgство, а следователь­ но, лежащий в их основании mpyg. В этом Адам Смит фиксировал на теоретическом уровне фундаментальный сдвиг в экономике Англии и Шотландии, который произошел по мере укрепления Британской Империи и технологического рывка в промышленности. Огромный приток товаров из колоний с низкой себестоимостью и стремитель­ ный рост научно-технических открытий, немедленно применявших­ ся в области производства, создал в Англии XVIII века совершенно новую ситуацию в распределении основного капитала. Традицион­ ная земельная аристократия, лэндлорды, бывшие безусловными мо­ нополистами в области производства материальных богатств, на гла­ зах утрачивали свои позиции перед лицом предприимчивых дельцов из третьего сословия, не связанных ни с землей, ни с фамильными наделами, и использующих колониальные сети и научные техноло­ гии для стремительного подъема частного бизнеса и промышлен­ ного производства. Доля английского капитала все больше переме­ щалась именно в этот сектор, на практике подтверждая идеи Локка о демократизации и гражданском обществе, освобождающемся от пережитков средневекового сословного строя. Адам Смит выдвинул теорию, что именно частное преgпринимательство и про.мыШll.ен­ ное произвоgство и являются главным моgулем экономического раз­ вития, которому суждено в ближайшем будущем заменить собой экономику земельной ренты. Тем самым Адам Смит возвел в статус теории и норматива ту модель капитализма, которая сложилась в его эпоху в Англии, став образцом для всей капиталистической системы в целом и сохраняясь в таком качестве вплоть до настоящего време­ ни. Поэтому первая политическая теория, сложившаяся в XVIII веке при решающем участии Адама Смита, оказалась самой долговечной и пережила свои критические альтернативы (коммунизм и фашизм), претендовавшие на то, чтобы заменить ее собой. Еще одной важнейшей идеей Адама Смита был тезис о линей­ ном росте совокупного богатства. Адам Смит видел технический прогресс как бесконечный процесс, идущий по нарастающей, а сле­ довательно, объем богатств, зависящий от объемов производства, также стремился к бесконечности. Притом что при уровне развития промышленности того времени природные ресурсы казались беско­ нечной величиной, как относительно бесконечными (с учетом коло­ ний и английской рабовладельческой системы) были и трудовые ре­ сурсы, линейно-поступательный характер всеобщего богатства был гарантирован при учете замены Государства, способного совершать ошибки и просчеты и сдерживать развитие экономки, «невидимой рукой рынка». В итоге Адам Смит приходил к идее бесконечного роста материального благосостояния, являющейся до настоящего времени базовой догмой либерализма. Отсюда вытекал еще один важный момент: линейный рост среg­ него класса. Адам Смит рассматривал схему частнопредприниматель­ ской инициативы на типичном примере городского (шотландского) лавочника. Существующая частная единица, например пекарь, нани­ мает неквалифицированного выходца из деревни, которого голод или какие-то иные обстоятельства заставили перебраться в город, в каче­ стве подсобной рабочей силы. Наемный рабочий трудится у пекаря, осваивая навыки профессии. Получив необходимый опыт и скопив какую-то сумму денег, бывший рабочий может взять кредит в бан­ ке и основать собственную пекарню. Так он станет пекарем-буржуа, который, в свою очередь, возьмет на работу приехавшего из деревни наемного рабочего, и весь сюжет повторится. Так как общий закон развития экономики есть линейное обогащение, то в какой-то мо­ мент «пекарями» или иными частными предпринимателями станут все жители Англии (и Европы), а на место рабочих, по мере развития техники, встанут станки и механизмы. Так как рост бесконечен, то превращение всего человечества в средний класс дело времени. По мере экономического прогресса будет происходить и моральный про­ гресс, через доступ всех слоев общества к образованию, что сделает возможным глобальное гражданское общество и отмену Государств и границ. В конце концов, экономика полностью заменит собой по­ литику, а общество - Госуgарство. Это - предельная цель либера­ лизма как идеологии. Будучи сформулированной Адамом Смитом на основании идей Джона Локка, она до сих пор почти не изменилась в контексте современного либерализма, оказавшегося устойчивой и константной идеологической моделью, чьи основные принципы остаются в течение нескольких столетий тождественными. Эдмунд Бёрк: либеральный nporpecc консерваторов Если Адам Смит по праву считается основоположником эконо­ мического либерализма, то основоположником политического ли­ берализма можно назвать английского политика и парламентария Эдмунда Бёрка1 (1729-1797). Бёркродился в Дублине, но в 1750году переехал в Лондон, где и провел всю оставшуюся жизнь. 1 Бёрк Э. Философское исследование о происхождении наших идей возвышен­ ного и прекрасного. М.: Искусство, 1979; Он же. Правление, политика и общество: Сборник. М.: Канон-пресс Ц; Кучково поле, 2001. 248 Часть 1. Анrлия или Британия Бёрк начинает свою политическую карьеру как один из идеоло­ гов вигов. В этот период он зарекомендовал себя последовательным сторонником либеральных реформ в духе Локка. Так, он помержи­ вал экономическую самостоятельность американских колоний, вы­ ступал за распространение на коренных жителей Индии «естествен­ ных прав», которыми пользовались сами англичане, померживал религиозную свободу католиков в Ирландии, откуда он был родом, и т.д. Но перелом в его политической позиции наступил в период Ве­ ликой французской революции, от которой он немедленно отшат­ нулся и которую подверг самой беспощадной критике1• Его реакция была столь радикальна, что он стал глашатаем необходимости ан­ глийского вторжения во Францию для подавления революции, что имело для него не только политический, но в первую очередь идео­ логический смысл. Бёрк увидел во Французской революции одно­ временно два феномена, которые для него, как последовательного либерала, представляли абсолютное зло: • революционный, экстремистский и радикальный характер ре­ форм (противоположный эволюционному, плавному и посте­ пенному методу либерализма) и • возможность провоцирования реакции со стороны ультракон­ сервативных сил, Премодерна, подтверждением чего позднее стали Наполеоновские войны, доставившие столько неприят­ ностей Англии. Так, для либералов в момент Великой французской революции определились два принципиальных идеологических врага - слева (эгалитаристы, революционные демократы, якобинцы) и справа (уль­ траконсерваторы, националисты-реваншисты). Позднее именно эти полюса воплотятся во вторую и третью политические теории, кото­ рые станут главными врагами либералов ХХ века2; именно их - край­ не левых (коммунистов) и крайне правых (фашистов) укажет в каче­ стве главных «врагов открытого общества» теоретик неолиберализма ХХ века Карл Поппер. Предшественником такой либеральной орто­ доксии выступает Эдмунд Бёрк, сформулировавший догматы либе­ рализма как базовой идеологической стратегии Англии, принятой на вооружение властями в случае отношения с Францией как периода революции, так и в эпоху Наполеона. В ХХ веке те же идеологические 1 Бёрк Э. Размышления о революции во Франции и о заседании некоторых об­ ществ в Лондоне, относящихся к этому событию. М.: Рудомино, 1993. 2 Дугин А.Г. Четвертый путь. Введение в Четвертую Политическую Теорию. основы либерализма снова предопределят позиции Англии в самых решающих конфликтах века: против крайне правого национал-соци­ ализма Гитлера вместе с США и крайне левой большевистской Росси­ ей, а затем, вместе с другими капиталистическими странами, против СССР в «холодной войне». В случае Бёрка, чей радикализм в непри­ ятии якобинства стал главным фактором в помержке вигами реше­ ния правительства тори о вторжении во Францию, мы видим связь либеральной идеологии с конкретной английской политикой и геопо­ литикой, что с этого времени станет исторической константой. Бур­ жуазная демократия как политическое воплощение идеологии либе­ рализма жестко связывается отныне с геополитической талассокра­ тией1, что в начале ХХ века будет осмыслено и концептуализировано основателем геополитической дисциплины Хэлфордом Макиндером (1861-1947), а затем развито всей геополитической школой. Эдмунд Бёрк стоял у истоков создания Консервативной партии Англии, построенной на основе тори. Это очень важный момент для понимания английской идентичности Нового времени. Переходя от вигов к тори под впечатлением от Французской революции, Бёрк не просто менял свои взгляды, отказываясь от прогрессизма, он таким жестом творил новую иgеологическую реальность, в которой легко увидеть магистральный вектор английской политики. Новый анг­ лийский консерватизм, к созданию которого Бёрк приложил руку, был не просто продолжением линии тори, стремившихся ранее от­ стоять традиции старины, монархизм и вертикаль власти в рамках приемлемого компромисса и избегая «правых» крайностей (католи­ цизма, якобизма и т.д.). Вместе с перешедшим от вигов к тори Бёр­ ком он приобретал фундаментальную либеральную составляющую. Отныне он превращался в один из полюсов либеральной идеологии, которая в ее консервативной версии ставила, однако, акцент на пре­ емственности и постепенности, а не на ускорении и радикализации реформ. Такой консерватизм был реформистским, эволюционным и даже «прогрессивным», то есть либеральным. После демарша Бёр­ ка учла урок Французской революции и Либеральная партия, соз­ данная позднее в XIX на базе вигов, также строго размежевавшая­ ся с революционной демократией республиканского французского образца и впитавшая в себя многие консервативные элементы - в первую очередь требование постепенности и эволюционного ха­ рактера прогрессивных реформ. 1 Mutti С. Democrazia е talassocrazzia. Saggi di analisi geopolitica. Genova: Effepi, 2014. 250 Часть 1. Англия или Британия Нечто подобное было воспроизведено и в политической системе США, где и республиканцы (консерваторы) и демократы (прогрес­ систы) в равной степени разделяли и разделяют все основные пун­ кты либеральной идеологии, расходясь между собой в тактических вопросах и технических деталях. Так как США в течение ХХ века переняли у Англии инициативу мировой морской державы, то закон соответствия Макиндера - «либерализм = талассократия» - снова получил подтверждение. По-настоящему левой - и то в английском понимании! - пар­ тией была основанная в 1900 году Лейбористская партия, которая, впрочем, со второй половины ХХ века в свою очередь начала резкое движение в сторону либерализма и неолиберализма (доминирую­ щего в настоящее время). Показательно, что либералами были даже английские социалисты. Таким образом, Эдмунд Бёрк является ключевой фигурой для понимания английской политики, английской идеологии и даже ан­ глийской геополитики последних столетий. Он парадигмален как для англосаксонского (англоамериканского) консерватизма, так и собственно для англосаксонского (и англоамериканского) прогрес­ сизма. ЛИберализм Бёрка есть общий знаменатель и того и другого. Иеремия Бентам: утилитарная деонтология Крупным мыслителем либерального направления был юрист Иеремия Бентам1 (1748-1832), положивший начало философии утилитаризма. Иеремия Бентам воплощает в себе основные сило­ вые линии либеральной идеологии, придавая им систематическую форму. Прежде всего он исходит из последовательного инgивиgуа­ лизма, отрицая какую бы то ни было самостоятельную онтологию «общественного целого» или «общественного тела». По Бентаму, существует только инgивиgуум, и именно совокупность отдельных индивидуумов, обладающих полной автономией и самодостаточно­ стью по отдельности, составляет общество. Этот тезис он выдвигал против теорий Ж. Ж. Руссо, признававших, напротив, первичность общества. В политике и экономике Бентам предлагал ориентироваться ис­ ключительно на индивидуума и его права, которые он считал глав­ ной целью; при этом он выступал за расширение тех категорий, на которых следовало бы распространять гражданские права - вклю- 1 Бентам И. Избранные сочинения. СПб.: Русская книжная торговля, 1867. чая группы, ранее лишенные их - женщин, бедняков и коренное население колоний. По Бентаму, человек = инgивиgуум, при этом он был убежден, что каждый индивидуум наделен «здравым рассуд­ ком» в такой степени, чтобы полностью брать ответственность за все поступки, действия и ситуации на самого себя. На этой базе Бентам строит свою главную теорию, получившую название «утилитаризм». Утилитаризм представляет собой этиче­ скую систему, основанную на схематично понятом радикальном ин­ дивидуализме. Бентам учит, что в природе человека - стремиться к уgовольствию и избегать страgания. Этими двумя параметрами мотивируется вся человеческая деятельность. При этом субъектом удовольствия и страдания выступает строго отдельный индивидуум, всегда озабоченный только своими частными ощущениями, своди­ мыми к двум противоположностям. Сочетание воли к наслаждению со стремлением избежать боли дает нам главный концепт Иеремии Бентама - пользу (utility). Полезно то, что веgет к максимуму на­ слажgения и к минимуму страgания. Индивидуум ищет только поль­ зы, и именно польза составляет мотор индивидуальной активности. При этом наличие у человека рациональности превращает погоню за индивидуальной пользой в осмысленную и системную стратегию, строящуюся на основании расчета. Этот расчет лежит воснове всех деяний человека - исторических, политических, культурных, ре­ лигиозных и т.д. Операция расчета включает в себя оценку шкаль1 удовольствий и страданий, с определением минимума и максимума обеих в каждой конкретной ситуации. Это и есть рациональный вы­ бор, простирающийся на все сферы - от чувственных до духовных. На этом Бентам строит и учение об истине и особую мораль1• Сам он назвал ее «деонтология» (от греческого термина Stov - «долж­ ный», «надлежащий»), т.е. учение о правильном, должном. Истина есть то, что приносит пользу, утверждает Бентам, так как именно польза выступает мерой соответствий и связей между субъектив­ ными намерениями индивидуума и объективными реальностями. Максимальное количество удовольствия для максимального числа индивидуумов составляет критерий и меру истинности социаль­ но-политической системы. В соответствии с этим строится и утилитаристская мораль: бла­ го есть то, что дает индивидууму наслаждение (отсюда гедонизм как основной признак морали Бентама); зло есть страдание и причина страдания. Но так как удовольствие и боль связаны друг с другом 1 Бентам И. Введение в основания нравственности и законодательства. М.: РОССПЭН, 1998. обратно пропорциональным образом, то мораль становится чем-то относительным - при определении добра и зла всегда следует учи­ тывать конкретные пропорции между ними и также конкретного индивидуума, который эти удовольствие и боль испытывает. Поэто­ му польза есть всякий раз заново просчитываемая и субъективная калькуляция и не может быть возведена во всеобщее понятие приме­ нительно к обществу в целом. Общественная польза строится исхо­ дя из стремления к максимальному наслаждению и минимальному страданию совокупности индивидуумов, всякий раз разных и пре­ бывающих в разных условиях. В духе Локка Бентам утверждает, что индивидуалистический эго­ изм, заставляющий человека искать максимум удовольствий и ми­ нимум страданий только gля самого себя, преодолевается не Госу­ дарством-Левиафаном (в отличие от идей Гоббса), но его рассуgком, так как человек легко может понять, что учет пользы ближнего спо­ собен только приумножить пользу для самого себя. Таким образом, фундаментальный психологический, онтологический и моральный индивидуализм, составляющий суть человеческой природы, и есть, по Бентаму, источник общества, как поля обмена, всегда эгоистиче­ ского, но всегда рационального. Главным общественным институ­ том в таком случае становится частная собственность и рыночная экономика, где каждый действует в своих интересах, но эта эгоисти­ ческая мотивация спонтанно создает правила рыночной игры. Иеремия Бентам настаивает на равенстве всех людей, так как они состоят только из жажды наслаждений и бегства от боли. Это свойство любого индивидуума. Наслаждение и боль при этом могут быть как чисто телесными, так и психологическими и духовными. Так, по Бентаму, религия бывает также полезной, так как в опреде­ ленных случаях позволяет получить наслаждение и заглушить или успокоить боль. Истинная религия должна давать духовную пользу и минимализировать страдания. Если это не так, и это условие не вы­ полняется, то это «ложная религия». Точно так же строится и эстетика Бентама: прекрасно то, что полезно; отвратительно то, что вредно. Показательно, что Бентам первым выступает как радикальный защитник ростовщичества. В работе 1787 года, написанной в Рос­ сии, где он временно находился, «В защиту лихвы», он обосновы­ вает рост денег и практику займа и ссуды как то, что максимально способствует обогащению и соответствует рациональной природе индивидуальных решений, позволяющих человеку осознанно и от­ ветственно давать деньги в рост и получать ссуды. Эти же идеи Бен­ там высказал в своих письмах к Адаму Смиту, который в первых версиях своей главной книги «Исследование о природе и причинах богатства народов» высказывался об этой практике неодобритель­ но. Иеремия Бентам с его радикальной защитой ростовщичества, по словам Г. К. Честертона, был первым автором, с которого начал­ ся «современный мир»1• При этом этика Бентама находилась в пол­ ной оппозиции более традиционной англо-британской этике, резко осуждавшей ссудный капитал и феномен ростовщичества в ранние периоды, литературным памятником чего является пронзительная драма Шекспира «Венецианский купец». Бентам воплощает в себе архетипического носителя либера­ лизма и либеральной идеологии во всем ее метафизическом объ­ еме, а утилитаризм может рассматриваться как базовая парадигма, присущая всем типам либеральной философии и ее разнообразных деривативов. По этой причине исторически фигура и идеи Бентама вызывали ненависть у представителей всех типов политической фи­ лософии, альтернативной либерализму: за индивидуализм и аполо­ гию капитализма его ожесточенно критиковали марксисты и социа­ листы (вторая политическая теория), а за материализм, эгалитаризм и гедонизм - традиционалисты и фундаментальные консерваторы (а позднее представители третьей политической теории). Тоталь­ ное неприятие логики, онтологии и этики Бентама и утилитаризма в целом объединяло правых и левых в самых разных исторических ситуациях и в разных обществах. А поскольку Бентам был вырази­ телем англо-Модерна в его наиболее кристальной форме, то эта не­ нависть - по меньшей мере у политико-идеологических кругов кон­ тинентальной Европы и России, переносилась совокупно на саму со­ временную Англию, эмблемой которой стал Иеремия Бентам. Джон Стюарт Милль: негативная свобода позитивных индивидуумов Крупнейшим теоретиком либерализма был шотландский фило­ соф, политический деятель и экономист Джон Стюарт Милль (1806- 1873). Его отец Джеймс Милль (1773-1836) был восторженным по- ; следователем Иеремии Бентама, полностью разделяя идеи утилита- ризма, любовь к которому он передал и своему сыну, также ставшему одним из самых убежденных и активных почитателей Бентама. Вме- 1 «The modern world began Ьу Bentham writing the Defence of Usury». «Современ­ ный мир начался с текста Бентама "В защиту лихвы"», - писал Честертон в рабо­ те о Фоме Аквинском, который, напротив, был, вслед за Аристотелем, абсолютным противником ростовщичества, а следовательно, защитником Традиции. Chester­ ton G. К. Saint Thomas Aquinas. N.У.: DouЫeday Image, 1956. сте с Дэвидом Рикардо (1772- 1823) Джеймс Милль был основателем английской классической политэкономии1• Кроме того, он был авто­ ром трехтомной «Истории Британской Индии»2, где доказывал необ­ ходимость жесткой эксплуатации аборигенов колоний, обосновывая это отсутствием в индийской культуре даже намеков на утилитари­ стское сознание, которое он считал универсальной формой мышле­ ния в целом. Следовательно, заключал Милль-старший, прежде чем давать индийцам права, необходимо полностью лишить их собствен­ ной идентичности и по возможности сделать из них (как расово не­ полноценных народов) «англичан». Эту же расистскую концепцию, обоснованную утилитаризмом Бентама, унаследовал от отца и Джон Стюарт Милль. В случае Джеймса Милля и Джона Стюарта Милля мы видим изначальный синтез либеральной иgеологии и культурного расизма, колониализма и британского империализма. При этом тезис о неполноценности автохтонных народов, оказавшихся под контро­ лем британского империализма, обосновывался в либеральной идео­ логии несоответствием их культур тем нормам и ценностям, которые стали преобладающими в английском обществе в Новое время. Этот же культурный расизм, подкрепляемый теорией универсальногопро­ гресса, на шкале которого английское либерально-буржуазное обще­ ство занимало ведущее авангардное положение, стал неотъемлемой составной частью либерализма в целом, независимо от того, сочета­ лось ли это с биологическим расизмом (утверждением о врожденной и генетической неполноценности цветных народов) или нет (в этом случае неполноценность объяснялась отставанием и историческими причинами). Подробно колониальная, империалистическая и расист­ ская сущность либеральной идеологии разобрана в работе крупней­ шего современного специалиста по Международным Отношениям Джоном М. Хобсоном в книге «Евроцентристская концепция миро­ вой политики»3• Джон Стюарт Милль по праву считается одним из главных тео­ ретиков либерализма, в частности, потому, что сформулировал по­ нятие «свободы», центральное для этой идеологии4• Милль, как и все либералы и, шире, носители англо-британской идентичности, оттал­ кивается от того, что инgивиgуум облаgает абсолютным бытием и целиком и полностью позитивным соgержанием. Следовательно, 1 МШ J. Elements of Political Economy. London: Baldwin; Craddock and Joy, 1821. 2 Mill J. Тhе History of British India. З vols. London: Baldwin; Craddock and Joy, 1818. 3 Hobson John М. The Eurocentric Conception of World Politics: Western Interna- tional Тheory, 1760-2010. Cambridge: Cambridge University Press, 2012. 4 МилльДж. О свободе// Наука и жизнь. 1993. No 11. С. 10-15; No 12. С. 21-26. предоставление ему полной - желательно, абсолютной - свобо­ №, является позитивным актом и целью всей идеологической про­ граммы либерализма. Но когда Милль доходит до содержания самой свобом,I, он сталкивается со следующей проблемой: если опреде­ лить содержание свободы как нечто универсальное, получится, что мы предпишем индивидууму некоторое долженствование, то есть укажем ему то, как он своей свободой должен распорядиться. Это Милль называет принципом «свободы для» и называет особым термином - freedom. «Свобода для» есть cвoбoдa-freedom. Однако «свобода для», cвoбoдa-freedom окажется в отношении индивидуума чем-то, что исходит не из него самого, а следовательно, свободой не будет. А.ля континентальной антропологии в этом большой проблемы не заключалось бы, поскольку негативное содержание индивидуу­ ма (Mangelwesen) абсолютную свободу превратило бы в чистый ни­ гилизм (к чему и приходят Сартр и Камю). А.ля позитивного индиви­ дуума англо-британской философии это, напротив, составляет про­ блему и противоречие: предписывая индивидууму то, для чего ему следовало бы употребить свою свободу (например, для блага, спра­ ведливости, творчества, прогресса, искусства и т.д.), мы тем самым сделали бы его несвободным, поскольку эти предписания имели бы иной источник, нежели сам индивидуум. Отсюда Дж.. С. Милль дела­ ет вывод о том, что целью либерализма не может быть позитивная cвoбoдa-freedom, «свобода для», но только иная свобода, которую он определяет как «свобоgа от» и называет английским термином латинского происхождения liberty. Cвoбoдa-liberty является нега­ тивной именно потому, что для либеральной антропологии целиком позитивен только индивидуальный субъект. Он есть то, что есть, и что облаgает волей и умом. Утилитаризм Бентама подсказывает, что воля и ум служат индивидууму для извлечения максимум поль­ зы, которую он высчитывает, отталкиваясь от своей конкретной ситуации. Тем самым утилитарный субъект, стремящийся к дости­ жению максимального удовольствия параллельно минимализации страданий, всегда сам способен выстроить позитивную стратегию для реализации своей программы. При этом эта реализация будет тем эффективней, чем меньше индивидуум будет ограничен извне. Поэтому, заключает Милль, cвoбoдa-liberty состоит в полном отказе от каких бы то ни было предписаний человеку и со стороны Государ­ ства, и со стороны общества, и со стороны религии и т.д. Эта нега­ тивная «свобода от» есть то, что должно объединять всех либералов, независимо от того, как каждый собирается реализовывать свою свободу и к чему ее направить. Иными словами, либерализм есть универсальный союз инgивиgуальных субъектов, объеgиненных не позитивными целями, но еgинством отрицания всех внешних преg­ писаний и ограничений. Солидарность либералов друг с другом про­ стирается так далеко, как все они испытывают притеснение со сто­ роны внешних по отношению к каждому из них внеиндивидуальных институций. Если допустить, что эти институции ликвидированы, то ничто больше индивидуумов друг с другом не связывает, поскольку никакой интегрирующей платформы «свободы для.» не только не су­ ществует, но и не может существовать. Таким образом, в пределе ре­ ализации либеральной стратегии в глобальном масштабе постулиру­ ется «конец общества» и переход к особым постсоциальным формам трансинgивиgуального коэкзистирования. Этот предел означает от­ мену Государств и социальных институтов в пользу «естественного состояния», интерпретируемого как мирный и разумный «граждан­ ский рай» в духе Локка, а не как «война всех против всех» в духе Гоббса. Герберт Спенсер: либеральная раса господ Еще один классический либеральный философ, один из первых европейских социологов Герберт Спенсер' (1820-1903) применил к истории общества естественно-научные теории об эволюции ви­ дов другого английского ученого, Чарльза Дарвина (1809-1882), и построил учение о том, что в общественной жизни, как и в дикой природе, «выживает сильнейший». Спенсер развивал свои идеи па­ раллельно и независимо от Дарвина, но в конечном счете направ­ ление мысли двух мыслителей совпало: законы адаптации, «вы­ живания» и «эволюции видов», выявленные Дарвином в области биологии и зоологии, Спенсер продлевает на общество и историю, формулируя теорию «социальной эволюции», в основе которой ле­ жит представление об обществе как об органическом явлении, про­ должающем природную эволюцию на новом витке. История, по Спенсеру, есть прогресс именно в силу того, что вы­ живание сильнейших ведет к совершенствованию как человеческо­ го вида, так и создаваемых им обществ. Спенсер прочно соединил идеи политического либерализма с теориями прогресса и эволюции. Герберт Спенсер поставил своей целью построить такую систему, которая объединила бы общими законами и методами исследования физического устройства вещества и материи, развитие биологиче­ ских видов и историю человечества. Физика Спенсера основывается 1 Спенсер Г. Опыты научные, политические и философские: В 3 т. Минск: Совре­ менный литератор, 1998. на том, что материя, которая в нулевом условном состоянии состоит из разнородных атомов, частиц, обладает внутренней присущей ей силой (жизнью, стремлением), которая заставляет эти гомогенные частицы сцепляться друг с другом, производя гетерогенные агломера­ ты, находящиеся в состоянии движения. Движение - его накопление в интегрированных структурах и его рассеяние - составляет прису­ щее самой материи свойство. Тем самым мы имеем дело с принципом гилозоизма, который задолго до Спенсера критиковал Кедворт и ко­ торый позднее стал отправной точкой философии Бергсона. Агло­ мераты частиц, влекомые движением материи, начинают адаптиро­ ваться к внешним условиям, и результаты этой адаптации составляют наследуемый код, передающийся от вещи к вещи, от существа к су­ ществу. Так рождается упорядоченная Вселенная, которая является и следствием эволюции, и ее процессом. Целью эволюции является достижение максимальной адаптации к окружающим условиям, но и сами эти условия есть, в свою очередь, процесс эволюции. Отсюда возникает принцип борьбы и «выживание наиболее приспособлен­ ных» (survival of the fittest), который лежит в основе философии Спен­ сера. Вселенная и ее порядок воплощают в себе предел адаптации наиболее приспособленных и являются пиком эволюции. Однако, по Спенсеру, достижение оптимальной стадии адаптации неустойчиво, и вместе с ее максимумом усиливается и уровень энтропии, утраты энергии в системе. Это приводит к коллапсу, и эволюция начинается заново, образуя тем самым циклы. Первым наиболее удачным и «наиболее приспособленным» агломератом частиц является индивидуальная вещь, которая оказы­ вается настолько устойчивой, что транслирует свои свойства другим вещам. В мире природы вершиной индивидуации являются живые существа, способные самовоспроизводиться как видовые серии, со­ вершенствуя свои качества и передавая их по наследству, укрепляя тем самым свою индивидуационную сущность. Вселенная есть не что иное, как инgивиgуация. Поэтому и человек мыслится как ин­ дивидуум, способный адаптироваться к среде лучше других видов и построить тем самым общество. При этом индивидуум, по Спенсеру, и здесь он ближе к Гоббсу, чем к Локку, в естественном состоянии эгоистичен и агрессивен, преследуя исключительно свою выгоду (как и у Бентама и утилита­ ристов это - максимализация наслаждений и минимализация стра­ даний), причем подчас в смертельной борьбе с другими индивидуу­ мами. Внутривидовая и межвидовая борьба, по Спенсеру, сделала человека человеком, заставляя осваивать все новые и новые техни­ ки адаптации, нападения и защиты, передаваемые по наследству, тем самым совершенствуя человеческую серию индивидуумов. В ходе борьбы человека с человеком происходит возвышение «наи­ более приспособленных», которые оказываются во главе общества. Спенсер считает социальное неравенство позитивным фактором, поскольку в нем отражается «естественный отбор», а значит, и про­ гресс человечества. Сильный человек - в большей мере человек, чем слабый, считает Спенсер и выступает, исходя из этого, против равноправия - людям надо предоставить свободу максимально реа­ лизовать свою эгоистическую природу, чтобы постепенно выводить все более совершенные серии людей, но при этом разумнее и «эво­ люционнее» эта реализация будет при уважении прав и свобод дру­ гих, однако не как данности, а как возможности. Каждый имеет пра­ во участвовать в борьбе, но победитель получает все, а проигравший остается один на один со своим проигрышем; чтобы в следующий раз он сражался лучше, думал быстрее, действовал совершеннее и эффективнее, способствуя тем самым процессу эволюции. Спенсер в своей «книге «Человек против Государства»' высту­ пает апологетом абсолютного эгоизма и выводит из кальвинистской идеи Предопределения призыв отказаться от всякого сострадания к бедным и обездоленным. Так, в частности, он пишет в главе «Гря­ дущее рабство»: Симпатия к страдающему человеку подавляет на некото­ рое время мысли о причинах страдания и о возможных пре­ ступлениях, за этим страданием стоящих. Чувство, которое возникает у нас, когда мы видим кого-то в агонии, выража­ ется словом «бедняга», затмевая собой слово «преступник», которое могло бы возникнуть в ином случае. Естественно, в том случае, если испытывающий страдание нам неизвестен или слабо известен, мы не в курсе возможно совершенных им ошибок или преступлений; поэтому когда мы описываем нищету человека, мы обычно в таком случае подразумеваем, что это страдание, постигшее «достойного человека», хотя скорее всего речь идет как раз о страданиях недостойного человека... Вы говорите «у них нет работы». Но правильнее было бы сказать, они отказываются работать или быстро из­ гоняются, не справляясь с ней. И скорее всего, они лишь ни на что не годные ничтожества, живущие за счет тех, кто, на­ против, годен много для чего2• 1 Spencer Н. The Man Versus the State. London: Williams and Norgate, 1881. 2 !Ьid. Р. 18. «Грядущим рабством» Спенсер называет такой режим, при котором Государство берет на себя обязательства по социальной помержке всего населения, включая слабых и мало пригодных к интенсивной экономической и производительной активности. Комективистское общество закабаляет активных индивидуумов, превращает их в рабов ленивого и недееспособного стада, непри­ годного для продолжения эволюции. Спенсер делает из отказа от помержки обездоленных программный тезис своей версии либе­ рализма, оспаривая более «гуманный» утилитаризм Бентама, пред­ полагающий определенные социально ориентированные реформы. Поэтому основной принцип либерализма - laissez-faire (позволить делать - фр.) Спенсер толкует как главное условие для «выживания наиболее приспособленных». Историю Спенсер рассматривает как состоящую из трех эволю­ ционных фаз: • изначальная хаотическая фаза; • затем фаза создания с опорой на силу и насилие Государств и по­ литических структур, жестко закрепляющих иерархии и препят­ ствующих свободному процессу естественного отбора; • и наконец, фаза промышленной конкуренции, когда борьба за выживание развертывается через рыночную конкурен­ цию, представляющую собой высшую форму внутривидовой борьбы, так как она раскрепощает полностью весь потенциал эгоизма, присущего человеческому индивидууму, и отражает максимальный динамизм самодвижущей материи. Политическая философия Спенсера представляет собой элита­ ристскую версию либерализма, в которой равенство возможностей (участия в конкуренции} привоgит к неравенству результатов, притом что сама конкуренция развертывается в той области, где со­ средоточены высшие технические и научные достижения человече­ ского вида как арсенал методов ведения экономических войн. Спен­ сер был противником широкого народного образования, полагая, что невежествd слабых и низших является стимулом для сильных и высших умножать и развивать знания. Спенсер отказывал в рав­ ноправии женщинам, полагая, что они представляют собой наиме­ нее совершенный продукт эволюции, накапливая и генетически пе­ редавая тот набор адаптивных функций, который лишь закрепляет их слабость и неконкурентоспособность. По Спенсеру, колониальная английская система эксплуатации колоний морально оправдана (так как сильные господствуют там над слабыми), но в то же время она способствует распространению либерализма среди «отсталых» и «неполноценных» народов, предо­ ставляя им шанс в отдаленном будущем, переняв культуру колониза­ торов, вступить с ними в конкурентную борьбу. Но при этом Спен­ сер опасался, что слишком большое превосходство колонизаторов над дикарями может ослабить в них волю к доминации (европейцы и британцы слишком превосходят «недолюдей» колоний, чтобы со­ стязание с ними имело смысл), и проникновение порабощенных народов внутрь Империи, в том числе и в метрополию, подтачивает консолидированность англосаксонской расы господ. Кроме того, он полагал, что пребывание англичан в «дурном климате» колоний спо­ собствует вырождению. Герберт Спенсер был радикальным противником всех форм со­ циализма и коммунизма, полагая, что перераспределение результа­ тов труда от лица Государства и какой-то еще политической систе­ мы уничтожает потенциал эволюции и воплощает в себе накопле­ ние энтропии. Социализм и коммунизм, по Спенсеру, представляют собой наихуgшие политические системы, поскольку они не просто являются ранней фазой эволюции как общества дикарей и прямого насилия, не говоря уже о развитой и прогрессивной форме борьбы за существование в условиях свободного рынка и промышленного капитализма, но воплощают цивилизационную усталость, тупик эволюции и путь к катастрофе всего человечества. У Спенсера расистская сущность либеральной идеологии просту­ пает еще более явно, нежели у Джеймса и Джона Стюарта Миллей1• Концепции Герберта Спенсера важны еще и потому, что ориги­ нальным способом обосновывают онтологию позитивного субъек­ та, нормативного для всей метафизики либерализма. В немецкой философской антропологии М. Шелера, А. Гелена2 и т.д. человече­ ский субъект описывается как «лишенный свойств» (Mangelwesen) через его сопоставление с животным, которое, в отличие от чело­ века, совсем не пусто, поскольку роль позитивного содержания в нем играет инстинкт. У Спенсера с его борьбой за выживание, естественным отбором и наследственной передачей оптимальных адаптационных свойств человек как серийная цепочка индивидуу­ мов наделяется именно инстинктом, который переходит к нему от животного и лишь развивается, модифицируется и укрепляется по мере социального развития. Поэтому общество есть поле внутри- 1 Hobson John М. The Eurocentric Conception of World Politics: Western Interna­ tional Theory, 1760-201О. 2 Дугин А.Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический. вugовой борьбы, а сам человек не нечто иное, нежели животное, но только высшее животное. Этот подход напоминает метафору Гоббса с его homo homini lupus. Lupus, волк играет здесь роль как раз пози­ тивного субъекта: воля человека к наслаждению и бегство от боли, то есть его утилитаризм, есть не собственно человеческая черта, но сублимация животного, природного и органического начала. Чело­ век не есть разрыв эскалации движения материи, но ее вершина, ко­ торую достигает зверь на высшем витке своего агрессивного страст­ ного взлета. Позднее аналогичные темы будет развивать Ницше (с его «белокурым зверем», Ыonde Bestie), а за ним - этолог К. Ло­ ренц1 и зоолог А. Портманн2• Таким образом, Спенсер обосновывает призрачную онтологию либерального субъекта тем, что в последнем счете он обретает статус высокоразвитого и всепобеждающего ли­ берального зверя. / 1 Лоренц К. Агрессия (так называемое зло). М.: Прогресс; Универс, 1994. 2 Portmann А. Zoologie und das neue Bild des Menschen. Hamburg: Rowohlt Taschen­ buch Verlag, 1956. Реализм и ирония Уильям Теккерей: либеральная ярмарка XIX век дал крупнейших авторов английской реалистической литературы Теккерея и Диккенса, которые считаются пиком ан­ глийской литературной традиции, дающими глубинный, точный, изящный, ироничный и типично англо-британский портрет совре­ менного им общества. Уильям Мейкпис Теккерей1 (1811-1863) начинал свою литера­ турную карьеру с сатирических зарисовок и миниатюр, но по-насто­ ящему его талант раскрылся в первом объемном произведении, ко­ торое он решился подписать своим именем и которое принесло ему славу - «Ярмарка тщеславия»2• В нем Теккерей описывает совре­ менное ему англо-британское общество, которое является чистым воплощением либеральной идеологии: каждый герой действует, исходя только из своих собственных эгоистических интересов, пре­ небрегая моралью, этикой и правилами, но в результате делая свою жизнь насыщенной, интересной, полной интриг, обманов и доволь­ но мелкого зла, вносящего искру жизни в унылую повседневность будней английского среднего класса. Теккерей называет свой роман «Ярмаркой тщеславия», так как видит именно в тщеславии и соци­ альной конкуренции высшее выражение жизненной активности своих персонажей, обобщенно представляющих всю Англию. При этом Теккерей подчеркивает, что в его романе отсутствует собствен­ но герой, как некоторая центральная фигура, воплощающая в себе главную семантическую и историческую миссию. Вместо героя есть только персонажи, ни один из которых не возвышается над уровнем посредственности, отличаясь от других только сочностью своего тщеславия и изобретательностью своих эгоистических стратегий. Героя у Теккерея нет, потому, что нет ни романтического гения зла; ни «великого человека»; ни моральной личности, жертвующей со­ бой во имя общества или страны; ни святого отшельника, погружен­ ного в молитву и созерцание. Либерализм как повсеместная прак- 1 Теккерей У. М. Собр. соч.: В 12 т. М.: Художественная литература, 1975. 2 Теккерей У. М. Ярмарка тщеславия// Теккерей У. М. Собр. соч.: В 12 т. Т. 4. тика не способствует появлению экстраорgинарных личностей, так как энергии людей рассеиваются по лабиринтам однообразных :интриг и типовых стратегий жизненного мира, оживляемого лишь :изобретательностью особенно ловких мошенников и парвеню. При этом наиболее выразительны именно те герои Теккерея, которые отличаются особым имморализмом и сосредоточенным арривизмом :и карьеризмом, заставляющими их идти на различные ухищрения, захватывающие внимание читателей. Моральные типы, напротив, скучны и предсказуемы. Теккерей не осуждает либеральное общество, в котором живет, но и не восхваляет его. Он видит его тщету, но не осуждает ее и тем более не предлагает альтернативы. Скорее, он решает тонкую фило­ софскую задачу, сформулированную Гербертом Спенсером: до какой степени наиболее совершенное и упорядоченное общество (кульми­ нация эволюции), которым является буржуазная Англия, оказывается устойчивым, достигнув максимума адаптированности и либеральных свобод, и когда количество энтропии в нем превысит динамический дух прогресса. Ответа на это Теккерей не дает, лишь иронично под­ водя читателей к выводу, что максимально эффективно используют либеральную свободу те, кто обращают ее ко злу, эгоизму и наруше­ нию моральных правил, давая косвенно понять - источник социаль­ ной энергии, изобретательности, подвижности, развития и прогресса следует искать, скорее, в области зла, нежели в области добра. И хотя этот вывод не достигает накала черного романтизма или дендистской эстетики декадентов, Теккерей косвенно подготавливает следующий культурный поворот английской традиции, который сделает тему свободы как свобоgы ко злу центром поэтической и литературной проблематики (прерафаэлиты, Суинборн, Уайльдит.д.). Теккерей остается в рамках реализма, главным представителем которого он, наряду с Чарльзом Диккенсом, и считается. Начало романа «Ярмарка тщеславия» дает наглядное представ­ ление о том, как за два столетия изменилось английское общество со времен Шекспира, когда театр был театром героев и архетипов, а не персонажей. / Чувство глубокой грусти охватывает Кукольника, когда он сидит на подмостках и смотрит на Ярмарку, гомонящую вокруг. Здесь едят и пьют без всякой меры, влюбляются и из­ меняют, кто плачет, а кто радуется; здесь курят, плутуют, дерутся и пляшут под пиликанье скрипки; здесь шатаются буяны и забияки, повесы подмигивают проходящим женщи­ нам, жулье шныряет по карманам, полицейские глядят в оба, 264 Часть 1. Англия или Британия? шарлатаны (не мы, а другие, чума их задави) бойко зазывают публику; деревенские олухи таращатся на мишурные наря­ ды танцовщиц и на жалких, густо нарумяненных старика­ шек-клоунов, между тем как ловкие воришки, подкравшись сзади, очищают карманы зевак. Да, вот она, Ярмарка Тщесла­ вия; место нельзя сказать чтобы назидательное, да и не слиш­ ком веселое, несмотря на царящий вокруг шум и гам1• Чарльз Диккенс: исчезновение Старой Англии Другим классиком английского реализма был Чарльз Диккенс2 (1812-1870), которого принято считать самым крупным и самым характерным писателем Англии. Диккенс - писатель чрезвычай­ но многоплановый, воплотивший в своем творчестве гимн традици­ онной Англии, сохранившей в среде среднего класса многие черты старого времени, включая пунктуальность, твердое следование уста­ новленным правилам, изысканную речь, обходительность и, главное, ироническую отстраненность от потока сиюминутных событий, соз­ дающую типично британский меланхоличный стиль, сочетающий сдержанность, внимательность и легкую, почти незаметную насмеш­ ку. Английский индивидуализм в романах Диккенса представлен са­ мым обаятельным образом, и позитивный субъект в них убедительно доказывает свое право на свободу тем, что он умеет ею пользоваться в рамках традиционной марали, и тем, что отклонение от этих рамок развертывается в захватывающие сюжетные линии, заставляя чита­ теля следить за ними с неослабевающим вниманием. В раннем произведении «Посмертные записки Пиквикского клуба» Диккенс уже достигает пика своего мастерства, представ­ ляя серию героев средней английской буржуазии, отличающихся максимально возможным для литературы ироничным обаянием, переданным в том числе и через особый стиль их английской речи, изобилующей несколько старомодными латинизмами, что превра­ щает чтение само по себе в изысканный филологический экзерцис. Диккенс выступал как чтец своих литературных произведений, под­ черкивая изощренность стиля неподражаемой (по свидетельствам очевидцев) манерой декламации. Небольшие истории и отдельные анекдоты из жизни среднего и низшего сословий из «Посмертных записок Пиквикского клуба» стали ходовыми оборотами речи и семантической основой для цитат 1 Теккерей У. М. Ярмарка тщеславия. С. 5. 2 Диккенс Ч. Собр. соч.: В ЗОт. М.: Художественная литература, 1957-1960. и аллюзий, привычной не только для английской публики, но и для Illирокой читательской аудитории далеко за пределами Англии. Позднее Диккенс обратился к более драматическим и серьезным темам, в частности описывая самое дно Лондона - трущобы бедно­ ты, банды мелких воришек, ночлежки, фабрики, где рабочие, и в том числе дети, подвергались нещадной эксплуатации и т.д. В романе «Оливер Твист» Диккенс рисует образ мальчика из самых низов общества, который идет к достойной жизни через все испытания, трудности, соблазны и препятствия. Слой, который пробивает своей несгибаемой внутренней силой Оливер Твист, описан Диккенсом как изнанка торжественной имперской колониальной викториан­ ской Англии, основанной на насилии и рабском труде обездолен­ ных сословий. Внешняя идиллия либерализма открывается как ужас несправедливости и порока, составляющих его изнанку. Картины первых романов Диккенса, напечатанных им в крупнотиражных га­ зетах, производили такое сильное впечатление, что за ними следо­ вали административные инспекции в описанные им работные дома, тюрьмы и трущобы, столь велико было возмущение, вызванное реа­ листичным изображением пороков и ужасов капиталистического города, предстающего у Диккенса без всяких прикрас. Социальная критика буржуазного строя достигает у Диккенса апогея в романах зрелого периода «Дэвид Копперфильд» и «Тяже­ лые времена» (Hard Times). В романе «Дэвид Копперфильд» Диккенс противопоставляет две Англии: традиционную, уходящую корнями в Средневековье и XVII век, с устоями традиционной семьи, рели­ гии, морали и взаимного соучастия, и современную индустриаль­ но-капиталистическую, где либерализм и заложенный в нем эгоизм приобрели чудовищные черты отчуждения, презрения к другому, погони за индивидуальным успехом и циничным отношением к цен­ ностям. Старая Англия гибнет перед наступлением Новой Англии, англо-Модерна, к которому сам Диккенс испытывает настоящую не­ нависть и глубокое отвращение. Персонаж романа «Тяжелые времена» Джосайя Баундбери, до­ бившийся богатства, начав свою карьеру с самых низов общества, представляется холодным парвеню, воплощающим в себе безжа­ лостную эксплуатацию рабочих в индустриальном городе Коктаун, описанном как индустриальный ад, где проживают рабочие, назы­ ваемые «Руками» (Hands), поскольку их функции сводятся к выпол­ нению однообразных жестов, обогащающих владельца и позволя­ ющих им влачить и дальше жалкое и безнадежное существование. Гlсихологическая драма «Тяжелых времен», состоящая в отноше­ .liяях между главными персонажами, становится у Диккенса раз- 266 Часть t. Анrлия или Британия вернутым обвинением тому строю, который заменил родину фей и Шекспира, короля Артура и воздушной королевы Девственницы торгово-промышленным механистическим уродством, нищетой, от­ чуждением, погоней за материальным богатством, подлостью, дема­ гогией и распадом. Сквозь эту пустыню еще пробивается дух ста­ рого порядка - любовь, верность, чистота и моральная цельность некоторых персонажей, но необратимое уже произошло: Англия обречена на капитализм и моgернизацию, которые означают ее по­ степенное исчезновение. В своем последнем романе «Наш общий друг» ДИккенс не столь­ ко акцентирует вырождение, сколько воспевает в романтических и сентиментальных тонах последние следы Старой Англии, вопло­ щенные в обаятельных и нежно-юмористических персонажах, со­ четающих иронию героев Пиквикского клуба с психологической глубиной характеров его социальных драм. При этом ДИккенс за­ трагивает философскую тему истока и природы зла: этим истоком для него (как и для Уильяма Блейка) являются gеньги, то есть как раз та инстанция, в которой видели вершину прогресса утилитаристы. Если английские либераль1 воспринимают развитие и прогресс с оптимизмом, то реализм ДИккенса расставляет совсем иные ак­ центы, намного более созвучные консерваторам и традиционали­ стам, подготавливая, как и романы Теккерея, почву для печального декаданса поздневикторианской эпохи. Тонкое очарование декаданса: прерафаэлиты, денди, сатанисты Обратная проекция анrлийскоrо декаданса XIX век в Англии характерен экстенсивным распространением либерализма, капитализма и колониализма, что в интеллектуальной сфере сопровождается экспансией современного научного миро­ воззрения, берущего свои истоки в значительной степени именно в английской среде. Британское Королевское общество в области естественных наук становится эталоном, и на территории конти­ нентальной Европы научные институции - университеты, лабо­ ратории и центры стараются копировать структуру, сложившуюся в Англии еще в XVII веке, а к XIX веку достигшую своего апогея1• В области культуры и искусства эта эмпирически-утилитарная тен­ денция дает, однако, довольно скромное воплощение, и английская культура XIX века находится в очевидном gиссонансе с оптимизмом научного прогресса, колониальной экспансией и бурным промыш­ ленным ростом. Эта культура, скорее, оказывается в положении критической инстанции, подчеркивающей и выделяющей те тен­ денции, которые в общем контексте англо-Модерна являются, ско­ рее, маргинальными и второстепенными. Асимметрия видна уже в традициях ироничного реализма Теккерея и Диккенса, а ранние романтики либо гиперболизируют прогресс, придавая ему диспро­ порционально-революционные (то есть не просто либеральные, а ультралиберальные, либертарианские) черты, либо вообще крити­ куя современность и обращаясь за вдохновением к прошлому. В лю­ бом случае диссонанс между экстенсивным распространением ма­ гистральной версии английского Модерна и его непрямым (подчас обратным) отражением в культуре составляет характерную черту Англии XIX века. При этом следует заметить, что к концу XIX века в Европе, и особенно во Франции и Германии, начинается систем­ lIЫй сдвиг Модерна к его интенсивной фазе, когда носители евро­ пейского Логоса все чаще обращаются к основам метафизики Ново- 1 Latour В. Pandora's Норе: An Essay on the Reality of Science Studies. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1999. го времени с критическим настроем, предлагая либо устранить явно содержащиеся там натяжки и заблуждения, казавшиеся «очевидны­ ми аксиомами» на этапе экстенсивного Модерна, либо вообще осу­ ществить фундаментальный пересмотр всего Модерна, что в полной мере осуществится только в ХХ веке. В Англии ничего подобного не происходит. Англо-Модерн остается доминирующей тенденцией в этой стране вплоть до настоящего времени, а критические тенден­ ции, возобладавшие в Европе, представляются англичанам «экстра­ вагантной блажью», не заслуживающей особого внимания. В ан­ глийской интеллектуальной среде в целом не только не произошло перехода к Постмодерну во второй половине ХХ века и начале XXI, но все обстоит более серьезно - еще в конце XIX века, когда кон­ тинентальная Европа с разных теоретических позиций поставила под вопрос топику Нового времени и ее метафизику (субъект-объ­ ектную пару Декарта - Ньютона), в Англии не было даже намека на подобную критику. Критические тенденции проявлялись не в си­ стемной постановке под вопрос догматов Модерна, а в ироничной отстраненности от общего промышленно-капиталистического либерального энтузиазма отдельных - и чаще всего маргиналь­ ных - течений и групп, что привело к выразительному и ставшему знаменитым (в силу общеевропейского сдвига интереса в сторону интенсивного ревизионизма) явлению английского gекаgанса. Этот английский декаданс наследовал многие черты романтизма, но при этом был довольно самостоятельным направлением, характеризую­ щимся рядом типологических черт: • дендизм, • эстетизм, • перверсии, • оккультизм и сатанизм. Это течение складывалось параллельно ироничному реализ­ му и особенно ярко проявилось к концу XIX века, выдвинув шко­ лы и имена, получившие мировую известность (прерафаэлиты, Дж. Браммел, Дж. Рёскин, У. Пейтер, А Суинберн, О. Уайльд, Т. де Квинси, А Кроули и т.д.). Однако было бы неверным видеть в этих ярких фигурах gyx Англии той эпохи. Этот дух, безусловно, присутствует, но только в чрезвычайно искаженных пропорциях, преломленных спецификой декадентской и довольно маргинальной позицией авторов. Если это и проекция английского общества, то обратная по отношению к тому, как оно само в большинстве своем себя воспринимало. Конечно, и авангардные художественные, и фи- лософские течения континентальной Европы на первых порах, во всяком случае, затрагивали узкие круги интеллектуальной элиты, но там интенсивный Модерн с определенного момента стал gоминиру­ ющей тенgенцией, тогда как в Англии декаданс был и остается экс­ травагантной периферией. Поэтому сами участники декадентских кругов Англии часто осознавали себя носителями скорее континен­ тально-европейской традиции, чувствуя себя в индустриально-бур­ жуазной утилитарно-позитивистской Англии довольно чужеродным элементом. Будучи англичанами по рождению и по духу, эти мыс­ лители и художники принадлежали, скорее, к структурам европей­ ского Логоса и континентального европейского историала периода интенсивного Модерна: в этой континентально-европейской среде они и были более всего оценены и помержаны, тогда как в самой Англии их идеи и визионерские теории большого влияния не имели и на устойчиво либеральную культуру решающего воздействия не оказали. Дендизм: «последний порыв героизма» Одним из характерных явлений конца XVIII - начала XIX века в Англии стал дендизм, от английского слова темного происхожде­ ния dandy, которое изначально означало прекрасно одетого челове­ ка, отличающегося элегантностью, изысканностью манер и полной внутренней раскованностью. Денди противопоставлялись в первую очередь классической буржуазии, «нуворишам» и особенно амери­ канцам, которые в глазах англичан казались воплощением хамства, тупости, бескультурья и неисправимо дурного вкуса. То, что дендизм является не просто модой, но философией, ев­ ропейские мыслители поняли довольно быстро. Так, один из фран­ цузских консерваторов Барбе д'Оревильи, который сам был денди, посвятил феномену дендизма отдельную работу, в центре которой судьба, взгляды и экзистенциальная позиция одного из первых ан­ глийских денди Джорджа Браммела, друга и личного стилиста прин­ ца Уэльского (позднее английского короля Георга IV)1• Барбе д'Оревиль)f так определяет сущность дендизма: Дендизм предпочитает появляться в переходный период, когда демократия еще не всемогуща, а аристократия расша­ тана лишь отчасти. В таком водовороте времени становится 1 Барбе Д'Оревильи Ж.А. Дендизм и Джордж Браммел: Эссе. М.: Независимая газета, 2000. возможным то, что деклассированные, внушающие омерзе­ ние праздные люди, не лишенные все же изначальной силы, приходят к мысли о необходимости создания своего рода но­ вой аристократии, которая будет менее подвержена «разру­ шению», так как основывается на самом драгоценном и не­ истребимом, что не достигается трудом или деньгами, - на дарах неба. Денди - это последний порыв героизма в период заката1• Дендизм, понятый таким образом, есть последний плацдарм кон­ серватизма, стянутый к отдельной личности, отказывающейся от растворения в историческом процессе. При этом такой gенgист­ ский консерватизм не есть инерция, как в случае аристократии, лишь пассивно сдерживающая неизбежный процесс модернизации, стараясь так или иначе адаптироваться к нему (примыкая к либера­ лизму «справа»), но еще и неполноценная Консервативная Револю­ ция (которая в Англии даже в ХХ веке так и не была обозначена), бросающая прямой вызов Новому времени. Это - путь в сторону, под прямым углом к магистральной линии исторического развития. Стилистический эгоцентризм денди не восстает против английско­ го индивидуализма, ни в сторону сверхиндивидуальной религиоз­ ности (традиционализм), ни в сторону социальной справедливости (социализм), но и не принимает его в умеренном либерально-бур­ жуазном позитивистском утилитаризме И. Бентама или в бешеной «плебейской» «борьбе за выживание» Г. Спенсера. Денди не наме­ рен ни с кем сражаться и ничего утверждать, он лишь показывает своей изысканной отстраненностью, что заботы его современников ничтожны и пусты, а сами они механичны, примитивны и бессодер­ жательны в целом - не каждый по отдельности, а все вместе. Денди не отвергают англо-Модерн, они подвергают его «деконструкции», оставляя один на один с пронзительной и довольно трагичной тще­ той. Этот трагизм ярко описан у Барбе д'Оревильи в последних сце­ нах книги, где он живописует плачевный финал Джорджа Брамме­ ла, бывшего когда-то властителем умов Британской Империи и даже всей Европы. Брошенный и забытый всеми старый денди сидит один на стуле в пустой комнате без средств и помержки, бессмысленно уставившись на стену. Он не сражался со своим временем, он траги­ чески и язвительно проживал его ничтожность, пустоту и обречен­ ность. 1 Цит. по: Манн О. Дендизм как консервативная форма жизни // Волшебная Гора. 1998. № 7. Ден№ представляет собой изолированную и отчужденную от общества личность, выступающую как обособленный носитель «со­ знания во зле». ДенМfЗМ отклоняется от общего демократического настроя Нового времени, чужд сциентистскому оптимизму, иро­ нично отстраняется от веры в прогресс и развитие. деН№ вопло­ щает в себе позицию свидетельства об окружающем вырождении и бессмыслице, однако лишенную пророческого негодования или революционного пафоса перемен. Скорее, это осознанная и хорошо отрефлектированная стратегия социального сплина. В отличие от классических аристократов, денди часто происходили из среднего класса, но выступали как его абсолютные социальные и метафизи­ ческие оппоненты, презирая всеми силами души дух предпринима­ тельства, деловую активность, буржуазные привязанности и цен­ ности, манеру вести себя, говорить, одеваться и т.д. Денди культи­ вировали полную сосредоточенность на своем «Я», но в несколько ироничном духе, выступая в чем-то как изломанная и гротескная паро№Я на английский ИН№Видуализм, доведенный до своего край­ него предела. Очень точно и глубоко понял природу дендизма немецкий исто­ рик Отто Манн, который посвятил деН№зму отдельную книгу «Со­ временный деН№» 1• Показательно, что вслед за Барбе д'Оревильи О. Манн также считает, что деНМfЗМ представляет собой именно консервативную философию. Отто Манн подчеркивает мужествен­ ность образа деН№, иногда доходящую до крайности. Дендизм является знаком победительной мужественно­ сти. Браммел придавал особое значение мужскому достоин­ ству2. В XIX веке представление о том, что женщина воплощает в себе природу и естественность, а мужчина - дух и искусство, было рас­ хожим, и денди, равно как и все декаденты, жестко высмеивали ма­ триархальность буржуазного строя, связанного с материей, произ­ водством, биологией, комфортом и гедонизмом, а эти свойства от­ носятся к феминоиднФму циклу. Однако в отношении денди едва ли можно говорить о полноценной аполлонической мужественности, триумфально преодолевающей материю и подчиняющей себе ти­ таническую стихию. При всей своей аффектированной мизогинии денди хрупок и даже женствен, представляя собой скорее траги- Мапп О. Der Dandy. Ein KulturproЫem der Modeme. Heidelberg: Hoof, 1962. 2 Манн О. Дендизм как консервативная форма жизни. 272 Часть 1. Анrлия или Британияf ческую фигуру Аттиса/Адониса, полностью зависящего от всемо­ гущей Великой Матери, в руках которой является лишь игрушкой, но гордо и упрямо - вплоть до трагичности - настаивающей на своей самостоятельности и «суверенной мужественности». В этом смысле уместно было бы вспомнить поэму Шекспира «Венера и Адонис» 1, где главный герой отвергает притязания богини Любви и упорно стремится на охоту, на встречу своей гибели от клыков кабана (символа жреческого начала, Аполлона). Адониса из поэмы Шекспира, перетолковывающего в аполлоническом ключе сюжет о Великой Матери и ее хтоническом отпрыске, сыне/возлюблен­ ном, умирающем и воскресающем как интегральная часть «жен­ ского андрогина» (гинандры Агдитис), можно рассматривать как «первого английского денди». Финальное одиночество Браммеля, как и тюрьма, и грустный конец Уайльда, во многом повторяющий траекторию судьбы Браммеля, - это развязка поэмы Шекспира: «Смерть на охоте». Адонис Шекспира вопреки всем усилиям Венеры его соблазнить, отказывается от отношений с ней, произнося в оправдание своей по­ зиции ряд фундаментальных метафизических тезисов. В частности, он произносит чрезвычайно важную для философии маскулинизма формулу: Не ищи познать меня прежде, чем я сам познаю себя. Before I know myself, seek not to know me. Но познание мужского начала, его свободного «Я» бесконечно. В случае аполлонизма или апофатического дионисийства оно ухо­ дит в трансцендентные горизонты, где сталкивается с миграциями по небесным иерархиям и архетипам вплоть до апофатического Еди­ ного (радикальный субъект и человек апофатический2). Попытка же познания Венерой мужского начала прежgе познания им само­ го себя означает как раз фундаментальный жест Великой Матери, которая вообще не собирается и не способна познавать мужчину, но лишь видит в нем, как в зеркале (поэтому зеркало один из глав­ ных атрибутов Кибелы), бездну своей неудовлетворенности. В этом случае «Я» мужчины, по сути, сводится к материи и лишенности, то есть к «Я» (а точнее, его отсутствию) женщины (негативный субъект Сартра и французского постмодернизма3). 1 Shakespeare W. Venus andAdonis. N.Y.; London: W. W. Norton, 1937. 2 Дугин А. Г. Ноомахия. Германской Логос. Человек апофатический. 3 Дугин А. Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. При всем стремлении переработать тему Адониса в аполлони­ ческом стиле дендизм сохраняет неразрывную связь с фатализмом большого феминоидного мифа: денди ускользает от царства Вели­ кой Матери (англо-Модерна и либерально-буржуазного индустри­ ального Модерна в целом), но это бегство условно и несет в себе поражение - мир материальной буржуазной похоти остается тор­ жествующим и всемогущим, а судьбой бросающего ему вызов ма­ ленького солнечного мужчины в изысканном сюртуке и с шейным платком вместо галстука становится переломленный хребет, атаки насекомых кредиторов и ледяные тиски механического обществен­ ного мнения. Денди все же не Аполлон, он - Адонис, но в его без­ надежно героическом восстании против своей собственной феми­ ноидной сущности. Поэтому не случайно развитие этой темы ден­ ди-Адониса в дальнейшем приводит к доминации гомороэтической линии (Уайльд, Суинбёрн и т.д.), также представляющей собой па­ родийный «аполлонизм». Джон Рёскин: «готический социализм» и Афина в сердце Другой линией английской критически отстраненной культуры в XIX веке был чистый эстетизм, представленный двумя ярчайшими фигурами - шотландским поэтом, критиком и художником Джо­ ном Рёскиным и эссеистом и критиком Уолтером Пейтером. Оба они были близки к кружку прерафаэлитов, исповедовавших сход­ ные эстетические воззрения. Джон Рёскин1 (1819-1900) выстроил свои концепции эстетики, в прямой противоположности доминирующему в его время утили­ тарно-индустриальному стилю - в архитектуре, моде, повседнев­ ной жизни, речи и т.д. С его точки зрения, образцом для подражания должен являться готический стиль раннего Ренессанса, а также эта­ лоны Средневековья, считавшиеся Рёскиным высшим выражением европейской культуры, которой Англии, как европейской стране, и надо было следовать, не сворачивая в буржуазную либеральную бездну безвкусицы и те:х'нологического примитива. Рёскин видел в Средневековье и в готике не только образцы для подражания, но и отражение гармоничного и подлинно духовного христианского общества, еще не испорченного натурализмом и эго­ измом последующих поколений мастеров Возрождения. Ранний Ренессанс в своих архитектурных строениях и произведениях жи- 1 РёскинДж. Лекции об искусстве. М.: Б.С.Г.-Пресс, 2006. вописи создавал, по Рёскину, высшие образцы эстетически-этиче­ ского начала, доступные не только аристократическим классам, но и всему народу, включая крестьян и ремесленников, которые всту­ пали в зону прекрасного и возвышенного, в частности, на церков­ ных службах в готических соборах, построенных и украшенных ге­ ниальными и изысканными творцами. По Рёскину, самое страшное в Модерне состоит в разделении общества по материальному при­ знаку, когда буржуазия получает доступ к искусству, образованию и возможности занятия умственным трудом (хотя и подстраивает все это под свои неглубокие критерии и материальные интересы), а широкие народные массы прозябают в нищете и невежестве в сти­ хии однообразного чисто механического бесчеловечного труда. В та­ кой ситуации верхи презирают низы, а низы завидуют верхам, при отсутствии общей эстетико-культурной и моральной инстанции, которая в эпоху готики воплощалась в христианстве и его высших художественных достижениях. Рёскин был глубоким знатоком эллинской мифологии и с боль­ шим вниманием относился к ее структурам. В частности, в своем уникальном произведении «Прозерпина: исследование цветов, ра­ стущих вдоль дороги» 1 Рёскин разбирает названия цветов в их связи с персонажами греческой мифологии и этимологией их названий, а также анализирует эстетические параметры - лепестков, корней, стеблей, листьев, бутонов каждого растения, сопоставляя их с раз­ личными архитектурными фигурами и живописными приемами, включая цветовые гаммы и сочетания. Мифологии фигуры Афины Паллады посвящена книга Джона Рёскина «Царица Воздухов»2, состоящая из трех частей: «Афина в небесах», «Афина на земле» и «Афина в сердце». Рёскин дает та­ кую экспозицию образа Афины, которая проливает свет на понима­ ние онтологии эллинских богов если не в самой Древней Греции, то как минимум в Европе периода Возрождения, когда интерес к дохри­ стианской традиции Запада, и в первую очередь к Древней Греции, вспыхнул с новой силой, хотя, строго говоря, он до конца не исчезал вообще никогда - с первых веков христианства до самого поздне­ го Средневековья. То, как Джон Рёскин интерпретировал миф и его персонажей, показывает особый настрой романтизма и специфиче­ ского европейского идеализма, в котором тесно переплелись хри- 1 Ruskin J. Proserpina: Studies of Wayside Flowers, While the Air was Yet Pure Among the Alps, and in the Scotland and England Which Му Father Knew. N.Y.: John Wiley & Sons, 1888. 2 Ruskin J. The Queen of the Air. N.Y.: Meynard, Merill & Со, 1893. стианская традиция, выступающая постоянной референтной базой для герменевтики и (имплицитных и эксплицитных) аллюзий, фраг­ менты античного политеизма и современные научные и философ­ ские знания относительно психологии, ботаники, физиологии, ми­ нералогии, атмосферных явлений и т.д. Во Вселенной Рёскина Афи­ на представляет собой живой гештальт, фундаментальную фонему пластичной метафизики. Это одновременно: • участница множества мифологических сюжетов, каждый из ко- торых открывает ту или иную сторону ее аксиального смысла; • серия семантически связанных природных явлений; • имя для этических и эстетических комплексов; • моральная добродетель; • философский принцип; • состояние души; • покровительница профессий, ремесел и искусств; • и наконец, тонкое пронзительно ощущаемое присутствие, ко­ торое за неимением какого-то иного слова было названо все­ ми теми, кто его хоть однажды переживал, Афиной Палладой. Афина - это фигура сознания, физического мира, особого вдох­ новения и своей собственной эпифании: • в воздухе (который, по Рёскину, является ее органической сти­ хией), где она воплощена в животворящем северном ветре; • на земле, где она представляет собой жизненную силу бурно растущих организмов, и в первую очередь цветов; • и в сердце, в душе, где она организует тонкие структуры воли и воображения человека. Греки, по Рёскину, были человечеством Афины, и их культура, лежащая в основе европейского Логоса, изначально склаgывалась во­ круг ее эпифании, вокруг ее гештальта. Именно это «человечество Афины» Рёскин и предлагает взять за вечный образец того общества и той культуры, которуiо европейцы должны строить в будущем, вместо хтонического титанического кошмара, полностью утратив­ шего всякое изящество и всякую духовную добродетель, в который Европа, и в первую очередь Англия, превратились в XIX веке. Но на­ стоящим ужасом, где человек теряет всякое сходство со своим ар­ хетипом, для Рёскина были американцы, в компании которых ему однаждь1 случилось путешествовать по древним священным местам Сицилии, после чего, близко познакомившись с их низменными привычками и бессмысленными интересами, он их по-настоящему возненавидел1• Беспощадная критика капитализма и стремление изменить поло­ жение дел в обществе привели Рёскина на позиции христианского социализма, что выразилось в издании им в 1871-1884 годах специ­ ального журнала Fors Clavigera, обращенного к трудящимся Англии и ставящего своей целью поднять их культурный и эстетический уро­ вень. При этом Рёскин на основании своих историко-эстетических воззрений сформулировал развернутую политэкономическую тео­ рию, прямо противоположную либерализму. Причем его оппозиция либерализму затрагивала не только практические выводы, но и его метафизические основания, что делает значение Рёскина еще более принципиальным, ведь его критика капиталистического буржуазного англо-Модерна шла изнутри самого английского общества. Рёскин отказывается с самого начала брать фигуру буржуа как универсальный норматив, тем самым подрывая на корню классовую антропологию либерализма. Вместо этого он утверждает версию своего рода «готического социализма», где духовные идеалы сред­ невекового рыцарства сочетаются с этикой общинного труда - на земле или в городских цеховых ремесленных объединениях, брат­ ствах. Союз аристократа духа с человеком труда лежит в основе альтернативной буржуазии социально-политической программы, сформулированной Рёскиным и разделяемой в целом прерафаэли­ тами и Уайльдом. Если в ранних работах Рёскин подверг детально­ му пересмотру главенствующие в Англии XIX века эстетические воззрения, в поздние периоды он осуществил радикальную реви­ зию либеральной политэкономии, разработав развернутую кри­ тику воззрений Иеремии Бентама, Джона Стюарта Милля, Адама Смита, Дэвида Рикардо и Томаса Мальтуса. Рёскин объединил свои тексты, посвященные политической экономии, в книге «Работники последнего часа»2 (из 4 эссе), где с опорой на евангельскую притчу о распределении результатов труда между теми, кто работал весь день, и теми, кто подоспел к концу рабочего дня, выстроил модель солиgарного общества, чья хозяйственная деятельность основана на единстве, духе и уважении к природе, в полной противоположности нормативам хищнической эксплуатации людей и ресурсов, как глав­ ной стратегии классического капитализма. Джон Рёскин считается не только одним из первых создателей социальной политэкономии, 1 Ruskin J. The Queen of the Air. Р. XI - XII. 2 Ruskin J. Unto This Last and Other Writings. London: Penguin, 1997. но и предшественником экологических движений1• Рёскин прежде других в истории экономической мысли выступил жестко против принципа «разgеления mpyga,, как главной операции по отчуждению труженика от продуктов его работы. Отталкиваясь от идей Платона, Рёскин рассматривал домохозяйство и его экономическую деятель­ ность не как поиск максимального обогащения, но как gуховное об­ щинное творчество, вдохновленное заботой всех обо всех и подчас требующее самопожертвования. Показательно, что экономические тексты Рёскина были чрез­ вычайно популярны в Индии в период борьбы за независимость и стали основой социально-политических взглядов Махатмы Ганди. Ганди опубликовал перевод «Работников последнего часа» на язык гуджарати, а его индийское название «Сарводайя», дословно «Бла­ го для всех», стало нарицательным понятием для определения выс­ шей цели экономики индийского общества после его освобождения от британского владычества. Кроме того, взгляды Рёскина были взяты на вооружение английскими лейбористами, в частности эко­ номистом fvк..Э. Хобсоном (1858-1940), в начале ХХ века и в этой среде стали одной из главных концептуальных линий, предопреде­ ливших идейные ориентиры этой партии. При этом социализм Рёскина оставался консервативным, а са­ мого себя Рёскин причислял к традиционалистам и тори, выступая против эгалитаризма, но полагая, что иерархия в обществе не долж­ на строиться на абсолютизации имущественного принципа и уж тем более на успехе в материальных начинаниях. Стремясь воплотить свои идеи на практике, Рёскин создал «Сельскую Гильдию Св. Георгия» как подражание готическим орга­ низациям «компаньонов», которая занималась аграрным трудом, са­ мообразованием на принципах солидарности и взаимопомощи. Эта гильдия как небольшая благотворительная организация существует в Англии вплоть до сего времени. Уолтер Пейтер: моментальный субъект Другим крупнейшйм теоретиком и идеологом эстетизма наря­ ду с Рёскиным был критик и эссеист Уолтер Пейтер2 (1839-1894). 1 Текст Рёскина «Штормовое облако XIX столетия» считается одним из первых, если не первым программным экологическим текстом. RuskinJ. The Storm-Cloud of the Nineteenth Century. Manchester: Manchester University Press, 1995. 2 Патер У. Ренессанс. Очерки искусства и поэзии. М.: Изд. дом Международно­ го университета в Москве, 2006. Если для Рёскина искусство было частью общего целостного движе­ ния человека к смыслу, включающего в себя и онтологию, и мораль, и политику, и социальную справедливость, то Пейтер, как и немец­ кий композитор и теоретик искусства Вагнер, выделял эстетику в са­ мостоятельную и самодовлеющую сферу. Тем самым то, что у Рёски­ на было интегральным мировоззрением, у Пейтера представляло со­ бой автономную область эстетического, распространенного на все остальные сферы. Однако эта абсолютизация эстетического стала у Пейтера фундаментом особой метафизики. Начиная с вниматель­ ного погружения в сферу искусства, изучая полотна гениев раннего Возрождения - Да Винчи, Микеланджело и Боттичелли (ставшего знаменитым в Англии именно благодаря серии посвященных его картинам эссе Пейтера) - Пейтер пришел к философской теории «потока» (flux), которая и стала структурой его панэстетических взглядов. Смысл искусства, по Пейтеру, состоит в том, чтобы материя была полностью поgчинена форме, и тем самым произведение ис­ кусства становилось бы чистой формой. Идеалом этого является му­ зыка, где форма и содержание совпадают; остальные же искусства лишь стремятся приблизиться к абсолютности музыки. Музыка есть параgигма потока, но не простого и нечленораздельного, а темпери­ рованного, обработанного, проживаемого и осмысляемого, вопло­ щающегося во вспышке эстетического восторга. По Пейтеру, вся природа состоит из вихрей, стремительного потока частиц, собира­ ющегося в узлы и снова рассеивающегося. Мышление есть также поток, вихрь, причем еще более быстрый и стремительный, состоя­ щий из мыслей, ощущений, чувств, эмоций, образов, символов и т.д. Вихри сознания сходятся, образуя фигуры и порождая вспышки прозрений или высокий накал эмоций, а затем рассеиваются снова. Раз так устроен мир, рассуждает Пейтер, то тщетно стремиться во­ плотить его потоки в нечто неизменное, постоянное и нормативное. Все равно все рассеется и растворится - в телах и душах. Поэтому следует сосредоточиться на наиболее выразительных моментах, не тщясь увековечить или продлить их, но проживая их полноту в мак­ симально интенсивном, хотя и конечном, даже кратковременном опыте. Человек не должен идти против природы вихря, он должен учиться выделять наиболее насыщенные красотой экзистенциаль­ ные фрагменты - выражения лица, жест, деталь пейзажа, гармо­ ничные звуки - и максимально открыто и полно отдаваться их са­ мореферентному обаянию. Пейтер выражал это в афористических максимах своей эстетической программы, представленной в «За­ ключении» к его ранней работе «Очерки по истории Ренессанса»: Не результат опыта, но сам опыт есть наша цель. Нам даны считанное число импульсов вариативной, драматиче­ ской жизни. И как нам увидеть в них то, что мы должны были бы в них увидеть с помощью самых уточненных чувств? Как стремительно нам следует перемещаться из точки в точку, чтобы всегда оставаться в фокусе, где максимум жизненных сил объединяется в своей чистой энергии? Всегда гореть этим твердым, похожим на гемму пламе­ нем, померживая эту экстатику, - вот что такое жизненный успех. Not the fruit of experience, but experience itself is the end. А counted number of pulses only is given to us of а variegated, dramatic life. How may we see in them all that is to Ье seen in them Ьу the finest senses? How can we pass most swiftly from point to point, and Ье present always at the focus where the greatest number of vital forces unite in their purest energy? То bum always with this hard, gem-like flame, to maintain this ecstasy, is success in life1• В этих пассажах, выражающих саму сущность эстетической философии Пейтера, причудливо сочетаются между собой плато­ низм с его онтологией прекрасного (объемно и исчерпывающе из­ ложенной в диалоге «Пир») и специфический английский эмпиризм и сенсуализм, но только полностью лишенные своей утилитарной подоплеки. Это - романтизм, доведенный до своей предельной схематичности и освобожденный от сложных и подчас навязчивых сюжетов. Пейтер воспевает экстатический момент, позволяющий продлить жизнь как интервал между двумя бесконечными перио­ дами несуществования - до пробуждения в человеке духа и созна­ ния и после его физической смерти или полного увядания. Жизнь и так коротка: чем больше мы будем проживать наличествующих в ней эстетических (экстатических) моментов, тем она будет полнее и совершеннее - дольше, выше и глубже. Но это и есть, по Пейте­ ру, цель: жить интенсивно, полноценно проживать яркие вспыш­ ки чувств, тонкие переливы образов, изящные жесты, субтильные тона искусства, насыщенные гаммой переживаний пейзажи, вызы­ вающие экстатический восторг сознания философские системы. Даже религиозный опыт для Пейтера становится ценным и важным, когда обращает нас в вихрь высокого напряжения душевных сил - 1 Pater W. Studies in the History of the Renaissance. London: Macmillan and Со, 1873. Р. 210. неважно, в ужасе или блаженстве, в страдании или наслаждении. Жизнь прекрасна, но лишь в том смысле, что все то, что не прекрас­ но, не есть жизнь. Отсюда полное подчинение эстетике и морально­ го и рационального принципов. Хорошо то, что прекрасно. И gаже истинно то, что прекрасно. А если это так, то искусство, которое занимается и интересуется только красотой, становится наиболее полноценной формой жизни, наиболее жизненной ее формой. Завершает свой программный текст, ставший квинтэссенцией воззрений прерафаэлитов, а позднее Оскара Уайльда, Обри Бердсли и т.д., Пейтер следующими чеканными фразами: Отлично! Мы все обречены, как говорит Виктор Гюго: «Люди все есть приговоренные к смерти с отсроченным приведением приговора в исполнение». Все что у нас есть - интервал, а потом наше место больше нас не узнает. Кто-то проводит этот интервал в вялости, другие - в высоких стра­ стях, но мудрейшие - в искусстве и пении. Наш единствен­ ный шанс растянуть этот интервал, получив как можно больше биений пульса как это только возможно в ограни­ ченное время. Высокие страсти немедленно сообщают че­ ловеку смысл жизни, экстаз или терпкую горечь любви, по­ литический или религиозный энтузиазм, равно как и «одер­ жимость гуманностью». Только убедитесь прежде всего, что это именно страсть, что дает вам этот плод ускоренной, ум­ ноженной осознанности. Больше всего мудрости, поэтиче­ ской страсти, жажды красоты содержится в любви к искус­ ству ради искусства; так как только искусство идет к тебе, честно провозглашая, что не даст тебе ничего, кроме высше­ го качества преходящих мгновений и лишь ради самих этих мгновений». Well, we are all condamnes, as Victor Hugo says: «les hommes sont tous condamnes а morte avec des sursis indifinis». We have an interval, and then our place knows us no more. Some spend this interval in listlessness, some in high passions, the wisest in art and song. For our one chance is in expanding that interval, in getting as many pulsations as possiЫe into the given time. High passions give one this quickened sense of life, ecstasy and sorrow of love, political or religious enthusiasm, or the enthusiasm of humanity. Only, Ье sure it is passion, that it does yield you this fruit of а quickened, multiplied consciousness. Of this wisdom, the poetic passion, the desire of beauty, the love of art for art's sake has most; for art comes to you professing frankly to give nothing but the highest quality to your moments as they pass, and simply for those moments' sake1• Эстетическая метафизика Пейтера может показаться на пер­ вый взгляд «субъективной», поскольку сам он постоянно подчер­ кивает, что прежде, чем познать вещь, необходимо сформировать впечатление о ней, а оно с необходимостью окрашено всем пото­ ком жизненных вихрей и не может быть «нейтральным», тем более если мы познаем вещи, которые не нейтральны (то есть не безраз­ личны!) нам. Но субъективность рассеивается, если мы признаем онтологию красоты, проблематику вертикального вечного изме­ рения мгновения и ту трактовку аффектов, которую дает Шеллинг и позднее развивает Хайдеггер, отталкиваясь от Шеллинга. Шел­ линг обращал внимание на то, что часто считается, будто смерт­ ные и подверженные страстям люди наделяют в мифах и религиях этими же свойствами (страстями) богов. Но Шеллинг предлагает посмотреть на эту проблему иначе: а вдруг, напротив, боги наделя­ ют отблесками своих божественных страстей людей, и через эти отблески люди только и способны, пусть на почтительном расстоя­ нии, но все же приблизиться к экзистенции легких богов... И ко­ нечно, сразу же приходит на ум «страдающий бог» - Дионис, чья божественность не исключает страсти и смерти, преходящести и трагизма, но включает в себя все это, обожая земные стихии сво­ им присутствием. Эстетизм Пейтера вполне можно истолковать и таким дионисийским образом. В этом случае «субъект» станет столь же потоковым понятием, как и сама жизнь: не нечто инди­ видуально константное и раз и навсегда положенное между двумя моментами небытия, ограничивающими субъекта в прошлом и бу­ дущем, но вихревое, игровое, страстное, постоянно изменяющееся исступленное сосредоточение жизни, ее момент. Такой субъект - при всей своей эфемерности и моментальности - становится безусловным и устойчивым, даже в чем-то универсальным, так как объединяет отдельные разрозненные атомарные существа общей стихией огненной жизни. Прерафаэлиты: лицо Бога смерти Джон Рёскин и Уолтер Пейтер оказали огромное влияние на группу художников, поэтов и интеллектуалов, которая полу- 1 Раtет W. Studies in the History of the Renaissance. Р. 212-213. чила обобщающее название «прерафаэлиты», поскольку они восхищались искусством Средневековья, готики и раннего Воз­ рождения go Рафаэля. Только после Рафаэля, как они полагали вслед за Рёскиным, искусство стало приобретать натуралистиче­ ские и индивидуалистические черты, воплощающие собой пере­ ход к Модерну. Модерн же прерафаэлиты тотально отвергали, и в этой радикальной неприязни к современности, буржуазности и индустриальной эпохе легко увидеть то общее, что связывает всех деятелей английского декаданса. Это - декаданс вgвойне: во-первых, утверждается, что Модерн и есть эпоха упадка, то есть декаданс, и за ее оптимистическими масками скрывается дьявол, смерть и отчуждение, а во-вторых, вскрытие этого упад­ ка и сравнение с прошлыми эпохами не способно подняться до уровня симметричного ответа или революции; художникам оста­ ется только горько сожалеть о существующем положении дел, яз­ вительно отвергать обывателей и толпу, бежать и скрываться от мира в область грезы, фантазии, эстетической иллюзии, а подчас и перверсий, алкоголя и психотропных веществ. Декаденты ви­ дели декаданс в современной им Англии, а сама эта Англия ли­ цезрела декаданс в них самих. Так, рефлексия становилась двой­ ной и обратной. Основу «Братства прерафаэлитов» составили поэт и живопи­ сец Данте Габриэль Россетти (1828-1882), художники Уильям Хол­ ман Хант (1827-1910) и Джон Эверетт Милле (1829-1896). Данте Габриэль Россетти начал с переводов «Новой жизни» Данте на английский язык. Цикл Данте и «Смерть короля Артура» Томаса Мэлори стали главными эстетико-философскими ориенти­ рами его творчества. Многие полотна и акварели Россетти пред­ ставляли собой иллюстрации к мифам и средневековым сюжетам, и даже библейские мотивы он старался стилизовать под средневе­ ковые иллюстрации, добиваясь цветового сходства и воспроизво­ дя стиль. Вместе с тем Данте Габриэль Россетти использовал нова­ торские художественные техники, вплоть до появившейся в кон­ це XIX века в Англии фотографии. Основная идеология Россетти и прерафаэлитов в целом строи­ лась на преемственности глубинной англо-британской идентично­ сти, мифологические и религиозные основы которой стали в цен­ тре их творчества. Вместе с тем они ориентировались на Шекспира, романтиков - особенно Кольриджа и Китса, первыми признали значение Блейка, а теоретические основы их течения сформули­ ровали Рёскин и Пейтер, сразу же поддержавшие это направление своими публикациями и эссе. Работы Уильяма Холмана Ханта, друга Данте Габриэля Россет­ ти, выдержанные в общей для прерафаэлитов манере с повышен­ ным вниманиям к деталям, освещению, особой цветовой гаммой и манерой письма, часто более чем у других художников этого те­ чения были обращены к христианских мотивам. Картина Ханта «Свет Миру», изображающая Христа, стоящего у двери челове­ ческой души в ночи в лунном нимбе, современниками Ханта была воспринята как активная, радикальная пропаганда католичества и призыв к реставрации средневекового мистического духа. Вме­ сте с тем это же полотно, живописующее Христа в совершенно неожиданной и нетипичной манере, с проникновенным и благого­ вейным, но новаторским стилем, считается одним из самых ран­ них образцов художественного авангарда, предвосхищающего эстетику европейских символистов. Чтобы понять другие стороны прерафаэлитов, - их депрессив­ ность, склонность к психоделикам, бурные и трагичные отноше­ ния с женщинами, иногда выходящие далеко за рамки общепри­ нятой в английском обществе викторианской эпохи морали, их подверженность галлюцинациям (особенно в случае Данте Габри­ эля Россетти) и экстравагантные поступки (так, Россетти произвел эксгумацию своей жены и модели Элизабет Сиддал через год по­ сле похорон, чтобы извлечь из гроба брошенные туда на похоронах стихи, кроме того, он завел впервые в истории Англии домашнего вамбата, затем ламу и тукана и т.д.), - следует обратить внимание на полную противоположность их ориентиров, идеалов и ценно­ стей тем, что царили в то время в Англии. Доминирующей линией был утилитаризм, капитализм, торговля, промышленность, тех­ ническое и научное развитие, культ Модерна и индивидуализма. При этом именно эти тенденции преобладали в обществе как не­ что само собой разумеющееся, и на этом фоне прерафаэлиты вы­ глядели предельной экзотикой, лунатическим видением, обратной галлюцинацией. Многие ценители творчества Россетти и Ханта, скупавшие их картины, признавались, что испытывают к ним от­ вращение, но в этом и"'состояла их притягательность. Англо-Моgерн виgел в gекаgентах свою антитезу, но в силу демократической ориентации предпочитал не просто уничтожать или запрещать ее, но интегрировать ее на правах безобидного в целом эксцентрично­ го жеста в поле культуры. Этот гротескный фон, сопровождавший прерафаэлитов, не де­ лал, однако, их движение менее серьезным и трагичным. Отсюда традиционная для романтиков тема «сознания во зле», пробужде­ ния во сне, восстание посреди смерти. Центральность фигуры «Бога смерти» в творчестве прерафаэ­ литов эксплицитно описана у Данте Габриеля Россетти в его соне­ тах из цикла «Дом Жизни». Дом Жизни: 66. Сердце Ночи От ребенка до юноши, от юноши до твердого мужчины; От летаргии до сердечной лихорадки; От верной жизни до разрозненных дней, остаточно наделенных снами; От уверенности к сомнению; от сомне­ ния к краю проклятия; Так много изменений пробегает в од­ ном стремительном цикле Вплоть до настоящего момента. Увы, душа! - как скоро ей придется принять ее изначальное бессмертие, - возьмет ли плоть свой прах опять, откуда она и возникла? Бог труда и мира! Бог жизни! О Бог, ужасный! Бог воли! Пусть позд­ но, но Все же обнови эту душу должным дыха­ нием: Так чтобы когда мир надежно сбережен от бойни, Труд восстановлен, воля возрождена, Душа смогла бы увидеть твое лицо, О Бог смерти! The House of Life: 66. Тhе Heart of the Night From child to youth; from youth to ardu­ ous man; From lethargy to fever of the·heart; From faithful life to dream-dower'd days apart; From trust to douЬt; from douЬt to brink ofban; Тhus much of change in one swift cycle ran Till now. Alas, the soul! - how soon must she Accept her primal immortality, - The flesh resume its dust whence it began? Lord of work and реасе! О Lord of life! О Lord, the awful Lord ofwill! though late, Even yet renew this soul with duteous breath: Тhat when the реасе is garner'd in from strife, Тhе work retriev'd, the will regenerate, Тhis soul may see thy face, О Lord of death!' В сердце ночи поэт обращается к Богу смерти, чьи лицо бесстраш­ но стремится разглядеть. В этом кульминация эстетики Пейтера, призывающего проживать с максимальной насыщенной интенсив­ ностью не столько моменты жизни, но жизнь как момент, в который включена вся она целиком. Таким моментом может быть только мо­ мент смерти, как кульминации жизни. Сам Данте Габриэль Россетти называл это «моментом моментов» и посвящал циклы своих сонетов именно ему. «Дом Жизни», таким образом, это цепь ярких вспышек пронзительного переживания экзистенции, кульминацией которой 1 Rossetti Dante G. Ballads and Sonnets. London: Ellis and White, 1881. является Дом Смерти. И не случайно Россетти посвящает этот цикл умершей (от смертельной дозы лауданума) жене. Томас де Квинси: великое могущество галлюцинаций Теневая и галлюцинативная сторона декадентской культуры ярко воплощена в творчестве шотландского писателя Томаса де Квинси (1785-1859), самым известным произведением которого является «Исповедь англичанина, любителя опиума»1, хотя он писал сочине­ ния на самые различные темы - от философии и теории искусства до политической экономии. В юности де Квинси пережил нищету, был вынужден бедствовать и скитаться. В тот же период он познакомился с выдающимися английскими романтиками Кольриджем и Вордсвор­ том, которые немного помогли ему свести концы с концами. В произведениях де Квинси очень трудно отличить изысканный английский юмор и полную искренность. В частности, огромную по­ пулярность в свое время приобрел его текст «Убийство как одно из изящных искусств»2, где строго определить пропорции между пер­ вым и вторым чрезвычайно трудно, и в этом состоит его декадент­ ское обаяние. По своим политическим взглядам де Квинси был реакционером, принадлежал к крайне правому флангу консерваторов. При этом его проза и его идеи вообще не могут квалифицироваться в общеприня­ той системе координат: де Квинси в мыслях, наркотических виде­ ниях, снах, творческом вдохновении созерцает миры и структуры, пересекающиеся с современной ему Англией, ее обществом и даже с ее историей и культурой лишь эпизоgически, когда в своих блужда­ ниях по лабиринтам утонченных метафизических галлюцинаций, уходящих в разновекторные и разнонаправленные бесконечности, случайно оказывается в знакомом месте и привычном времени. Но это длится не долго, и профессиональный сновидец снова погружает­ ся в многоуровневые этажи палимпсеста своей души, помнящей так много, что кажется, что она помнит вообще все - и то, что она видела, и даже то, что она никогда не видела и о чем никогда не думала. В своей повести «Исповедь англичанина, любителя опиума» де Квинси описывает то, каким образом развивается его погружение во Вселенную опиума, меняющее все его существование. Особенно показательно и ярко описан баланс яви и сновидений. Эти свиде- 1 Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. М.: Ладомир; Наука, 2000. 2 Там же. С. 184-186. тельства стали бесценным материалом для психоанализа, особенно для психологии глубин К. Г. Юнга. Де Квинси делит структуру свое­ го опыта на четыре фазы. 1. По мере того как росла художественная сила зрения, в моем мозгу возникало согласие между состоянием бдения и сна, а именно: видения, которые я вызывал и сознательно чертил на фоне тьмы, легко переселялись и в сны мои; даже страшно мне было пользоваться этой новою способностью, ибо, подобно Мидасу, обращавшему все в золото, которое, од­ нако, разрушало его надежды и обманывало его желания, я, едва помыслив в темноте о чем-то доступном зрению, тотчас обретал его как видимый призрак; и с той же неизбежностью видения эти, единожды наметившись бледными очертаниями, прояснялись, словно бы симпатические чернила под действием химии моих грез, и истязали сердце невыносимой своей пыш­ ностью1. Здесь мы видим, что де Квинси сталкивается со стихией «ак­ тивного воображения». Классическая теория воображения, ве­ дущая свое начало еще от Платона и окончательно оформленная в схоластике, утверждает, что образ, или фантазм, возникает как продукт восприятия душой внешнего объекта, то есть имеет пас­ сивную, отражающую природу. Сам же образ является самостоя­ тельным лишь условно, становясь тем ментальным материалом, который хранится в памяти и с которым в дальнейшем оперирует рассудок. Однако уже в древности, и в частности у неоплатоника Синезия (370-412 от Р.Х.)2, была предложена и альтернативная точка зрения, согласно которой именно душа создает образы, а они затем проецируются на внешний мир, предопределяя семантиче­ скую структуру воспринимаемого. Сам Синезий, который одним из первых сформулировал теорию «активного воображения», полагал, что следует толковать не сны как провозвестие событий бодрствования, а, напротив, события бодрствования поясняют нам определенные детали и смыслы того, что происходит с нами во сне. При этом он рекомендовал философам вести не дневники, а «ноч­ ники», чтобы тщательно записывать, а затем анализировать то, что они видели во сне, так как это и есть главное, что надо созерцать и о чем следует размышлять. 1 Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. С. 103- 104. 2 Синезий Киренский. Трактаты и гимны. СПб.: «Свое издательство», 2012. Как мы видим, де Квинси - правда, с помощью опиума, который в то время в Англии использовался как обычное и доступное всем лекарственное средство, - открыл ту же закономерность: опреде­ ленные способности души могут быть активированы для того, что­ бы проецировать на условный экран структуры сознания - во сне и наяву. Далее де Квинси останавливается на тяжелом психологическом эффекте, который сопровождал его опыты. 2. Все эти перемены в моих сновидениях сопровождались такой глубокой тревогою и мрачной меланхолией, какую сло­ вами не выразить. Всякую ночь, казалось, сходил я (и сие не метафора) в пропасти и темные бездны, в глубины, что глуб­ же всякой глубины, сходил без всякой надежды возвратить­ ся. Ощущения, будто я возвратился, у меня не было, даже когда я просыпался. Однако не стану на этом задерживать­ ся; вызванное роскошным зрелищем печальное состояние постепенно доходило до мрачного отчаяния, перед которым слово бессильно1• В алхимическом Великом Делании эта меланхолическая фаза нисхождения описывается как nigredo, работа-в-черном. Когда душа отдает себе отчет в своем могуществе, первое, с чем она стал­ кивается, это ее наиболее внешние слои, где сосредоточены страсти, материальные импульсы, одним словом, «внутренний ад». Настаивая на продолжении экспериментов с «активным вооб­ ражением», де Квинси обнаруживает субъективный характер того, что Кант называл «априорными формами чувственности», причем радикальность опыта демонстрирует наглядно, что это свойство не только времени (что признавали некоторые философы, представи­ тели субъективного идеализма), но и пространства. Указание на это «духовное пространство», spessitudo spiritualis мы находим у кем­ бриджского платоника Генри Мора. 3. Чувство пространства, а в конце концов и чувство времени были сильно нарушены. Строения, пейзажи пред­ ставлялись мне столь безмерными, что глаз мой отказывал­ ся их воспринимать. Пространство разрасталось и распро­ странялось до бесконечности неизъяснимой. Сие, однако, беспокоило меня гораздо меньше, чем неимоверное растя- 1 Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. С. 104. жение времени: порою мне казалось, что в единую ночь жил я до семидесяти, а то и до ста лет; более того, иногда у меня было чувство, будто за это время миновало тысяче­ летие или, во всяком случае, срок за пределами человече­ ского опыта1• В четвертом пункте де Квинси в сжатом виде излагает свою тео­ рию сознания как палимпсеста, на который нанесены множествен­ ные слои текстов и изображений, давно ликвидированные на пер­ вый взгляд, но различимые при более внимательном и пристальном рассмотрении. Визионерский опыт позволяет вскрыть эти никуда не пропавшие слои памяти, которые - после того как относительность времени постигнута экспериментальным образом - оказываются снова доступными. Эта тема близка к разнообразным техникам «ис­ кусства памяти», которая активно исследовалась как раз представи­ телями «розенкрейцерского просвещения». Способность развивать возможности памяти через пространственные репрезентации была одним из ключевых моментов тех течений, которыми приоритетно занималась Фрэнсис Йейтс2 4. Мельчайшие события детства, позабытые сценки более поздних лет нередко оживали; нельзя сказать, чтоб я помнил их, ибо если бы мне рассказали о них в часы бодрствования, я бы не узнал в них частицу прошлого опыта. Но когда они представали предо мною в снах, подобных прозрению, и со­ провождались множеством мимолетных обстоятельств и свя­ занных с ними чувств, я узнавал их мгновенно. Раз я слышал от близкой родственницы рассказ о том, как она, ребенком, упала в реку: находясь на краю гибели (к счастью, должная помощь была оказана ей вовремя), она увидела в единый миг, словно в зеркале, всю жизнь свою в мельчайших как бы остановившихся подробностях, и у нее внезапно возник­ ла способность понимать как целое, так и каждую его часть. Этому я могу поверить, исходя из собственного опыта сопи­ умом, и дважды встречал подобные утверждения в новейших книгах, где они сопровождались замечанием, правдивость коего для меня несомненна: оно гласит, что страшная книга Судного дня в Священном Писании есть не что иное, как со­ знание каждого из нас. В одном, по крайней мере, я уверен: 1 Де Квинси Т. Исповедь анrличанина, любителя опиума. С. 104. 2 Йейтс Ф. Искусство памяти. СПб.: Университетская книга, 1997. ум лишен способности забывать; тысячи случайных собы­ тий могуг и будут создавать пелену между нашим сознанием и тайными письменами памяти, и тысячи таких же событий в свою очередь могуг разрывать ту пелену, но, так или иначе, письмена те вечны; они подобны звездам, которые, казалось бы, скрываются перед обычным светом дня, однако мы зна­ ем: свет - лишь покров, наброшенный на светила ночные, и ждут они, чтоб проявиться вновь, покуда затмевающий их день не сокроется сам1• В этом отрывке мы видим особенность стиля де Квинси: в нем и документализм, и верность научному эксперименту, и прямое об­ ращение к религиозным и эсхатологическим темам. Все эти черты присущи декадентской традиции Англии XIX века в целом, что де­ лает ее предельно контрастной по отношению к царящему вокруг бурному развитию промышленного капитализма и подъему третье­ го сословия. Трагические и одинокие визионеры, подобные де Квин­ си, оказываются в этой стихии настолько чуждыми, что вынуждены строить в изоляции и отчуждении свои собственные автономные миры, населяя их народами и расами, экзотической галлюцинатив­ ной флорой и фауной и уходя в бесконечные путешествия внутрь самих себя. Стилистического и выразительного совершенства проза де Квинси достигает в произведении «Левана и Богородицы Скорби», жанр которого довольно трудно определить. Стихотворение ли это в прозе или случайная заметка видений и образов, метафорическая притча или нечто иное - определенно ответить невозможно. Этот текст посвящен в целом теме Великой Матери и женско­ го начала. Де Квинси называет Великую Мать вначале Леваной, по имени римской богини родов, название которой производят от ла­ тинского глагола levare, поднимать, что указывает на обычай подни­ мать новорожденного младенца в небо, предлагая его покровитель­ ству солнечных богов. Но Левана остается богиней земли и женщин, воплощением хтониttеских сил. Левану в свое повествование де Квинси вводит привычным для него способом. В первых строках он пишет: «Не раз в Оксфорде видел я Левану в моих снах»2 (Oftentimes at Oxford I saw Levana in my dreams). Далее он описывает Левану и ее тринитарную структуру расхо­ дящихся ипостасей подробнее. 1 Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. С. 103-105. 2 Там же. С. 173. Левана часто вступает в союз с силами, способными со­ трясать человеческое сердце; вот почему она неразлучна с горестью. «Эти девы, - пробормотал я, глядя на посланниц, с которыми Левана тихо переговаривалась, - воплощения Скорби; их три - как оно и должно быть: три Грации наде­ ляют земную жизнь красотой; три Парки вплетают в темную материю человеческой жизни, тканную на мистическом станке, нити почти сплошь тускло-серые, лишь изредка рас­ цвечивая их багрянцем гнева и черным крепом траура; три Фурии являются с того света мстить за тяжкие злодейства, совершенные на этом свете; некогда даже Муз насчитыва­ лось всего три - они настраивали арфу, трубу и лютню для взволнованных мелодий, создаваемых человеком. Эти три девы - девы Скорби, и мне знакомы все три». Конец фразы я добавил сейчас, а тогда, в Оксфорде, я сказал: «Одна из них мне знакома, но я наверняка сведаюсь и с остальными». Ибо уже тогда, в пору пылкой юности, на темном фоне моих сновидений смутно проступали неясные очертания внушающих благоговейный трепет Сестер1• Therefore it is that Levana often communes with the powers that shake а man's heart: therefore it is that she dotes on grief. «These ladies,» said I softly to myself, on seeing the ministers with whom Levana was conversing, «these are the Sorrows; and they are three in number, as the Graces are three, who dress man's life with beauty; the Parcoe(E are three, who weave the dark arras of man's life in their mysterious loom, always with colours sad in part, sometimes angry with tragic crimson and Ыасk; the Furies are three, who visit with retribution called from the other side of the grave offences that walk upon this; and once even the Muses were but three, who fit the harp, the trumpet, or the lute, to the great burdens of man's impassioned creations. These are the Sorrows, all three ofwhom I know». The last words I say now; but in Oxford I said, «One of whom 1 know, and the others too surely I shall know.» For already, in my fervent youth, 1saw (dimly relieved upon the dark background of ту dreams) the imperfect lineaments of the awful sisters. Так, в том же онейрическом опыте активного воображения де Квинси проникает в сущность образа Великой Матери, которая свя­ зывается у него не только с рожgением gетей, но и с их смертью, 1 Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. С. 175-176. и: это также является частью его личного опыта - из восьмерых детей у него в младенчестве умерло пять. Богиня родов плавно пе­ реходит в богиню смерти, а затем распадается на фигуры трех Чер­ ных Матерей. Здесь явно мы вступаем в сферу трехликой Гекаты и: вполне можем ожидать скорого появления самой Кибелы. Однако де Квинси дает Трем Матерям иные имена - «Богородицы Скорби». Эти Сестры - каким именем мы их назовем? Если ска­ зать просто - «Скорбящие», может случиться, что слово бу­ дет неверно понято: можно подумать, что речь идет о скорби отдельного человека, об особых случаях скорби, тогда как я ищу определения, которое выражало бы могущественные абстракции, воплощенные во всех индивидуальных терза­ ниях человеческого сердца - и я хотел бы представить эти отвлеченности в виде олицетворений, то есть наделенными всеми земными атрибутами и всеми проявлениями, свиде­ тельствующими об их плотской природе. Давайте назовем их Богороgицами Скорби1• Тhese sisters - Ьу what name shall we call them? If I say simply, «The Sorrows,» there will Ье а chance of mistaking the term; it might Ье understood of individual sorrow, - separate cases of sorrow, - whereas I want а term expressing the mighty abstractions that incarnate themselves in all individual sufferings of man's heart; and I wish to have these abstractions presented as impersonations, that is, as clothed with human attributes of life, and with functions pointing to flesh. Let us call them, therefore, Our Ladies of Sorrow. Далее у де Квинси следует пассаж, который необходимо при­ вести целиком уже потому, что в нем, как ни в одном другом про­ изведении, дается глубинное проникновение в сущность женского начала, что определяет то измерение Великой Матери и ее темных ипостасей, которые радикальный английский декаданс вскрывает в средостении семантической ткани Модерна. Богородицы Скорби, Черные Матери - тайный гештальт Модерна. Кто же такие эти Сестры? Чем они заняты? Позвольте мне описать их облик, их фигуры - если только различим их неуловимо изменчивый облик и если только можно про­ следить, как очертания их фигур то всечасно придвигаются 1 Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. С. 176. вплотную, то всечасно отступают вдаль, растворяясь среди теней1• What is it the sisters are? What is it that they do? Let me describe their form, and their presence: if form it were that still fluctuated in its outline, or presence it were that for ever advanced to the front, or for ever receded amongst shades. Первая фигура - Слезная Мать. Старшая из трех сестер носит имя Mater Lacrymarum - Богородица Слез. Это она день и ночь стенает и мечется, со­ крушаясь об ушедших. Она пребывала в Раме, где голос был слышен, вопль и горькое рыдание - Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться. Это она обреталась в Вифлееме той ночью, когда свирепый меч Ирода прошелся по колыбе­ лям младенцев, заставив навеки оледенеть крохотные но­ жонки, топот которых над головами домочадцев пробуждал в их сердцах волны любви, докатывавшиеся до небес. У нее нежные и проникновенные глаза - то кроткие, то дикие; нередко они воздеты горе, нередко бросают небу гневный вызов. На голове она носит диадему. И мне с детства помнится, как устремляется она в простор с порывами ветра, когда слышит плач литании или гром органа - или же созер­ цает стройные ряды летних облаков. Эта сестра, старшая из трех, носит на поясе ключи, каких нет у самого Папы Римско­ го: они открывают доступ в любую хижину и в любой дворец. Она, насколько мне известно, просидела все минувшее лето у изголовья слепого нищего: я часто и охотно с ним беседо­ вал, а его набожная восьмилетняя дочурка, личико которой так и светилось добротой, отвергая соблазны веселых дере­ венских забав, целыми днями бродила с несчастным отцом по пыльным дорогам. За это Бог ниспослал ей великую на­ граду. Весенней порой, когда бутоны ее весны только-только начинали распускаться, Он призвал ее к себе. Но слепой отец оплакивает gевочку без устали: по ночам ему снится, будто он крепко сжимает в руке нежную ручку своего маленького поводыря, - и пробуждается во тьме, которая теперь поме­ щена для него внутрь второй, еще более непроглядной тьмы. Mater Lacrymarum просидела также всю эту зиму 1844/45 года в спальне у царя, являя его взору дочь (столь же набожную): та 1 Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. С. 176. отошла к Господу так же внезапно и оставила за собой тьму, не менее беспросветную. Благодаря магическим ключам Бо­ городица Слез проникает неслышным призраком в покои не­ спящих - мужчин, женщин и детей, коротающих ночи без сна - от Ганга до Нила, от Нила до Миссисипи. И вот ее-то, перворожденную в семействе, владелицу самой обширной империи, давайте почтим титулом Мадонны1• The eldest of the three is named Mater Lachrymarum, Our Lady of Tears. She it is that night and day raves and moans, calling for vanished faces. She stood in Rama, where а voice was heard of lamentation, - Rachel weeping for her children, and refusing to Ье comforted. She it was that stood in Bethlehem on the night when Herod's sword swept its nurseries of Innocents, and the little feet were stiffened for ever, which, heard at times as they tottered along floors overhead, woke pulses of love in household hearts that were not unmarked in heaven. Her eyes are sweet and suЬtle, wild and sleepy, Ьу turns; oftentimes rising to the clouds, oftentimes challenging the heavens. She wears а diadem round her head. And I knew Ьу childish memories that she could go abroad upon the winds, when she heard the sobblng of litanies or the thundering of organs, and when she beheld the mustering of summer clouds. This sister, the eldest, it is that carries keys more than papal at her girdle, which open every cottage and every palace. She, to my knowledge, sat all last summer Ьу the bedside of the Ыind beggar, him that so often and so gladly I talked with, whose pious daughter, eight years old, with the sunny countenance, resisted the temptations of play and village mirth to travel all day long on dusty roads with her afflicted father. For this did God send her а great reward. In the spring-time of the year, and whilst yet her own Spring was budding, he recalled her to himself. But her Ыind father mourns for ever over her; still he dreams at midnight that the little guiding hand is locked thin his own; and still he wakens to а darkness that is now within а second and а deeper darkness. This Mater Lachrymarum has also been sitting all this winter of 1844-5 within the bed-chamber of the Czar, bringing before his eyes а daughter (not less pious) that vanished to God not less suddenly, and left behind her а darkness not less profound. Ву the power of the keys it is that Our Lady of tears glides а ghostly intruder into the chambers of sleepless men, sleepless women, sleepless 1 Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. С. 177 - 179. children, from Ganges to Nile, from Nile to Mississippi. And her, because she is the first-born of her house, and has the widest empire, let us honour with the title of «Madonna!» Когда де Квинси говорит о Ганге, Ниле или Миссисипи, он опи­ рается на опыт онейрических пугешествий, которые с фатальной настойчивостью уводили его на далекие континенты, и особенно навязчиво в Азию. Многие годы его мучали во сне малайцы, увозив­ шие его принудительно на Дальний Восток и погружавшие в культу­ ру и быт, самому де Квинси отвратительный и чуждый. Часто к ма­ лайцам присоединялся внушающий омерзение и ужас крокодил, символ египетского Сета. Показательно, что даже сны английского визионера повторяют в общих чертах географию колониальных за­ воеваний Британской Империи. Впрочем, это неудивительно, если вспомнить, что сама Британская Империя начиналась с авангардных проектов другого визионера и духовидца Джона Ди, одного из глав­ ных создателей британского «магического империализма» (проект «Астрея»). Богородица Слез, Mater Lacrymarum - это первый лик трой­ ственной фигуры Великой Матери. Де Квинси продолжает. Вторая сестра зовется Mater Suspiriorum - Богородица Вздохов. Она никогда не досягает до облаков, никогда не дви­ жется по воле ветра. Она не носит диадемы. В глазах ее, если бы можно было разглядеть их, не нашлось бы ни ласки, ни прозорливости; по ним нельзя прочитать ее историю: взгляд ее наполнен уграченными мечтаниями и обрывками полуза­ бытого бреда. Но она не поднимает глаз: голова ее, покры­ тая истрепанным тюрбаном, постоянно клонится долу, взор словно прикован к праху. Она не рыдает, не стонет - лишь изредка доносятся ее чугь слышные вздохи. Ее сестра, Ма­ донна, нередко впадает в неистовство и, в безудержном гневе обрушиваясь на небеса с проклятиями, требует возвратить отнятых у нее милых. Но Богородице Вздохов неведом дух мятежа; ей чужды бунтарские возгласы, она и не помышля­ ет о бунте. Она смиренна вплоть до полного самоотречения. Она преисполнена покорности, свойственной отчаявшимся. Если она и ропщет глухо, то только во сне. Если шепчет - то в сумерках, наедине с собой. Временами она бормочет что-то невнятное, но только если окажется на безлюдье - среди пу­ стоши, всеми покинугой, как она сама, на развалинах города, когда солнце уже закатилось. Эта сестра навещает парию, на­ вещает еврея, навещает раба, прикованного к веслам на гале­ ре в Средиземном море; навещает преступника, сосланного на остров Норфолк и вычеркнутого из анналов памяти в ми­ лой далекой Англии; она навещает растерянного кающегося грешника, который упорно обращает взор к одинокой моги­ ле: эта могила представляется ему поверженным алтарем, где некогда в прошлом совершалось кровавое жертвоприноше­ ние; ныне, однако, бесполезно возлагать на этот алтарь любые жертвы - и тщетны все мольбы о прощении и тщетны все усилия загладить былую вину. Всякий невольник, который, взирая с боязливым упреком на полуденное тропическое солнце, одной рукой указует на землю - общую для всех нас мать, но для него - мачеху, а другую простирает к Библии, общей для всех нас наставнице, но для него - книге скрытой и запечатанной семью печатями; всякая женщина, обрета­ ющаяся во тьме, обойденная любовью, под кровом которой она могла бы преклонить голову, и лишенная надежды, лучи которой рассеяли бы ее сиротство, ибо небом ниспосланные инстинкты, что питают природные зачатки священных при­ вязанностей, вложенных в ее любящую грудь Богом, задуше­ ны бременем общественных требований и теперь еле теплят­ ся, вяло догорая, будто светильники в склепе посреди древ­ них гробниц; всякая монахиня, чью невозвратную майскую пору обманом похитил у нее злокозненный родич (Господь ему судья!); всякий узник, заточенный в темнице, - все, кто страдает от вероломства; все, кто по установленному закону стали отверженными и изгоями, детьми или порождениями наслеgственного бесчестия, - все они водят знакомство с Богородицей Вздохов. Она тоже носит на поясе ключ, одна­ ко почти им не пользуется. Ее владения - преимущественно среди шатров Симовых, среди бездомных скитальцев во всем белом свете. Однако и среди именитых и сильных мира сего есть у нее свои собственные алтари, и даже в прославленной Англии найдутся немногие - те, кто в глазах толпы высоко вскидывает голову с горделивостью королевского оленя, од­ нако втайне чело их отмечено ее печатью1• The second sister is called Mater Suspiriorum - Our Lady of Sighs. She never scales the clouds, nor walks abroad upon the winds. She wears no diadem. And her eyes, if they were ever seen, 1 Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. С. 179-181. would Ье neither sweet nor suЫle; no man could read their sto­ ry; they would Ье found filled with perishing dreams, and with wrecks of forgotten delirium. But she raises not her eyes; her head, on which sits а dilapidated turban, droops for ever, for ever fastens on the dust. She weeps not. She groans not. But she sighs inaudiЫy at intervals. Her sister, Madonna, is oftentimes stormy and frantic, raging in the highest against heaven, and demanding back her darlings. But Our Lady of Sighs never clamours, never defies, dreams not of rebellious aspirations. She is humЫe to ab­ jectness. Hers is the meekness that belongs to the hopeless. Mur­ mur she may, but it is in her sleep. Whisper she may, but it is to herself in the twilight; Mutter she does at times, but it is in solitary places that are desolate as she is desolate, in ruined cities, and when the sun has gone down to his rest. This sister is the visitor of the Pariah, of the Jew, of the bondsman to the oar in the Mediter­ ranean galleys; and of the English criminal in Norfolk Island, Ыot­ ted out from the books of remembrance in sweet far-off England; of the baffled penitent reverting his eyes for ever upon а solitary grave, which to him seems the altar overthrown of some past and Ыооdу sacrifice, on which altar no oЬlations can now Ье availing, whether towards pardon that he might implore, or towards repa­ ration that he might attempt. Every slave that at noonday looks up to the tropical sun with timid reproach, as he points with one hand to the earth, our general mother, but for him а stepmother, - as he points with the other hand to the ВiЫе, our general teacher, but against him sealed and sequestered; every woman sitting in darkness, without love to shelter her head, or hope to illumine her solitude, because the heaven-born instincts kindling in her nature germs of holy affections which God implanted in herwom­ anly bosom, having been stifled Ьу social necessities, now burn sullenly to waste, like sepulchral lamps amongst the ancients; every nun defrauded of her unreturning May-time Ьу wicked kinsman, whom God will judge; every captive in every dungeon; all that are betrayed and all that are rejected outcasts Ьу tradition­ ary law, and children of hereditary disgrace, - all these walk with Our Lady of Sighs. She also carries а key; but she needs it little. For her kingdom is chiefly amongst the tents of Shem, and the houseless vagrant of every clime. Yet in the very highest walks of man she finds chapels of her own; and even in glorious England there are some that, to the world, carry their heads as proudly as the reindeer, who yet secretly have received her mark upon their foreheads. Mater Suspiriorum, Мать Вздохов - это воплощение тихой скор­ би. Де Квинси подчеркивает - эта скорбь настолько глубока, что не поднимается до восстания, напротив, она гасит любую попытку восстания, так как обнаруживает перед негодующим бездну своего смирения, в котором отражается мягкое, но тотальное ничтоже­ ство сущего. Дыхание уже есть вздох, и кто не понимает этого, тот рано или поздно поймет. Такова наука Богородицы Вздохов. И наконец, последняя ипостась, самая значительная для де Квин­ си. Здесь через воду и воздух мы приближаемся к главной обители тьмы - владениям Кибелы. Но третья Сестра, к тому же самая младшая... Те-с-с! Гово­ рить о ней следует лишь вполголоса... Владения ее невелики, в противном случае замерла бы на земле всякая жизнь плоти, но внутри ее царства власть принадлежит ей безраздельно. Голова ее, с зубчатой башней наподобие короны, возвышает­ ся, как у Кибелы, уходя почти что за пределы видимости. Она не потупляет взора: глаза, воздетые на такой высоте, трудно было бы различить на расстоянии. Но и через тройную траур­ ную вуаль, окутывающую ее лицо, достигает земных низин неистовый огонь ярко полыхающего в ее глазах страдания: оно не затихает ни в час заутрени, ни в час вечерни, ни в по­ луденный час, ни в час прилива, ни в час отлива. Она бросает вызов Богу. Она рождает безумие и подстрекает к самоубий­ ству. Далеко вглубь уходят корни ее могущества, но узок круг тех, кем она правит. Ибо ей подвластны только те, у кого глу­ бины сознания потрясены вселенскими катаклизмами; в ком дрогнуло сердце и ум пошатнулся под единым воздействием бурь наружных и бурь внутренних. Мадонна идет неверны­ ми шагами, быстрыми или медленными, но сохраняя в сво­ ей поступи трагическую грациозность. Богородица Вздохов крадется робко, с оглядкой. Но младшая из Сестер движется иначе - порывисто и непредсказуемо, тигриными прыжка­ ми. У нее нет кАючей: она редко является меж людьми, но зато берет приступом все двери, в какие дозволено ей войти. Имя ее- Mater Tenebrarum - Богородица Мрака1. But the third sister, who is also the youngest! Hush, whisper whilst we talk of her! Her kingdom is not large, or else no flesh should live; but within that kingdom all power is hers. Her head, turreted like that of Cybele, rises almost beyond the reach of 1 Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. С. 181-182. sight. She droops not; and her eyes rising so high might Ье hid­ den Ьу distance; but, being what they are, they cannot Ье hidden; through the treЫe veil of crape which she wears, the fierce light of а Ыazing misery, that rests not for matins or for vespers, for noon of day or noon of night, for ebblng or for flowing tide, may Ье read from the very ground. She is the defier of God. She is also the mother of lunacies, and the suggestress of suicides. Deep lie the roots of her power; but narrow is the nation that she rules. For she can approach only those in whom а profound nature has been upheaved Ьу central convulsions; in whom the heart tremЬles, and the brain rocks under conspiracies of tempest from without and tempest from within. Madonna moves with uncertain steps, fast or slow, but still with tragic grace. Our Lady of Sighs creeps timidly and stealthily. But this youngest sister moves with incal­ culaЫe motions, bounding, and with tiger's leaps. She carries no key; for, though coming rarely amongst men, she storms all doors at which she is permitted to enter at all. And her name is Mater Tenebrarum - Our Lady of Darkness. Это прямой и душераздирающий опыт столкновения с гешталь­ том Кибелы. Из нежного океана Слез и смиренной меланхолии Вздохов мы оказываемся в зоне бешеного подземного черного огня. «Владения ее невелики, - уточняет де Квинси, - в противном слу­ чае замерла бы на земле всякая жизнь плоти». Это - важнейшая деталь: грандиозность могущества самой главной и высшей ипоста­ си Великой Матери уравновешивается только предельной ограни­ ченностью ее царства. Выйди она за его границы, а она именно это и делает в Новое время, и миру конец - этого не способен выдер­ жать никто. Огонь в ее глазах - это огонь восстания, пламя третьей титаномахии, задуманной как реванш. Восстание титанов, которое воспевал Шелли и о котором с драматическим надрывом размышлял Китс накануне своей смерти, предельно компактно и пронзительно передает де Квинси образом этой третьей сестры. И здесь уже ни­ каких двусмысленностей - «Она бросает вызов Богу». Это Великая Мать Мрака, Mater Tenebrarum. Кончается это беспрецедентное произведение описанием посвя­ щения самого де Квинси в Орден Трех Сестер. До этого момента они сохраняли молчание. Но вот Мадонна заговорила. Речь она вела мановения­ ми своей таинственной длани. Коснувшись моей головы, она подозвала Богородицу Вздохов - и вот что сказала, если перевести в слова знаки, доступные человеческому разумению лишь вне бодрствования: «Взгляни - это тот самый, кого с детства я обрекла служить моим алтарям. Я избрала его в любимцы. Я со­ вратила его с пути и ввела в соблазн - и с небесных вы­ сот похитила для себя его юное сердце. Благодаря мне он стал идолопоклонником; благодаря мне преисполнился многими томительными желаниями; я понудила его бо­ готворить прах земной и молиться гробницам, что кишат червями. Священной казалась ему могила, отрадной ее тьма, безгрешной - ее тление. Его, этого юного идолопо­ клонника, приуготовила я для тебя, о нежная, кроткая моя Сестра Вздохов! Приблизь же его теперь к своему сердцу и приуготовь для опеки нашей вселяющей ужас сестры. А ты, - обратилась она к Mater Tenebrarum, - свирепая се­ стра, искушающая и ненавидящая, прими его от нее. И по­ заботься возложить ему на голову тяжкий свой скипетр. Не попусти, чтобы близ него, окруженного мраком, сидела по ночам женщина, исполненная нежности. Отними у него даже хрупкую надежду, изгони отраду любви, иссуши источники слез, прокляни его так, как только ты способна проклясть. Тогда лишь он обретет совершенство в очисти­ тельном горниле; тогда увидит запретное для взора - зре­ лища чудовищные и тайны, невыразимые словом. Тогда он прочтет древнейшие истины - истины печальные, вели­ чественные, устрашающие. Так он воскреснет прежgе, не­ жели умрет. И тогда исполнится повеление, предписанное нам от Бога, - язвить его сердце до тех пор, пока не раскро­ ются сполна способности его духа!»1 Madonna spoke. She spoke Ьу her mysterious hand. Touch­ ing my head, she said to Our Lady of Sighs; and what she spoke, translated out of the signs which (except in dreams) no man reads, was this: 1 «Lo! here is he, whom in childhood I dedicated to my al­ tars. This is he that once I made my darling. Him I led astray, him I beguiled, and from heaven I stole away his young heart to mine. Through me did he become idolatrous; and through me it was, Ьу languishing desires, that he worshipped the worm, and prayed to the wormy grave. Holy was the grave to him; lovely was its darkness; saintly its corruption. Him, this young idola- 1 Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. С. 182- 183. ter, I have seasoned for thee, dear gentle Sister of Sighs! Do thou take him now to thy heart, and season him for our dreadful sis­ ter. And thou», - turning to the Mater Tenebrarum, she said, - «wicked sister, that temptest and hatest, do thou take him from her. See that thy sceptre lie heavy on his head. Suffer not woman and her tenderness to sit near him in his darkness. Banish the frailties of hope, wither the relenting of love, scorch the foun­ tain of tears, curse him as only thou canst curse. So shall he Ье accomplished in the furnace, so shall he see the things that ought not to Ье seen, sights that are abominaЫe, and secrets that are unutteraЫe. So shall he read elder truths, sad truths, grand truths, fearful truths. So shall he rise again before he dies, and so shall our commission Ье accomplished which from God we had, - to plague his heart until we had unfolded the capac­ ities of his spirit». «Воскреснуть прежде, чем умереть» - это заgача мистерий. Но для того, чтобы воскреснуть, все равно прежде наgо умереть. И эта смерть прежде смерти, до смерти, дающая возможность воскресе­ ния - также go смерти - дается Матерью Мрака как квинтэссен­ цией тройственной женской богини нищеты, страдания и гибели. Тот, кто входит в ее царство, умирает. Но с этого-то все и начина­ ется... Алджернон Суинбёрн: высший пантеизм Триумфальной Матери Ярким представителем английского декаданса был находивший­ ся в юности под сильным влиянием прерафаэлитов поэт Алджернон Чарльз Суинбёрн1 (1837-1909). Суинбёрн был потомком убежден­ ных якобитов, и это наложило отпечаток на его интерпретацию исто­ рии, и в частности на его прославление в монументальной поэме Ма­ рии Шотландской. Как и романтиков и прерафаэлитов, Суинбёрна фасцинировали средневековые британские легенды и мифы, цикл короля Артура и рыцарей Круглого стола, которые часто станови­ лись героями его стихотворений и поэм. Но декадентство Суинбёрна в чем-то глубже и радикальнее его предшественников. Суинбёрн критически относится к христиан­ ству, полагая, что сухость рациональной европейской цивилизации Модерна явилась следствием христианской религии, отвергшей все 1 Суинбёрн А. Сад Прозерпины. Стихи. СПб., 2003. чувственное, то есть эстетическое начало. В самой Англии распро­ странение пуританизма (с кальвинистским ядром) способствовало укорененности той формы христианства, откуда - в отличие от Средневековья или Возрождения - любая апелляция к плоти и при­ роде была жестко исключена. Этот антипуританский протест потом­ ственного якобита привел поэта не к католичеству, но к отрицанию христианства в целом - вплоть до политеизма и даже эстетического сатанизма. Политеизм Суинбёрна носит ярко выраженный кельтский ха­ рактер, что выражается, в частности, в его очарованности стихией моря. Как кельтские мореплаватели от Брана до св. Бренана до соз­ дателей Британской Империи, Суинбёрн видит в стихии моря экзи­ стенциWI.Ьный вызов, строго гомологичный структурам его души. Данте Габриэль Россетти был поражен стихами Суинбёрна, кото­ рые тот начал читать во время прогулки по берегу моря - настолько пронзительными и точными были его метафоры, его обороты и сам музыкальный строй его поэзии. Считается, что среди английских поэтов, часто обращавшихся к стихии моря, глубже, тоньше и ярче всех расшифровал ее в своей поэзии именно Суинбёрн - поэт моря. В поэме «Талассиус», дословно, «Морской», «Человек Моря» он вы­ водит героя, который является прямым воплощением духа моря. По­ казательно, что сам Суинбёрн считал своим символом чайку. Море для Суинбёрна воплощало тот интервал, о котором учил Пейтер и который он призывал экзальтировать до высшей степени напряженности. Любые длительные цикль1, твердые формы несут в себе присутствие Господина Смерть, того, «кто делает ночь такой черной». Поэтому любой жесткий порядок - в религии, морали или политике - несет на себе печать гнетущей меланхолии, постоян­ но напоминающей человеку о том, откуда он вышел и куда он вер­ нется, - о стихии зе.мли. От последствий встречи с «Господином Смерть» Талассиуса спасает вакхический фиас стихий, но и он не является последним ответом, так как его бросок к вечному все еще отяжелен хтоническимf рохотом. Лишь море - вечно новое, непре­ рывно меняющееся, но всегда остающееся самим собой, море, осе­ мененное солнцем, дает фундаментальный ответ на вызов интервала. И этот ответ, эта стихия пенных волн, песчаного берега и летящих чаек отвечает на неутолимую волю к конечной, мгновенной, эфе­ мерной вечности. Культуру Суинбёрн отождествляет с меланхолией, а спасением от нее является природа, взятая во всех ее жизненных могуществах, но особенно в браке солнечного красного огня с фиолетовым океа­ ном. Пересечением огня и воды является тайный центр внутри че- 302 Часть 1. Англия или Брита1111.11 ловека, который Джордано Бруно в своей книге «Изгнание тор.же. ствующего зверя»1 описывал так: Есть определенный свет, который находится в вороньем гнезде, это штурвал нашей души, называемый некоторымц synderesis. Термин synderesis2 употребляли схоласты вслед за св. Иеронл­ мом, где он в комментариях на пророка Иезекииля обозначает так «искру сознания» (scintilla conscientiae). Суинбёрн полагает, что об­ ретение этой точки и есть посвящение в метафизику поэзии, пре­ вращение человека в свидетеля, короля-жреца, обретение им выс­ шей функции. В поздней поэме «Последний оракул» поэт развивает эту тему, обращаясь к Аполлону, богу, который предшествовал «со­ временности» (куда Суинбёрн включает христианский цикл) и ко­ торый снова явит себя после ее конца, когда человечество осознает просторы своей внутренней свободы и бесконечную мощь «искры сознания». Свое отношение к миру и божественности сам поэт истолко­ вывает как пантеизм. В ироничном стихотворении, отзывающемся на стихотворение другого поэта романтика Альфреда Тэннисона (1809-1892) «Высокий пантеизм», Суинбёрн описывает ту логику, на которой строится его открытое восприятие стихий мира. Высший пантеизм в ореховой шелухе Мы видим того, кого нет; но того, кто есть, мы невидим; Это совсем не то; но то однозначно это. Что и откуда и с каких пор? Так как под это значит и сверху и снизу; Если гром бывает без молнии, То и молния может быть без грома. По сути своей сомнение - это вера; но и вера, в целом, сомнение; Тhе Higher Pantheism in а Nutshell One, who is not, we see; but one, whom we see not, is; Surely this is not that; but that is assur­ edly this. What, and wherefore, and whence? for under is over and under; If thunder could Ье without lightning, lightning could Ье without thunder. 1 Bruno G. Lo Spaccio della bestia trionfante. Parigi, 1584. Цит. по: Louis Mar­ got К. Swinburne and His Gods: The Roots and Growth of an Agnostic Poetry. Montreal: McGill-Queen's University, 1990. Р. 89. 2 Исследователи считают, что synderesis является продуктом контаминации двух искаженных греческих слов CfUVТТJpТJcrtv, дословно, «содержание в чем-то», «собира­ ние в одном месте» и CfUVELOТJO't , дословно, «общие идеи», «разделяемое несколькими людьми знание». Бонавентура толковал synderesis как естественную склонность души к благу. JV{Ьi не можем верить в силу доказательств; }-lo можем ли верить, если они отсутству- JОТ? почему и зачем и как? ведь ячмень и рожь не клевер; И прямые линии не кривые; однако над это Jf под и над. f;!Ja и два четыре; но четыре и четыре не во­ семь; Судьба и Бог - это двое; но Бог - это то же самое, что Судьба. Спросите человека, что он думает, и вы узнаете, что он чувствует; Бог, пойманный в фактах, сверкнет парой прекрасных пяток. Тело и дух близнецы; только Бог Знает, что что; Душа оседает в теле, Как пьяный жестянщик в тарелке. Целое больше части; но половина больше, чем целое; Ясно, что душа это тело; но Разве тело не душа? Один и один не один; но Один и ничто - это два; Истина едва ли может быть ложью, Если, конечно, ложь не является истиной. Когда-то были мастодонты; Птеродактили так же привычны, как пету­ хи; Тогда мамонт был Богом; Сегодня Бог - бык. Все вещи параллельны; но многие пересе­ каются; Ты это, конечно же, я; но я При этом не ты. Скала поднимается из долины; источник бьет из скалы; 1 петухи существуют для куриц; но курицы существуют для петухов. Бог, которого мы не видим, есть; и Бога, которого нет, мы видим; Фимл, как мы знаем, есть диддл, а ди/!>АЛ, мы теперь поняли, ди. DouЬt is faith in the main; but faith, on the whole, is douЬt; We cannot believe Ьу proof; but could we believe without? Why, and whither, and how? for bar­ ley and rye are not clover; Neither are straight lines curves; yet over is under and over. Two and two may Ье four; but four and four are not eight; Fate and God may Ье twain; but God is the same as fate. Ask а man what he thinks, and get from а man what he feels; God, once caught in the fact, shows you а fair pair of heels. Body and spirit are twins; God only knows which is which; The soul squats down in the flesh, like а tinker drunk in а ditch. More is the whole than а part; but half is more than the whole; Clearly, the soul is the body; but is not the body the soul? One and two are not one; but one and nothing is two; Truth can hardly Ье false, if falsehood cannot Ье true. Once the mastodon was; pterodactyls were common as cocks; Then the mammoth was God; now is Не а prize ох. Parallels all things are; yet many of these are askew; You are certainly I; but certainly I am notyou. Springs the rock from the plain, shoots the stream from the rock; Cocks exist for the hen; but hens exist for the cock. God, whom we see not, is; and God, who is not, we see; Fiddle, we know, is diddle, and diddle, we take it, is dee2• 1 Swinburne A.Ch. The Complete Works. London: William Heinemann, 1926. 304 Часть 1. Анrлия или Британи111 Эта логика отличается от логики Аристотеля, и более того, стро­ ится на полном ее опровержении, причем таком, что когда мы ожи­ даем получить уверенное высказывание с обратным знаком (пере­ вернугую логику), мы внезапно не обретаем ожидаемого, так как семантический поворот живого слова уводит нас к новым семанти­ ческим наклонениям и искривленным экзотическим поверхностям. Эта поэтическая логика строится на законах риторики, в которых как раз и осуществляется свободная растяжка логических связей и соответствий, утонченная игра со строгими законами «А= А», «не-А» и «или А или не-А». Вся риторика строится на «А=А» и оg­ новременно на «А не равно А», что дает неограниченное поле для по­ строения тропов - метафор, метонимий, антифраз, литот, гипербол, эвфемизмов, дисфемизмов и т.д. Причем наиболее общей парадиг­ мой тропов, хотя и причисляемой к одному из них, является ирония, утверждение одного вместо другого, что мы и видим в ярком и изящ­ ном стихотворении Суинбёрна. Но сказать, что поэзия строится не на логике, а на риторике, это было бы банально и самоочевидно. Другое дело, если мы отнесемся более внимательно к тому, что Су­ инбёрн с помощью семантической игры, вслед за более серьезным, но столь же парадоксальным, Теннисоном, хочет указать на универ­ сальность именно риторического подхода и приглашает применять его столь же широко, что и логику, более того, применять его вместо логики. Самым важным объектом применения риторики как альтер­ нативы логики будет как раз сфера физического мира. Но эта фи­ зика будет не математической (логической), а риторической, схва­ тывающей концептуально ускользающую динамику самой жизни. Поэтому данное стихотворение Суинбёрна можно рассматривать и как основу декадентско-романтического метода, но вместе с тем и как обращение к особой дионисийской физике, которой, строго говоря, и являлась «Физика» самого Аристотеля, предупреждавшего о недопустимости метабасиса (перенесения законов логики на об­ ласть физики). Модерн нарушил этот запрет и в результате получил мертвый застывший ригидный механический мир. Замена логики на риторику, а математики на поэзию при изучении физических явле­ ний - вот ключ к освобожgению прироgы и сокрытого в ней солнеч­ ного gyxa. Позднее, в ХХ веке, такой подход назовет «новым науч­ ным духом» 1 французский философ науки Гастон Башляр. Однако тонкие аполлонические и дионисийские прозрения Сунбёрна соседствуют, как мы видели, с воспеванием «магиче­ ской талассократии», а это отсылает нас к Логосу Великой Матери. 1 Bachelard G. Le Nouvel esprit scientifique. Paris: F. Alcan, 1934. J,1 действительно, символические ряды, связанные с этим Логосом, в англо-британском историале, воплощенном в женском измерении Красного Дракона, изобилуют у Суинбёрна. Это проявляется как в поэзии - его нападки на христианство («До Креста»), хтонический гуманизм («Гимн Человека»), воспевание подземной богини («Гимн Прозерпине»), в поэмах, прямо прославляющих женское начало - «Герта» (Hertha) и «Триумфальная Мать» (Mater Triumphalis), так и в политике - Суинбёрн был сторонником революционной демо­ кратии, прогресса и Республики. В стихотворении «Триумфальная Мать» Суинбёрн восхваляет абсолютное женское начало, описывая его как изначальное могуще­ ство, предшествующее порядкам богов и стихий. К какому началу относится этот всеохватывающий образ, полный парадоксов? В не­ которых пассажах складывается впечатление, что речь идет о пад­ шей Софии гностиков, стремящейся вернуться в свое изначальное состояние. Приписывая «Триумфальной Матери» все признаки Первоначала, творящего Вселенную, Суинбёрн вместе с тем сохра­ няет двусмысленность ее фигуры. В частности, он говорит: Ты когда-то грешила, поэтому ты безгрешна; Ты была запачкана, ты, которая именно поэто­ му кристально чиста; Так и человеческая душа родственна тебе, Но при этом чужда, Тебе, в чьем чреве Время посеяло свое все­ образное семя. Sinned hast thou sometime, there­ fore art thou sinless; Stained hast thou been, who art therefore without stain; Even as man's soul is kin to thee, butkinless Thou, in whose womb Time sows the all-various grain1• Здесь, как и в стихотворении «Высший пантеизм в ореховой скор­ лупе», Суинбёрн опирается на логику нетожgественного тожgества, то есть на риторику. Но в данном случае она описывает то начало, в котором эта недуальная дуальность уместна более всего. Точно та­ кой же фигурой была София Валентина и Василида: она духовная, но одновременно и материальная; принадлежащая высшим иерархиям, но в то же время падшая; оскверненная нищетой материи и остающа­ яся не тронутой ею. Постепенно риторика как метод, основанный на растяжке Логоса, на его предельном раскачивании - вплоть до по­ лучения логосной взвеси, достигает кульминации именно в «Триум- 1 Swinburne A.Ch. The Poems of Algernon Charles Swinburne. 2 vol. London: Chatto & Windus. 1904. Р. 148. 306 Часть 1. Анrлия или Британия фальной Матери», приобретающей постепенно довольно зловещие черты. Так Суинбёрн восклицает: Я не молю пощадить меня, о чудовищ­ ная Мать! Я молю тебя, не щади меня, во имя твое­ го милосердия! Каково было бы мне, если бы кто-то дру­ гой Сейчас стоял бы перед тобой на моем месте? 1 do not Ьid thee spare me, О dreadful mother! 1 pray thee that thou spare not, of thy grace. Howwere it with me then, if ever another Should соте to stand before thee in this myplace?1 Здесь в фигуре, которую в начале стихотворения еще можно было бы принять как Софию, начинают явно проступать черты Ки­ белы. А стоящий перед ее лицом хрупкий и смертный возлюблен­ ный, готовый к мутиляции, оскоплению, пыткам и гибели, явно вы­ зывает в сознании образ Адониса. Но не Адониса Шекспира и ден­ ди, а классического гештальта жреца Великой Матери. Тема Матери-Смерти достигает пика в последней строфе стихо­ творения: Приди же, даже если все небеса снова станут огнем над тобою; Даже если смерть придет перед тобою расчищать небосвод; Дай лишь нам, кто любит тебя, хоть раз взглянуть в твое лицо; Да, хотя ты убиваешь нас, восстань и дай нам умереть. Соте, though all heaven again Ье fire abovethee; Though death before thee соте to clear thysky; Let us but see in his thy face who love thee; Уеа, though thou slay us, arise and let us die2• Здесь уже однозначно в высшем напряжении хтонического «пантеистического» экстаза мы слышим вопль великого галла, ца­ ря-евнуха Мегабюзе. Эта же идея Великой Матери как абсолютной смерти, властву­ ющей не только над людьми, но и над богами, ярко развертывается в «Гимне к Прозерпине», богине смерти и подземного мира. Суин­ бёрн утверждает: 1 Swinburne А. Ch. Тhе Poems of Algemon Charles Swinbume. 2 vol. Р. 148. 2 lbld. Р. 150. ты больше, чем Боги, которые отмеря- Thou art more than the Gods who number ют дни нашего временного дыхания; the days of our temporal breath; Пусть Боги наделяют нас трудами Let these give labour and slumber; but и снами; но ты, Прозерпина, надели нас thou, Proserpina, death '. смертью. При этом Прозерпина здесь уже прямо противопоставляется Христу и Богородице. Суинбёрн обращает к Христу святотатствен­ ные строки: Твое царство окончится, Галилеянин. Yet thy kingdom shall pass, Galilean2• Здесь Суинбёрн прямо отвергает пункт Символа Веры: «Его же царствию несть конца». Таким образом, восстание Суинбёрна ока­ зывается направленным уже не столько против современности, сколько против Традиции и христианского Логоса, что сближает его с черными и красными революционными романтиками (в частно­ сти, с Байроном и Шелли) и даже с сатанизмом и удаляет от тради­ ционалистов, «светлых романтиков», выступающих за Античность и Средневековье и против современного мира. Кульминацией темы Великой Матери многие считают программ­ ную поэму Суинбёрна «Херта». «Херта» - это второе имя древне­ германской богини плодородия Нерта (Nerthus). Суинбёрн рисует здесь фигуру Великой Матери с опорой на образ Древа Жизни. По­ эма написана от лица самой Великой Матери и представляет собой изложение феминоидной пре-теологии и пре-онтологии как своего рода «Женский Завет». Я есть та, с которой все началось; I am that which began; Из меня вытекли года; Out of me the years roll; Из меня Бог и человек; Out of me God and man; Я всегда тождественная и цельная; I am equal and whole; Бог меняется, и человек, и их телесные God changes, and man, and the form of формы; Я же - душа. them bodily; I am the soul. Прежде чем стала земля, Before ever land was, Прежде чем стало море, Before ever the sea, Или нежные волосы травы, Or soft hair of the grass, 1 Swinburne А. Ch. The Poems of AJgernon Charles Swinburne. 1 vol. London: Chatto & Windus, 1904. Р. 73. 2 IЬid. Р. 70. 308 Часть 1. Англия или Британия? Или стройные члены дерева, Или окрашенные в цвета тела плоды моих ветвей, я была, и твоя душа была во мне. Вначале жизнь у моих истоков, Вначале сдвиг и плыв; Из меня все те силы, Которые спасают или обрекают на про­ клятие; Из меня мужчина и женщина, и дикий зверь, и птица; до того, как появился Бог, я была. Or fair limbs of the tree, Or the flesh-colour'd fruit of ту branches, J was, and thy soul was in me. First life on ту sources First drifted and swam; Out of те are the forces Тhat save it or damn; Out of те man and woman, and wild-beast and Ьird: before God was, 1 am 1• И далее Суинбёрн в монологе древесной богини Херты снова об­ ращается к риторике «высшего пантеизма». Вне меня или надо мной Некуда идти, там только ничто; Люби или не люби меня, Не знай меня или знай, Я тот, кто не любит меня, и тот, кто любит; я настигнут ударом, и я сам удар. Я - цель, в которую промахнулись, И промахнувшаяся стрела, Я - уста, которые целуют, И я дыхание в поцелуе, Поиск и находка, и ищущий одновремен­ но, я - душа и тело. Я та, кто благословляет, Мой дух внушает восторг; Я та, кто ласкает Нетварными руками, Моими не созданными ногами, которые мерят меру длины судьбы. Но зачем же ты это делаешь сейчас, Смотря в направлении Бога и провозгла­ шая: «Я есть я, ты есть ты, я внизу, ты вверху?» Я и есть ты, Кого ты так хочешь найти; найди самого себя, ведь ты - это я. Beside or above me Naught is there to go; Love or unlove те, Unknow те or know, 1 am that which unloves me and loves; 1 am stricken, and I am the Ыоw. 1 the mark that is miss'd And the arrows that miss, 1 the mouth that is kiss'd And the breath in the kiss, The search, and the sought, and the seeker, the soul and the body that is. 1am that thing which Ыesses Му spirit elate; That which caresses With hands uncreate Му limbs unbegotten that measure the length of the measure of fate. But what thing dost thou now, Looking Godward, to cry, '! am 1, thou art thou, 1am low, thou art high'? 1 am thou, whom thou seekest to find him; find thou but thyself, thou art 12. 1 Swinburne A.Ch. The Poems of Algernon Charles Swinburne. 2 vol. Р. 72. 2 !Ьid. Р. 72- 73. Так высшее аполлоническое тождество я= Я, дельфийская фор­ ла радикального субъекта («познай самого себя») прикладывается здесь к Великой Матери и ее специфической недуальной онтологии. Великая Мать связана с рождением, а не творением, поэтому она не улавливается вертикальными структурами патриархальной онтологии и теологии. Но как Мать, она прощает тех, кто забывает о ней, предает ее, предпочитает ей иных - мужских, трансцендентных - богов. Мать, не создатель, Mother, not maker, Рожденная, не сотворенная; Born, and not made; Хотя ее дети предают ее, Though her children forsake her, Сбитые с толку или запутанные, Allured or afraid, Молящиеся своими молитвами к Богам Praying prayers to the God of their fashion, по своему чину, она не тронута всем she stirs not for all тем, о чем они просят. that have pray'd 1• В этой поэме Суинбёрн прямо сочетает обе темы - абсолютной женственности и политической свобоgы, выступающие синонима­ ми. «Женский Завет» возвещает абсолютную свободу, которая со­ впадает с самим фактом экзистирования. Я прошу вас только об одном: будьте; Мне не нужны молитвы, Мне нужно, чтобы вы были свободны, Как уста моего дыхания; Чтобы мое сердце стало еще больше во мне, видя, что плоды мои прекрасны. I Ьid you but Ье; I have need not of prayer; I have need of you free As your mouths of mine air; That my heart may Ье greater within me, beholding the fruits of me Fair2• Монолог Великой Матери обещает человечеству утро восходя­ щей звезды. Это - заря революции, закрывающей Старый Поря­ док. Матриархат, сатанизм, демократия и прогресс сливаются веди­ ный поэтико-профетический возглас: '· Я видела, что вы скитаетесь I that saw where уе trod По темным тропинкам ночи Тhе dim paths of the night И ставите тень, которую вы называете Set the shadow call'd God «Богом», In your skies to give light; 1 Swinburne A.Ch. The Poems of Algernon Charles Swinburne. 2 vol. Р. 75. 2 !Ьid. Р. 79. 310 Часrь 1. Анrлия или Британия Светить вам с ваших небес; Но уже встает утро человечества, и уже видна та душа, в которой не будет тени. But the moming of manhood is risen, and the shadowless soul is in sight'. Так как «Бог» называется «тенью», то «душа без тени» (shadowless soul) - это душа без Бога. Несколько далее Суинбёрн развивает тему, погружаясь в блас­ фемический водоворот теологически криминальных метафор: Но Боги вашего типа, Которые берут и дают, Которые в своей жалости и страсти сердятся и прощают, они черви, которые развелись в осыпа­ ющейся коре; они умрут, они не будут жить. But the Gods of your fashion Тhat take and that give, In their pity and passion That scourge and forgive, They are worms that are bred in the bark that falls off; they shall die and not live2• В какой-то момент тон богини Земли резко меняется, и она начи­ нает прямо соблазнять человечество - совсем по-женски - отка­ заться от его Бога и его богов: о мои сыны, о вы, кто слишком послушны Иным Богам, а не мне, Разве я недостаточно прекрасна? Разве так уж трудно быть свободными? Ведь смотрите же - я с вами, я в вас и я от вас; смотрите же теперь вперед И видьте. О my sons, О too dutiful Toward Gods not of me, Was not I enough beautiful? Was it hard to Ье free? For behold, 1 am with you, am in you and of you; look forth now andSee3• Завершается монолог Древесной Матери прямым прославле­ нием «возлюбленной Республики» (the beloved RepuЬlic), Северным полюсом которой является центр материнской стихии - Человек. Херта восклицает: 1 Swinbume A.Ch. Тhе Poems of Algernon Charles Swinburne. 2 vol. Р. 72- 73. 2 lbld. Р. 77. 3 lbld. Р. 79. Человек, пульс моего центра, и плод моего тела, и семя моей души. Man, pulse of my centre, and fruit of my body, and seed of my soul1. В целом поэзия Суинбёрна полна черным оптимизмом, кото­ рый отличается от либералов и утилитаристов тем, что для Суин­ бёрна очевидна и прозрачна параллельная повестка дня Модерна, которая не завершилась вместе с «розенкрейцерским Просвеще­ нием» к XVIII веку, но приобрела черты «черной алхимии» как ок­ культной программы моgернизации Европы, где под маской осмея­ ния мифов и отвержения религии постепенно складывались новые мифы и особая «перевернутая» религия - возрожgенный культ Ве­ ликой Матери. В случае Суинбёрна и Алистера Кроули англо-Мо­ дерн сталкивался с декадентской культурой не как с обратным образом, но как с истинным и прямым симметричным виgением своей собственной сути. Просто Суинбёрн не менеджер Модерна, следующий за логикой его становления, но пророк черного Моgер­ на (а другого Модерна не существует), открыто обозначающий его матриархально-пантеистическую и богоборческую (сатанинскую) повестку дня. Оскар Уайльд: любовь как преступление Квинтэссенцией декадентского направления был великий ан­ глийский философ, поэт, драматург и писатель Оскар Уайльд2 (1854-1900). Уайльд был ирландцем по происхождению и родился в Дублине. В его семье преобладали националистические ирланд­ ские настроения. Поэтому Оскар Уайльд воспитывался на любви к кельтской культуре и фольклору. На становление юного Уайльда решающее влияние оказали Рёскин, Пейтер и прерафаэлиты. Позднее Уайльд переехал в Англию, где и включился в декадент­ ское течение. Уайльд писал исключительно на английском, осозна­ вал себя частью англо-британской культуры, поэтому его принято причислять к английским писателям. Вместе с тем его ирландское происхождение и воспитание имеют для понимания его взглядов су­ щественное значение. В случае Уайльда мы имеем дело с кельтом, то есть с носителем идентичности Красного Дракона. В англо-британ­ ской культуре он тяготеет к британскому фокусу. 1 Swinburne A.Ch. The Poems of Algernon Charles Swinburne. 2 vol. Р. 80. 2 Уайльg О. Избранные произведения. М.: Республика, 1993. В Лондоне Уайльд становится законодателем мод, развивая тради­ ции английского дендизма и придав им отточенное интемектуальное измерение: Уайльд не только изящно одевался и вел себя в обществе, но и создавал произведения, наделенные философской глубиной и отточенностью стиля. Он пишет стихи, сказки и эссе. Вершиной его творчества становится роман «Портрет Дориана Грея» (первое изда­ ние 1890 год), где Уайльд излагает самые глубинные стороны своей эстетической и мировоззренческой позиции. В этом романе принци­ пы дендизма, утонченного остроумия, парадоксальной нелинейной логики, культ чистой эстетики достигают своего апогея, доводя до предельных высот основные положения декадентской культуры - от первых денди до Рёскина, Пейтера и прерафаэлитов. В «Портрете Дориана Грея» находит свое выражение мировоззрение эстетизма, утонченной сосредоточенности на экзистенциальном моменте в ин­ тервале между двумя модусами несуществования. Сам сюжет этого произведения и есть развернутая метафора Пейтера о «моменталь­ ном субъекте». Главный герой Дориан Грей, живое и образцовое воплощение дендистской парадигмы чистой эстетики, становится обладателем собственного портрета, наделенного магическим свой­ ством - он стареет, меняется и дряхлеет с годами, тогда как сам До­ риан Грей остается по-прежнему юным и полным сил. Дориан Грей реализует программу максимальной интенсивности экзистирова­ ния, в ходе чего каждый момент и каждая ситуация жизни возводят его к наиболее чистой эстетической форме. Не заботясь о физиче­ ской энтропии тела, Дориан Грей достигает эстетической вечности. Он - благодаря магическому портрету - побеждает сопротивление материи, становясь «чистой музыкой». В эту музыку он и превращает свою жизнь - каждый жест, каждое высказывание, каждый наряд, каждую беседу, каждый поступок. Издержки абсолютного эстетиз­ ма не затрагивают самого Дориана Грея, но оседают и копятся в его портрете. Постепенно черты портрета становятся не просто старше, но мрачнее, грубее и порочнее: в них можно прочесть обратную сто­ рону беспечного существования успешного и блистательного денди (в отдельных чертах которого легко узнать самого Уайльда, по мень­ шей мере его альтер эго). Эта обратная сторона состоит из пороков, аморальных поступков, трагических судеб тех существ, которым бо­ жественно легкий денди по ходу дела ломает жизнь, даже не замечая этого. Хотя Уайльд как теоретик полностью принимает идеаль1 чистой эстетики, как художник и мыслитель он пронзительно и трагически осознает половинчатость этой экзистенциальной стратегии, где прин­ ципиально не хватает этического измерения. Идеологически этика должна быть подчинена эстетике - то, что прекрасно, не может быть злым. Но в жизни это не совсем так. В жизни прекрасное, изысканное и утонченное вполне может строиться на холодных кристаллических решетках зла. Эта тема становится центральной в его пьесе «Сало­ мея», написанной им специально для великой актрисы Сары Бернар. В «Портрете Дориана Грея» мысль о темной стороне прекрасного так­ же является главной смысловой и сюжетной линией. Дориан Грей, вечный и абсолютный денди, живет на пике эстетического экстаза стиля, тогда как его портрет берет на себя грехи, проистекающие из той материи, от которой сам Дориан Грей освобождается. Развязкой тонкой драматической истории становится финальная сцена романа, когда Дориан Грей в отчаянии уничтожается портрет, но сам превращается в то, что на нем было изображено, и немедленно гибнет. Смерть восстановила баланс расколотой личности. Но стало ли это ответом? Оскар Уайльд старался не давать преждевременные ответы, а тем более банальные. Он оставался верен своей эстетической программе и после «Портрета Дориана Грея», но, как великий :художник, он не мог не замечать главные силовые линии жизни. Он ставит этим рома­ ном вопрос. Но чтобы понять, что это за вопрос, необходимо глубин­ но осмыслить и отчасти прожить саму уайльдовскую программу. Та­ кого вопроса, например, не существует для того, кто не разделяет ни дендистской философии, ни платформы чистого искусства (Пейтера и самого Уайльда), ни ориентации на достижение максимума экзи­ стенциальной интенсивности и кто не наделен даже отдаленно авто­ номностью самодостаточного и мужественного холодного субъекта, не зависящего от общества и моды потому, что он сам задает силовые линии и обществу, и моде. Этическая проблема «Портрета Дориана Грея» касается денди, причем успешных и состоявшихся в этом ка­ честве, гениальных :художников, божественно одаренных музыкан­ тов, утонченных философов, законодателей течений и дисциплин. Для них это имеет смысл и, действительно, вопрос обратной стороны успеха, его этической цены, стоит остро. Всем же остальным остается лишь любоваться этим гениальным произведением со стороны - чи­ тать и перечитывать его, повторять и заучивать фразы и сентенции, наслаждаться ег& безупречным стилем и изысканностью литератур­ ных и лингвистических форм. Английский язык произведений Уайль­ да сам представляет собой произведение искусства, будучи своего рода «абсолютным английским» (absolute English), мерой которого могут служит пьесы, сонеты и поэмы Шекспира и романы Диккенса. Язык Уайльда представляет собой филологический пик языка. Выпуск «Портрета Дориана Грея» делает Уайльда буквально «че­ ловеком номер один» в Лондоне. У него масса последователей и по- клонников; его боготворят, жаждут, ему подражают и завидуют. Его ненавидят. Вежливый и задумчивый ирландский юноша становится королем английского общества. В этот же период (в 1891 год) Уайльд публикует политический трактат «Душа человека при социализме», в котором предлагает раз­ витие основных тезисов «готического социализма» Рёскина. В нем он подвергает радикальной критике основы либеральной идеологии, тотально отвергает капитализм, выступает против индустриализа­ ции и рыночной экономики, а также против всей ценностной и по­ литической системы буржуазного общества. Фактически, в Уайль­ де мы видим тенденцию англо-британского общества, которую он персонализировал, но которая сложилась до него, - тенденцию, тотально противопоставленную основной силовой линии развития. Поэтому именно Уайльда можно считать ключевой фигурой англий­ ского декадентства: провозглашаемые им ценности, идеалы, страте­ гии и ориентиры находятся в полной оппозиции ценностям, идеалам, стратегиям и ориентирам английской буржуазной промышленной и колониальной цивилизации. Уайльg преgставляет собой закончен­ ную антитезу либерализму, а факт его ирландского происхождения только добавляет этой позиции фундаментальности. Это не значит, что Уайльда можно взять за эталон традиционализма и средневеко­ вого классического для европейских истоков вертикального Логоса; мировоззрение Уайльда парадоксальнее и тоньше и содержит в себе много тревожных и двусмысленных элементов (часть которых мы идентифицировали в самих истоках кельтской идентичности еще на архаическом этапе). Но тем не менее для сложного и многомерного явления английского декаданса именно он является наиболее пока­ зательной фигурой. Особенность философской позиции Уайльда в отношении Тради­ ции и современности, а также Англии, о двусмысленности которой мы говорим, емко выражена в стихотворении «Теоретик». Теоретик У этой могущественной империи глиня­ ные ноги: От всего наследия древнего рыцарства и могущества наш маленький остров давно отрекся: Какой-то враг украл его короны залива, И с его холмов давно исчез голос, Который вещал о Свободе: Так уходи же отсюда, Theoretikos This mighty empire hath but feet of clay: Of а!! its ancient chivalry and might Our little island is forsaken quite: Some enemy hath stolen its crown of Ьау, And from its hills that voice hath passed away Which spake of Freedom: О соте out of it, Соте out of it, my Soul, thou art not fit Уходи отсюда, моя Душа, ты не годишь­ ся к этому грязному рынку, где день за днем Продаются мудрость и почтение, И грубые люди испускают гневные неве­ жественные крики Против векового наследия. Это бьет по моему спокойствию: поэ­ тому я предпочитаю держаться в сто­ роне - в грезах Искусства и в высокой культуре, Ни на стороне Бога, ни на стороне его врагов. For this vile traffic-house, where day Ьу day Wisdom and reverence are sold at mart, And the rude people rage with ignorant cries Against an heritage of centuries. It mars ту calm: wherefore in dreams of Art And loftiest culture I would stand apart, Neither for God, nor for his enemies. «Ни на стороне Бога, ни на стороне его врагов» - чрезвычайно важное признание. До этой строчки стихотворения можно было бы подумать, что Уайльд- чистый консерватор, оплакивающий вели­ чие древней Англии и низость ее современного состояния (англо-Мо­ дерн). Но в конце он делает несколько неожиданный жест: отвергая Модерн, было бы логично для него встать на сторону Бога против его врагов (буржуазии, торговцев); но он этого не gелает и переходит в особую зону - в зону отвлеченного искусства и высокой культу­ ры. Он против «врагов Бога», но... не за Бога. По крайней мере, это характерно для основных его работ, поскольку в некоторых своих самых ранних и самых поздних («Баллада Редингской тюрьмы») произведениях Уайльд, забывая о программе «чистой эстетики», проявляет глубинно христианские чувства. В отличие от Суинбёр­ на, Уайльд никогда не переходит на сторону «врагов Бога», он оста­ ется фундаментальным христианином, хотя и чуждым догматиче­ ской определенности и протестантскому морализму. Христианство Уайльда - это «христианство серgца>>. Однако это «христианство сердца» ставит перед Уайльдом во­ просы, которые точно так же, как и проблематика Дориана Грея, относятся не ко всякому и далеко не каждому понятны, так как не каждому предн начены. Пьеса Уайльда «Саломея», написанная в 1891 году в Париже, считающаяся вершиной культуры декаданса, также неоднозначна. Эта неоднозначность стала причиной того, что ее запретили ставить в Лондоне, заподозрив в ней обращение к Биб­ лии в бласфемическом ключе. Сюжет пьесы состоит в том, что пад­ черица короля Ирода Антипы Саломея влюбляется в пророка Иоан­ на Предтечу. Ее любовь к святому становится настолько абсолют­ ной, что выходит за рамки естественного - в том числе и за рамки логики, здравого смысла, правил и религиозных норм. Абсолютная любовь питается духовным величием самого пророка, избранника Божьего. Но Саломея не способна разделить душу и тело, мораль и желание; она вся есть только любовь - бесконечная сила любви. Она не может себя вместить ни в какие рамки, так как любовь, кото­ рую можно вместить в рамки - это вообще не любовь. Праведник Иоанн Креститель, естественно, отвергает любовь Саломеи - един­ ственный, Кого он любит, это Бог и Сын Божий. Он стоит уже по ту сторону жизни, в вертикальном луче непоколебимой ничем истины. Но Саломея не может достичь этой истины, не способна даже при­ близиться к ней - и от этого ее любовное пламя разгорается с новой силой. Она любит того, кто любит Бога. Но любит бесконечно. На пиру Ирода Саломея просит отчима исполнить любое ее жела­ ние, если ему понравится ее танец. Танец Саломеи (который Уайльд обозначил как «Танец Семи Покрывал», состоящий в постепенном снятии одежд танцовщицы и относящийся к области сакрального греческого искусства) не просто уловка или стратегия, это движе­ ние ее бесконечной любви. В нем вся глубина притяжения косми­ ческой женственности к небесному священному мужскому началу и все отчаяние от принципиальной неспособности к нему прибли­ зиться. Ирод покорён и готов выполнить общение. Саломея просит голову Иоанна Крестителя. Ирод в ужасе, он испытывает трепет перед святым и совершенно не хочет его казнить, понимая, что тем самым он навлечет гнев Бога на себя и на всю свою страну. Но Са­ ломея непреклонна. Она больше не руководствуется ничем, кроме своей безнадежной и великой любви. Ирод сдается, на серебряном блюде в палаты дворца вносят голову Иоанна Крестителя. В этот момент всем присутствующим открывается истинная природа дра­ мы - и истинный смысл танца Саломеи: она целует голову святого пророка в губы. В этом жесте и предельная дерзость падшей Софии, и карающая и нежная одновременно оскопляющая сила Кибелы. В этом - безgна женского начала в ее абсолютном величии и пре­ gельном ничтожестве. От отвращения перед эпифанией бесконеч­ ной хтонической женской Любви, и от ужаса перед разверзшейся бездной величайшего преступления, которое сможет превзойти только распятие иудеями Христа, Ирод приказывает казнить Сало­ мею, которую воины сдавливают щитами до смерти. Как будто рас­ крепощенную женственность так просто можно вернуть в границы, которые она только что решительно покинула. «Саломея» ни в коем случае не является антирелигиозной, как посчитали англиканские цензоры викторианского времени. Фигура Иоанна Крестителя показана с глубинным почтением и благоговей- ным внутренним трепетом. Но Уайльд- художник, и жест Саломеи его завораживает своей экзистенциальной мощью, эскалацией без­ граничной страсти, «синдерезисом» или «энтузиазмом» Джордано Бруно, в котором воплощена высшая воля человеческой души. Са­ ломея ради любви жертвует всем - и тем, что имеет, и тем, чего не имеет. Эстетически и экзистенциально, более того - гендерно! - ее поступок безупречен. Но от этого не менее аморален и, что еще важнее, преступен. В «Балладе Редингской тюрьмы», написанной после трагическо­ го пребывания на каторге по обвинению в гомоэротических отноше­ ниях со своим младшим другом Альфредом Дугласом, Уайльд снова обращается к этой теме, вечной для поэтов и особенно для поэтов кельтского культурного круга - связи любви и смерти, любви и убий­ ства того, кого любишь, ради любви и во имя любви. В «Редингской тюрьме» героем становится анонимный преступник, осужденный на смертную казнь за убийство своей возлюбленной. Уайльд не оправ­ дывает его, но осуждает осуждение, не основывающееся на той же глубине и той же абсолютности боли, которые движут теми, кто пре­ ступает все во имя любви, во имя ее абсолютного момента. И все люди убивают того, кого они любят, Пусть все услышат об этом, Кто-то делает это горьким взглядом, Кто-то - льстивым словом, Трус делает это посредством поцелуя, Храбрый человек делает это мечом. And all men kill the thing they love, Ву all let this Ье heard, Some do it with а Ьitter look, Some with а flattering word, Тhе coward does it with а kiss, The brave man with а sword! Саломея убила того, кого любила, танцем. Он погиб от меча. По­ целуй запечатлел собой великое преступление. Царский суд - ви­ новный не менее других и также ответственный за смерть святого - осудил ее на то, чтобы быть раздавленной щитами. Как и в «Балладе Редингской тюрьмы» или в финале «Портрета Дориана Грея», круг замкнулся. Судьба прошла по своей полной орбите, вернувшись к точке смерти. Интервал завершен. После выходизтюрьмы Уайльд теряет все то, что имел. Семью, связи, поклонение, родину. Он вынужден уехать во Францию, где последние годы проводит в одиночестве и глубокой меланхолии. Тем самым он буквально повторяет судьбу Джорджа Браммеля, пер­ вого денди. Уайльд ясно осознает свое значение для английского историала. И точно так же ясно понимает, что его «интервал» завершается вме­ сте с XIX столетием. Он умирает во Франции 30 ноября 1900 года. Алистер Кроули: Зверь и ero стихи Декадентская культура XIX века, как мы видели, представляет собой сложный феномен. В некоторых случаях декаданс, расшиф­ рованный как откровенность люциферического (сатанинского, титанического) сечения английского Модерна, может быть рас­ смотрен как свидетельство, подразумевающее необхоgимость по­ ворота, в других же - речь идет о пессимистической констатации, в третьих - вообще вызывает энтузиазм. Причем все три измере­ ния могут вполне присутствовать у одного и того же автора. Примером чисто «сатанинского» энтузиазма в области погранич­ ной между оккультной (гностико-герметической) философией и де­ кадентским искусством может служить экстравагантный поэт, публи­ цист, масон и мистикАлистер Кроули1 (1875-1947), основатель тече­ ния «Телема», называвший себя «Великим Зверем» и продолжавший линию английского декаданса в ХХ веке (в его особом измерении). Кроули сочетал в себе поэта, художника, церемониального мага, альпиниста, «ясновидца», мистификатора, с одной стороны, и ис­ полнительного сотрудника британской разведки - с другой, не раз помогая решать Империи тонкие и деликатные задачи (так, Кроули создавал оккультные сети в США, Германии и даже России, участ­ ники которых при определенных обстоятельствах выполняли дис­ кретные поручения Лондона). Стихи Кроули2 отражают его самоотождествление с Антихри­ стом и ставят точку в традициях английского черного романтизма. Кроули, замыкая череду «проклятых поэтов» от Мильтона до Суин­ берна и Уайльда, в несколько опереточном ключе, самого себя объ­ являет английским «воплощением Сатаны» и провозвестником кон­ ца истории, мировой революции и «бури равноденствий». В стихотворении «Звезда в пределах зрения» он излагает крат­ кую версию своей программы. Звезда в пределах зрения Твои ноги в грязи, твоя голова во мраке, О человек, как же жалко твое положение, Сомнения, которые обескураживают, болез­ ни, которые раздражают, У тебя нет ни ума, ни воли к битве - Где же надежда в сердце и ценность в труде? Никакой звезды в поле зрения! One star in sight Thy feet in mire, thine head in murk, О man, how piteous thy plight, The douЬts that daunt, the ills that irk, Thou hast nor wit nor will to fight - 1 Кроули А. Видение и Голос. Книга Еноха. М.: Ганга, 2010. 2 Crowley Aleister. Selected Poems. London: CruciЬ\e, 1986. Твои Боги оказались куклами в руках жрецов. «Истина? Но все относительно!» - вздыхает наука. В путах, ровно как зверь, твой родной брат, зверь, Любовь подвергает тебя пьrrкам, поскольку надежда Любви умерла, А вера Любви сгнила. И жизнь также. Можно смутно различить очертания звезды. Твой раболепный труп сжимался и ползал, Чтобы найти себе брошенный судьбой ком праха, Его Боль была бессмысленной; охваченный ужасом Бессмысленный несчастный случай таким образом раздавил его агонию, и пустое небо растянулось Над тщетным дерном! Все души существуют вечно, в пределе каж­ дый индивидуум Совершенен - Каждый сам себя превращает в туманность из сознания и плоти, чтобы праздновать вместе с какой-то маской-близнецом свою нежную встречу Ненасытно. Отчаяние, что это должно умереть, есть ошиб­ ка, Ведь они принимают за самих себя свои те­ ни-призраки. Одна звезда может позвать их к пробуждению самих себя; умиротворенная звезда-душа, ко­ торая сияет над спокойным озером жизни. То, что имело начало, никогда не увидит конца, Все вещи существуют, поскольку они уже здесь. Делай, что хочешь, таков закон, Ведь каждый мужчина и каждая женщина - это звезда. Пан не умер, он живет, Пан! Разрушь решетку! How hope in heart, or worth in work? No star in sight! Thy Gods proved puppets of the priest. «Truth? All's relation!» science sighed. In bondage with thy brother beast, Love tortured thee, as Love's hope died And Love's faith rotted. Life no least Dim star descried. Thy cringing caпion cowered and crawled То find itself а chance-cast clod Whose Pain was purposeless; ap­ palled That aimless accident thus trod Its agony, that void skies sprawled On the vain sod! All souls etemally exist, Each individual, ultimate Perfect-each makes itself а mist Of mind and flesh to celebrate With some twin mask their tender tryst Insatiate. Some drunkards, doting оп the dream, Despair that it should die, mistake Themselves for their own shad­ ow-scheme. One star сап summon them to wake То self; star-souls serene that gleam Оп life's calm lake. That shall end never that began. All things endure because they are. Do what thou wilt, for every man And everywoman is а star. Рап is not dead; he liveth, Рап! Break down the bar! Я прихожу к человеку, и имя человеческое То man I соте, the number of Это мое имя, Лев Света; А man my number, Lion of Light; Я - Зверь, чей Закон - Любовь. 1 am The Beast whose Law is Love. Любовь под контролем воли, его королевское Love under will, his royal right - право - Behold within, and not above, Смотри внутрь, не вовне - One star in sight! Там в зоне зрения звезда!1 В целом стихотворение можно интерпретировать как движение по ступеням посвящения, осмысленного в духе «черного пантеиз­ ма». Снова, как и у Суинбёрна, поэзией которого Кроули восхи­ щался, мы видим прямую аналогию с «синдерезисом» в понимании Джордано Бруно, одного из самых последовательных пантеистов Ре­ нессанса2. У Кроули эта scintilla conscientiae (искра сознания) опи­ сывается термином «звезда» (the star). Звезда есть неизменная ось человеческого «Я», душа, не подвластная смерти и существующая параллельно телу (в период между рождением и могилой) и без тела в иных интервалах. Пока человек живет в своем обычном (профан­ ном) состоянии, погруженный в бытовые заботы и общественные процессы, звезда не дает о себе знать. Живет не сам человек, но его механический двойник. «Никакой звезды в поле зрения!» В предельном отчаянии, кульминация которого в цивилизаци­ онном масштабе наступает в эпоху Модерна («Твои Боги оказались куклами в руках жрецов»./«Истина? Но все относительно!» - взды­ хает наука»), человек достигает gна собственного отчужgения. Па­ радоксально, но это освобождает скрытую ранее звезду, которая видна пока еще неотчетливо и смутно («Можно смутно различить очертания звезды»). Но двигаясь за Модерном по линии материа­ лизма, телесности, мы попадаем прямым путем на кладбище. При­ чем смерть мы видим не со стороны души, сбросившей бренную оболочку, но со стороны трупа. Модерн, впрочем, интерпретиру­ ет с позиции трупа не только смерть, но и саму жизнь - как чисто химико-биологический процесс клеточных белковых тел. Совре­ менная наука основана на физическом разложении мозга. Фикси­ ровав этот предел вырождения и распада, Кроули внезапно меняет регистр. Над разложившимся трупом восстает душа, вечное «Я» че­ ловека. И далее стихотворение повествует о ее пробуждении и вос­ хождении. Вначале душа призвана осознать, что ее рождение во 1 Перевод с английского АД. 2 Йейтс Ф. Джордано Бруно и герметическая традиция. М.: Новое литературное обозрение, 2000. fosкoe очарова11ие декада11са: прерафаэлиты, денди, сатанисты 321 nлоти есть ее свободный волевой акт. Душа воплощается, по Кроу­ ЛИ, чтобы наслаждаться отношениями с другой воплощенной душой (его специфическая эротическая трактовка жизненной цели). Мир, увиденный глазами души, оживает и наполняется новыми энергия­ ми. Структуры материальных тел освобождают свое символическое и эйдетическое содержание. Наступает эпоха «черного пантеизма». Так Кроули трактует «возвращение Пана». Обращение к Пану было общим местом романтиков и декадентов. Оскар Уайльд в стихотво­ рении «Пан», обращаясь к самому Пану, призывает его покинуть Аркадию и направиться в Англию: Этот современный мир нуждается в тебе! This modern world hath need of thee! Другой английский писатель, близкий к декадентским и мисти­ ческим кругам, Артур Мейчен (1863-1947) посвящает этому боже­ ству роман «Великий бог Пан»1• Взывая к Пану, Кроули выступает в роли пророка пробуждения «Я». Как пробудившееся бессмертное «Я» он приглашает к пробуж­ дению всех остальных. При этом стихотворение приобретает прямо «сатанинский» характер, так как Кроули называет себя «Зверем» Апокалипсиса, о котором говорится, что «его число - число челове­ ческое». Последователи Кроули так и называли его Master Therion, «Господин Зверь». «Зверь» пробуждает человечество - без разде­ ления на пол - к обнаружению своей природы за пределом клас­ сического Модерна, чья унылая и материалистическая повестка дня служит, согласно учению Кроули, лишь прелюдией к настоящему Перевороту, к истинной Революции, которую он называет «бурей равноденствий». Это становится фундаментом учения «телемиз­ ма» (от греческого 0tлчµа, воля), в основе которого лежит «мисти­ ческий анархизм», противостоящий всем формам старого Порядка и утверждающий новое общество всеобщего пробуждения, где воля каждого станет законом для него самого. Либеральный индивидуа­ лизм достигает в «телемизме» Кроули своего апогея, и имплицитный сатанизм британского культуры эпохи Модерна у Кроули становит­ ся эксплицитным: Кроули мыслит себя пророком будущего эона, ко­ торый он называет «эоном Гора», который должен наступить после окончания «эона Осириса», соответствующего последним двум ты­ сячелетиям. С « эоном Осириса» он связывает триумф и упадок в Но­ вое время христианства, которое должно быть сменено новой рели- 1 Мейчен А. Великий Бог Пан// Мейчен А. Сад Аваллона. М.: Энигма, 2006. гией в III тысячелетии, когда произойдет смена зодиакальной эпохи на «Эру Водолея». Этой религией сам Кроули считает «телемизм». В этом мы можем распознать крайнюю версию идеи Третьего Заве­ та Иоахима де Флоры, но также предельно имманентизированную и гротескную разновидность анархо-коммунистических эсхатоло­ гий - от анабаптистов до марксистов. Показательно, что многие оккультные знания Кроули получил в Ордене «Золотой Зари» (Golden Dawn), который возглавлял в тот период каббалист и мистик Сэмуэль Лиддер Мазере• (1854-1918), возводивший филиацию этой организации как раз к эпохе «розен­ крейцерского просвещения» и напрямую к Джону №- Так как Кроули облачает свою теорию в мифологические фор­ мы оккультной доктрины в англосаксонской и достаточно пуритан­ ской среде (отец самого Кроули был проповедником крайней пури­ танской секты «Плимутских братьев»), то его эпатаж выражается в заведомом переворачивании христианских эсхатологических сю­ жетов и символов: тем самым он выполняет функции тени (свой­ ственную всему декадансу, как мы неоднократно убеждались) по от­ ношению к официальной английской культуре. Его Логос является черным во всех смыслах - и философски, и мифологически, и эсте­ тически. Кроули стоит не просто на стороне титанов, но на стороне того, что в христианстве называют «дьяволом» и «адом». Жизнь Кроули была полна приключениями и авантюрами. Его поместье (Болескин Хаус) было расположено в Шотландии у озера Лох Несс. Он лично знал многих выдающихся деятелей своей эпохи. В 1891 году он побывал в России - то ли в качестве антрепренера театральной труппы, то ли пытаясь попробовать себя в карьере ди­ пломата, то ли выполняя поручения британских спецслужб2• В США он был близок с видным традиционалистом Анандой Кумарасвами, а в Италии померживал отношения с Юлиусом Эволой. В Сицилии основал коммуну «Аббатство Телема», буквально воплощая ирони­ ческую метафору Ф. Рабле. Кроули совершил восхождение на ряд горных вершин в Мексике, Швейцарии, Индии и других странах. Путешествовал по Северной Африке, Японии и Китаю. В Египте он получил «откровение» от потустороннего существа (представив­ шегося «демоном Айвасс»), которое и сообщило ему информацию о «новом эоне Гора» и необходимости «основать новую религию - 1 Женой Мазерса была сестра французского философа Бергсона - Мойна Бергсон. 2 Spence Richard В. Secret Agent 666: Aleister Crowley, British Intelligence and the Occult. Port Townsend, W.A.: Feral House, 2008. ,-011кое очарова1111е декада11са: прерафаэлиты, денди, сатанисты 323 телемизм». В Португалии вместе со своим другом великим порту­ гальским поэтом Фернандо Пессоа он инсценировал свою смерть :в заливе Уста Дьявола1• Кроули сознательно обыгрывал темные стороны своей жизни, реальные или мнимые, эпатируя публику своими «сатанинскими» перформансами и экстравагантными заявлениями в помержку :всех типов извращений, пороков, вплоть до человеческих жертво­ приношений. Показательно, что Кроули испытывал большой интерес к кельт­ ской традиции и был (до определенного момента, за которым после­ довала ссора} в близких отношениях с крупнейшим ирландским по­ этом, лауреатом Нобелевской премии У. Б. Йейтсом2 (также членом ордена «Золотой Зари»} и Мод Гони, возлюбленной Йейтса и поли­ тической активисткой, боровшейся за независимость Ирландии3• Однако интерпретация кельтских мифов и легенд у Кроули была столь же своеобразной и экстравагантной, как и толкования дру­ гих традиций - от западного эзотеризма до йоги, тантры, суфизма и даосизма. 1 Бут М. Жизнь мага: биография Алистера Кроули. Екатеринбург: Ультра; Куль­ тура, 2004. 2 Йейтс У. Б. Роза алхимии. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. 3 Скорее всего, Йейтс сам был «сатанистом» - об этом свидетельствует его инициатическое имя в ордене «Золотой Зари» С.А. Мазерса - «Daemon est Deus Inversus». См.: Harper George Mills. Yeats's Golden Dawn: Тhе lnfluence of the Hermetic Order of the Golden Dawn on the Life and Art of W. В. Yeats. London; Basingstoke: Macmil­ lan, 1974. ХХ век: историал и Империя После смерти Виктории и Оскара: новый горизонт мрака Ганноверская династия завершает свою прямую линию на коро­ леве Виктории (1819 - 1901), со смертью которой кончается XIX век. Тогда же умирают Оскар Уайльд и Фридрих Ницше. Мир вступает в ХХ век, когда Модерн не просто достигает апогея, а уверенно входит в свою финальную фазу, постепенно смещаясь в Постмодерн. В пер­ вой половине ХХ века Британская Империя достигает своей исто­ рической и геополитической кульминации, но лишь для того, чтобы в середине столетия уступить свою миссию США и переформатиро­ вать свое мировое имперское владычество в более тонкую форму экономико-социального постколониального контроля. В ХХ веке происходит конец Британской Империи, причем не по причине ее поражения в состязании с иными Империями и конкурирующими державами, но в силу выхода на первый план бывшей английской колонии США и в результате все более уверенного наступления ин­ тенсивного Модерна, пересматривающего сами основания прежней экстенсивной фазы и ее казавшиеся незыблемыми аксиомы. В ин­ теллектуальном смысле англичане принимали минимальное или поч­ ти вообще никакого участия в становлении интенсивного Модерна и подготовке Постмодерна, но так как эта тенденция была домини­ рующей в западной цивилизации в целом, воплотившись цивилиза­ ционно в США, а концептуально - в континентальной (в первую очередь франко-германской) философии, то Англия не могла игно­ рировать духовную судьбу того мира, к становлению, укреплению и глобализации которого она приложила руку более всех остальных. И хотя прямая имперская политико-стратегическая и военная до­ минация Англии в ХХ веке была демонтирована, англосаксонская система ценностей (индивидуализм, либерализм, фритрейдерство, эмпиризм, позитивизм и научная картина мира), особенно через по­ средничество северо-американской державы, превратилась в нечто универсальное и планетарное по масштабу, превратив то, что было изначальном heartland'oм Локка, в глобальный феномен. лишенная прямого политического господства, англо-британская цивилизация в версии развитого Модерна получила абсолютное gуховное и мета­ физическое госпоgство в масштабе всего человечества. Но это ак­ с юлогическое и семантическое господство - через посредство се­ веро-американского наследника - представляло собой предельную банализацию именно классического индустриального Модерна, структурно застывшего в его чистом парадигмальном выражении, которое сложилось в ходе становления своего рода ортодоксии Но­ вого времени. Если европейская континентальная мысль и культу­ ра уже с конца XIX века напряженно работали над деконструкцией Модерна, то английская интеллектуальная культура ХХ века застыла на позитивистской стадии, упорно игнорируя философию подозре­ ния и все более эксплицитный нигилизм не только в его франко-гер­ манском выражении, но в своих собственных романтика-декадент­ ских версиях. Англия ХХ века по своей культурной идентичности действительно строилась на отрицании миссии Уайльда, который предупреждал, что «не переживет XIX столетия и что англичане не вынесут его дальнейшего присутствия». Со смертью Оскара Уайль­ да англичане поставили точку в своей нонконформистской тради­ ции, от которой осталась только опереточно-гротескная пародия кроулианского телемизма. В серьезных философских кругах никто, за редчайшим исключением таких исследователей, как Фрэнсис Йейтс, основательному критическому анализу истоки и структуры англо-Модерна не подвергал, а линии древней германо-кельтской идентичности, миссию двух Драконов напрямую не продолжал. При этом постепенно исчезла и критическая рефлексия. Мгла Модерна достигла в Англии ХХ века такой плотности, что никто больше не воспринимал ее как тьму. После смерти королевы Виктории на трон восходит ее сын Эду­ ард VII (1841-1910), бывший по отцу (немецкому принцу Альберту) представителем Саксен-Кобург-Готской династии. Позднее, при Георге V (1865 - 1936) в 1917 году она была переименована в Винд­ зорскую, чтобы убрать любые намеки на Германию, с которой Ан­ глия воевала в Первой мировой войне. Эдуард VII, до коронации носивший титул «принц Уэльский», в юности вступил в масонскую ложу Англии, где в 1874 году получил титул Великого Мастера. При Эдуа!}де VII значение королевской власти в Великобритании качественно меняется, и король отныне выполняет лишь представи­ тельские функции, тогда как полнота власти окончательно переходит к парламенту, а также к таким полуформальным организациям, как английское масонство, в ходе XIX века еще более усилившего свое влияние как на английскую политику в масштабе всей колониальной Империи, так и на политику других стран, где большинство традици- онных лож работали так или иначе в интересах Англии - либо в пря­ мом смысле (проводя политико-дипломатическую стратегию в ин­ тересах Лондона), либо в более широком семантическом контексте (продвигая в обществе англосаксонские ценности и нормативы - ли­ берализм, индивидуализм, фритредерство, демократию, секуляризм и т.д.). Но при этом английские монархи Виндзорской династии до настоящего времени остаются символами Британии и подчас выпол­ няют важные дипломатические функции. Так, Эдуард VII активно способствовал военному альянсу с Францией и с Россией, став одним из архитекторов союза Антанты, само заключение которого привело позднее - уже при Георге V - к краху четыре последние Империи, сохранявшие еще какие-то связи с традиционным обществом - Ав­ стро-венгерскую, Германскую, Османскую (бывших противниками Антанты) и Российскую (бывшую ее членом). Кроме того, после Пер­ вой мировой войны рухнули монархии Греции, Румынии и Испании. Это было прямым результатом победы сил Модерна, в авангарде ко­ торых в геополитическом смысле стояла именно Англия. При следующих английских королях - Эдуарде VIII (1894- 1972) и Георге VI (1895-1952) - значение института монархии еще более падает, а при нынешней королеве Елизавете 11, оно практиче­ ски превратилось в чистую декорацию. Династия более не оказы­ вает никакого влияния на политические процессы в Государстве, играя роль музейной институции. Так, в ХХ веке английская монархия полностью выполняет свою историческую миссию по модернизации как самой Англии, так и остальных европейских обществ, активно способствуя демонтажу не только антагонистических режимов, но и самой себя. Но именно потому, что английские династии Нового времени «добровольно» и «осознанно» встали на сторону Логоса Кибелы, в отличие от дру­ гих монархий, которые были жестко свергнуты, они получили мандат на сохранение своего номинального статуса и музейного реквизита в цивилизации, построенной на прямом и абсолютном отвержении монархического сословно-вертикального начала. В этом и состоит специфика англо-британского эволюционного либерального консер­ ватизма: переход к парадигме Модерна осуществляется не брутально и стремительно с мгновенным сломом всех структур традиционного общества, но постепенно и растянуто во времени, причем таким об­ разом, что институты, подлежащие ликвидации, сами активно уча­ ствуют в этой ликвидации и подчас даже выступают ее инициаторами. Вместо антагонистического столкновения классов, сословий и поли­ тических партий, Англия в эпоху Модерна шла по пути поступатель­ ного и равномерного смещения традиционных институтов в сторону l1JC реинтерпретации в либерально-демократическом ключе. Значе­ gnе монархии не отменялось резко, но постепенно умалялось в тече­ nnе столетий. Параллельно этому происходило смещение полномо­ чnй в сторону палаты общин английского парламента в ущерб палате .лордов, но и этот процесс был растянут на века. В этом можно увидеть отражение того, что в случае Э. Бёрка мы идентифицировали как «консервативную моgернизацию». Смеще­ nnе от Логоса Аполлона и Диониса, включая сложно организован­ ный ноологически, но в целом все более маргинальный вихрь «ро­ зенкрейцерского просвещения», «черной романтики» и декадент­ ства в сторону Логоса Кибелы в структуре английского историала протекало медленно и неспешно, и закатные сумерки затянулись на века. Даже в XXI веке Англия продолжает ту же стратегию мерной модернизации, сохраняя свои либеральные устои и позитивистские установки в науке и философии относительно неизменными по сравнению с их изначальными формулировками. А жесткий ради­ кализм французского нигилизма или германской Консервативной Революции остается совершенно чужд размеренному чисто ан­ глийскому духу, который воспринимает наступление Нового вре­ мени и сопряженного с ним Логоса с джентльменской холодностью и специфическим черным юмором. Анrлосаксонский расизм: оборона или нападение К концу XIX века и в первом десятилетии ХХ века технологи­ чески британский империализм достигает своей вершины. В этот период складывается новая версия английского национализма, свя­ занного с прославлением Британской Империи и одновременно с ярко выраженной расистской повесткой дня. Успехи английского могущества во всем мире связываются с «высшим типом англий­ ской расы». Это создает новую модель империализма, основанную не на протестантской и не на мифо-магической (Джон Ди и про­ ект «Астрея») идеологии, как на первом этапе, а на дарвинистской и биологической модели. Полную версию разнообразных типов британского расизма - как биологиче_ского, так и культурно-социального (в зависимости от трактовки термина «раса», the race) - приводит в своей аргумен­ тированной и основательной книге «Евроцентристская концепция Мировой Политики»1 современный специалист в истории Между- 1 Hobson М. J. The Eurocentric Conception of World Politics: Western International Theory, 1760- 201О. Cambridge: Cambridge University Press, 2012. народных Отношений Джон М. Хобсон1• Согласно Хобсону, бри­ танский расизм, сформировавшийся в целый спектр теоретических построений и идеологий в XIX веке, в основном в викторианскую эпоху, можно разделить на две основные категории: • оборонительный расизм (defensive racism), • наступательный расизм (offensive racism). Носители расизма обоих типов убеждены при этом в абсолют­ ном превосходстве англосаксонской расы как авангарда белой расы в целом над «цветными» аборигенами колоний, а также над другими европейскими народами, уступающими (хотя и не столь наглядно) англосаксам, воплощающим в себе самую прогрессив­ ную, развитую и культурную часть человечества. В это свято ве­ рят и представители «оборонительного расизма», и сторонники «расизма наступательного». И те, и другие объясняют тот факт, что Англия создала мировую колониальную Империю именно благода­ ря «расовому превосходству» англосаксов, но трактуют колониа­ лизм по-разному. Оборонительные расисты убеждены, что наличие огромных ко­ лониальных владений чрезвычайно опасно для английской расы по самым разным причинам - смешение с другими народами, необ­ ходимость помощи в развитии потенциальным конкурентам в силу модернизации и индустриализации колониальных обществ, дурное влияние тропического климата, наплыв иммигрантов и т.д. Поэ­ тому они предлагают во имя «спасения английской расы» присту­ пить к сворачиванию колониальной экспансии и сосредоточению на внутренних проблемах и сохранении англосаксонской расовой чистоты. Чаще всего «оборонительные расисты», впрочем, так же как и «наступательные», апеллируют к идеям Дарвина и Ламарка, о борьбе за выживание, эволюции и естественном отборе, но пола­ гают «имперскую фазу» негативной предпосылкой для этого про­ цесса, ослабляющей расу, а не укрепляющей ее. К числу таких «обо­ ронительных расистов» относился, в первую очередь, англичанин Герберт Спенсер, а также американцы Уильям Самнер (1840 - 191О), Дэвид Стар Джордан (1851-1931), Джэймс Блэр (1854-1904), Тео­ дор Лотроп Стомард (1883-1950), Эндрью Карнеги (1835-1919), Мэдисон Грант (1865-1937), Эдвард Эсуорт Росс (1866-1951), ав­ стралиец Чарльз Генри Пирсон (1830-1894), и т.д. Все эти авторы выступали жестко против Империи и империализма, акцентируя 1 ДугинА.Г. Международные Отношения. М.: Академический проект, 2013. разные стороны опасности, проистекающие из колониальной поли­ тики:. Хобсон пишет: Все оборонительные расисты в целом стремились «за­ щитить Запад» путем максимального увеличения дистанции между белой расой и не белыми народами, чтобы таким обра­ зом помержать витальность белой расы и превосходство за­ падной цивилизации с помощью разнообразных концепций расового апартеида в мировой политике1• Яркий представитель «оборонительного расизма» Чарльз Генри Пирсон в своей главной книге «Национальная жизнь и характер: предсказания»2 утверждает, что белая раса находится в опасности перед лицом набирающих силы желтой и черной рас, которые пред­ ставляют собой не только демографическую угрозу, но и осваивая через колониальные структуры производственные навыки белых, в скором времени составят Западу серьезную конкуренцию, а впо­ следствии поглотят «белую расу». Поэтому белым надо уже сейчас готовиться к обороне своих границ. В свою очередь, Дэвид Стар Джордан в книге «Имперская демократия»3 приводит аргументы в пользу свертывания процесса колонизации, поскольку, с одной стороны, она ведет к тому, что в метрополиях подтачиваются основы демократии (ведь «неполноценные расы» не могут не быть рабами, а опыт рабства может быть обратно перенесен и на сами белые об­ щества), а с другой - это требует огромных затрат на колониаль­ ные авантюры, в том числе посылки в колонии лучших кадров из ме­ трополий, что приводит к ослаблению активного потенциала белой расы в целом. Вторая группа теоретиков англосаксонского расизма придержи­ валась прямо противоположной точки зрения. Они были убеждены, что идентичность белой расы (авангардом которой снова считаются англосаксы) выражается в ее безусловном превосходстве над осталь­ ными народами, и это превосходство оправдывает и полностью ле­ rитимизирует колонизацию, империализм и господства западной цивилизации. Лучшие правят худшими, а самые развитые - отста­ лыми и недоразвитыми. Эту позицию разделяют все сторонники 1 Hobson M.J. The Eurocentric Conception of World Politics: Western International Тheory, 1760-2010. Р. 105. 2 Pearson Сh.Н. National Life and Character: А Forecast. Chicago: Macmillan and Со, 1894. 3 Jordan D.S. Imperial Democracy. N.Y.: D. Appleteon & Со, 1901. «наступательного» или «атакующего» (offensive) расизма. В осталь­ ном же их взгляды и мировоззренческие позиции могут существен­ но различаться. Так, Хобсон выделяет среди «наступательных раси­ стов» четыре разновидности: • консервативные империалисты с элементами христианского самосознания в сочетании с дарвинизмом, • расисты-экстерминационисты (допускающие уничтожение низших рас по примеру северо-американских индейцев, со­ знательно истребленных белыми переселенцами из Европы, по большей части, из Англии), • расисты либералы, • расисты социал-gемократы, радикалы и коммунисты. К консервативным империалистам Хобсон относит англичани­ на создателя геополитики Хэлфорда Макиндера (1861-1947), аме­ риканцев Альфреда Мэхэна (1840-1914), Фрэнклина Гиддингса (1855-1931) и т.д. Представители этой группы убеждены в том, что англосаксонская (британская и северо-американская) цивилизация представляет собой вершину эволюции и носительницу самых «гу­ манных» и «справедливых» ценностей - свобода, демократия, ры­ нок, индивидуализм, предпринимательство и т.д., и, следовательно, было бы совершенно логично, чтобы англосаксонская раса правила в мировом масштабе, не просто подчинив себе остальные народы и цивилизации для их эксплуатации, но чтобы повести их под сво­ им бдительным контролем в светлое будущее. При этом сторонники такого типа расизма были убеждены, что «бремя белого человека» (Р. Киплинг) придется нести долго, в силу органической неполно­ ценности варварских и диких народов, уступающих англосаксам во всех отношениях. Отсюда легитимация империализма, как са­ мой логичной и естественной практики реализации англосаксами своего предназначения. При этом если Мэхэн и Гиддингс ставили в центре англосаксонского мира США, которым они предрекали планетарную гегемонию, то Макиндер в первой половине жизни был убежден в том, что миссия мирового господства лежит именно на Великобритании, но после Первой мировой войны стал постепен­ но принимать точку зрения американцев, признав их первенство в создании мировой англосаксонской Империи. Откровенно экстерминационистские идеи, допускающие унич­ тожение небелых народов, в том числе и через ограничение рождае­ мости, отстаивали такие расисты, как английский математик и био­ лог Карл Пирсон (1857-1936), британский социолог Бенджамин Ким (1858-1916), американский ботаник, социолог и палеонтолог лестер Уорд (1841-1913) ит.д. Крупнейший современный математик и физик, предвосхитивший многие идеи Альберта Эйнштейна (в частности, четвертое измере­ ние, антиматерию и т.д.), Карл Пирсон в своей книге «Национальная жизнь с точки зрения науки»1, исходя из принципов евгеники- науч­ ной дисциплины, основанной кузеном Чарльза Дарвина Фрэнсисом Гальтоном (1822-1911), - утверждает, что элита белой расы (в пер­ вую очередь англосаксов) сосредоточила в себе позитивные результа­ ты естественного отбора, тогда как небелые расы и даже низшие слои белых обществ (пролетариат, маргиналы и т.д.) представляют собой негативную селекционную массу. Увеличение количества носителей «генетических отбросов» в обществе жизненно опасно для элиты. По­ этому в ходе колонизации необходимо осуществлять планомерный геноцид местного населения. Карл Пирсон пишет: Единственной позитивной альтернативой тому, чтобы во­ обще оставить практику империализма в силу того негатив­ ного влияния, который оказывают на колонизаторов низшие расы, это пойти и полностью уничтожить эти низшие расы. Это и произошло в CIIIA, где большинство непродуктивной расы (индейцы) было уничтожено и заменено высшей про­ дуктивной белой расой2• Несколько далее он ссылается на столь же «позитивный» опыт в уничтожении англичанами аборигенов Австралии3• Лестер Уорд в своих теориях исходит из того, что «здоровье» расы зависит от ее постоянного перемещения в пространстве. Если народ долго живет на одном и том же месте, по мнению Лестера Уо­ рда, он вырождается. Но перемещаясь, раса входит в соприкоснове­ ние с другими расами, откуда с необходимостью возникает явление «расовой войны». Сильная раса истребляет слабую и тем самым осу­ ществляет естественный отбор и усиливает свои качества. Лестер Уорд считает «расовую войну» неизбежным и позитивным феноме­ ном4, в ходе которого сильные уничтожают слабых и становятся еще сильнее. Уорд пишет: " 1 Реатsоп К. National Life from the Stand-point of Science: An Address Delivered at Newcastle. London: Adam & Charles Black, 1905. 2 IЬid. Р. 25. 3 IЬid. Р. 27. 4 Ward L. Pure Sociology. Honolulu: University Press of Pacific, 2002. Р. 231 -241. Расы, Государства, народы, нации непрерывно формиру­ ются, всегда нападают, всегда сталкиваются и входят в про­ тивостояние, и борются за господство, и долгая, болезненная, затратная, но всякий раз плодотворная борьба повторяется снова и снова1• Белая раса и ее авангард- англосаксы - подчинили себе осталь­ ные народы именно потому, что активно перемещались и воевали. Отсюда следует оправданность расового геноцида. Если Пирсон и Уорд допускают прямое уничтожение небелых народов, то Кидд полагает, что этой цели следует добиваться косвен­ ными средствами, и точнее, не ставить ее вовсе - по его мнению, небелые расы постепенно сами вымрут при контакте с англосакса­ ми в силу «естественного» закона выживания сильнейшего2• Пока­ зательно, что и Лестер Уорд, и Бенджамин Кид по своим политиче­ ским взглядам были либералами, что заставляет отнести их к обеим категориям - экстерминацианистскому расизму и либеральному расизму одновременно. В категорию либеральных расистов Хобсон включает пре­ зидента США Вудро Вильсона (1856-1924), американского фи­ лософа Джона Фиске (1842-1901), писателя Рэймонда Буэлла (1896-1946), англичан - философа и одного из главных теорети­ ков либерализма Джона Стюарта Милля (1806-1873), философа, политика и писателя Леонарда Вулфа (1880-1969), крупнейших представителей либеральной теории Международных Отноше­ ний Джона Хобсона (1858-1940), Нормана Энджела (1872-1967), Альфреда Циммерна (1879-1957), Джильберта Мюррэя (1866- 1957) и т.д. Все представители либерального расизма основывались на необ­ ходимости и оправданности империалистической политики, были убеждены в том, что: • западная цивилизация и ее авангард, англосаксонская раса, представляют собой вершину прогресса и человеческого раз­ вития; • существует большая вероятность грядущей расовой войны между Западом и незападными обществами; • а также опасность расового смешения, проистекающая из массовой иммиграции. 1 Ward L. Pure Sociology. Р. 213. 2 Кidd В. The control of the Tropics. N.Y.: MacMillan, 1898. При этом Вильсон и Буэлл толковали империализм как интерна­ циональное явление, в ходе которого Запад в целом должен устано­ вить свои правила игры в глобальном масштабе, обезопасив себя от угрозы со стороны низших рас и недоразвитых обществ. Либерализм в таком случае выступает как концептуальный эквивалент расист­ ской стратегии, поскольку распространение на все человечество через прямую или косвенную колонизацию западной системы норм, процедур, институций и ценностей укрепит могущество Запада, его безопасность и доминацию, так как эта система создана на Западе и служит его интересам, а кроме того, принятие либерализма сде­ лает незападные общества целиком и полностью зависимыми от За­ пада. Таким образом, сам либерализм интерпретируется здесь как разновидность расистской стратегии. А поскольку либерализм из­ начально был англосаксонским изобретением и впервые утвердил­ ся в англосаксонском обществе и Британской Империи, то вполне естественно, что англосаксы и должны стоять во главе либеральной глобализации. Именно к этому сводилась доктрина американского президента Вильсона, которая знаменовала собой окончательный переход от изоляционистской политики США к глобальной экспан­ сии и принятию на себя роли авангарда англосаксонской цивилиза­ ции, ранее - до окончания Первой мировой войны - бывшей пре­ рогативой Великобритании. Эту теорию американской гегемонии теоретически подготовили предыдущие теоретики англосаксонско­ го империализма, в частности Альфред Мэхэн. Хобсон замечает, что в случае Вудро Вильсона часто упускают из виду, что его расистские взгляды касались не только внешней политики: он был убежденным противником 14-й и 15-й попра­ вок к Конституции США, гарантировавших американским неграм в южных штатах право голоса и другие политические привилегии. Вступив в президентский офис, он немедленно ввел сегрегацион­ ные правила для всех небелых сотрудников Администрации, объ­ яснив протестующим чернокожим, что это делается «для их же пользы»1• Среди англичан, относящихся к течению либерального расиз­ ма, интернационализм и глобализацию померживали Л. Вулф и Д;ж.. Хобсон, тогда как Энджэлл, Циммерн и Мюррэй следовали более традиционной версии, полагая, что основой глобализации должна оставаться Англия, и только ее главенствующая роль способ­ на обеспечить «универсальный мир» и предотвратить войны Запада 1 Hobson M.J. The Eurocentric Conception of World Politics: Western International Тheory, 1760-2010. Р. 168. и его противников в силу огромного опыта в построении морской Империи и в использовании либеральных стратегий, подкрепляю­ щих экономически военно-политическую гегемонию. Показательно, что либерализм в Международных Отношениях строится на принципе «мир прежде всего», и пацифизм является главным аргументом во всех теоретических дискуссиях1• Именно этим либераль1 после Первой мировой войны и обосновывали необ­ ходимость создания Лиги Наций как интернациональной организа­ ции, призванной обеспечить мир. При этом один из главных теоре­ тиков Лиги Наций либерал и пацифист Альфред Циммерн не скры­ вал, что международный порядок должен быть создан в интересах Британской Империи и при ее сохранении и укреплении. В частно­ сти, он писал: Труд, к которому призвана Британская империя состоит в том, чтобы сохранять мир в мире. Она есть надежнейшее препятствие против войны в современном мире - даже бо­ лее надежная, чем сама Лига Наций. Если эта Ассоциация будет разрушена, если общества, которые составляют бри­ танское Содружество в гневе разделятся или распределятся на два или несколько противостоящих друг другу лагерей, вспышка новой и еще более ужасающей войны будет вопро­ сом нескольких лет. Никакая Лига не сможет предотвратить ее. Если Лига и может сохранить сегодня мир, то только по­ тому, что Британская Империя представляет собой главную опору для его сохранения и его осуществления2• Показательно, что этот откровенный англосаксонский империа­ лизм мы встречаем не у кого иного, как у главного теоретика совре­ менного пацифизма и либерализма. Другой классик англосаксонского либерализма американский философ Джон Фиске воспевал распространение по миру англосак­ сонской расы, расточающей свет цивилизации на недоступные тер­ ритории, далекие от Европы и США. Фиске утверждал, что ««есте­ ственным предназначением» (manifest destiny) английской расы яв­ ляется завоевание варварских регионов, чтобы создать на них «мир, усеянный уютными домохозяйствами, благословенными Шаббатом вечного мира»3• 1 Дугuн А.Г. Международные Отношения. 2 Zimmern А. The Third British Empire. Oxford: Oxford University Press, 1934. 3 FiskeJ. American Political Ideas. N.Y.: Harper & Brothers, 1885. либеральные расисты едины в том, что глобализация есть пози­ тивный феномен, который дает шанс установлению англосаксами единообразного мирового порядка, построенного по одинаковой институциональной и аксиологической схеме, воплощающей в себе сам дух англо-Модерна. Последним типом «наступательного расизма» Хобсон счита­ ет социалистический или коммунистический расизм, присущий основателям коммунистической идеологии Марксу и Энгельсу, а также заложенному в самом основании социал-демократической идеи. Этот расизм заключается в том, что история западной циви­ лизации рассматривается как универсальный сценарий для всех остальных народов земли, а ее этапы принимаются как необходи­ мые и неизбежные фазы социального и экономического развития вообще. Таким образом, Запад берется как нечто обязательное, универсальное и нормативное, а прохождение всех фаз его разви­ тия - от рабовладения и феодализма до промышленного капита­ лизма - как «естественное предназначение» человечества. В та­ кой ситуации англосаксонский мир, где капиталистические отно­ шения утвердились раньше других, становится образцом для всех остальных народов и обществ, а Британская Империя превраща­ ется в инструмент модернизации и исторического развития всех остальных народов. Отсюда позитивное отношение Маркса к бри­ танскому империализму, миссия которого в этой оптике состоит в приближении мировой революции, для осуществления которой необходимо во всем мире прежgе построить капитализм, что Бри­ танская Империя и проделывала успешно в ходе своей истории. Отсюда восхищение Марксом английским обществом и скепсис в отношении германского, где капитализм был довольно слабо раз­ вит в сравнении с Англией. Хобсон приводит следующую цитату из Маркса: Англия должна осуществить двойную миссию в Индии: одну деструктивную, другую конструктивную - уничтоже­ ние азиатского общества и закладывание фундамента запад­ ного общества в Азии1• Показательно, что даже опиумные войны Англии против Китая Маркс относил к числу «прогрессивных»2• 1 Hobson M.J. Тhе Eurocentric Conception of World Politics: Western International Theory, 1760-2010. Р. 107. 2 lbld. Р. 53. Показательно, что многие социалисты в англосаксонском мире, особенно на раннем этапе, откровенно исповедовали расизм. В частности, американский писатель и социалист Джек Лондон однажды заявил: «Что за черт! В первую очередь я белый человек, а затем уже социалист!»1 Но самым ярким примером социалиста, исповедующего крайне расистские взгляды, является Карл Пир­ сон, сторонник прямого геноцида низших рас, что отсылает нас к феномену германского национал-социализма, не имевшего в Ан­ глии большого успеха, но довольно близкого по духу к идеям Карла Пирсона. Своеобразную версию радикального расизма построил Хью­ стон Стюарт Чемберлен (1855-1927), один из теоретиков анти­ семитизма и последовательный германофил (вплоть до того, что в Первой мировой войне он был полностью на стороне Германии). Так как его идеи распространялись преимущественно в Герма­ нии, главные книги выходили на немецком языке, а собственно англо-британской идентичности он большого внимания не уделял, предпочитая говорить о белой расе в целом и особенно о герман­ цах, то к собственно английскому историалу его личность большо­ го отношения не имеет и является намного менее показательной и маргинальной, нежели гораздо более значимые, крупные, влия­ тельные и респектабельные фигуры англосаксонского расизма по обе стороны Атлантики. Работа Хобсона важна тем, что он показывает, как в ХХ веке теории англосаксонского расизма качественно видоизменили свою форму, перейдя от дарвинистского и биологического кон­ цепта «раса» к более нюансированному дискурсу, где оно было за­ менено серией «политкорретных» эквивалентов - цивилизация, культура, уровень развития, степень демократизации, экономи­ ческая эффективность или agency (дословно, способность чело­ века эффективно воздействовать на окружающий мир). Расизм сохранился в рассмотрении Запада и его авангарда, англосаксон­ ского мира, как цивилизационного образца, занимающего высшее место в иерархии обществ, тогда как остальные общества по умол­ чанию представляются либо «догоняющими» Запад, либо «косне­ ющими» в своих «застойных» и «ригидных» формах. Как и в слу­ чае Британской Империи на ранних этапах, со второй половины ХХ века Запад (в первую очередь США) мыслится как «субъект» истории, а остальные народы и общества как ее «объект», катара- 1 Hobson M.J. The Eurocentric Conception of World Politics: Western International Theory, 1760-2010. Р. 53. XIX-XX до 1945 после 1945 - XXI Британская Империя возвышение США Западная гегемония глобализация белая раса англосаксонская раса фритредерство колониализм цивилизация высокий уровень agency Первый мир Запад демократия рынок права человека оборонительный наступательный расизм расизм империализм консерваторы экстерминационисты либералы пацифисты социалисты реалисты либералы пацифисты социалисты J5 u а<О. QJ J5 :I: желтая раса варварство средний уровень agency Второй мир Третий мир :C:Dr черная раса дикость низкий уровень agency Схема типов англосаксонского расизма и эволюция расистских концептов после 1945 года му, в лучшем случае, предначертано двигаться вслед за Западом, а в худшем - исчезнуть, не выдержав с ним конкуренции. На этом строится вся трактовка иерархии в Международных Отношениях, теория «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона, глобализа­ ция и основной вектор внешней политики США и стратегии стран НАТО. Сэсил Родс и «Общество Избранных»: к Мировому Правительству Крупнейшим представителем британского империализма был английский алмазодобытчик, магнат бывший премьер-министром Капской колонии в Южной Африке Сесил Родс (1853-1902). Родс, как и большинство представителей английской элиты того периода, в юности был посвящен в масонство. Родс стремился объединить английские владения в Восточной Африке в единую геополитическуюструктуру от Каира до Кейптауна, и с этой целью спровоцировал англо-бурскую войну против голланд­ ских владений - Свободной Оранжевой Республики и Южно-Афри­ канской Республики, территориально препятствовавших этому объ­ единению. По имени Родса было названо Государство Родезия. Родс был откровенным расистом, соответствовавшим по клас­ сификации Хобсона направлению «консервативного империализ­ ма». Он был агностиком и разделял идеи Дарвина. Но, в отличие от оборонного расиста Г. Спенсера, Родс полагал, что превосходство англичан требует от них установления глобального контроля над всем миром, подчинение всех остальных народов и обществ своей воле и, наконец, создание Мирового Правительства. При этом Родс утверждал, будто предвидя события ХХ века, что миссия мирового господства англосаксонской расы должна перейти от Великобрита­ нии к США, чья конституция и политико-социальная структура пол­ нее соответствуют расовым установкам англобританской цивили­ зации - с ее прагматизмом, предпринимательским духом, деловой торговой активностью, напором, технологичностью и развитием финансового капитала. Свое понимание избранности англосаксонской расы Сесил Родс выразил в следующих словах: Если бы Бог существовал и ему было бы дело до того, чем я занимаюсь, я думаю, что он хотел бы, чтобы я делал то же, что сделал бы на моем месте он сам. А так как он совершен­ но очевидным образом создал англосаксонскую расу как из- ]{.Х век: историал и Империя 339 бранный инструмент, с помощью которого Он собирается привести к жизни общество, основанное на Справедливости, Свободе и Мире, то Он явно потребовал бы от меня, чтобы я отдал этой расе столько своей силы и своих намерений, сколько это возможно. Поэтому, если бы Бог, существовал, он заставил бы меня выкрасить в цвета британского флага так много территорий Южной Африки, как это только воз­ можно, а также и в других землях продвигать единство и вли­ яние англоговорящей расы'. Д,ЛЯ. воплощения этой программы в жизнь Сесил Родс планиро­ вал создать «тайное общество» с глобальной сетью и вложить в его продвижение, а также в образовательные проекты, призванные го­ товить мировую англосаксонскую элиту, свои гигантские капиталы. Об этом проекте пишет его друг и единомышленник, также бывший убежденным британским империалистом и расистом, журналист Уильям Томас Стид (1849-1912), погибший, кстати, при крушении «Титаника», с которым Родс конфиденциально обменивался своими планами2 Целью Сесила Родса было: (...) создание, продвижение и развитие Тайного Обще­ ства, истинной целью и задачей которого было бы распро­ странение Британского влияния на весь мир, совершенствуя систему эмиграции из Соединенного Королевства и колони­ зацию британскими поманными всех территорий, где мож­ но было бы добыть средства к существованию путем энер­ гии, труда и предпринимательства, и особенно через оккупа­ цию британскими поселенцами всего континента Африки, Святой Земли, долины Евфрата, островов Кипра и Кандии, всей Южной Америки, островов Тихого Океана, пока еще не принадлежащих Великобритании, всего Малайского архипе­ лага, берегов Китая и Японии, и возвращение Соединенных Штатов Америки в качестве интегральной части Британской Империи, создание системы Колониального Представитель­ ства в Имперском Парламенте, который призван снова объ­ единить расчлененные члены Империи и, наконец, основать 1 Stead W. Т. Thr last will and the Testament of Cecil Rhodes with elucidatory notes to Wich are added some chapters describlng the political and religious ideas of the Testator. London: Revies of Reviews, 1902. Р. 97-98. 2 Ibld. настолько великое могущество, что оно сделало бы войны невозможными и лучше всего представляло бы интересы че­ ловечества 1• По мнению ряда историков2, это тайное общество («Общество избранных», Society of the Elect) было создано во главе с самим Род­ сом, У. Т. Стидом и британским колониальным политиком лордом Альфредом Милнером (1854-1925). После смерти Родса предпо­ лагалось, что это тайное общество будут возглавлять Стид, а затем Лайонел Уолтер Ротшильд (1868-1937). Семейство Ротшильдов традиционно было тесно связанным британским империализмом еще в период Наполеоновских войн. Позднее Ротшильды стали монополистами добычи алмазов в Южной Африке и в остальных частях мира через компанию Де Бирс, получив после смерти Род­ са контроль над 95 % алмазодобычи во всем мире. Поэтому связь Ротшильдов с этим тайным обществом неслучайна. Позднее, после смерти Родса в 1909 году, «Общество Избранных» было преобра­ зовано Лордом Милнером и Лайонелом Кёртисом3 (1872-1955) в новую организацию «Круглый Стол» (Round ТаЫе), задачей ко­ торой было снова построить на основании бывших британских колоний, получивших независимость (включая США), единую Ан­ глосаксонскую Империю под видом Федерального Содружества (Commonwealth) под эгидой Мирового Правительства. Показатель­ но, что это название снова отсылает нас к легенде о рыцарях Кру­ глого стола и циклу короля Артура, который воплощал в себе идею Великой Кельтской Империи, коей суждено было прийти на смену Риму. Снова на очередном витке англо-британского историала мы встречаем повторение одного и того же мотива: создание глобаль­ ного универсального царства во главе с англичанами и английским Мировым Монархом. На первом этапе это было воплощено в миссии Плантагенетов и Ангевинской Империи, затем в Тюдорах (вспомним о первом сыне основателя династии Генриха VII -Артуре), затем в проекте Бри­ танской Империи времен Елизаветы (Джон Ди и проект «Астрея»), затем в эпоху Кромвеля в движении Пятой Монархии, затем в эпо­ ху Просвещения это воплощается в проект «Новой Атлантиды» Бэ- 1 Rotberg Robert /., Shore Miles F. The founder: Cecil Rhodes and the pursuit of power. Oxford: Oxford University Press, 1988. Р. 101-102. 2 Quigley С. The Anglo-American EstaЬ!ishment: From Rhodes to Cliveden. New Уork: Books in Focus, 1981. 3 Curtis L. Civitas Dei, the Commonwealth of God. London: Macmillan, 1938. кона, затем в универсалистский либерализм Джона Локка и Адама Смита, через романтические версии Альбиона/Иерусалима Блей­ ка и вплоть до брутального расистского индустриально-эксплуата­ торского империализма Сесила Родса и Лайонела Кёртиса, откуда линия далее тянется к гегемонии США во второй половине ХХ века и современной глобализации, в центре которой снова стоят англо­ саксы. Лайонел Кёртис по результатам Версальского мира в 1920 году создал Д1\Я этих целей новую экспертную институцию - Королев­ ский Институт Международных Исследований (Чэтхэм хаус) в Ан­ глии, ав 1921 году-под эгидой «полковника» ЭдвардаМанделяХау­ са (1858-1938), ближайшего советника Вудро Вильсона и Уолтера Липпмана (1889-1974) - аналогичную структуру в США, получив­ шую название «Совет по Международным Отношениям» (Counsel on Foreign Relations -сокращенно CFR). Филиаль1 «Круглого Сто­ ла» были созданы во всех бывших колониях Англии, а также среди элиты других стран, ориентированных в той или иной степени на либерализм, демократию, фритрейдерство и остальные программ­ ные пункты англо-Модерна. Так, в течение ХХ века была создана глобальная сеть англосаксонского влияния. Королевский Институт Международных Исследований в Англии и Совет по Международ­ ным Отношениям в США на протяжении ХХ века стали главными центрами по выработке повестки дня в международных отношени­ ях в этих странах: таким образом, «Общество Избранных» в опре­ деленной мере достигло поставленной цели. При этом могущество, связанное с этой стратегией экономических династий Ротшильдов, также многократно возросло, а в США к продвижению программ­ ных целей по установлению Мирового Правительства с доминаци­ ей англосаксонской элиты подключились и северо-американские магнаты - в первую очередь экономические династии банкиров и промышленников Рокфемеров и Морганов. Позднее, в 1954 году, представители этой сети объединяются в составе Бильдербергского клуба, а затем как подпроект этой ини­ циативы при активном участии Дэвида Рокфемера, в тот период возглавлявшего CFR, в 1973 году создается Трехсторонняя комис­ сия (Trilateral Comission), куда входят представители США, Европы и прозападных либеральных элит Азии (в первую очередь Японии). Все эти сети являются филиациями «Круглого Стола» и ставят перед собой цель создания Мирового Правительства под эгидой англосак­ сонской элиты. С точки зрения этих групп, глобализация представ­ ляет собой последний и заключительный этап практической реали­ зации проекта мирового господства англосаксонской расы. :аi::. cu :о 1 о: s ::r "s' с; Мировое Правительство Мировой Банк вто МВФ ::Е 1- с i:::: о :Е \"Оо' Е Трехсторонняя комиссия Королевский Институт Междунароных Исследований американская гегемония CFR s "с:' s 1! с :,1,1:1: ., Ротшильды Морганы Рокфеллеры Общество Круглого Стола (Лайонел Кёртис) ::; OJ :J Общество Избранных (Сесил Родс) :,: s .:i,: § :::, ::r: ;;:: 9 Восстание Альбиона (Уильям Блэйк) "О DI :i:: о OnJ z а. ;;r cu 1D s.о..: Британский израилизм (Ричард Бразерс) s w 3 :аi::. cu оu Q. i:::: s 111: ::r 111 :Е Q. -е- ., .:i,: ;: о Q. о ai ., .11 ., "о'. о u u ."с.;.' Фритредерство (Адам Смит) США о Либерализм (Джон Локк) s1:: Научная картина мира (Исаак Ньютон) ]:1 Новая Атлантида (Френсис Бэкон) ,:/D, z Пятая Монархия (Томас Хариссон) Елизавета и проект Астрея (Британская Империя Джона Ди) Генрих VII - династия Тюдоров (реставрация Круглого стола) Красная роза Белая роза Анrяия 1о:[ ::Е .1D, :i: Плантагенеты (Ангевинская Империя) аcu. .1:,[ i:::: uQ. s-е- кеnьты Красный Дракон rерманцы Белый Дракон .! Империя короля Артура (рыцари Круглого стола) s 111 111 Кеяьтида Англо-британская имперская идея Фабианское общество: открытый заговор апейротеистов Ярким выражением «консервативной модернизации» ста­ ло основанное в 1884 году в Лондоне Фабианское общество, названное так по имени римского полководца Фабия Максима Кунктатора, известного своей медлительностью (отсюда латин­ ское прозвище Cunctator, то есть «Медлительный»), которая тем не менее в результате оказывалась эффективной и действенной стратегией. Общество было основано как часть Товарищества за Новую Жизнь, куда входили известные и влиятельные лица - Рэмси Макдональд (1866-1937), позднее достигший поста премьер-ми­ нистра, поэт и философ Эдвард Карпентер (1844-1929), психолог и сексолог Хэвлок Эллис (1859 - 1939), придерживавшийся расист­ ских взглядов1 и т.д. Товарищество было создано по инициативе шотландского философа Томаса Дэвидсона (1840-1900), который, отталкиваясь от пантеизма, пришел к оригинальной теории «апей­ ротеизма», согласно которой существует «бесконечное» (aтrELpoc;) число богов и каждый индивидуум есть «бог». Сам Дэвидсон пола­ гал, что своей философией он доводит до логического предела уче­ ние Аристотеля о Мировой Душе, придав ему плюралистический и имманентный характер. При этом на основании «апейротеизма» Дэвидсон предлагал основывать новое социально-политическое учение, которое можно было бы определить как «индивидуалисти­ ческий социализм», строящийся на монадическом (в смысле Лейб­ ница) понимании природы индивидуума, отражающего в самом себе общее для всех остальных индивидуумов - и строго боже­ ственное - содержание. Главным инструментом в продвижении своего «индивидуали­ стического социализма» Дэвидсон считал образование, которому уделял особое внимание. Ряд сторонников Дэвидсона не стали участвовать в Фабианском обществе, следуя иной стратегии. Фабианское общество продолжало идеи Товарищества за Новую Жизнь, но ставило своей целью достичь их практической реализа­ ции. Инструментами для этого были выбраны: • интеллектуально-культурные инициативы, продвигающие принципы «апейротеизма», «бесконечно-божия» (эта линия 1 Ellis Н. The proЬ!em of Race Regeneration. London: Cassel & Со, 1911. постепенно становилась все более второстепенной, хотя сре­ ди фабианцев процветал интерес к теософизму и спиритиз­ му); • политические реформы, инструментами которых стала в зна­ чительной мере основанная в 1900 года Лейбористская пар­ тия Англии (основанная на принципах «умеренного социа­ лизма»); • образовательные проекты (одним из наиболее значительных из них стало создание Лондонской Школы экономики и поли­ тических наук). Фабианское общество выдвинуло программу постепенной (медленной) эволюции буржуазной системы в социалистическую. С точки зрения «фабианцев», эта эволюция исходит из плавно­ го и планомерного развития западной цивилизации, движущейся в сторону повышения гражданского самосознания, уровня личной ответственности и степени альтруизма в обществе. При этом фа­ бианцы с самого начала были убежденными приверженцами ан­ глосаксонского империализма, видели в Британской Империи и ее колониальной стратегии институт, максимально способствующий развитию, и входили, таким образом, в категорию среднюю между «либеральным расизмом» и «социалистическим расизмом» (в но­ менклатуре Дж. Хобсона). В начале своей деятельности они открыто проповедовали евгенику и настаивали на необходимости «позитив­ ной селекции». Фабианцы предлагали синтез либеральных и социа­ листических идей, которые отражали бы изначальную ориентацию общества на «апейротеизм». В число фабианцев входили основатели общества чета Сидней Вэбб (1859-1947) и Беатриса Вэбб (1858-1943), писатель и драма­ тург Бернард Шоу (1856-1950), фантаст Герберт Уэллс (1866-1946), философ Бертран Рассел (1872 - 1970), известная теософистка и фе­ министка Анни Безант (1847-1933), социолог и психолог Грэхэм Уоллис (1858-1932), экономист Джон Мейнард Кейнс (1883-1946) и многие другие яркие личности Англии. Всех их объединяла стра­ тегия подготовки элиты нового типа, которая работала бы на посте­ пенное и растянутое во времени «лучшее» будущее, способствуя через политику, культуру и образование духовному и социальному прогрессу общества. В политическом смысле члены фабианского общества были ак­ тивными сторонниками Антанты и противниками Германии, в кото­ рой видели воплощение того «Старого Порядка», который стреми­ лись преодолеть. Фабианское общество ставило своей конечной целью то, что его член Герберт Уэллс1 описал в романе «Мир Уильяма Клиссолда»2 как «Новую Республику» или Мировое Государство (World State), управ­ ляемое Мировым Правительством (World Government), в котором будет преобладать контроль и учет, рациональная организация тру­ да, бурное научное и техническое развитие и социальное равенство. В этом Мировом Государстве, по Уэллсу, должна восторжествовать «новая религия», о сущности которой он говорит довольно скупо, ограничиваясь лишь названием - modern religion. Возможно, она представлялась ему сочетанием научного рационализма и индиви­ дуалистического «апейротеизма» Дэвидсона. Инструментом для создания Мирового Государства, по Уэлл­ су, должна стать структура «Открытого Заговора»З, притягиваю­ щего к себе тех, кто разделяет эти идеи социального прогресса. Уэллс первым ввел термин «Новый Мировой Порядок», на постро­ ение которого и направлен «Открытый Заговор». Уэллс, описывая в своей футуристической манере, связанной во многом с его ли­ тературным жанром, основные тезисы программы «Фабианского Общества», выделяет моменты построения «Нового Мирового По­ рядка»: 1. Жесткое утверждение временности и переходного характера всех существующих в настоящее время Государств. 2. Сведение к минимуму конфликтов между Государствами. 3. Решимость заменить локальную и национальную частную собственность и как минимум кредитную систему, транс­ порт и основное производство ответственным мировым ди­ ректоратом. 4. Признание необходимости биологического контроля над на­ селением мира в вопросах демографии и санитарии. 5. Помержка минимальных стандартов человеческой свободы и благосостояния в мире. 6. Высший долг подчинения личной жизни созданию мирового директората, способного осуществить эти задачи во имя про­ гресса человеческих знаний, способностей и сил4. 1 John S. Building Cosmopolis: The Political Thought of Н. G. Wells. Farnham, Surrey: Ashgate PuЫishing, 2003. 2 Wells H.G. The World ofWilliam Clissold. N.Y.: George Doran, 1926. 3 Wells H.G. The Open Conspiracy: Blue Prints for а World Revolution. N.Y.: DouЬle­ day; Doran, 1928. 4 Ibld. Р. 142-143. Сам Уэллс позднее разошелся с фабианцами, которых он упре­ кал за недостаточную решительность и последовательность в реали­ зации своих же собственных целей. Но в целом идеи, высказанные им, совпадали с основным направлением этого движения. Фаби­ анский социализм, в отличие от марксизма, настаивает на том, что осуществление Мировой Революции произойдет не снизу - через восстание пролетариата, а сверху - через подготовку нового типа мировой элиты, осознающей ответственность за судьбу всего чело­ вечества по ту сторону национальных и частных интересов. Показательно, что проект «Новой Республики» Уэллса во мно­ гом совпадает с «Новой Атлантидой» Фрэнсиса Бэкона, что по­ зволяет отнести ее к тому же типу эсхатологических версий ан­ глосаксонского мессианства, что и рационалистическую утопию Ф. Бэкона, в свою очередь, как мы видели, входящую органической составляющей в структуру англобританского империалистическо­ го историала. Хэлфорд Макиндер: геополитика Карфагена В начале ХХ века английский географ и политический деятель сэр Хэлфорд Джон Макиндер (1861 - 1947) заложил основы новой науч­ ной дисциплины - геополитики1• В 1887 году он опубликовал свой первый манифест «Новой Географии»2, вследствие чего был пригла­ шен в Оксфорд как преподаватель этой дисциплины. В 1902 году он публикует текст, посвященный морфологии Британских островов3, построенный на своем методе «Новой Географии», которая позднее получит широкое распространение под именем «геополитики». По своим убеждениям Макиндер был последовательным британским империалистом, сторонником глобальной доминации Великобрита­ нии над миром и, по классификации Хобсона, относился к катего­ рии «консервативных расистов». В одном из своих текстов он прямо призывает англичан «мыслить по-имперски»4• Теория Макиндера строится на основании необходимости установления и укрепления 1 ДугинА.Г. Основы геополитики. М.: Арктоrея-Центр, 2000; Он же. Геополити­ ка. М.: Академический проект, 2012. 2 Mackinder H.J. On the Scope and Methods of Geography / / Proceedings of the Roy­ al Geographical Society and Monthly Record of Geography. New Monthly Series. Vol. 9. No. 3. Mar. 1887. Р. 141-174. 3 Mackinder H.J. Britain and the British Seas. New York: D. Appleton and company, 1902. 4 Mackinder Н.J. On Тhinking Imperially // М. Е. Sadler (ed.). Lectures on Empire. London: Privately Printed, 1907. глобального могущества англосаксонской цивилизации как плане­ тарной гегемонии. Его политическая, научная и образовательная деятельность изначально были подчинены реализации именно этой цели. Макиндер был близок к лорду Милнеру, одному из главных действующих лиц в Обществе «Круглого Стола» и сподвижнику Се­ сила Родса. Макиндер в 1903 - 1908 годах становится ректором и одним из учредителей лондонской Школы Экономики и Политических Наук, которую вместе с ним создавали представители Фабианского об­ щества (чета Уэбб, Г. Уоллес и т.д.) для того, чтобы постепенно пре­ вратить ее в центр концентрированного осмысления, закрепления и продвижения в глобальном масштабе «британской либеральной парадигмы», англо-Модерна1• В 1904 году Макиндер публикует в «Географическом журнале» текст, которому суждено было стать краеугольным камнем всей геополитики, - «Географическая ось истории»2• В нем он в первом приближении описывает основные аксиоматические тезисы нового направления: • дуализм двух типов цивилизаций - Морской, талассократи­ ческой и сухопутной, теллурократической; • стратегическое воплощение талассократии в Морском Могу­ ществе (Sea Power), а теллурократии - в Сухопутном Могу­ ществе (Land Power), что устанавливало прямую связь между цивилизацией и ее военно-стратегическим выражением; • абсолютный антагонизм Моря и Суши, чье противостояние является «географическим» выражением всей диалектики исторического процесса; • преемственность сухопутных и морских цивилизаций по ли­ нии Спарта-Рим-Россия (и Германия) для Могущества Суши, Афины - Карфаген - Венеция - Голландия - Велико­ британия для Могущества Моря; • роль континентальной массы как главного полюса Суши и зна­ чение контроля над береговыми зонами как главного страте­ гического инструмента распространения своего влияния для полюса Моря; 1 Вlouet В. Halford Mackinder, А Biography. College Station: Texas А&М University Press, 1987. 2 Mackinder H.J. The geographical pivot of history / / The Geographical Journal. 1904. 23. Р. 421-437. Русский текст: МакинgерХ.Дж. Географическая ось истории// Дуrин А Г. Основы геополитики. М.: Арктогея-Центр, 2000. • фиксация двух глобальных полюсов в последние столетия в лице Британской Империи (талассократия) и Российской Империи (теллурократия) и фундаментальность их противо­ стояния для самой семантики мировой истории; • центральное значение Евразии и ее «сердцевинной земли» (Heartland) для мирового господства; • историческое тождество Евразии и особенно Heartland'a и России, которую, собственно, Макиндер и называет «геогра­ фической осью истории»; • необходимость целенаправленной стратегии Морского Могу­ щества на расчленение территорий Сухопуrного Могущества, распространения зоны контроля талассократии от береговой линии вглубь континента и предотвращение выхода России к «теплым морям». На этих принципах и строилась вся геополитика в дальнейшем, причем каждый тезис уrочнялся, конкретизировался и развивался как самим Макиндером, так и его разнообразными последовате­ лями. Так как геополитика зависит от того, какой идентичностью наделен сам наблюдатель, то геополитики разделились на два лаге­ ря - геополитики Сухопуrного Могущества («евразийцы») и гео­ политики Морского Могущества «(атлантисты»)1• Макиндер в сво­ ей работе «Демократические идеалы и реальность»2 говорит о двух принципиальных точках зрения - «взгляде со стороны человека Моря» (Seaman point ofview) и «взгляде со стороны человека Суши» (Landman point of view). Сам он занимал однозначную позицию, бу­ дучи прямым и радикальным апологетом Морского Могущества, и все его книги, тексты, научные программы и политические реко­ мендации строились строго на принципе победы Моря над Сушей. Точно в таком же ключе строятся геополитические исследования всех англосаксонских и, шире, западноевропейских представите­ лей этой дисциплины, по умолчанию принимающих сторону ци­ вилизации Моря, чьи ценности, кратко описанные Макиндером, строго соответствуют классической либеральной программе: демо­ кратия, рынок, индивидуализм, уrилитаризм, научная рациональ­ ность, технический прогресс, капитализм, индустриальное разви­ тие и т.д. Море мыслится геополитикой как выражение суgьбы За­ паgа, а поскольку безусловным первенством в освоении морского 1 ДуrинА.Г. Геополитика. М.: Академический проект, 2015. 2 Mackinder H.J. Democratic Ideals and Reality: А Study in the Politics of Reconstruc­ tion. NewYork: Holt, 1919. пространства обладала Англия, то англосаксонская цивилизация как наиболее законченная и успешная талассократия логически становится авангардом Запада, его полюсом. Позднее, после Пер­ вой мировой войны, в мировой политике начнется смещение по­ люса глобальной талассократии от Англии к США, что предвидели заранее американский стратег адмирал Альфред Мэхэн и англий­ ский магнат Сесил Родс. И параллельно этому центр геополитиче­ ских исследований начнет смещаться в сторону США, где одним из первых геополитиков будет член первого состава CFR Исайя Боу­ мен (1878-1950), а позднее последователь Макиндера - америка­ нец голландского происхождения Николае Спикмен (1893-1943). Таким образом, западная (в первую очередь англо-американская) геополитика вслед за Макиндером строилась как развертывание «взгляда со стороны человека Моря» (Seaman point of view) и явля­ ется столь же идеологически предопределенной дисциплиной, как, например, марксизм, стоящий изначально на позициях рабочего класса и осмысляющий свою стратегию и тактику с точки зрения своей грядущей классовой победы. Геополитика может быть про­ читана, таким образом, двояко: и как вскрытие фундаментального измерения англо-британской идентичности (уходящей корнями еще в кельтскую мифологию далеких морских путешествий или в исторический опыт германских викингов, норманнов), и как век­ тор развития всей западной цивилизации в целом, которая, встав на путь Модерна, обречена на то, чтобы двигаться в талассократи­ ческом ключе, а это значит, послушно следовать за англосаксон­ ским полюсом модернизации (Англией, а позднее США) в воен­ но-стратегическом, ценностном, политическом, экономическом, мировоззренческом и философском смыслах. Геополитика емко описывает в географических и стратегических терминах те про­ цессы глобализации английского влияния (и конкретно, англо-Мо­ дерна), о которых мы говорили ранее, используя образ «спирали Локка/Ньютона». В этом смысле Макиндер и основанная им дисциплина представ­ ляют собой квинтэссенцию англо-британской идентичности эпохи Модерна, выраженную в редуцированной, но чрезвычайно вырази­ тельной формуле. Морская Империя это не «новый Рим», но «новый Карфаген», что предельно ясно видел как сам Макиндер, апологет торгового строя, так и радикальный критик англо-Модерна Герберт Честертон1• 1 Честертон Г. К. Вечный Человек// Честертон Г. К. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5. Эссе. СПб.: Амфора, 2000. С другой стороны, тезисы Макиндера были восприняты и теми, кто исторически занимал позицию цивилизации Суши. Они также построили симметричные геополитические модели, но только поло­ жив в основу «точку зрения человека Суши», возможность и даже необходимость которой признавал и сам Макиндер. Так сложилась теллурократическая школа геополитики в России (генерал А. Е. Ван­ дам, русские евразийцы, в частности П. Савицкий, И. И. Дусинский, П.П. Семенов-Тяньшанский и т.д.) и особенно в Германии (К. Ха­ усхофер, К. Шмитт и т.д.)1• Вполне естественно, геополитики Суши были самыми последовательными противниками англосаксонского империализма и выступали за консолидацию всех сил и держав ци­ вилизации Суши (откуда идея русско-германского альянса и кон­ цепция оси Берлин - Москва - Токио у К. Хаусхофера). Сам Макиндер в течение своей жизни неуклонно применял свои теоретические взгляды на практике, служа верой и правдой делу британского империализма в его стремлении к мировому господ­ ству. Так, в 1919 году Макиндер был назначен британским Верхов­ ным комиссаром на Юге России в разгар Гражданской войны при войсках Деникина2• Его задачей было убедить вождей «белого дви­ жения» в необходимости после «победы» разделить территории Российской Империи, предоставив независимость новым образо­ ваниям - Беларуси, Украине, Южной России, Дагестану (куда по планам Макиндера входил весь Северный Кавказ), Армении, Грузии и Азербайджану. С этим он напрямую связывал оказание военной помержки белым со стороны Антанты. Макиндер одним из первых английских политиков осознал теллурократический характер режи­ ма большевиков и опасность для Англии и Запада в целом их прогер­ манской ориентации. После завершения своей миссии в России Макиндер представил доклад Британскому правительству и палате общин, которые, однако, не последовали его рекомендациям. Между Первой и Второй миро­ выми войнами идеи Макиндера не вызывали в самой Англии и в США большого внимания, тогда как в Германии его оппоненты, в частно­ сти генерал К. Хаусхофер и философ К. Шмитт, напротив, активно развивали альтернативную версию континентальной геополитики («взгляд с точки зрения человека Суши»). Однако и в этот период Ма­ киндер занимал высокое положение в английском обществе, будучи членом парламента и функционером в Комиссии по мореходству. Ин- 1 ДугuнАГ. Геополитика. М.: Академический проект, 2015. 2 Blouet Brian W. Sir Halford Mackinder as British high commissioner to South Russia 1919-1920 // Geographic l Journal, 142.1976. Р. 228-236. ХХ век: исrориал и Империя 351 терес к Макиндеру снова вспыхнул накануне Второй мировой вой­ ны, когда глубина его стратегического анализа стала очевидной. По­ следняя программная работа Макиндера «Круглая планета и триумф пацифизма»1 была опубликована в американском журнале «Между­ народные Дела» (Foreign Affairs), являющемся официальным органом CFR. Отныне центр геополитических исследований переместился из Англии в США, и именно эта страна становится отныне аванrарgом англосаксонской талассократии, цивилизации Моря. Английский историал ХХ века: триумф искривленной миссии Краткий обзор британского империализма, его идеологических и организационных структур и геополитического метода создает концептуальный контекст для понимания роли Англии в истории ХХ века. В этот период англо-Модерн достигает своей кульминации, и «спираль Локка/Ньютона» развертывается в пространстве всей планеты. В ходе этого глобального успеха английская идентичность тем не менее качественно меняет свои параметры, с одной сторо­ ны, сохраняя преемственность идентичности, сформировавшейся входе модернизации, начиная с эпохи Просвещения и даже раньше, а с другой - принимая новые формы. К концу XIX века английский историал кристаллизовался в фор­ ме специфического империализма, который обладал несколькими измерениями и сосуществующими друг с другом версиями: • военно-политическая гегемония Великобритании над Миро­ вым Океаном и контроль над ключевыми позициями во всех частях света, включая контроль над береговой зоной евразий­ ского материка - от Западной Европы до Дальнего Востока - создание Рах Britanica; • усиление ведущей роли Англии в континентальной Европе, ослабление и устранение противников в лице Австро-Вен­ грии, Германии и России; • демонтаж Османской Империи с захватом ключевых позиций в арабском мире; • продвижение англосаксонских нормативов, институций и ценностей как глобальной правовой и цивилизационной среды; 1 Mackinder Н.J. Тhе round world and the winning of the реасе// Foreign Affairs, 21. 1943. • установление либерализма, парламентаризма и фритредер­ ства как самоочевидных аксиом планетарной политики; • индустриализация и техническое развитие как неизбежный и единственный способ исторического существования; • принятие научной картины мира в качестве единственной адекватной и нормативно приемлемой; • признание индивидуализма, утилитаризма и шотландско­ го «общего смысла» универсальной моделью антропологии и гносеологии; • движение к единому управлению глобальными территориями и сосредоточение центральной власти в одном центре (столи­ ца Имперского Содружества или Мировое Правительство). Англия в начале ХХ века была именно сочетанием этих базовых позиций и установок, частично реализованных на практике, а ча­ стично остающихся в качестве задания на ближайшую историче­ скую перспективу. В целом эта программа была общей и для консер­ вативных и для прогрессивных кругов Англии, вокруг которой сло­ жился идеологический консенсус. Это было стартовой платформой и дорожной картой для империалистов и расистов всех типов: как классических, так и инновационных. Ядро установок осталось неизменным, но их толкование разли­ чалось. В самом общем виде этот англосаксонский старт ХХ века можно свести к следующим двум вариантам: 1. Консервативная версия. Британская Империя сохранится как историческая данность, будучи, однако, преобразованной в Мировое Содружество (World Commonwealth), куда разные страны и территории войдут в разном статусе - от колоний и доминионов до самостоятельных Государств, разделяющих тем не менее историческую и правовую претензию Велико­ британии на установление глобальных правил игры в полити­ ке, экономике и культуре. Этот проект можно назвать чистой формой Рах Britanica. 2. Прогрессистская версия. Исторический опыт Англии выража­ ет в себе передовой опыт всего человечества. Между Англией, англосаксонской расой, Западом и человечеством существует прямая голомология: Англия первой пришла к оптимальной системе ценностей, которую активно развивает и далее, за ней следует англосаксонский мир (Северная Америка, Австралия, колонии), далее идет Западная Европа, а за ней - все осталь­ ное человечество. Поэтому Англия отвечает не только за себя как за национальное Государство, но за Запад и за все чело­ вечество. Соответственно, установление Мирового Прави­ тельства не должно быть чисто английской инициативой, но воплощать в себе интересы Запада и человечества. Следова­ тельно, распространение либерализма, демократии и рынка в глобальном масштабе и есть финальная цель Англии, испол­ нение ее исторической миссии, manifest destiny. Эти полюса и являются граничными условиями англо-британско­ го историала ХХ века, которые были намечены в его начале и о чьих результатах мы можем судить сегодня, оценивая ХХ век после его завершения. Ретроспективно мы видим, что консервативная версия англобританского имперского расизма не стала доминирующей: в процессе деколонизации Англия в значительной степени утратила (хотя и не полностью) власть над бывшими колониями, и реализация проекта Сесила Родса о воссоздании единства всех колоний (включая бывшие) и доминионов Британии в едином Федеральном Государстве с Парламентом Содружества во главе не реализовалось. Напротив, как национальное Государство Англия с первой четверти ХХ века на­ чинает терять свое могущество, постепенно сокращая объем своего мирового господства. В смысле прямого политического правления даже вполне лояльные доминионы Австралия и Канада становились все более самостоятельными, бывшие колонии - самые крупные из них Индия, Пакистан и Бангладеш - начинали проводить постепен­ но все более независимую политику, влияние на экономику Китая сошло на нет, противодействие Австрии, Германии и России в конти­ нентальной зоне до конца сломлено не было, даже несмотря на пол­ ностью выигрышные для Англии результаты Первой мировой войны и в значительной мере Второй. Экономика Англии перестала быть ве­ дущей в мире, уступив первенство другим державам. Второй прогрессивный проект также в чистом виде реализован не был. Единой либерально-социалистической системы в духе фа­ бианцев и Г. Уэллса не сложилось. Даже Запад до конца не стал еди­ ным пространством гражданского общества с централизованной системой управления. Далеко не все страны мира приняли либе­ рализм в качестве безусловной нормы. А роль самой Англии в про­ движении интересов глобального Запада стала к концу ХХ века весьма скромной. Несмотря на то что до конца ни консервативный, ни прогрес­ систский проекты англо-британского модернистского империализ­ :ма не реализовались, в ходе ХХ века Англии удалось· существенно nродвинуться во всех этих направлениях. В трех принципиальных войнах - Первой мировой, Второй мировой и холодной - Англия неизменно оказывалась в числе nо­ беgителей. Победа над Вторым Рейхом кайзера Вильгельма II и Ав­ стро-Венгрией ликвидировала на два десятилетия серьезного оп­ понента Англии в Европе, сняла напряжение борьбы за колонии, в которой набиравшая с конца XIX столетm : силы Германия наме­ ревалась принять живейшее участие, и создала предпосылки для образования Лиги Наций как прообраза Мирового Правительства. Англия сражалась в Первой мировой за свои цели и этих целей до­ стигла. Однако начало активной и неуправляемой деколонизации существенно ослабило Британскую Империю в 20- 30-е годы, что усугубилось экономическим кризисом 1929 - 1933 годов («Великая депрессия»). Это сделало возможным подъем Германии, которая восстала из пепла, сбросив «оковы Версаля» и снова бросив вызов Англии. Однако успехом Англии было содействие переориентации агрессии Гитлера на Восток, что (как и в случае с Наполеоном) при­ вело к расколу потенциального союза двух сухопутных держав, чем не преминула воспользоваться цивилизация Моря. В ходе Второй мировой войны Англия снова оказывается в чис­ ле победителей после того, как оба ее геополитических конкурента обескровили друг друга в беспрецедентной по накалу и числу жертв бойне. При этом Англия выиграла и идеологически, поскольку на­ ционал-социализм Гитлера строился на принципах, строго проти­ воположных английскому империализму (как консервативному, по логике соперничества двух великих держав, так и прогрессивному, в силу отвержения национал-социалистами всех мировоззренче­ ских, политических, экономических и философских основ либера­ лизма). Но снова полноценно воспользоваться плодами победы Ан­ глии не удалось в силу того, что после 1945 года распад Империи до­ стиг кульминации, что вылилось в провозглашение независимости Индией и Пакистаном. Это означало конец Британской Империи. Холодная война между Западом и Востоком и, соответственно, между советским коммунизмом и англосаксонским капитализмом закончилась в 1991 году снова политической и идеологической по­ бедой того лагеря, к которому примыкала Англия. Поэтому «конец истории», о котором заговорили многие западные аналитики (в част­ ности, Фрэнсис Фукуяма) в начале 90-х годов ХХ века и который означал глобальный триумф либерализма в планетарном масштабе, также можно рассматривать как успех англосаксонской идеологии и исторической миссии. При этом на протяжении всего ХХ века в политической истории Англии не произошло никаких фундаментальных и резких пере- r,1ен - ни курса, ни баланса политических сил, ни идеологии, ни эко­ номической стратегии. Этим история Англии данного периода су­ щественно отличается от истории большинства европейских стран. в парламентской Англии правительства лейбористов сменяли собой консерваторов, которые через цикл снова возвращались к власти, но программы и действия и тех и других оставались в рамках эво­ люционного либерализма, различаясь лишь в нюансах: консервато­ ры понижали степень социальной защиты населения, а лейбористы, в духе «неспешного» фабианского социализма, повышали. Но даже самые «резкие» действия в этой сфере строились по принципу пре­ емственности и осторожности, так как и прогрессисты, и консерва­ торы руководствовались принципом «консервативной эволюции». С 1979 года наступила эра консерваторов, когда премьер-мини­ стром Англии была Маргарет Тэтчер, а позднее после нее консер­ ватор Джон Мейджор. Но к этому времени укрепившиеся у вла­ сти консерваторы уже существенно отличались от своих прямых предшественников расистских империалистов начала ХХ века. Их дискурс касался в основном экономических проблем (снижения налогов, приватизация и т.д.), хотя ориентация на лидерство англо­ саксонского мира сохранилась, получив, однако, иное оформление в атлантизме и политике приоритетного сближения с США в ущерб отношениям с другими странами Европы, несмотря на то что Англия является членом Европейского Союза. Главным фактором, который следует учитывать, чтобы оценить баланс английской истории в ХХ веке, на основе поставленных це­ лей и достигнутых результатов, является выход на авансцену ми­ ровой истории бывшей английской колонии Англии Соединенных Штатов Америки в качестве самостоятельного и полноценного игрока. Именно этим и объясняется некоторое искривление судьбы англо-Модерна в ХХ веке: нечто принципиальное и теоретически га­ рантированное участием в победных коалициях и тонко проведен­ ных войнах и реформах ускользнуло у Англии из рук, хотя, казалось бы, было совсем близко, и история человечества податливо следова­ ла за развертыванием «спирали Локка/Ньютона», подтверждая пла­ ны и прогнозы либеральной философии и идеологии. Дело в том, что США взяли на себя ту роль, которую Британ­ ская Империя играла вплоть до первой четверти ХХ века в мировой Истории, геополитике, мировой экономике, идеологии, стратегии и дипломатии. С одной стороны, это и было реализацией широко­ го проекта англосаксонского империализма. США взяли на себя миссию англосаксонской расы, эстафету глобальной демократии, либерализма, фритредерства и т.д. Геополитически США после Первой мировой войны заявили себя последовательной глобаль­ ной талассократией, поставившей своей целью подчинение Суши Морю через продолжение типичной британской стратегии кон­ троля над береговой зоной Евразии. Большинство английских ко­ лоний (за некоторым довольно серьезным исключением - таким как Индия) после «освобождения» превратились в политических, военных и экономических вассалов и клиентов США. США высту­ пили как главный полюс индустриализации, развития финансовой системы, как центр развития высоких технологий и научного про­ гресса. Масонская и пуританская в своих корнях иgеология США была прямым выражением англо-Модерна; она была сформулиро­ вана и разработана еще в континентальной Англии и лишь за тем пересажена в северо-американские колонии. США полностью взя­ ли на себя эсхатологическую миссию Англию, став обществом, где «британский израилизм» получил широчайшее распространение в форме идей религиозного диспенсациализма. Принципы диспен­ сациализма, толковавшего Библию через призму эсхатологической избранности протестантских англосаксов, впервые сформулиро­ вал проповедник «Плимутских братьев» англо-ирландский теолог Джон Нельсон Дэрби (1800-1882), а в США их превратил в одну из самых распространенных и влиятельных деноминаций Сайрус Скофилд (1843-1921). США начинают свое самостоятельное участие в мировой поли­ тике в Первую мировую войну, когда Вудро Вильсон формулирует свои знаменитые 14 тезисов, провозглашающие общечеловеческую миссию США. Между Первой и Второй мировыми войнами США существенно усиливают свое могущество, частично выкупая у Ан­ глии ее колонии и развертывая структуру уже северо-американской Империи. Скромное военное участие во Второй мировой войне, но в то же время эффективные ядерные бомбардировки мирных горо­ дов Японии и отдаленность американских территорий от основного театра боевых действий снова ставят США в привилегированное по­ ложение среди победителей. А уже холодную войну США ведут как абсолютный и признанный лидер всего Запада, как сверхдержава, оставившая далеко позади всех конкурентов, в том числе и саму Ан­ глию. Победа в холодной войне делает США центром однополярного мира, в котором Англия занимает второстепенное положение. Тем самым именно США в ходе ХХ века полностью перехватывают у Ан­ глии ее миссию лидера англосаксонской расы, либерализм, цивили­ зации Моря, «Нового Карфагена», всемирной Империи, прогрес­ сивного промышленного и финансового развитого «человечества» и т.д. Все планы «Общества Избранных», «Круглого стола», фаби- "" веJ(: историал и Империя 357 38цев, расистов и империалистов всех типов и оттенков, сформи­ роваJ!J!Ые в Англии, перемещаются в США. Это и есть английский результа: ХХ века, который и следует рассматривать как главный критерии в оценке того, что удалось воплотить в жизнь из универ­ салистской программы, сформулированной к началу ХХ века, а что gет. Если мы переставим местами Англию и США, то увидим, что именно США почти буквально реализовали в ХХ веке повестку дня британского империализма во всех его версиях - консервативной и прогрессистской. И если победы Англии были относительными, а реализация программы - искривленной, то победы США и вопло­ щение в действительность британской империалистической повест­ ки века были, напротив, прямыми и полными. Все основные пункты в идеологическом смысле были сохранены: • военно-политическая гегемония США в мировом масштабе достигнута; • доминация США и атлантизма в Европе - свершившийся факт, включая политическое упразднение Германии как само­ стоятельного игрока и демонтаж СССР; • включение Турции в НАТО и контроль над арабским миром через Саудовскую Аравию и другие нефтяные монархии на Ближнем Востоке; • принятие всем миром абсолютного императива парламент­ ской демократии, рыночной экономики, научного мировоз­ зрения, разделения властей, индивидуалистической антропо­ логии; • тотальная доминация либерализма в идеологии, философии, международных отношениях, экономике; • принятие аксиомы технического развития как единственно возможной судьбы; • признание «американского образа жизни» и американской массовой и информационной культуры в качестве универ­ сальных образцов; • подготовка к формированию «Нового Мирового Порядка» (о чем говорил президент США Буш-старший в период ирак­ ского кризиса 90-х годов) и Мирового Правительства (прооб­ разом чего являются Бильдерберг, Трехсторонняя комиссия илиДавоский форум); • создание почти во всех странах мира мощного сегмента либе­ ральной элиты, признающей универсализм американской си­ стемы ценностей и солидарной с судьбой США и Запада в це­ лом. Это слово в слово повторяет повестку британского империализ­ ма конца XIX - начала ХХ века, но только вместо Рах Britanica мы получили Рах Americana. С одной стороны, изменение субъекта не столь принципиально, если учитывать принципиальную однородность англосаксонской цивилизации и единство цивилизационной миссии, уходящей кор­ нями в англо-британскую идентичность. В этом случае можно ска­ зать, что смена субъекта есть акциgенция движения к апогею могу­ щества цивилизации Моря. Тогда победа Англии будет выглядеть несомненной и убедительной. Но, с другой стороны, северо-американская цивилизация, хотя и проистекающая из англо-британской, все же качественно от нее отличается. Если Северная Америка - это и Запад, то точно не Ев­ ропа, и ноологическая структура северо-американского общества и северо-американской культуры требуют особого и тщательно­ го, а главное - отдельного от Европы, рассмотрения'. Ужас перед американской культурой, который испытывали Джон Рёскин или Оскар Уайльд, да и до сих пор испытывает большинство англичан, весьма показателен. А в этом случае можно констатировать определенную проблему, которая относится к внутреннему измерению англо-британского Dasein' а. До какой степени современные англичане воспринима­ ют триумф США как свой собственный триумф, а Рах Americana как прямое продолжение и триумфальное развитие Рах Britanica? В этом и состоит проблема английской истории ХХ века. Если мы будем учитывать формальную сторону процессов, магистральную линию становления англо-Модерна и английского империализма, то, скорее всего, проблема решается в пользу успеха и единства англосаксонского мира, откуда вытекает признание за США пол­ номочных и легитимных прав на имперское наследие. Но если мы обратим внимание на «глубинную Англию», - на Англо-Британию кельтских легенд, короля Артура, христианского платонизма, ры­ царской этики, трансцендентного субъекта (Уиклифа или Бёркли), утонченного и трагического романтизма (Китс, Уордсворт, Блейк), дендистских парадоксов (Браммел), трагической и солидарной эмпа­ тии (Диккенс), высокого эстетизма (Рёскин, Пейтер, Уайльд) и поис­ ка великой гармонии мира (Шефтсбери), -то ответ будет не столь очевидным. США - это Англия без корней и второго измерения, оg­ номерная и прямолинейная Англия, Англия без затей. Если англий­ ская идентичность сегодня, в XXI веке, так же прямолинейна, как 1 Дугин А.Г. Ноомахия. Цивилизации границ. М.: Академический проект, 2014. 11 американская, то ХХ век можно считать успехом Британии. Если ;>I>. Кроме того, Айер категорически отвергал философию Хайдег­ гера, которой ставил в вину абсолютную неверифицируемость - ни предпосылок, ни извлеченных следствий. Хайдеггер полностью сто­ ял на стороне языка (речи, pfiµа), тогда как Айер на стороне позитив­ ной логики. Философия Айера чрезвычайно ярко иллюстрирует логический конец английского историала Нового времени. Англичанин в ходе «консервативного прогресса» совершенно незаметно для самого себя стал превращаться в нечто, отличающееся от машины лишь «типом перцептивного поведения». Индустриализация логически завершилась проектом создания искусственной жизни. И аналити­ ческая философия представляет собой кульминацию этого процес­ са, так как здесь грань межgу машиной и человеком (gуховным и ма- териальным) окончательно стирается, уступая место автономным логико-фактическим структурам, снова собирающимся в зоне ло­ гических фактов, но на сей раз с сознательным ограничением дви­ жения мысли в тех направлениях, которые ведут к сериям невери­ фицируемых суждений. Новое человечество мыслится логическим позитивистам как состоящее из умных и эффективных механизмов, лишенных религии, метафизики, этики и эстетики. Естественный язык заменяется языком формальной логики или машинным язы­ ком. Конец человека наступает так мягко и комфортно, что сам че­ ловек не успевает этого заметить. Джон Остин: реванш риторики Отталкиваясь от Мура, так же как и представители аналитиче­ ской философии, совершенно в ином направлении стал двигаться философ Джон Лэнгшо Остин1 (1911-1960), один из ведущих пред­ ставителей «философии обыденного языка» в ХХ веке. Обращение к обыденному языку сразу же подсказывает, что Остин строил свою теорию в противоположность логическим позитивистам, которые, напротив, настаивали на релятивизации, а то и на упразднении ри­ торического в пользу логико-математического понимания реаль­ ного. Остин же, со своей стороны, сосредоточивает свое внимание именно на языке, выясняя функционирование его структур, внут­ ренние взаимосвязи и процедуры соотношения с множеством вне­ языковых объектов. В этом Остин чрезвычайно близок к позднему Витгенштейну, который после увлечения позитивизмом и анали­ тической философией, более того, после того как он стал ведущим мыслителем этого направления, наряду с Муром и Расселом, и вдох­ новителем Венского кружка (М. Шлик, Р. Карнап, К. Гёдель, Х. Хан, Н. Отто, К. Гемпель и т.д.), полностью пересмотрел свои взгляды и пришел к теории «языковых игр», сместив внимание с логоса на рему. Однако Остин настаивал на полной автономности своих идей, отрицая влияние Витгенштейна. Это вполне обоснованно, посколь­ ку проблематизация «логического» и «риторического» лежит в ос­ нове всей аналитической философии и к аналогичным Витгенштей­ ну выводам, действительно, вполне можно было прийти, строго сле­ дуя за проблемными узлами этого течения англосаксонской мысли ХХ века. Показательно, что главным оппонентом Остина был Аль­ фред Айер, и философские теории обоих демонстрируют, как, от­ талкиваясь от общего импульса, представленного Муром и отчасти 1 ОстинДж.Л. Избранное. М.: Идея-Пресс; Дом интеллектуальной книги, 1999. Уайтхедом, можно прийти к двум полярным точкам зрения - экс­ тремальному логическому позитивизму у Айера и чистой филосо­ фии обыденного языка («ремоцентризму») Остина. В основе философии Остина лежит базовая модель «шот­ ландского общего смысла», восходящая к Т. Рейду и обновленная Джорджем Муром. Однако Остин толкует common sense весьма специфически, интерпретируя common в ключе, близком к социо­ логии, утверждая, что структура «общности» отражена в различных уровнях бытового языка, поэтому абстрагирование от стихии этого языка в пользу чистой логики выводит нас как раз за рамки «общего смысла», лишая тем самым философию и науку в целом необходи­ мой строгости. Этот жест Остина типологически тождествен выводу Витгенштейна о прямой связи значения с контекстуальной конкрет­ ностью «языковых игр», определяющих структуру соотношения онтологии и гносеологии всякий раз ситуативно, и близок к изна­ чальной мотивации Гуссерля, приведшей его к обширному полю фе­ номенологии, и в частности к тезису о «горизонте» и «жизненном мире». По Остину, научная строгость gостигается не элиминацией риторики, а, напротив, ее тщательным анализом. А.ля того чтобы систематизировать методологию такого анализа, Остин разрабаты­ вает теорию речевых актов (speech acts). Все поле «речевых актов» и есть территория ремы (pfjµa), пространство «риторического», хотя сам Остин относит риторику (в узком смысле) к одному из классов речевых актов. Он делит все речевые акты на три главных класса: • локутивный акт; • иллокутивный акт; • перлокутивный акт. Локутивный акт - самый общий тип речевого акта, заключаю­ щийся в речевом утверждении (суждении, пожелании, приказании и т.д.) любого рода, предполагающем наличие морфологической структуры и семантического содержания. Остин настаивает на том, что любой локутивный акт надо понимать всегда внутри фактиче­ ского и ситуативного контекста, который неразрывно и остенсивно связан с этим актом. Любое высказывание, даже строго тождествен­ ное, зависит от времени, места и контекста, в которых оно делается и которые неразрывно связаны с его гносеологической и онтологи­ ческой ценностью, а также с его истинностью или ложностью. По­ этому локутивный акт всегда является партикулярным и касается ограниченного и конкретного множества вещей. Здесь мы видим влияние номинализма и эмпиризма. Суждение о вещах может быть верным, неверным, истинным, ложным, пожелательным, оценоч­ ным и т.д. только в том случае, если эти вещи конкретно представле­ ны в своей взаимосвязи тем или иным образом. Локутивный акт, по Остину, состоит из трех уровней. Первым и самым общим является фонетический акт (phonetic act), мини­ мальным элементом которого является звук, > (уничижи­ тельное от «пролетариат») уделяется меньше внимания в силу их примитивной умственной организации; власть жестко следит толь­ ко за элитой. Партия контролирует не только действия, но и интим­ ную жизнь своих членов, и даже мысли. Оруэлл иронично описы­ вает «новый язык» (Newspeak), введенный в Океании, где все слова имеют то значение, которое диктуется партией. В обществе царит практика «двоемыслия» (douЫethink), то есть всеобщая обязанность мыслить именно так, как в данный момент того требует партия, с го­ товностью немедленно менять мнение на прямо противоположное. Министерство, занимающееся вопросами войны, называется Ми­ нистерством Мира; вопросами расследований и наказаний - Ми­ нистерством Любви; вопросами лживой пропаганды - Министер­ ством Правды и т.д. Главный герой романа Уинстон Смит и его нелегальная возлюб­ ленная Джулия принимают решение восстать против режима. Они ищут контактов с оппозицией, представителем которой считают О'Брайена, члена «внутренней партии». Однако это оказывается 1 Оруэлл Дж. 1984. Скотный Двор. ловушкой, и, в конце концов, героев хватает полиция. С помощью Ji30щренных физических и нравственных пыток Уинстона Смита заставляют отказаться от своих взглядов и признать безусловную nравоту системы и Большого Брата. Переломным моментом стано­ вliтся предательство им его любви к Джулии. Финал романа пессимистичен. «Перевоспитанный» и отпущен­ ный на свободу Уинстон Смит чувствует, что партия сломила его не nросто внешне, но и внутренне, изменив его содержание. Он ис­ кренне верит отныне в Большого Брата, а не только делает вид. Хотя сам Оруэлл видит в своей дистопии мрачную карикатуру на СССР и нацистскую Германию, роман может иметь и иные прочте­ ния. В частности, методология внедрения обществом содержатель­ ных ментальных структур в индивидуума отражает базовые принци­ пы социологии, и «1984» может служить прекрасной иллюстрацией основных тезисов Э. Дюркгейма. В контексте французской нонкон­ формистской культуры это произведение могло быть проинтерпре­ тировано как подчеркивание нигилистической природы субъекта. Если встать на сторону сакрализации Государства и общественного целого и геополитики, в романе вообще можно увидеть утрирован­ ное описание Политического. Судьбу Смита можно рассмотреть как экзистенциальную драму, в той или иной степени отражающую принципиальную несходимость индивидуального и коллективного. Но в английском контексте «1984» прочитывается однозначно, как и задумывал сам Оруэлл - как прямолинейная и язвительная крити­ ка тоталитарных (иллиберальных) версий социализма. Олдос Хаксли: кошмар сбывшейся грезы Другой английский писатель-фантаст, также известный своей версией дистопии Олдос Хаксли (1894-1963), видит ужас будуще­ го не как победу социализма в Англии, а, наоборот, как доведение до логических пределов либерального политического устройства. Самым известным произведением Хаксли является роман «О див­ ный новый мир»1 (Brave NewWorld), действие которого происходит в 2541 году. Общество, которое рисует Хаксли, является не столько тоталитарным, как у Оруэлла, но гедонистическим и максимально рациональным. Оно представляет собой другой - довольно кри­ тический - взгляд на классические английские либеральные уто­ пии - от «Новой Атлантиды» до общества, описанного в «Люди как 1 Хаксли О. О дивный новый мир// Утопия и антиутопия ХХ века. М.: Прогресс, 1990. боги» Уэллса. Хаксли, склонявшийся к философии традиционализ­ ма и Sophia Perennis1 (позднее он вообще перешел в индуизм), по­ лагает, что прямолинейное развитие капиталистического общества потребления и технического прогресса неминуемо приведет к ис­ кусственному воспроизводству людей, генной инженерии и разде­ лению людей на функциональные касты, чьи алгоритмы будут за­ кладываться на стадии искусственного выращивания зародышей. Все люди в «Дивном новом мире» разделены на функциональ­ ные страты - альфа, бета, гамма, дельта и эпсилон. Высшей стра­ той являются высококвалифицированные специалисты и админи­ страторы. Следующей (бета) - просто специалисты. К гамма-касте и дельта-касте относятся рабочие. А низшие люди - эпсилон - представляют собой звероподобных идиотов. Так как уровень тех­ нического развития в обществе достиг высокой стадии, потребность в созидательном труде отпала (всю работу выполняют машины), по­ этому труд необходим лишь для того, чтобы чем-то занять населе­ ние. При всей декларируемой свободе и ориентации на потребление и досуг население «дивного нового мира» отличается полной стан­ дартизацией, а царящие либертарианские нравы воспроизводят тождественные механические стереотипы. Население активно по­ требляет наркотическое вещество «сома», обеспечивающее гаран­ тированное чувство физической эйфории. Традиционные религии в этом мире отменены в пользу новой религии, основанной на на­ учном прогрессе и рациональном начале, что также соответствует идеям английских утопистов Нового времени, но у Хаксли выглядит довольно зловеще. Традиционных Государств больше нет, все живут в Мировом Государстве (реализация фабианской мечты). Литерату­ ра, в которой описываются люди иного склада, в частности пьесы Шекспира, запрещены. Обучение происходит во сне (гипнопедия). В этом обществе изгоями и нонконформистами становятся те, кто каким-то образом сохраняет «атавистические» качества - скромность, стым.ивость, чистоту, любовь, сострадание и т.д. Им приходится трудно, и при всей свободе нравов они испытывают на себе давление коллектива как «инакомыслящие». Д,ЛЯ Хаксли этот роман был иллюстрацией негативного отноше­ ния к либерализму как доминирующей идеологии в современном мире. При этом в отличие от дистопии Оруэлла предельное отчуж­ дение, по Хаксли, наступает не вследствие установления прямой государственной политической диктатуры, а через возведение в асболютную норму гедонизма, рынка, научно-технического про- 1 Huxley А. The Perennial Philosophy. London: Chatto and Windus, 1946. rpecca и политических свобод, приводящих к тому же результа­ ту, что и прямые формы тоталитаризма. lv',e дистопии - Оруэлла If Хаксли - могут быть рассмотрены как два полюса возможной не­ гативной футурологии. В первом случае тоталитаризм проистекает IfЗ социалистических или национал-социалистических учений, а во втором - из доведенных до предела базовых установок либерализ­ ма. Политическая история ХХ века и особенно падение коммунизма в 1991 году показали, что угроза прямого тоталитаризма, в версии «1984» Оруэлла, практически снята и принадлежит прошлому, тог­ да как мрачные подозрения Хаксли, напротив, становятся все более реалистичными и, быть может, не столь далекими по времени, как предполагал сам Хаксли. Впрочем, уже в 1958 году в публицистиче­ ской (а не художественной на сей раз) работе «Возвращение в див­ ный новый мир»1 сам Хаксли признал, что все события развиваются гораздо быстрее, чем он рассчитывал, и что наступление «дивного нового мира» может последовать намного раньше. Это обстоятель­ ство имеет особое значение, поскольку дистопия Хаксли представ­ ляет собой критическое переосмысление того, что у большинства других английских футурологов выступает, напротив, как утопия, то есть как позитивный идеал и образец, к которому следует стремить­ ся. «Дивный новый мир» есть не что иное, как «Новая Атлантида» Ф. Бэкона или Утопия Т. Мора или Г. Уэллса, увиденные под особым углом зрения, ставшим актуальным по мере того, как реализация этой программы становилась все более вероятной и близкой. Поэ­ тому объектом критики Хаксли является, по сути, сам англо-Модерн в его футурологической проекции. Джон Толкин: «Черная Страна» теллурократии Крупнейшим английским фантастом ХХ века является Джон Ро­ нальд Толкин (1892 - 1973). Мать Толкина в зрелом возрасте приняла католичество и воспитала сына в строгих христианских традициях, что сказалось на мировоззрении этого знаменитого писателя. Хри­ стианская этика составляет основу произведений Толкина. С юности Толкина интересует филология и древние языки, а так­ )Ке мифологическая литература (в первую очередь древнеанглосак­ сонская и кельтская), и это определяет его профессиональную ка­ рьеру как профессора древних языков. Толкин с товарищами еще на ранних этапах разработал стилизованный «эльфийский» язык, nостроенный на основании творческой рекомбинации тех лингви- 1 Нихlеу А. Brave New World Revisited. London: Chatto & Windus, 1959. стических и лексических массивов, которые они изучали в силу про­ фессиональной деятельности. Толкин создал целый цикл связанных между собой романов, по­ вестей и рассказов, чье действие развертывается в вымышленной стране, отчасти напоминающей по основным деталям и символам северо-европейские (кельто-германские) легенды, а с другой сторо­ ны, отражающей иносказательно политические процессы, развер­ тывающиеся в Европе ХХ века1. Сам Толкин не ставил перед собой задачу стать профессиональным писателем, но его книги получили огромное признание публики на всех континентах. При этом дети и подростки видели в книгах Толкина увлекательные и обаятельные сказки, захватывающие приключения и острый сюжет, а интел­ лектуалы расшифровывали прозрачно заложенные в тексте поли­ тические и социальные намеки и ассоциации. Совокупность книг, посвященных творчески созданной самим Толкиным мифологии, он назвал «Легендариум». События в цикле Толкина происходят в стране Средиземье (Middle-earth), что сразу же отсылает нас к классическому древне­ скандинавскому мифу о Мидгарде, «Срединном Городе», под кото­ рым древние германцы понимали все известные им территории. Толкин дает набросок своей оригинальной «теологии», отчасти напоминающей мифы Уильяма Блейка. Верховным творцом види­ мого мира является, по Толкину, Эру Илуватар. В слове Iluvatar мож­ но распознать Ilu - семитское название Бога или Верховного Бога (откуда древнефиникийское Ил, библейское Элохим и арабское Ал­ лах) и старогерманское Vater - «отец». Но сам Толкин указывает, что это термин «эльфийского» языка. Эру Илуватар создает группу Айну, которые являются выражениями его мысли и его мощи. Айну описаны в «теологии» Средиземья как платоновские идеи и одно­ временно архангелы, творящие музыку сфер, из которой создан мир. Часть Айну вступили в музыку, породив стихии мира (этот сю­ жет явно созвучен Зоа Блейка). Кроме архангелов-Айну существу­ ют ангелы-Майа. Разделение Айну на тех, кто остался с Илуватаром, и тех, кто вступил в сотворенный мир, по Толкину, должны в «конце времен» снова соединиться, что он описывает поэтически как вто­ рой момент исполнения музыки сфер. Генезис мира симметрично сходится с его эсхатологией. В духе христианской ангелологии Толкин называет одного из Айну (идей-архангелов), выступивших в мир стихий, «павшим». Дьявола в мире Толкина зовут Мелькор (или Моргот). 1 Толкин Дж.Р. Собр. соч.: В 4 т. Тула: Филин, 1994. Населением Средиземья являются эльфы (духи), люди, гномы, хоббиты, энты (существа-деревья), а также орки (гоблины) и тролли. орки-гоблины и тролли подчиняются темным силам, Мелькорту и тем, кто исповедует его культ - Саурону (одному из ангелов-Майа) и Са­ руману. Оплотом темных могуществ, по Толкину, является «Черная страна» на Востоке Средиземья, столицей которой является «Мор­ дор». Это тоже устойчивая черта древнегерманской сакральной гео­ графии: на Востоке располагалось царство великанов-йотунов, с кото­ рыми потомки богов-асов, люди, должны будут вступить в финальную битву в «конце истории». В более приближенных к ХХ веку терминах «Мордор» и темные силь1 (Мелькорт, Саурон, Саруман и т.д.) соответ­ ствуют «цивилизации Суши», включающей в себя Германию и СССР, противостоящие «либеральному» и «прогрессивному» Западу. Точно так же орки, составляющие основу армии Саурона и Сарумана, напо­ минают, с одной стороны, инеистых великанов древнескаJWfнавского фольклора, а с другой - «полудьяволов, полудетей» из расхожего има­ жинэра британского империализма (Р. Киплинг). Артур Конан Дойл: прогрессивная «империя мертвых» Английская литература ХХ века (если исключить из нее англо­ язычных ирландских писателей, которые мы рассмотрим в другом месте) ярче всего представлена в двух направлениях: в фантастике и в детективах. И в этих жанрах у англичан нет равных. Считается, что первый детектив - «Лунный камень» (1868) - был написан ан­ глийским писателем Уилки Коллинзом (1824-1889). В США начало этому стилю положил черный романтик Эдгар Алан По. Одним из крупнейших классиков детективного жанра был сэр Артур Конан Дойл1 (1859-1930), выходец из семьи ирландских ка­ толиков, но родившийся в Шотландии в Эдинбурге. Конан Дойл осознавал свою идентичность кельтской, отсюда и его глубинные симпатии к Жанне Д'Арк и французской культуре в целом. Тем не Менее Конан Дойл писал исключительно на английском языке и как писатель был известен в первую очередь в Англии. Конан Дойл со­ вмещал в себе последовательный англосаксонский патриотизм, что сближало его с Киплингом, и столь же последовательную социаль­ liую критику изъянов юридической и политической системы Ан­ глии, усовершенствовать которую он стремился всеми средствами. Однако критика жестких сторон бельгийского колониализма, с чем 1 Дойл Артур Конан. Собр. соч.: В 1Зт. М.: Наташа, 1995. Конан Дойл столкнулся в Конго, несколько отдалила от него после­ довательного империалиста Киплинга, который был готов закры­ вать глаза на зверства бельгийцев, так как англичане вели себя в ко­ лониях не лучше. Социальный протест, в целом созвучный критике фабианца Г. Уэллса или ирландского марксиста Б. Шоу, не доходил у Конан Дойла до радикальных выводов об исчерпанности возмож­ ностей «национального Государства, подлежащего ликвидации», что вызывало полемику и с левыми. Все это ставило Конан Дойла в особую позицию, не совпадающую ни с правоконсервативным ла­ герем, ни с левопрогрессистским. В 1887 году он был посвящен в масонскую ложу Феникс. Во время Первой мировой войны Конан Дойл занимает крайне германофобскую позицию, описывая немцев как «расово неполно­ ценное» общество и призывая отказаться от христианского отно­ шения к врагу. Конан Дойл заведомо оправдывает любой эксцесс английских военных и диспропорционально демонизирует анало­ гичные поступки немцев. На фронтах Первой мировой войны Ко­ нан Дойл потерял своего сына и двух племянников, а самого его, за­ писавшегося в добровольцы в первые дни войны, не взяли туда по состоянию здоровья. Творчество Конан Дойла включало в себя различные стили: ро­ мантизм (ранние рассказы), социальную прозу (под влиянием Дик­ кенса - «Торговый дом Гердлстон»), исторические романы (напри­ мер, «Приключения Михея Кларка» о неудачной попытке голланд­ ским герцогом Монмутом свергнуть Якова II или «Белый Отряд» об отрядах добровольцев в Столетней войне»), военные хроники (книга «Англо-бурская война» 1902 года, в которой он сам принимал участие и которую описывал в патриотических и британско-империалистиче­ ских тонах), научную фантастику (романы «Затерянный мир» и «От­ равленный пояс», героем которых выступает профессор Челенджер) и, конечно же, детективные рассказы, романы и повести, где участву­ ет персонаж частного сыщика Шерлока Холмса, сделавший Конан Дойла всемирно известным писателем. Впервые Шерлок Холме появ­ ляется в романе «Этюд в багровых тонах» в 1887 году и с тех пор ста­ новится самым популярным его героем в глазах читателей. Шерлок Холме участвует еще в трех романах автора «Знак четырех», «Собака Баскервилей» и «Долина ужаса» и во множестве рассказов. Сюжеты детективных историй, которые расследует Шерлок Холме, часто затрагивают не просто бытовые драмы, но и серьезные политические и дипломатические интриги, подчас - секты и ок­ культные общества. Так, в романе «Тайна Клумбера» речь идет о по­ смертной мести бумистских монахов. Увлекаясь различными оккультными практиками, Конан Дойл останавливается на спиритизме, радикальным апологетом.которо­ го он становится во второй половине жизни, оставив литературную деятельность и полностью сосредоточившись на продвижении но­ вой религии - спиритизма 1• Спиритизм оказывается в центре фантастического романа Ко­ нан Дойла «Страна Туманов», в которой действует герой предыду­ щих книг профессор Челленджер, но вся история выстраивается на сей раз вокруг медиума, общающегося с мертвыми. Конан Дойл активно содействует организации разрозненных групп английских спиритов в отдельную Спиритическую церковь, которую он видит как религиозный, а также социальный и даже политический институт, призванный заменить собой «отжившее» (с его точки зрения) христианство. На спиритическом конгрессе в Лондоне в 1928 году он заявлял: От своего имени я написал главам некоторых полити­ ческих групп в Англии и сказал им, что если все это не пре­ кратится к полному нашему удовлетворению, то я сделаю и невозможное для того, чтобы добиться восстановления справедливости. Если то будет нужно, я публично предста­ ну перед какой угодно партией, которая вздумает творить над нами суд. (Аплодисменты.) У нас пятьсот церквей в Ан­ глии, из которых четыреста объединены внутри Лондонско­ го спиритического Альянса, а остальные сто - независимы. Пятьсот церквей! Мы сможем преобразовать каждую из них в политический центр, мы прекрасным образом организова­ ны, и я не знаю никакой другой группы, которая была бы спо­ собна объявить забастовку лучше, чем то можем сделать мы. (Аплодисменты.) Я уверяю вас, что если только вы пожелаете это осуществить, вы добьетесь отмены преследующего нас законодательства. (Смех и аплодисменты.)2 Основы своих спиритических взглядов Конан Дойл излагает в тексте «Новое Откровение»3, искренне полагая, что участвует в процессе духовной Реформации современного общества, которо- 1 Головин Е. Артур Конан Дойл и спиритуализм / / Элементы. Евразийское обо­ зрение. 1997. № 8. 2 Doyle Arhur С. Closing Speech / / Compte rendu du Congres spirite international de 1928. Paris: Jean Meyer edit., 1929. 3 Doyle Arhur С. The New Revelation. N.Y.: George Н. Doran Company, 1918. 398 Часть 1. Англия или Британия му отныне следует перейти к новой ступени. В этом тексте он обо­ сновывает три главные идеи, почему спиритизм и общение с духами мертвых должны быть приняты в качестве «новой религии» в миро­ вом масштабе: • спиритизм через опытное доказательство существования души после смерти способен бороться с материализмом, захлестнувшим современный мир, тогда как традиционные религии, и в частности христианство, с этой задачей совер­ шенно не справляются; • вселяет надежду на улучшение положения души после смерти и отвергает мифы об «аде» и «посмертных мытарствах», а так­ же наглядно демонстрирует, что души всех людей, независи­ мо от религии, оказываются в одинаковом положении после смерти, следовательно, спиритизм может стать «всемирной религией» и тем самым объединить человечество; • спиритизм примиряет религию и науку, так как основан цели­ ком на эмпирическом научном методе верификации и прямо­ го опыта, а не на «мистических» и «поэтических» грезах. Эти принципы спиритизма, провозглашенные Конан Дойлем как основа новой религии, соответствуют в целом прогрессистской мысли, однако, в ее экстравагантной и относительно маргинальной версии. Французский традиционалист Рене Генон рассматривает феномен спиритизма не как антитезу «современному миру», Мо­ дерну, но как его продолжение, развивающееся в направлении соз­ дания «великой пародии», что в той или иной степени соответствует Постмодерну1• Если принять это объяснение, то увлечение Конан Дойлом спиритизмом, проявившееся особенно ярко после Первой мировой войны, можно рассматривать как поиск англо-Моgерном новых путей gля реализации своей мировой миссии. Если прямой империализм Великобритании испытывает серьезные трудности, то наиболее внимательные носители английской идентичности ищут новые территории, пространства для продолжения своей цивилиза­ ционной экспансии. Х. Макиндер видит это в переносе геополитиче­ ской инициативы Морского Могущества в США. Фабианец Г. Уэллс предлагает активнее работать над созданием «Мирового Правитель­ ства». Логический позитивист Б. Рассел выстраивает особую логи­ ческую онтологию, претендующую на универсальность и замену собой прежней метафизики и философии. А знаменитый писатель 1 Guenon R. L'Erreur spirite. Р.: Editions Traditionnelles, 1977. J(онан Дойл призывает обратиться к миру мертвых как к новой площадке для продолжения духовного развития. При этом Конан Дойл отстаивает свои позиции в прямой и подчас жесткой полемике :и с Киплингом, и с Расселом, и с Уэллсом. При всем различии этих :избираемых стратегий в них есть нечто общее: упорная воля вопло­ тить историческую миссию англосаксов в глобальную планетарную :инициативу, выходящую за рамки необратимо разрушающейся Им­ перии. Если Империю невозможно более померживать напрямую, то надо искать выход в новые измерения - либо социалистические, либо геополитические, либо спиритистские (как у Конан Дойла). Мир мертвецов, вступающих в контакт с медиумами в рамках Спи­ ритской церкви, к чему призывал Конан Дойл, образует, в свою оче­ редь, «Потустороннюю Империю», законом которой, уточняет Ко­ нан Дойл, является постоянный прогресс. Гилберт Честертон: вечная молния веры Другой мастер детективных историй и философ Гилберт Кит Честертон1 (1874-1936) в отличие от Конан Дойла строго и до кон­ ца придерживался христианской традиции. Честертон начал с ми­ стических теорий, затем обратился к христианству в его англи­ канской форме, а позднее, с 1922 года, утвердился в католической вере. Близким другом Честертона, во многом способствовавшим его переходу в католичество, был писатель и историк Хилэр Беллок 1870-1953), с которым Честертон разделял также многие полити­ ческие воззрения. Честертон на протяжении всей своей жизни и литературной деятельности последовательно проводил апологию христианско­ го мировоззрения в консервативно-традиционалистских формах, будучи радикальным противником современного мира и особенно англо-Модерна. Показательно, что главным героем его чрезвычай­ но популярных у широкой публики детективных историй является католический священник «патер Браун», воплощающий в себе вы­ сочайший и утонченный интеллект, моральную строгость и чувство ироничного отношения к жизни. Основной метод «патера Брауна» состоит в том, чтобы вжиться во внутренний мир преступника. Тем самым Честертон подчеркивает смирение и сострадание, кото­ рое движет благородным христианским детективом, воспринима­ ющим преступника не как того, кого следует найти и покарать, но кого необходимо прежде всего понять и постараться обратить на 1 Честертон Г.К. Собр. соч.: В 5 т. СПб.: Амфора, 2007. истинный путь. Пять сборников рассказов, посвященные «патеру Брауну», можно с одинаковым успехом читать как увлекательные детективные истории и как изящные миниатюры католического экзистенциализма. Честертон при всей его популярности занимал мировоззренче­ ские позиции, почти полностью противоположные тем тенденци­ ям, которые доминировали в английском обществе его эпохи. Он утверждал и защищал то, что все вокруг него отрицали и отвергали. В философском поле Честертон был яростным противником «обще­ го смысла» (common sense), атакуя этот базовый для англо-Модерна концепт с двух сторон: показывая, во-первых, что термин «общий» (common), на котором постоянно играют модернисты, является всегда относительным, а часто даже миноритарным и эксклюзив­ ным (для этого он предложил использовать симметричный термин uncommon sense, дословно, «необщий смысл», «нездоровый рассу­ док»), а во-вторых, отрицая, что множество проходящих под «оче­ видностями общего смысла» утверждений вообще являются дей­ ствительно осмысленными, поскольку представляют собой common nonsense, то «общую бессмысленность». Тем самым он фундамен­ тально выбивал из английской и отчасти протестантско-шотланд­ ской традиции «позитивного субъекта» сразу обе опоры: обращая внимание на социологический релятивизм понятия «общий» и тре­ буя более строго разбирательства в отношении «смысла», на кото­ рый указывают. В этом, возможно, сказался его опыт в детектив­ ной литературе, так как сюжет требовал постоянной ревизии со­ бытий, действий и поведенческих механизмов (как преступников, так и следователей), а также эмпатии и компаративного анализа между правом и моралью, в чем, собственно, и состоит идея объе­ динить в одной фигуре следователя и священника («патер Браун»). Таким образом, обращение к common sense в качестве обоснования какой бы то ни было онтологии, метафизики и даже научности, по Честертону, совершенно произвольно и некорректно, а философии на этом основании возвести заведомо невозможно. Если вспомнить, что именно на этом был построен английский позитивизм (особен­ но Аж, Мура), легко себе представить, насколько далеки были по­ следствия такой критики Честертона, противопоставлявшего себя подобными взглядами основной массе представителей британского научного сообщества. Честертон считает, что «здравым смыслом» в самом правильном толковании можно считать лишь спасительные и сверхрациональ­ ные парадоксы христианства («для иудеев соблазн, для эллинов же безумие», по выражению св. ап. Павла). Душа христианского мира, порожденная немыслимым Христом, - здравый смысл. Мы не смеем взглянугь на Его Лик, но мы видим Его плоды и по плодам Его узнаем Его. А плоды эти - весомые, и плодородие - не только мета­ фора, и нигде в этом печальном мире нет таких счастливых мальчишек, взобравшихся на яблоню, и таких свободных мужчин, поющих на виноградниках, как у нас, в ослепитель­ ном свете вечной молнии...1 Политические взгляды Честертона и близкого к нему Х. Беллока также были как минимум экстравагантны в английском контексте. Честертон полностью отвергал капитализм, фритредерство, банки, процентный рост, то есть все содержание либеральной теории в эко­ номике и политике. Казалось бы, это должно было бы сблизить его с социалистами и фабианцами (и действительно, он померживалдо­ вольно тесные связи с ирландским фабианцем Бернардом Шоу). Но на самом деле Честертон выступает и против социализма, особен­ но в его догматической версии, тем самым оказываясь в оппозиции и английским левым. Вместо капитализма и социализма Честертон выдвигает идею «третьего пуги», которую он отождествляет с дис­ трибугизмом, теорией, разработанной в XIX веке экономистами-ка­ толиками на основании некоторых энциклик Пап льва XIII и Пия XI. Согласно этой теории, частная собственность как институг должна быть сохранена, а средства производства должны быть равномерно распределены (дистрибуированы - отсюда дистрибугизм) между максимально широкими группами граждан вместо того, чтобы нахо­ диться в руках Государства (этатизм), крупной буржуазии (олигар­ хия) или корпорации (корпоратократия). «Третий пугь» Честертона, таким образом, продолжал линию Джона Рёскина и его «готическо­ го социализма», что для контекста ХХ века в Англии было чрезвы­ чайно необычным и радикальным поступком, требующим огромной смелости. Свои политические идеи Честертон суммирует в книге «Что же не так с миром? »2, где он последовательно выявляет причину упадка Запада и предлагает альтернативные решения. В первую очередь Честертон угверждает, что современный че­ ловек потерял дом, стал «бездомным». Английское слово home озна­ чает не столько дом как строение, сколько родину (малую родину). 1 Честертон Г. К. Вечный Человек// Честертон Г. К. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5. С. 208. 2 Chesterton G.K. What's Wrong With The World. London: Cassell and Company, 1910. Дом - это то место, куда человек рано или поздно возвращается. Став бездомным, человек утрачивает свою неизменную ось, свою сущность, которая есть его место в бытии. Покинув «дом» и забыв о нем, культура Модерна отправилась в поход, в котором постепенно забыла и свое «я», и свои истоки, и даже конечную цель движения. «Практический смысл» застлал собой все более существенные пер­ спективы. Отсюда вывод Честертона: нам необходим непрактиче­ ский человек (An Unpractical Man). Так, «непрактический человек» не боится прошлого, но спокойно и мужественно достраивает свои­ ми личными усилиями неоконченный храм христианской культуры. И в этом он находится в полной оппозиции прогрессистам - как ли­ беральным, так и социалистическим, которые мерят все «практиче­ ской» мерой. Быть «непрактическим» значит бросать вызов самому духу современности; и это не недостаток, а сознательный революци­ онный акт активного консерватора. Далее Честертон подвергает жесточайшей критике сам прин­ цип империализма, который был основой британского консенсуса до середины ХХ века. Честертон один из разделов книги «Что же не так с миром?» называет «Империализм или заблуждение от­ носительно мужчины» (Imperialism or the mistake about man). Это можно было бы перевести и как «заблуждение относительно чело­ века», но следующий раздел называется «Феминизм или заблужде­ ние относительно женщины» (Feminism or mistake about woman), что подчеркивает гендерную симметрию. Строительство Империи ради материальных и эгоистических интересов является подменой истинно героического духа, которая мобилизует лучших людей об­ щества жертвовать собой во имя меркантильных интересов оли­ гархических элит. Тем самым, утверждает Честертон, растрачи­ вается и обращается не в то русло драгоценная энергия мужского начала. Особенно он критикует социал-дарвинистские концепции Г. Спенсера или Сесила Родса, а также евгенику, чрезвычайно по­ пулярную в тот период в Англии. Феминизм есть заблуждение в понимании женской природы, настаивает Честертон. Женщинам надо давать не права, равные с мужчинами, а особые привилегии, соответствующие тем особен­ ностям, которые воплощает в себе женский архетип -уютные дома, доступ к культуре, воспитание, помержку и гарантии. А отнюдь не желательность участия женщин в жестокой эгоистической борьбе за выживание, которой заняты современные мужчины. Честертон иронично замечает, что те, кто придумали феминизм, видимо, очень не любят женщин, то есть те их черты, которые традиционно счита­ ются женскими. далее Честертон жестко критикует английское образование, 110строенное на кальвинистской доктрине Предназначения, изго­ »яющей сакральное понимание действий и жестов. Это отражено 8 четвертом разделе той же книги «Образование, или Что не так с детьми». Настоящее образование может быть только духовным й основанным на культивации в юношестве ценности вечного. Честертон заключает, что в современной Англии обе парламент­ ские партии, и тори и виги, на самом деле полностью солидарны между собой в том, чтобы делать как раз «не то» (что надо), но только идут к этому «не тому» разными путями. Следовательно, альтерна­ тиву Англии следует искать в каком-то ином направлении - в про­ шлом или в будущем, но точно не в настоящем. Честертон написал ряд серьезных трудов о классиках католиче­ ской мысли Фоме Аквинском, Франциске Ассизском и т.д., а также о собственном духовном становлении («Ортодоксия»1). Наиболее фундаментальным философским и богословским тру­ дом Честертона является «Вечный Человек» (Everlasting Man - до­ словно, «Вечно длящийся человек»), где он излагает свою версию Всемирной истории - от глубокой древности, через ключевой мо­ мент борьбы Рима против Карфагена до Средневековья и настояще­ го времени, где торговая аморальная цивилизация Карфагена берет реванш над героическим Римом, лучшие ценности которого были подхвачены и очищены христианской культурой. Те тенденции, с которыми мы сталкиваемся в Модерне, по Че­ стертону, уже существовали в европейской культуре в эпоху заката язычества - накануне появления христианства. Он пишет: Атеизм стал действительно возможен в то ненормальное время; ведь атеизм - ненормален. Он не только противоре­ чит догме. Он противоречит подсознательному чувству - ощущению, что мир что-то да значит и куда-то идет. Лукре­ ций, первый поборник эволюции, заменил эволюцией Бога, открыл глазам людей беспорядочный танец атомов, доказы­ вающий, по его мнению, что Вселенная есть хаос2• Ненормальность атеизма и атомизма суть признаки духовной болезни общества, повторяющейся через определенные цикль1. Они 1 Честертон Г. К. Ортодоксия // Честертон Г. К. Вечный Человек. М.: Политиз­ дат, 1991. 2 Честертон Г. К. Вечный Человек // Честертон Г. К. Собр. соч.: В 5 т. Т. 5. с. 127. всегда возможны, но начинают застилать глаза большинству лишь в определенные эпохи. Прошлое христианства, считает Честер­ тон, скрывает от нас его вечное измерение. То, что ушло в небытие и оставило нам двусмысленный привкус весьма сомнительного ба­ ланса между человеческим и по-настоящему божественным, реша­ ется не ретроспективно и не через банальный пессимизм. Человек, по Честертону, вечен. Точно так же вечны его темные и светлые стороны. Самая же светлая его сторона принадлежит не ему, а его Спасителю, которого мы должны обрести в самой темной точке вла­ дычества Нового Карфагена. Питер Акройд: последний писатель Англии Современный английский писатель Питер Акройд интересен прежде всего тем, что своими детализированными и изящными ро­ манами он старается построить историал Англии через то, что он называет «биографией города». Этим городом у Акройда выступает Лондон. Он сам становится героем ряда книг Акройда - «Большой пожар в Лондоне»1. «Агнцы Лондона»2, «Лондон Диккенса: имагина­ тивное видение»З, «Лондон: биография»4, «Темза: сакральная река»5 и «Подземный Лондон»6 Кроме того, в определенной мере Лондон выступает как самостоятельный и многомерный персонаж в произ­ ведениях других жанров, где в центре внимания находятся те или иные исторические личности. Акройд, по его словам, более всего был впечатлен визионер­ ской метафизикой Англии Уильяма Блейка, который стал для него метафизическим путеводителем по английской истории. Акройд, вслед за Блейком, полагает, что истинная история может быть толь­ ко воображаемой, так как именно человеческое воображение (как божественная сила) позволяет нам расшифровать смыслы тяжелых материальных секвенций событий, вещей, процессов и поступков, по всей видимости (на первый взгляд), никакой логике не подчиня­ ющихся. Воображение дает возможность воссоздавать целое из ча­ стей. Этой теме Акройд посвящает специальную работу «Альбион: 1 Ackroyd Р. The Great Fire of London. London: Hamish Hamilton, 1982. 2 Ackroyd Р. The Lambs of London. London: Chatto & Windus, 2004. 3 Ackroyd Р. Dickens's London: An Imaginative Vision London: Headline, 1987. 4 Акройg П. Лондон: биография. М.: Издательство Ольrи Морозовой, 2009. 5 Ackroyd Р. Thames: Sacred River. London: Chatto & Windus, 2007. 6 Акройg П. Подземный Лондон. М.: Издательство Ольги Морозовой, 2014. истоки английского воображения»1, уже в самом названии которой мы видим прямой намек на Блейка. При этом принцип строгого сле­ дования структурам воображения у самого Акройда выливается в то, что он пишет альтернативные биографии своих героев, поме­ щает их в ситуации, в которых они никогда не оказывались, стре­ мясь при этом придерживаться максимально точно «научной исти­ ны» английского имажинэра: в этой оптике «реально» лишь то, что имеет смысл и значение в корректно восстановленном контексте английского историала. Один из циклов его работ представляет собой пересказ старин­ ных кельтских и английских легенд - от цикла короля Артура2 до Кентерберийских рассказов Чосера3• Три тома его исторического произведения «История Англии» охватывают период от эпохи осно­ вания Британии через Тюдоров до Гражданской войны. Показателен выбор тех фигур, которым Акройд посвящает свои книги. Это: • Чосер4, • доктор Джон Дµ.5 (придворный маг и астролог Елизаветы), • Шекспир6, • Джон Мильтон7 (которого Акройд отправляет в имагинатив- ное путешествие в Америку), • Исаак Ньютон8, • Томас Мор9, • Мэри Шелли10 (описанная у Акройда в противоположность ее роману Франкенштейном), • Уильям Блейк11, 1 Ackroyd Р. AlЬion: The Origins of the English Imagination. London: Chatto & Win­ dus, 2002. 2 Ackroyd Р. The Death of Кing Arthur: Тhе Immortal Legend - А Retelling. N.Y.: Penguin, 2010. 3 Ackroyd Р. The Canterbury Tales -А Retelling. N.Y.: Penguin, 2009. 4 Ackroyd Р. Chaucer. London: Chatto & Windus, 2004. 5 Акройg П. Дом докторам,, .. М.: Астрель; Corpus, 2009. 6 Акройg П. Шекспир. Биография. М.: КоЛибри, 2009. 7 Ackroyd Р. Milton in America. London: Sinclair-Stevenson, 1996. 8 Акройg П. Ньютон. Биография. М.: КоЛибри, 2011. 9 Ackroyd Р. The Life of Thomas More. London: Chatto & Windus, 1998. 10 Акройg П. Журнал Виктора Франкенштейна. М.: Астрель; Corpus, 2010. 11 Ackroyd Р. Blake. London: Sinclair-Stevenson, 1995. • Чарльз Диккенс в разных аспектах1, • Уилки Коллинз2, • Оскар Уайльд3 (под «Завещание» которого Акройд стилизовал свое произведение). Из этих имен, которых мы так или иначе касались при рекон­ струкции англо-британской идентичности, Акройд выстраивает мозаику исторического смысла, кульминацией которого становит­ ся сам Лондон как концентрированный персонаж, живущий сквозь века и неспешно рассказывающий свою парадоксальную историю, где высоты светлой славы и ослепительного гения переплетают­ ся с темными мутными подвалами английского бессознательного. В определенном смысле Акройда можно представлять как «послед­ него английского писателя», воплощающего собой не бурный про­ цесс развития и становления английской культуры, но иронично-пе­ чальное размышление тонкого английского интеллектуала о ее свер­ шившемся конце и былом величии. 1 Ackroyd Р. Dickens. London: Sinclair-Stevenson, 1990; Idem. lntroduction to Dick­ ens Dickens: PuЫic Life and Private Passion 1991; Idem. Dickens: PuЫic Life and Private Passion. London: ВВС Books, 2002. 2 Ackroyd Р. Wilkie Collins. London: Chatto & Windus, 2012. 3 Акройg П. Завещание Оскара Уайльда. М.: Б.С.Г.-Пресс, 2000. Британское вторжение Битлз: восковые фигуры сержанта Пеппера Гораздо более выразительной формой самой современной вер­ сии англо-британской идентичности стало явление британской рок-музыки. Эта культурная тенденция сложилась в 60-е годы ХХ века и стала глобальным феноменом вместе со всемирным успе­ хом группы «Битлз» (1960-1970), а вслед за ней «Роллинг Стоунз», которые дали начало чрезвычайно широкому распространению не только ритмов, мелодий и музыкальной стилистики, но и осо­ бой «либертарианской» и экзистенциальной философии. Феномен огромной популярности английской рок-музыки принято называть «Британским вторжением» (British Invasion). Британский рок впол­ не можно считать вполне философским явлением и ставить вопрос о его ноологической специфике. Группа «Битлз», задававшая тон всего этого направления, в годы своего существования прошла несколько стадий. Начав с мелодич­ ных песен с романтическими словами, не выходящими далеко за привычные рамки эстрадной культуры, они эволюционировали до статуса выразителей социальной и психологической установки це­ лого поколения европейской молодежи, занявшей нонконформист­ ские позиции в отношении буржуазного общества, классических ценностей европейской (и в конкретно) английской капиталистиче­ ской культуры, противопоставив ей набор либертарных установок: • полное освобождение индивидуума от власти общепринятых публичных нормативов; • свобода половых отношений, основанных на спонтанности, эмоциях и симпатиях с полным пренебрежением к правилам общепринятой гражданской морали (свободная любовь); • употребление психоделических веществ (наркотиков, алко­ голя и т.д.), способных изменить сознание и «расширить» поле опыта за счет погружения в наркотические состояния (trip); • негативное отношение к традиционной западной религии (христианству) и интерес к восточным мистическим культам и архаическим практикам, а также в некоторых случаях к са­ танизму и магии; • создание общин анархо-коммунистического типа с полным пренебрежением к частной собственности и часто отсутстви­ ем брачных регламентаций; • симпатии к социализму и коммунизму, при отрицании прису­ щего им тоталитарного характера; • противопоставление ценностей «нового поколения» «старо­ му» вплоть до призыва к «поколенческой революции»; • отказ от признания легитимности институтов буржуазного общества вплоть до частной собственности, что, в свою оче­ редь, делало легитимными практиками кражу и другие мелкие нарушения закона; • восприятие музыки как культовой основы для нового стиля жизни, совмещающей в себе религиозные, мистические, ри­ туальные и развлекательные мотивы. Все эти признаки характерны и для культуры хиппи, в которой рок-музыка была главной составляющей. Члены группы «Битлз» были выходцами из семей невысокого социального статуса из Ливерпуля. Начав с незамысловатых мело­ дий и простых слов, в целом копирующих тенденции американской рок-н-ролльной музыки, сложившейся в 50-е годы в США, «Битлз» постепенно становились законодателями мод всего молодежно­ го движения, проходившего становление вместе с этой группой и в значительной мере под ее влиянием. К 1965 году группа ста­ новится чрезвычайно популярной во всем мире благодаря своим лирическим и эстрадным композициям, а с 1965 года, после выхо­ да альбома Rubber Soul, произошел переход к психоделике, зазву­ чал индийский ситар, что отражало интерес к восточным культам, политическим и философским нонконформистским течениям. В 1966 году один из главных участников группы Джон Леннон де­ лает важное заявление, где предрекает исчезновение христианства и утверждает, что «Битлз» является более популярной группой, «чем Иисус Христос». Параллельно музыка группы все более усложняется, активно используются симфонические инструменты и даже оркестр. Куль­ минации своего идеологического пути «Битлз» достигают в вось­ мом альбоме Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band, концептуально­ го от начала и до конца. Это считается также вершиной музыкаль­ ного творчества группы. Весьма показательна обложка, где состав «Битлз» представлен в окружении знаковых фигур истории, кото­ рые обозначают собой семантические вехи философии «Битлз» в период зенита их славы. На обложке изображены актриса Марлен дитрих, американский рок-музыкант и поэт Боб Дилан, основатель движения «Телема» «Зверь 666» Алистер Кроули, отец психоанализа Зигмунд Фрейд, американский писатель «черный романтик» Эдгар По, теоретик коммунизма Карл Маркс, писатель декадент Оскар Уайльд, актеры Марлон Брандо и Фред Астер, актриса Мэрилин Монро, драматург-фабианец Бернард Шоу, автор теории относи­ тельности Альберт Эйнштейн, английский империалист и писатель Лоуренс Аравийский. По разным причинам на обложке не оказа­ лось запланированной фигуры Иисуса Христа, Ганди и еще ряда персонажей, в том числе Адольфа Гитлера, на котором настаивал Джон Леннон (Гитлер присутствовал на одной из версий обложки). Этот набор свидетельствовал не просто об ироничной эклектике, но и о тех политических, эстетических и литературных тенденциях, которым музыканты уделяли повышенное внимание (неважно, в по­ ложительном или отрицательном смысле). В целом мы видим в них акцент на декадансе, романтизме (вплоть до «сатаниста» Кроули), «философии подозрения» и гаджетах масскультуры. Наиболее философские и нонконформистские идеи и аван­ гардные методы в группе привносил Джон Леннон. После распада группы на первом сольном альбоме John Lennon/Plastic Ono Band Леннон создает песню «Бог», где дает такое определение «Бога» - «Бог - это концепт, с помощью которого мы измеряем нашу боль» (God is а Concept Ьу which we measure our pain). И далее, он декла­ рирует, что не верит в «Бога» ни одной из существующих религий или религиозных систем. Тем самым он продолжает деструкцию религии, начатую с «Битлз», но теперь он отрицает и значение са­ мой группы «Битлз», утверждая: «Мечта окончена» (The dream is over). В одной из самых знаменитых песен lmagine дается сжатая версия леволиберальной программы, воспроизводящая все основ­ ные пункты фабианского социализма. В частности, Леннон пред­ лагает вообразить (imagine) мир, в котором «нет небес (...), и ада под нами» (lmagine there's no heaven, It's easy if you try, No hell below us), нет идеалов, «за которые стоило бы умереть, и нет ре­ лигии» (Nothing to kill or die for and no religion too), нет истории, а лишь эфемерность мгновения (lmagine all the people, Living for todays), нет Государств, а только глобальное «гражданское обще­ ство» (Imagine there's no countries и lmagine all the people, Sharing all the world). И в конце lmagine Леннон приглашает всех слуша­ телей к тому, чтобы присоединиться к глобалистскому «Открыто­ му Заговору» (Г. Уэллс): «Я надеюсь, однажды вы присоединитесь к нам, и мир станет единым» (1 hope someday you'll join us, and the world will Ье as one). Роллинг Стоунз: симпатии к темному Другой всемирно популярной группой, делившей с «Битлз» лавры лидеров «Британского вторжения», была группа «Роллинг Стоунз», созданная Майклом Джаггером и Китом Ричардсом в 1962 году и существующая до сих пор. Музыка и имидж «Роллинг Стоунз» были с самого начала более жесткими и брутальными, чем у «Битлз», и их версия поколенческой революции содержала пря­ мые призывы в насилию. Обращение к наркотикам и первертным сексуальным практикам были также более прямолинейны и откро­ венны, нежели у «Битлз» (которые шифровали темы ЛСД и других наркотиков через аббревиатуры или слэнговые ассоциации - как в песне Lucy in the Sky of Diamonds). Идеологический ряд, являю­ щийся источником вдохновения для «Роллинг Стоунз», несильно отличается от лиц обложки Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band - включая Кроули и фотосессии участников группы в нацистской форме. Черный романтизм эксплицитно присутствует в шестом аль­ боме группы с выразительным названием «Их сатанинские вели­ чества требуют» (Their Satanic Majesties Request), таких песнях, как «Симпатия к дьяволу» (Sympathy for the Devil) и многих дру­ гих. «Симпатия к дьяволу» была написана под влиянием «Мастера и Маргариты» М. Булгакова, которую Джаггеру подарила Мариан Фэйтфул, чьими предками по одной линии были австрийские им­ ператоры Габсбургской династии, а по другой - еврейский писа­ тель Леопольд фон Захер-Мазох. Мариан Фэйтфул померживала также связи с различными оккультными организациями «сатанин­ ского» толка - телемитами Алистера Кроули и «Церковью Про­ цесса Страшного Суда». Именно «Роллинг Стоунз» положили начало опереточному сата­ низму в рок-музыке, позднее развитому такими группами, как аме­ риканская Alice Cooper или британская Black Sabbath, а затем став­ шему стилистическим каноном для такого течения, как «тяжелый металл» (heavy metal). В полной мере идеологию сатанизма и черной магии взяли на вооружение британские рок-группы следующих по­ колений - такие как Мэрлин Мэнсон, Psychic ТV и широкое движе­ ние dark wave, основывающее свои произведения и стилистические перформансы на культе «зла» и всевозможных перверсий (лидер группы Psychic ТV Genesis Р. Orridge, в частности, сменил пол). Моду на подчеркнутый и открове ный гомосексуализм и тран­ свестизм также на рок-сцену одними из первых ввели музыканты из «Роллинг Стоунз», став пионерами крайне либеральной гендер­ ной политики. Проrрессив: новый британский декаданс Особым явлением в британской рок-музыке стало течение Progressive Rock, которое отличалось от основного направления усложнением музыки, использованием симфонических инстру­ ментов и оркестров и более вычурным и нюансированным поэ­ тическим содержанием с доминантой психоделики и неороман­ тизма. К этому направлению обычно причисляют группы «Пинк Флойд» (Pink Floyd), «Кинг Кримсон» (Кing Crimson), «Дженесис» (Genesis), «Йес» (Yes), «Эмерсон, Лайки Пальмер», «Ван дер Граф Дженерейтор» (Van der Graaf Generator) и т.д. Отличительной чер­ той Progressive Rock является отказ от танцевальных ритмов, ис­ пользование сложных синтезаторных звуков и секвенций и ори­ ентация на более внимательную аудиторию. Однако от традици­ онного рока сохраняются многие типичные музыкальные ходы, ударные и электрогитары. Некоторые британские группы этого стиля - особенно «Пинк Флойд» - достигли мировой известности, сопоставимой с «Битлз» и «Роллинг Стоунз». В этом направлении британской рок-музыки в значительной мере сосредоточены все основные темы английской культуры - от фабианского социализма до романтизма, эстетизма, декаданса и ма­ сонерии. Декадентская поэзия с подчеркнутой сюрреалистической стилистикой характерна практически для всех, и в некоторых слу­ чаях тексты песен представляют собой полноценные поэтические произведения. Истории Англии и мифологическим основаниям английской культуры большое внимание уделяет органист Рик Уэйкмэн, долгие годы игравший в составе группы «Йес» и выпустивший серию соль­ ных альбомов - «Шесть жен Генриха VIII» (1973) и «Мифы и леген­ ды короля Артура и рыцари Круглого стола» (1975). Показательно, что Рик Уэйкмен является членом масонской ложи, объединяющей артистов и продюсеров, и подчеркивает этот факт. Группы Progressive Rock часто обращаются к литературным произведениям. Так, альбом группы «Пинк Флойд» «Животные» (Animals) отсылает к книге Дж. Оруэлла «Ферма животных», а аль­ бом «Продавать Англию по фунтам» группы «Дженесис» - к по­ эме Т. С. Элиота «Пустая Земля». Другие работы «Пинк Флойда» и «Дженисис» ссылаются на английскую философскую фантасти­ ку - в частности на футуристские книги Артура Кларка. Термин Progressive Rock, которым обычно обозначают это на­ правление, содержит в себе иронию: большинство групп, относя­ щихся к этому течению, напротив, стоят, скорее, на традиционалист- ских и декадентских позициях, подчеркивая не прогресс, но регресс и упадок человечества, критикуя Модерн и обращаясь за вдохнове­ нием к сюжетам и образам романтизма и средневековой культуры. Кинг Кримсон: кризис современного мира С точки зрения преемственности психоделической стороны Британского Вторжения культуре английского декаданса (почти отсутствующей в английской литературе ХХ века) показатель­ на группа «Кинг Кримсон» (King Crimson дословно, «Малиновый Король» или «Царь Красноватого Цвета»), созданная гитаристом Робертом Фриппом, где автором поэтических текстов первых аль­ бомов был Питер Синфильд. Само название King Crimson, по сло­ вам Роберта Фриппа, указывало на семитского бога Баалзебуба, которого иудейский монотеизм, а позднее христианство, отож­ дествляли с «царем демонов» и «дьяволом». Сам Фрипп толковал слово «Баалзебуб» как B'il Sabab, то есть дословно «человек воли». Фигура «Царя Красного Цвета» также ассоциативно напомина­ ет «Багряную Жену», «Вавилонскую Блудницу» христианского Апокалипсиса, особое внимание к которой привлек Алистер Кро­ ули, существенно повлиявший на всю контркультуру британско­ го рока1• Питер Синфилд, предложивший это название, толковал это как образ короля, царство которого распадается от внутрен­ него кровопролития, раздоров и разложения. Отчасти здесь мож­ но увидеть ассоциации и с «Королем-Рыбаком» из цикла легенд о Святом Граале и Парсифале. В этом декадентском мифологиче­ ском ключе написано большинство текстов раннего периода груп­ пы. Типичной является одна из самых знаменитых композиций группы «Эпитафия». Эпитафия Стена, на которой писали пророки, Расколота на куски. На инструментах смерти Блестит ярко солнечный свет, Когда каждый человек разорван на части Ночными кошмарами и сновидениями, Некому возложить лавровый венок. Epitaph The wall on which the prophets wrote Is cracking at the seams Upon the instruments of death The sunlight brightly gleams When every man is torn apart With nightmares and with dreams, Will no one !ау the laurel wreath 1 Прямую ссылку на роман Кроули «Лунное дитя» мы видим в песне с таким же названием (Moonchild) в первом альбоме «Кинг Кримсон» «При дворе Малинового Короля». См.: Кроули А. Лунное дитя. Пенза: Алмазное сердце; Золотое Сечение, 2005. Ведь тишина заглушает крики. Смешение (смущение) будет моей эпитафией, Когда я крадусь по надтреснутой и разбитой дороге. Если бы мы сделали это, мы откинулись бы и засмеялись, Но я боюсь, завтра мне придется плакать, Да, я боюсь, мне придется плакать, Да, я боюсь, мне придется плакать Между железными воротами судьбы Были посеяны семена времени И напоены деяниями тех, Кто знал и кого знали; Знания - смертельный друг, Если никто не устанавливает правил. Судьба человечества, как я вижу, Находится в руках идиотов. Смешение (смущение) будет моей эпитафией, Когда я крадусь по надтреснутой и разбитой дороге. Если бы мы сделали это, мы откинулись бы и засмеялись, Но, я боюсь, завтра мне придется плакать, Да, я боюсь, мне придется плакать, Да, я боюсь, мне придется плакать. As silence drowns the screams Confusion will Ье my epitaph As I crawl а cracked and broken path If we make it we can all sit back and laugh, But I fear tomorrow 1'11 Ье crying, Уes I fear tomorrow 1'11 Ье crying Уes I fear tomorrow 1'11 Ье crying Between the iron gates of fate, The seeds of time were sown, And watered Ьу the deeds of those Who know and who are known; Knowledge is а deadly friend If no one sets the rules The fate of all mankind I see 1s in the hands of fools Confusion will Ье my epitaph As I crawl а cracked and broken path If we make it we can all sit back and laugh, But I fear tomorrow 1'11 Ье crying, Yes I fear tomorrow 1'11 Ье crying. Этот текст Синфильда вполне соответствует традиционалист­ ской оценке современности в оптике таких авторов, как Юлиус Эво­ ла или Рене Генон. Сакральная цивилизация («стена, на которой пи­ сали пророки») рухнула. На ее место пришло Мировое Правитель­ ство профанов («судьба человечества, как я вижу, находится в руках идиотов»). Исчезновение иерархии и порядка («никто не устанавли­ вает правил») порождает хаос. А главной характеристикой Модерна является «смешение» (confusion - в философском смысле это свой­ ство утраты порядка и один из главных терминов, характеризующих эпоху, согласно Р. Генону, а в психологическом смысле - состояние растерянности и смущения внимательного интеллектуала перед ли­ цом современности). Тематизация «смешения» снова возникает в песне с того же альбома «Кинг Кримсон» «Я говорю с ветром», чья лирическая сто­ рона явно напоминает традиции «Белого романтизма» «Озерной школы». Я rоворю с ветром Сказал прямой человек позднему чело­ веку: «Где ты был?» Я был здесь, я был там, я был между. Я говорю с ветром, Мои слова уносятся прочь. Я говорю с ветром, Но ветер не слышит, Ветер не может слышать. Я вовне, я смотрю внутрь, И что же я вижу? Кругом смешение, разочарование Повсюду вокруг меня. Я говорю с ветром, Мои слова уносятся прочь. Я говорю с ветром, Но ветер не слышит, Ветер не может слышать. Ты не обладаешь мной, ты не впечатля­ ешь меня, Но лишь расстраиваешь ум. Ты не можешь обучить меня, или вести меня, Ты тратишь мое время. Я говорю с ветром, Мои слова уносятся прочь. Я говорю с ветром, Но ветер не слышит, Ветер не может слышать. 1 talk to the wind Said the straight man to the late man «Where have you been?» I've been here and I've been there And I've been in between I talk to the wind Му words are all caпied away I talk to the wind The wind does not hear, the wind cannot hear I'm on the outside looking inside Whatdo I see Much confusion, disillusion Allaroundme I talk to the wind Му words are all caпied away I talk to the wind The wind does not hear, the wind cannot hear Уои don't possess те don't impress me Just upset ту mind Can't instruct me or conduct me Just use up ту time I talk to the wind Му words are all carried away I talk to the wind The wind does not hear, the wind cannot hear. Кроме явной традиционалистской темы «смешения» и критики «современного мира», здесь мы видим явные признаки знакомства автора текста с континентальной философией и, в частности, с Хай­ деггером. На это указывает строчка «я был здесь, я был там, я был между». Здесь обыгрывается само понятие Dasein'a Хайдеггера, ко­ торый определяет частицу da, входящую в немецкий термин Dasein, как указательное местоимение места, локализуемого ни «здесь» (hier, по-немецки, here, по-английски), ни «там» (dort, по-немецки, there по-английски), но «между» (inzwieschen по-немецки, between, по-английски). Чтобы подчеркнуть это значение, ряд английских переводчиков предлагают передать немецкое Dasein английским специально сконструированным термином - t/here, то есть нечто среднее между there (там) и here (здесь), ровно «посредине» между nими, на что указывает косая черта. Синфилд, таким образом, через выражение to Ье in between определяет экзистенциальную позицию и собственно английский Dasein. «Поздний человек» (late man) вы­ зывает ассоциации с «последними людьми» Ницше. Философский контекст наличествует и в других композици­ ях группы, в частности в главной песне с первого альбома «Шизо­ ид XXI века», где чудовищное кровавое будущее описано со ссыл­ кой на Жиля Делеза и его апологию шизоидной массовой культуры. Показательно, что тексты Делеза были восприняты как путеводи­ тель практического сатанизма английской «Церковью Процесса Страшного Суда»1 (основанной черным оккультистом и сайенто­ логом Робертом де Гримстоном), где одна из ветвей провозгласила книгу Делеза и Гваттари «Анти-Эдип: капитализм и шизофрения»2 своей «Черной Библией». «Черная Библия» (ВiЫе Black) упоминает­ ся в песне «Беззвездное» (Starless), что снова отсылает к концепту Алистера Кроули о том, что «каждый мужчина и каждая женщи­ на- звезда», но пока они «спят», они не знают об этом и пребывают в «беззвездности». Ван дер Грааф Дженерейтор: влечение к тотальной аннигиляции Философская романтика в психоделическом роке достигает кульминацииугруппы«ВандерГраафДженерейтор»,котораяпред­ ставляет собой совершенный пример интеллектуального рока, пол­ ностью игнорирующего усредненные вкусы масс и обращающегося к рефлексирующей интеллектуальной элите «нового поколения». В текстах этой группы, основанной Питером Хэммилом, ставятся философские вопросы одиночества, познания, времени, свободы (сартровской «тюрьмы без стен»), а также развертываются мифоло­ гические нарративы и многочисленные аллюзии на британский и, шире, европейский историал. Для этой группы показательна композиция «Дом без дверей» с третьего альбома «Н для Того, Кто есть Единственный Я» (Н to Не, Who Ат the Only One). 1 Wyllie Th. Love Sex Fear Death: The Inside Story of the Process Church of the Final Judgement. Port Townsend: Feral House, 2009. 2 Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. Дом без дверей Есть дом без дверей, и я в нем и живу. По ночам там очень холодно. А днем невыносимо. Есть дом без крыши, так что дождь прони­ кает внутрь, Падая сквозь мою голову, когда я пытаюсь мыслить время. Я не знаю тебя, ты говоришь, что не зна­ ешь меня, Есть так много всего, в чем я не уверен... Ты зовешь меня по имени, но это звучит нереально, Я забываю, как я себя чувствую, мое тело отвергает лекарство. Есть дом без звонка, но и звонить в него некому; Я иногда просто не могу наверняка утверждать, Что кто-то есть снаружи. Есть дом без звуков; да, в нем очень тихо, Нет большого смысла в словах, Если не с кем поделиться ими во времени. Я изучил свои строки, я знаю их очень хо­ рошо, Я готов сказать их каждому, Кто только войдет, Эти строки в моем сознании о том, что ночью холодно и что это как-то не пра­ вильно, Что маленькая темная фигура убегает... Есть дом без дверей, И в нем никто не живет: Однажды он превратится в стену... Впрочем я не заботился об этом в свое время. Есть дом без света, Все окна опечатаны, Перезаложены и заклеены крест-накрест. Теперь ничего больше не явлено, кроме вре­ мени. Я не знаю тебя, ты говоришь, что не зна­ ешь меня, House With No Door There's а house with no door and Гm living there at nights it gets so cold and the days are hard to bear inside. There's а house with no roof, so the rain creeps in, falling through my head as I try to think out time. I don't know you, you say you know me, that may Ье so, there's so much that I am unsure of ... You call my name, but it sounds unreal, I forget how I feel, ту body's rejecting thecure. There's а house with no bell, but then nobody calls; I sometimes find it hard to tel1 if any are alive at all outside. There's а house with no sound; yes, it's quiet there there's not much point in words if there's no-one to share in time. Гvе learned my lines, I know them so well, I am ready to tel1 whoever will finally соте in Of the line in my mind that's cold in the night, it doesn't seem right when there's that little dark figure run­ ning ... There's а house with no door and there's no living there: one day it became а wall ... well I didn't really care at the time. There's а house with no light, all the windows are sealed, overtaxed and strained. Now nothing is revealed but time I don't know you, you say you know me, that may beso, может быть это и так, Есть так много того, в чем я не уверен... ты зовешь меня по имени, но это звучит нереально, я забываю, как я себя чувствую, мое тело отвергает лекарство. Кто-нибудь может мне помочь? there's so much that I am unsure of ... You call my name, but it sounds unreal, 1forget how I feel, mybody's rejecting the cure .... Won't somebody help me ? Речь идет об изоляции индивидуума от целого, утрате возможности коммуникации, о психоделическом погружении в себя, о столкнове­ нии со стихией времени, о предвосхищении опыта смерти. Но герой песни не частный случай, а человек как таковой, английский мыслящий субъект эпохи позднего Модерна, сформированный индивидуалисти­ ческой культурой. То обстоятельство, что дом не имеет окон, указыва­ ет на монаду Лейбница, описанную им как «дом, не имеющий окон». У «Ван дер Грааф Дженерейтор» вместо отсутствующих окон мы ви­ дим отсутствие дверей, окна же представляются «запечатанными». Вероятно, повышенное внимание к проблематике времени наве­ яно прямо или косвенно Sein und Zeit Хайдеггера, а сам опыт вре­ мени описан в образах и тонах, близких к феноменологии скуки из «Основных понятий метафизики» 1• В мифологических циклах у «Ван дер Грааф Дженерейтор» появ­ ляется константный образ, близкий к фигуре «Малинового Короля» (у «Кинг Кримсон») и «Короля-Рыбака» цикла Артура. Он символи­ зирует последний аккорд имперского порядка, приходящего в за­ пустение. В определенном смысле это романтическое и психодели­ ческое восприятие конца Британской Империи. Так, одна из песен «Ван дер Грааф Дженерейтор» посвящена «Императору в его воен­ ном зале» (The Emperor On His Wa_r-room). Император в его военном зале 1 Стоя в пространстве, которое держит на расстоянии молчаливое кружево ночи, Ты убежден, что способен удержать раскаленное расплавленное золото в своих пальцах... Но оно просачивается сквозь них, раз­ дирая по ходу сухожилия, The Emperor Оп His War-room 1 Standing in the space that holds the silent !асе of night away from you You think that you сап hold the searing, moltengold between your fingers ... But it slips through, tearing tendons as it goes, exposing the white of а knuckle ... 1 Heidegger М. Die Grundbegriffe der Metaphysik. Welt-Endlichkeit-Eisamkeit. GA 29/30. Frankfurt am Main: Vittorio Кlostermann, 2004. Обнажая белизну костей... Плоть-и-метал наносят буквы на форму. Поигрывая своим пистолетом, после того как определены те, кто, по-твоему, должны умереть - лежа на холме... за­ ползая через подоконник в твои апарта­ менты. Они пристально смотрят, эти безглазые бессмысленные головы, С телами, разорванными стервятника­ ми... Ты человек, чьи ладони пропитались за­ пахом смерти. Спаситель Павших, Защитник Слабых, Хранитель Мира... Ах, но ты умеешь только это... Смотря на море, на эту плоскую долину водорослей, В которой нет ничего живого, Ты давишь жизнь в своем кулаке, Твое сердце целуют губы смерти, Духи предают тебя, духи предают тебя, Ночами они крадут глаза из твоих глаз­ ниц... И глазные яблоки свисают на твои щеки. Возмущающиеся языки утихомирены; тысячи ртов залиты проржавелым ме­ таллом. У твоего лица зеленый оттенок; и все же ты кое-как пытаешься Говорить сквозь весь этот мусор во рту, Но слова не выходят наружу, и ты не можешь подобрать слов, Когда твои пасынки Швыряют твою славу в огонь, где ты го­ ришь. Спаситель Павших, Защитник Слабых, Хранитель Мира... Ах, но ты умеешь ТОЛЬКО это... Живешь мечом и от него погибнешь, Вся твоя сила сведется к ничто, Каждая жизнь, которую ты забираешь, Это твоя собственная жизнь, Смерть, а не власть, вот что ты приоб­ рел. flesh-and-metal foпning letters in the mould. Cradling your gun, after choosing the ones you think should die - Lying on the hill... crawling over the windowsill into your living-room They stare out, glass-eyed aimless heads, bodies tom byvultures... you are the man whose hands are rank with the smell of death. Saviour of the Fallen, Protector of the Weak, Friend of the Tall Ones, Keeper of the Реасе... Ah, but it is the only way you know... Looking out to sea, а flattened plane of weeds which bear no living You crush life in your fist as your heart is kissed Ьу the lips of death Ghosts betray you, ghosts betray you, in the night they steal your еуе from its socket... and the ball hangs fallen on your cheek. Complaining tongues are stilled; а thousand mouths are filled with rusting metal. Your face а shade of green; somehow you try to speak through all the garbage in your mouth But it won't соте out, and you cannot frame the words as your stepson throws your fame into the flames and you are bumed. Saviour of the Fallen, Protector of the Weak, Friend of the Tall Ones, Keeper of the Реасе. Ah, but it is the only way you know. Live Ьу sword and you shall die so, All your power shall соте to nought, every life you take is part of your own, death, not power, is what you've bought. Британское вторжение 419 Съежившись в своем зале, Когда посланцы судьбы появляются на твоем пороге; Умоляя о пощаде, когда бесстрастные ножи тонут в твоей визжащей плоти... Без всякого злорадства, просто взимая пошлину с убийцы, Ты заплатишь цену ненависти, и эта цена - твоя душа... Покойся с миром или умри навсегда в своем военном зале. Cringing in your room as the outriders of doomstep on your threshold; Begging for your life as the impartial knife sinks in your screaming flesh... without malice, merely taking murder's toll, you must рау the price of hate, and that price is yoursoul... Live in реасе or die forever in your war­ room. Император здесь символизирует Англию в ее былом могуществе и современном крахе. Отсюда и картины моря, и чувство глобальной миссии, и бремя совершенных колониальных преступлений, и даже аллюзии на «духов Джона Дµ» («духи предают тебя, духи предают тебя»), предсказавших Астрее-Елизавете мировое господство по­ средством Морского Могущества. Ощущение краха в некоторых текстах доходит до предельного напряжения, и истерические монологи Питера Хэммела приближа­ ются к стилистике эсхатологического пророчества, на новом витке воспроизводя радикальные мотивы английской Реформации, но только лишенные надежды на трансцендентное спасение. В этом ключе показательна композиция «После потопа». После потопа Продолжая историю, человечество споты­ кается - Слава прошла, вдалеке слышен приближа­ ющийся грохот. Тучи сгустились, и сейчас происходит взрыв: Оси зашатались, больше нет ни Севера, ни Юга. Там вдали медленно тают льды. Лед превращается в воду, Лед превращается в воду. Вода прибывает, заливая все. Мощные волны смывают города; Последний человек слишком мал, Он принимает свою последнюю ванну. After Тhе Flood Continuing the story, humanity stumЫes- gone is the glory, there's а far distant rumЫe. Тhе clouds have gathered and exploded now: axes shattered, there is no North or South. Far off, the ice is foundering slowly, the ice is turning to water, the ice is turning to water. The water rushes over all cities crash in the mighty wave; the final man is very small, plunging in for his final bathe. Это конец начала, Это начало конца, Это середина середины, точка центра, Конец и начало: Появляется первая вершина, она разрыва­ ет волны. Там вдали снова смерзается лед: Снова закреплены оси, Воды сходят опять, Все мертво, в живых никого не осталось. И он говорит: «Каждый шаг, видимо, есть неизбежное следствие предыдущего, и в конце концов все более и более ясно, все влечется к тотальной аннигиляции». Это окончание начала, Это начало конца, И, когда воды снова спадут, Все будут мертвы и никого не останется в живых. This is the ending of the beginning, this is the beginning of the end, middle of the middle, mid-point, end and start: the first peak rises, forces the waves apart. Far off, the ice is now re-forming: poles are fixed once more, water's receding, like death-Ыood. And when the water falls again, all is dead and nobody lives. And then he said: «Every step appears to Ье the unavoidaЬ!e consequence of the preceding one, and in the end there beckons more and more clearly total annihilation». This is the ending of the beginning, this is the beginning of the end, And when the water falls again, all is dead and nobody lives. В этой эсхатологической картине читается отношение музыкан­ тов к «последним людям» и их «последней ванне» Всемирного пото­ па. Таяние льдов и уничтожение цивилизации истолковывается не просто как физическая катастрофа, но как закономерный «конец цикла», необходимый в силу исчерпанности исторической повест­ ки дня актуального человечества. «Кризис современного мира» не может завершиться ничем иным, кроме как «тотальной аннигиляци­ ей». Конец британского рока Первая волна Британского Вторжения приходится на 1960-е и воплощена в оглушительном успехе «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Ху» и других групп этого направления. Поворот к психоделике, нонконформизму и интеллектуализму происходит· во второй поло­ вине 1960-х, и до конца 1970-х эти черты доминируют в британской рок-музыке, вершиной которой являются «Пинк Флойд» и «Кинг Кримсон», а в более упрощенной версии - тяжелый рок «Дип Пер­ пл», «Лед Зеппелин» или Дэвида Боуи. Эта вторая волна отличается J;ptfl'aнcкoe вторжение 421 изысканным декадансом, романтизмом, экзистенциализмом, мета­ физикой и обращением к мифологии. Именно она в определенной м:ере восполняет поэтическую и философскую рефлексию англий­ ского историала в конце ХХ века, почти отсутствующую в «большой литературе» или академической британской философии, которая либо сводится к аналитической философии, либо к узко специализи­ рованным исследованиям в области истории мысли. Именно в этом состоит значение явления британского рока: в нем мы находим недо­ стающее звено англо-британской саморефлексии, подведение итогов английского историала с точки зрения альтернативной магистраль­ ному утилитаризму и «консервативному прогрессизму». Тем самым это явление выполняет ту же культурную функцию, что и декаденты и денди XIX века. Поэтому их значение выходит далеко за пределы простой музыкальной эфемерной и развлекательной эстрады, пред­ ставляя собой замещение серьезного интемектуального процесса. К концу 70-х годов ХХ века обе волны почти полностью исчерпы­ ваются и на авансцену британской музыкальной культуры выходят группы стиля «панк» - «Секс Пистолз» (Sex Pistols), «Дамнед» (The Damned) «Клэш» (The Clash) и т.д. В этом направлении полностью отсутствует всякая интемектуальная и музыкальная вычурность, а в центре оказывается крайний социальный анархизм и леволи­ беральный индивидуализм, доведенные до последних логических пределов, выраженные в заведомо примитивной и грубой мане­ ре, соответствующей стилистике социальных низов современно­ го индустриального и урбанизированного общества. В английском панк-роке из богатейшего обилия тем и стилей предшествующих поколений Британского Вторжения берется и доводится до экстре­ мальной навязчивости только одна линия минималистского анархиз­ ма, что во многом предопределяет последующие этапы - от 1980-х до настоящего времени, когда каждый новый сменяющий предыду­ щий музыкальный стиль основывается на заимствовании того или иного (концептуального или музыкального) фрагмента и построе­ нии на нем всей стратегии. Поэтому вместо цельного и органическо­ го течения возникают искусственные симулякры, представляющие собой интерес исключительно с концептуальной точки зрения: это уже не музыка, не философия и не культурное течение, но коммер­ циализированная и сегментизированная эксплуатация. С точки зрения культурного процесса, в конце 1970-х с британ­ ской (и шире, англосаксонской) музыкой произошло нечто трудно объяснимое при помощи конвенциональных методов. Многие груп­ nы сохранились и продолжали играть в том же ключе, что и раньше (хотя многие распались), но культурное поле в целом полностью из- 422 Часть 1. Анrлия или Британия? менило свое качество, довольно резко превратившись в поле сплош­ ных симулякров - либо через коммерческую эксплуатацию, либо через холодные концептуальные эксперименты. И то и другое при­ сутствовало в полной мере и на прежних этапах, но никогда не вы­ ходило на первый план и не затмевало собой живой и органической стихии, проявлявшейся в этом направлении. На рубеже 80-х этот органический нерв британского рока полностью исчерпывается, и с этого времени подавляющее большинство записей и альбомов этого стиля полностью утрачивают культурологическую и ноологи­ ческую релевантность. Заключение Кельто-Модерн Анализ цивилизационной идентичности Англии в контек­ сте Ноомахии подводит нас к следующему выводу. Англия наряду с Францией стала в Европе фундаментальным полюсом Нового вре­ мени, Модерна, а так как Модерн и философия Модерна в основных чертах строго обратны классическому Логосу средиземноморской цивилизации в целом и относятся к фазе «Заката Запада», то мож­ но сказать, что Британская Империя и «спираль Ньютона/Локка», берущая в ней свое историческое и географическое начало, пред­ ставляют собой в высшей степени антиевропейское направление. Англо-британская миссия в последние столетия, в эпоху англо-Мо­ дерна есть в высшей степени антиевропейское - антиримское, ан­ тигреческое и антииндоевропейское - явление. Эта миссия есть не что иное, как новое изgание финикийской цивилизации Карфагена, а доминирующая линия развития английской философии, культу­ ры, политики и экономики отличается всеми признаками Логоса Кибелы - материализмом, номинализмом, индивидуализмом, во­ люнтаризмом, механицизмом, прогрессизмом, теорией эволюции, что соответствует идеологии «торговцев» (буржуа, горожане), ли­ берализму и политической демократии. Британский империализм как политическое выражение парадигмы Карфагена есть явление глубоко матриархальное, титаническое и профаническое. Как объяснить такую функцию Англии в истории Европы в Но­ вое время? Геополитическое объяснение, связывающее развитие технической культуры с ассимиляцией вызова Моря, на сторону которого стала Англия в Новое время, предложенное К. Шмиттом, мы уже упоминали. Быть может, следует обратить внимание также на собственно британскую парадигму англо-британской идентично­ сти, то есть на полюс Красного Дракона. И здесь в высшей степени показательно сравнение Англии с двумя другими принципиальными Мя Европы странами - Германией и Францией. В них раздельно доминирует один из полюсов (соответственно, германский и кельт­ ский), которые в англо-британской идентичности сплавлены. При этом Германия и весь германский культурный круг (включая Ав- стрию, Скандинавию, Нидерланды, Фландрию и т.д.), как мы виде­ ли•, никаких внутренних предпосылок для смещения в сторону ан­ ти-Европы не содержали, а во Франции, напротив, они наличество­ вали, хотя и не столь ярко выражены, как в Англии. Из этого можно сделать важный вывод: структура Моgерна gолжна быть каким-то образом связана с кельтским началом. Здесь уместно вспомнить ре­ конструкции Паскаля Аше2, согласно которым становится очевидно, что кельтская цивилизация отличалась ноктюрническими чертами. Эту же тему мы пытались проследить в линии Орфея и Мелюзины при исследовании французского Логоса3• В сохранившихся скудных фрагментах матриархальной цивили­ зации пиктов мы видим наиболее различимые следы этой культуры, возможно, уходящей и еще глубже - в праиндоевропейские пласты «Старой Европы» (М. Гимбугас). Наличие многочисленных мега­ литических памятников заставляет связать Англию (как, впрочем, и Францию) с тем, что О. Шпенглер определял как працивилизацию Атлантис. А с точки зрения филологической картографии Л. Фро­ бениуса Англия (снова вместе с Францией) попадает строго в зону «мужского солнца/женской луны», которую он считает признаком хтонической цивилизации - цивилизации числа 4. В любом случае можно фиксировать любопытное совпадение: пространство Древней Кельтиды в Новое время оказалось в аван­ гарде европейской модернизации, намечая объективное соответ­ ствие между кельтами и Модерном, которое можно объединить об­ щим термином «кельта-Модерн», в рамках которого в исторический период мы видим «франко-Модерн» и «англо-Модерн». Однако эти имена сами по себе - «франки», «англы» - могут вводить в заблуж­ дение, так как речь идет о германских этносах, но именно герман­ ские этносы в истории Европы Нового времени находятся не в аван­ гарде модернизации (либерализм, капитализм, демократия и т.д.), но в арьергарде - или, точнее, в парадоксальной позиции «сумерек бо­ гов»4. Чем отличались от остальных германцев англы и саксы, а так­ же норманны, чтобы те общества, на которые они столь значительно повлияли (в Англии речь шла о всеобщем распространении герман­ ского языка - английского), пошли по совсем иному пуги, нежели 1 Дугин А.Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический. 2 Hachet Pascale. Les structures anthropologiques de l'imaginaire chez les Celtes et les Germains. http://www.4pt.su/fr/ content/les-structures-anthropologiques-de-limagin­ aire-chez-les-celtes-et-les-germains (дата обращения О1.07.2013). 3 Дуruн АГ. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. 4 Дуrин А.Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический. эаf()\JОчение 425 остальные немцы или германские династии в обществах с преобла­ данием негерманского населения - как это имело место с варяга­ r, :и России? Этот вопрос требует особого исследования, но на пер­ вый план выходит уже отмеченное нами соответствие: география gаиболее авангардного европейского Модерна (Франция/Англия) соотносится с древнейшей картой расселения кельтов и, исходя из дуализмадиурн (германцы)/ноктюрн (кельты) и строго соответству­ ющего ему дуализма средиземноморской Логос (Европа - аполло­ визм, патриархат, Традиция)/Ново-европейский Логос (анти-Евро­ па, Кибела, матриархат, современность), мы получаем странное, на первый взгляд, совпадение древнейшего с наиболее современным (в рамках Западной Европы). То есть, вероятнее всего, дело не в эли­ те франков, англов и саксов, а в более глубоких и донных процессах, сопряженных с нижними этническими пластами палео-европейцев («Старая Европа» М. Гимбутас) и усилением их влияния на европей­ скую культуру по мере остывания и ослабления Логоса Аполлона. Это ослабление солярного Логоса, возможно, предвосхищено в цик­ ле легенд о Святом Граале (имеющем как раз кельтские корни), где появляется фигура Короля-Рыбака, который описан как раненый, потерявший силь1 правитель, чья страна также стала опустошенной из-за его немощи (раны) 1• Дуальная топика английского имажинэра Другая линия, которую мы пытались проследить в ходе на­ шего исследования, это англо-британский gуализм, проявляю­ щийся в наложении двух довольно различных цивилизационных идентичностей - кельтской и германской, причем в пропорциях, отличных от французской культуры, где этнически преобладали именно кельты. Две структурно различные идентичности, сме­ шавшиеся вплоть до неразличения, создают эффект плоскостной проекции объемных предметов, которые различны и самостоя­ тельны в трехмерной системе координат, но кажутся чем-то од­ ним, будучи спроецированными на одну и ту же плоскость. Что­ бы корректно расшифровать английский историал, необходимо восстановить в трехмерном пространстве автономные структуры Белого и Красного Драконов, чьи переплетенные тени образуют семантическую ткань английской истории и культуры. Англий- 1 В кельтской мифологии Король-Рыбак представлен своим прототипом - Бра­ ном Благословенным, о котором рассказывают валлийские легенды «Мабиногиона». Мабиногион. Легенды средневекового Уэльса. М.: Научно-издательский центр «Ладо­ мир», 1995. ское общество может быть возведено к тому, что П. Акройд назы­ вает структурой «английского воображения», «английским има­ жинэром» (по Ж. Дюрану). Но это «воображение» имеет дуальную структуру - в кельтском полюсе угадывается яркое присутствие раскрепощенной женственности, дающее английской культуре пластичность, ироничность, полисемантику и темное обаяние, тогда как германский полюс представлен радикальным упорством, волей к власти, рационализмом, героическим стремлением до­ стичь момента финальной битвы (Рагнарёк). Английский имажинэр принципиально gуален, и эта дуальность предопределяет не только политические эпизоды англосаксонских завоеваний Британских островов, а позднее отношений Англии с кельтскими территория­ ми - Уэльсом, Шотландией и особенно Ирландией, радикальнее всех отстаивавшей свою кельтскую (и кельта-католическую) иден­ тичность, но и внутреннее пространство английской философии и культуры, где оба начала - кельтское и германское - слиты между собой. Слиты, но синтеза не образуют. Это чрезвычайно важно: англо-британский Dasein не конституировал собственно­ го Логоса, оставшись сочетанием двух различных структур. По­ этому, строго говоря, существует не одно «английское воображе­ ние», а gвухполюсный англо-британский имажинэр, эллипс с дву­ мя фокусами. Детальное исследование этого имажинэра требует гораздо более тщательных и углубленных изысканий, чем те, что мы проделали в данной работе, которая, на наш взгляд, есть лишь первый шаг к корректному ноологическому анализу английской идентичности. Но тем не менее и сейчас ясно, насколько кельтское и англосаксонское начала контрастируют друг с другом. В самом общем приближении можно сказать, что в англо-британской иден­ тичности кельтское отвечает за фантазию и риторику, а герман­ ское - за рациональность и волю. Фантазия расцветает там, где рациональностьослабевает: Ирландия (и до определенной степени Шотландия и Уэльс) - это родина английских сновидений, остров­ ных грез. Некогда именно это было главной и единственной иден­ тичностью британской культуры в пространстве единой Великой Кельтиды. Обобщающей аллегорией этой Империи грезы являет­ ся царство короля Артура и цикл рыцарей Круглого стола. Рацио­ нальность же приходит на Британские острова извне - вначале вместе с римскими легионами, затем с англосаксами и позднее с норманнами и другими германскими влияниями, исходящими из континентальной Европы. Кельтская тяга к фантазму или, соот­ ветственно, к пластической субстанции природы, ответственна за повышенное внимание к опыту и вещам внешнего мира. Это про- 427 _является в английском эмпиризме, с одной стороны, и романтизме (герметизме и даже пантеизме) - с другой. Феномен «розенкрей­ церского просвещения» объединяет в себе обе эти линии. Германское начало укрепляет роль субъекта, воплощенную :в рассудке и воле, а также в организации сложной структуры поли­ тической власти, которая всегда была в центре заботы англосаксон­ ского полюса. Это проявляется как в стремлении к национальной Государственности, основанной на подавлении и подчас геноциде кельтского начала (эта политика достигает апогея при Кромвеле :в его подавлении ирландского восстания), и в типично английском империализме - от магического империализма Елизаветы-Астреи (Джон Ди) до торговой талассократической буржуазной Британ­ ской Империи периода Модерна (вплоть до середины ХХ века). Наложение имажинэра Белого Дракона на имажинэр Крас­ ного Дракона дает типичного «позитивного субъекта», который сдерживается противоположным полюсом от того, чтобы дойти в той или иной тенденции - фантазийной-субстанциальной или, наоборот, рационалистически-внутренней до предела. Позитив­ ный субъект есть проgукт суперпозиции gвух разнороgных вооб­ ражаемых структур. В чистом виде историал кельтского начала дает французский материализм и негативного субъекта Сартра. В чистом виде германский историал строится на апофатическом бездонном радикальном субъекте (от рейнских мистиков до Фих­ те) и финализируется в Консервативной Революции. Английский позитивный субъект сдерживается в обоих направлениях: кельт­ ский субстанциализм не позволяет германскому началу достичь внутренней бездны, сохраняя субъект в рамках «общего смысла» (common sense); а германское начало, в свою очередь, не дает кельт­ ской грезе о веществе достичь ее нигилистических границ. Поэ­ тому английская идентичность оказывается равноуgаленной и от французской, и от германской версии, представляя собой нечто отдельное и самостоятельное, автономное, притом что «строитель­ ный материал» англо-британской структуры является тем же, что и в случае французского Логоса и германского Логоса. Новые измерения британского империализма Мы остановились в нашем обзоре английского историала на ХХ веке, который представляет собой уникальный семантиче­ ский момент в англо-британском контексте. В ХХ веке Британская Империя, с одной стороны, достигает апогея, а с другой стороны, Упраздняется. Причем ее упразднение происходит без предвари- тельного этапа постепенного разложения и упадка, часто зани­ мающего целые века, и без того, чтобы проиграть решительную битву с альтернативной имперской силой. Если мы отдадим себе отчет, что бодрые имперские и расистские стихи Киплинга были написаны совсем недавно и менее ста лет назад Великобритания контролировала напрямую огромные территории Азии, Африки и Океании, то мы увидим, что и субъективно и объективно Британ­ ская Империя была сильной и могущественной еще полвека назад, а ее участие в Первой и Второй мировых войнах было полностью успешным и триумфальным, тем более что основные победы дава­ лись Англии за счет удачного стравливания между собой ее глав­ ных теллурократических конкурентов. Не следует умалять и во­ енную доблесть англичан в мировых конфликтах, но сама по себе она не идет ни в какое сравнение с блистательными свершениями британской дипломатии, разведки и более тонких «сетевых» опе­ раций, которым Англия и обязана прежде всего своим неизмен­ ным пребыванием в числе победителей. Таким образом, складывается парадоксальная ситуация: Бри­ танская Империя исчезает не в точке предельного упадка или поражения от рук конкурента, но в момент расцвета, когда им­ перская воля, внутренний потенциал англо-Модерна, капитализ­ ма и индустриализации, сам британский дух находятся если не в пике, то по меньшей мере на достаточной высоте. Это заставляет нас внимательнее присмотреться к структуре и значению конца Британской Империи, который, вполне вероятно, является не со­ всем тем, чем его принято считать. Единственная гипотеза, ко­ торая сама собой напрашивается при осмыслении этого явления, состоит в том, что скорее всего британский империализм перешел на иной уровень, продолжая развертываться в ином измерении. Причем этот переход совершился сразу в нескольких направлени­ ях, расщепив луч британской имперской воли в его модернистской талассократической версии на несколько спектральных цветов и оттенков. Каждый из них одновременно и продолжает базовый импульс англо-Модерна, и привносит в него нечто новое и само­ бытное. Расщепление британского луча в ХХ веке происходит через следующие глобальные феномены: • стратегическая мировая гегемония США; • глобальное распространение капитализма, демократии и на­ учно-технического прогресса в сопровождении либеральной идеологии; ЗаJUl.ючение 429 • построение на основе логического позитивизма машинной цивилизации, кульминацией чего становятся компьютеры и виртуальные сети; • англосаксонская футурология, в фантастической форме пре­ допределяющая основные версии будущего; • захват англосаксонской молодежной музыкальной культурой пространства воображения в планетарном масштабе (строи­ тельство рок-Империи). Передача Империи и «здравого смысла» Отношения США к англо-британской цивилизации до начала ХХ века могли интерпретироваться различным образом. Мы про­ делали краткий обзор ноологических основ американской циви­ лизации1 и собираемся вернуться к этой теме более основательно и развернуто в следующих редакциях корпуса «Ноомахии». Аме­ риканский прагматизм, который является ядром американской идентичности, хотя и напоминает в чем-то и «шотландский здра­ вый смысл» Т. Рейда, и утилитаризм И. Бентама, и английский по­ зитивизм, представляет собой все же чрезвычайно оригинальное явление. В основе прагматизма лежит не позитивный субъект (как в англо-британской культуре), а «свободный субъект», дублирую­ щийся столь же «свободным объектом». «Свобода» означает здесь отсутствие какой бы то ни было прескриптивной онтологии, само существование которой отличает плюральную структуру северо­ американского общества с самого момента его возникновения. Бо­ лее того, главный принцип прагматизма - it works! - не возводится в статус онтологии, являясь не более чем техническим «прецеден­ том», который еще ничего не говорит о бытии того, что именно «ра­ ботает». И в этом состоит особенность именно американской мен­ тальности как ментальности полностью «открытой» в том смысле, что она не просто противится онтологии или конституирует онтоло­ гический плюрализм, но вообще не знает онтологической пробле­ матики и не придает ей никакого значения. Это крайний вывод из эмпирической философии англо-Модерна, который, однако, сама англо-британская культура не сделала и сделать не могла, обреме­ ненная более чем тысячелетней традицией, где онтология или ми­ фология стояли в центре философского внимания. Культура США строилась на разрыве с этим наследством, на отвержении и онто­ логии и мифологии, и это позволило сложиться такой культуре, ко- 1 Дуruн А.Г. Ноомахия. Цивилизации границ. М.: Академический проект, 2014. 430 Часть 1.Аиrлия или Бритаиияt торая стала выражением совершенно нового духа. Таким образом, с философской точки зрения США являются такими продолжателя­ ми англосаксонской цивилизации, которые развили и сделали доми­ нирующими одни ее аспекты, полностью отбросив другие. Учитывая это, можно сказать, что передача инициативы от Бри­ танской Империи к США включает в себя смену регистра главно­ го импульса англосаксонской идентичности: достичь поставленной в англо-Модерне цели англосаксы могут, лишь перенеся центр тя­ жести от Англии к США, опознав в США и северо-американском прагматизме не просто одну из своих бывших колоний, но кульмина­ цию своей исторической миссии. Передача миссии от Англии к США означает также переосмысление этой миссии, отслоение ее главного ядра (воплощенного уже именно в США) от второстепенных элемен­ тов, которые сохраняют свое значение на правах экспонатов и оста­ ются в ведении «англосаксонской археологии», что и становится в дальнейшем смыслом существования Англии как таковой. Англия отныне есть не что иное, как музей доисторических эпох, предше­ ствующих появлению глобальной американской цивилизации. Параллельно тому, как передача эстафеты происходит в области культуры и философии, а этот процесс осуществляется не мгновен­ но, но занимает весь ХХ век и отчасти продолжается и в настоящее время, США становятся преемником Великобритании с точки зре­ ния военного контроля над наиболее важными точками планеты. Приняв английскую эстафету в период президентства Вильсона, США отныне выступают как глобальная стратегическая Империя, воплощающая в себе всю цивилизацию Запада. Рах Britanica уступа­ ет место Рах Americana. Тем самым меняется локализация полюса талассократии: центром мирового Карфагена становится уже не Англия, а Северная Америка. Этот процесс внутри англосаксонско­ го мира по времени протекает более стремительно и компактно, не­ жели передача философской линии, и занимает период между Пер­ вой и Второй мировой войной. В Первую мировую войну Англия еще выступает как Империя и главная сила Антанты, тогда как во Второй мировой войне она уже играет роль главного союзника США, а в холодную войну занимает совсем второстепенные пози­ ции. При этом передача моделей стратегического контроля над ми­ ром с опорой на спецслужбы и военно-стратегический анализ про­ исходит непосредственно в ходе Второй мировой войны, когда бри­ танская разведка помогает создать ЦРУ и другие стратегические институты США, ранее отсутствовавшие в силу преобладания мощ­ ных изоляционистских настроений. Англия помогает США стать Империей, и соответствующие имперскому масштабу северо-аме- 3аJ<Люченне 431 риканские институты создаются ускоренным темпом именно в этот период. Начиная с 50-х годов ХХ века мировой морской торговой Импе­ рией, Sea Power, становятся именно США. Таким образом, на уровне стратегии передача имперской инициативы фиксируется однознач­ но и наглядно. Менее очевидной, но не менее значимой является пе­ редача философской инициативы - от английского «здравого смыс­ ла» (common sense) к американскому «здравому смыслу». До какой степени и первый и второй являются «здравым», вопрос открытый, и мы видели, что некоторые английские интеллектуалы (в частно­ сти, Честертон) в этой «здравости» сомневались. И если применять христианский критерий Честертона или, шире, структуры европей­ ского Логоса в его (аполлоно-дионисийских) основаниях, то оба они выглядят патологией, причем американский «здравый смысл» праг­ матизма, пожалуй, еще более патологичен, чем английский (и шот­ ландский). Английский «здравый смысл» отражает ментальную все­ ленную обывателя, тогда как американский - маньяка. Имперский либерализм Другим выражением имперской воли Великобритании стала ли­ беральная идеология и как ее практическое воплощение - глобаль­ ная капиталистическая система. Фритредерство и либерализм были концептуализированы впервые именно в Англии Адамом Смитом, Дэвидом Рикардо и т.д. и мыслились как экономическая парадигма, более всего соответствующая, с одной стороны, практическим инте­ ресам Империи, а с другой стороны, воплощающая в себе квинтэс­ сенцию англо-Модерна в его универсальной версии. Распространяя в глобальном масштабе либерализм и связанные с ним экономиче­ ские и политические принципы, англичане продвигали свои нацио­ нальные интересы одновременно и в практической, и в теоретиче­ ской сферах, gублируя прямую силовую колонизацию колонизацией культурной и иgеологической. Об этом мы говорили, рассматривая «heartland Локка». В XIX и ХХ веках быть за или против либерализ­ ма означало быть за или против Англии. В ходе ХХ века либерализм окончательно отделяется от про­ странства Британских островов и даже от границ Британской Импе­ рии и превращается в новое явление. С одной стороны, постепенно оплотом либерализма становятся США, и эта новая роль США как цитадели мирового капитализма и главного центра либерального мировоззрения полностью укладывается вобщий процесс передачи Англией имперской инициативы своей бывшей колонии. С другой стороны, либерализм все более превращается в явление планетар­ ное и глобальное, поскольку в пределах ранее бывшего простран­ ством Империи Британского Содружества (Commonwealth), а так­ же под влиянием американской политической, экономической, военной и культурной экспансии, практически все страны и обще­ ства, за редким исключением, в ХХ веке начинают рассматривать нормативы и институции либерализма (рынок, парламент, «права человека», разделение властей и т.д.) как еgинственно возможную и легитимную форму политико-экономического устройства. Либе­ ральная демократия становится синонимом «нормального» поли­ тического режима, и структура «здравого смысла» совпадает уже с «либеральным здравым смыслом» (liberal common sense). Это зна­ чит, что имперское мо.rущество Великобритании в ХХ веке переме­ стилось в иgеологическую область, и битва за либерализм в плане­ тарных масштабах стала проgолжением имперской и колониальной экспансии. Феномен глобализации, основанной на универсализации ли­ берального протокола, практически во всех значимых правовых, политических, социальных и экономических сферах в таком слу­ чае следует рассматривать как новый виток реализации англо-Мо­ дерном изначально поставленной цели. Не только любой либерал, к какой бы стране он ни относился, выполняет в новых условиях функцию колониальной администрации Британской Империи, но и практически все Государства и общества XXI века на земле при­ нимают обоснованность и безальтернативность либерализма и де­ мократии, закрепляя эти понятия в своих конституциях и право­ вых кодексах. Логико-математический империализм: компьютер-англичанин В высшей степени важным для понимания перехода имперской миссии англо-Модерна на новый уровень является логический по­ зитивизм (Б. Рассела, А. Айера и т.д.). Рассел обосновал такую он­ тологию, которая, по сути, признает gействительность только за логико-математическими объектами. Calculus (исчисление, вычис­ ление) становится синонимом адекватного мышления, корректно отражающего структуру действительного. Вычислительная техника в этой перспективе не есть инструмент человеческой практики, но суgьба цивилизации, которая движется в сторону максимально точ­ ного постижения бытия. А это бытие содержится, согласно логиче­ ским позитивистам, в природе логико-математических объектов. Эту идею доводит до предела Альфред Айер, обосновывающий онтологию машины. Логический позитивизм видит мышление как перцептивную регистрацию логических фактов. Но если основа ре­ альности «математична», то машина при определенном совершен­ ствовании ее функционирования вполне способна мыслить. Более того, не просто способна, но только она и способна мыслить по-на­ стоящему, не отвлекаясь на риторику человеческого мышления, постоянно отвлекаемую от «сути дела» многочисленными рядами пустых ассоциаций и произвольных серий умозаключений или об­ разов, никакого отношения к этой сути не имеющей. Логический позитивизм не возвышает машину до человека, напротив, он импли­ цитно исходит из идеи, что человек и есть машина, но только несо­ вершенная, недо-машина. Тем не менее, двигаясь по пути научно­ го прогресса, пиком которого является аналитическая философия, человечество (европейцы и особенно англосаксы) смогло разгадать природу реального (логическую позитивность). Путь к разгадке шел через создание инструментов, затем машин и, наконец, сложных машин, способных к высшей точности перцепции, а затем и к логи­ ческой обработке данных. Таким образом, машины привели челове­ ка к распознанию его собственной (логической) природы, а также и (логической) природы внешнего мира. Чтобы сделать это фунда­ ментальное открытие всеобщим и необратимым, осталось только построить более совершенные поколения машин, вначале равные человеку, а затем и превышающие его ментальные возможности вычисления, и параллельно устранить риторические формы, из ко­ торых состоит практически вся метафизика, философия и культура человечества как продукт примитивной (недо-машинной) фазы раз­ вития. Согласно логическим позитивистам, мы все еще живем в «ка­ менном веке», веря в мифы и абсурдные легенды, а закончится он только с появлением первых поколений умных машин, полноценно оперирующих с логическими объектами. В таком виде логический позитивизм существовал до начала эры компьютерных технологий и полноценного становления Интерне­ та, но именно он и заложил философские основы этих технологий. В основу компьютерного языка положена как раз формальная логи­ ка и пара базовых чисел 1/0, составляющая основу дигитальности. Сведение предмета к цифровому эквиваленту есть не что иное, как выявление в атомарном факте логических атомов (1) и пустот (О). Та­ ким образом, вычислительная техника является не инструментом, но онтологическим броском в буgущее, которое конфигурируется как «пришествие машины», как заря новой «машинной антропологии», поскольку только развитие машин может развернуть структуру вы- числительного мышления, строго соответствующую структурам са­ мой реальности, а человеческое сознание для этой задачи непригод­ но в силу своей риторической природы. Только компьютерный язык является, согласно логическим позитивистам, языком полностью пригодным для корректного описания реальности, а значит, язык машин, построенный на абсолютизации логических процедур, есть единственно возможный и полноценный язык той цивилизации, которая воплотит в себе полновесную реализацию научно-техниче­ ского прогресса. Именно логический позитивизм лежит в основе виртуальной реальности, ставшей основой технического развития в конце ХХ - начале XXI века. Виртуальная реальность основана на двойной про­ цедуре: сведение перцептивной информации к дигитальному коду (дигитализация образа), то есть к уровню логических атомов, а затем искусственное восстановление изначального образа (который мо­ жет произвольно изменяться, улучшаться, мутировать и т.д. на ста­ дии дигитальности) для нужд несовершенной чувственной перцеп­ ции, которая пока остается уделом «примитивного» человечества. Первая операция является научной и прогрессивной, а вторая лишь представляет собой уступку несовершенству человечества, способ­ ного воспринимать пока преимущественно sensibllia, «чувственную информацию» (в отличие от машины, которой довольно и дигиталь­ ного кода). Развитие сети Интернет фактически строит дигитальный аналог чувственной Вселенной, который, на уровне машинного языка, яв­ ляется, однако, более реальным, строгим и научно обоснованным, чем его чувственный дубль. Пока Интернет остается все еще ин­ струментом человечества и во многом служит ему для развертыва­ ния и удовлетворения его «ненаучных» фантазий. Но развитие ло­ гического позитивизма должно привести в определенный момент к переворачиванию пропорций, когда люди, в свою очередь, будут служить Интернету, а не Интернет людям, поскольку компьютер­ ные сети, функционирующие на основании формальной логики и математических атомов, более реальны и научны, нежели «фанта­ зирующее» примитивное человечество. Если учесть фундаментальность логического позитивизма и его сугубо английское происхождение (Мур, Уайтхед, Рассел, Айер и т.д.), мы поймем, почему вычислительная техника сделала такой резкий рывок именно в англосаксонском мире, где был изобретен и Интернет, и, собственно, виртуальная реальность. Компьютер - это англичанин. И даже то, что базовый язык компьютерных про­ грамм английский, - не случайность. Структура компьютерного J\fЫUIЛения, поведения, манеры компьютера отражают научную стратегию английских логиков начала ХХ века, и особенно онтоло­ rnю Рассела, хотя философия процесса Уайтхеда также может рас­ сJ\fатриваться как один из принципиальных теоретических источни­ ков виртуальности. В случае Уайтхеда особенно важно его упразд­ нение гипотезы «материи» (ликвидация «научного материализма»). Вnртуальность и не предполагает материи, так как находится в более близких отношениях к стихии процесса или события, как его толко­ вал Уайтхед. Если мы вернемся к работе «Начала математики», на­ писанной Уайтхедом и Расселом совместно, то сможем распознать общность того философского импульса, который позднее разошел­ ся у двух этих авторов. Рассел пошел в сторону онтологии логиче­ ских атомов (логического атомизма) по дисконтинуальной траек­ тории частиц, а Уайтхед - в сторону процесса, по континуальной траектории «событийных волн» или «капель». Но в виртуальной реальности их пути снова пересеклись: Рассел и Айер стали осно­ воположниками дигитальности, а развитие идей Уайтхеда наделило виртуальность захватывающей динамикой и насыщенной развлека­ тельностью, полностью удовлетворяющей чувственным запросам человечества, находящегося на заре «нового века». Возвращаясь к трансформации природы англо-британского империализма в этой сфере, можно предположить, - и для этого есть очень серьезные основания, - что его мощь перешла в компью­ терную область виртуальной реальности, в сферу дигитальности и высоких технологий, в первую очередь вычислительных. Таким образом, колониальная практика была продолжена в новой зоне, и вполне можно сказать, сеть Интернет, созданная и контролируе­ мая англосаксами, является новым изданием Британской Империи, продолженной через практики логического позитивизма. Колонизация будущеrо: фантастический империализм Одна из важнейших характеристик власти - это влияние на бу­ дущее. Будущее можно создавать, только имея власть в настоящем, поскольку именно в настоящем принимается решение о том, чему быть и чему не быть, а это зависит от власти. Маль1е коллективы при­ нимают маль1е решения о будущем, касающиеся только их самих. Государства мыслят иными масштабами. Глобальная Империя про­ ектирует будущее для всего человечества. Мы видели, что в английской литературе ХХ века футурология и фантастика составляют наиболее выразительное и приоритетное направление. Случай же Герберта Уэллса особенно показателен, по­ скольку для него фантастические романы были прямым способом обосновывать свои фабианские социалистические проекты, стро­ ить и пропагандировать Мировое Государство и критиковать аль­ тернативные модели будущего. Все это Уэллс и называл «Открытым Заговором» (Open Conspiracy). Описание будущего при определен­ ных обстоятельствах есть не что иное, как планирование и проекти­ рование этого будущего, властный и волевой импульс к тому, чтобы это будущее стало именно таким, каким его описывают и предвос­ хищают. В социологии такой подход называют самосбывающимся пророчеством (self-fulfilled prophecy). Английская фантастика, ее утопии и антиутопии, с учетом ее гло­ бальной популярности, аффектировала мышление не только самих англичан, но и огромного числа читателей во всем мире, причем до­ ступность формы и увлекательность сюжетной линии гарантировали успех этой фантастики не только у специалистов и интеллектуалов, но и у широких масс. Тем самым общественное сознание в имперско-ми­ ровом масштабе кодировалось футурологическими клише, ставшими общими местами масскультуры, повторенными на тысячи ладов: • объединение человечества перед лицом инопланетного втор­ жения; • создание Мирового Государства (более или менее тоталитар- ного по своей природе); • наступление века господства машин, создание киборгов; • выведение новых биологических видов, появление мутантов; • совершенствование свойств человеческого рода и создание сверхчеловека; • освоение космического пространства; • возврат к древним мифологическим эпохам и их виртуальное воспроизводство в будущем; • развитие средств коммуникации, отменяющих простран­ ственные (в определенных случаях и временные) границы ит.д. Совокупность этих фантастических сюжетов, впервые описан­ ных именно в английской и, шире, англоязычной литературе (вклю­ чая США, Австралию и Канаду), представляет собой довольно точную gорожную карту всей цивилизации к сегодняшнему дню. В ХХ веке часть этих проектов уже реализовалась (полеты в космос, высокие технологии, успехи в генной инженерии и т.д.), часть реализовалась в редуцированном формате (создание тоталитарных социалистиче- ских Государств в СССР и нацистской Германии), а часть находит­ ся в состоянии разработки. Но общий баланс английской фантасти­ ки, основные черты которой уже определились в первой половине ХХ века, в настоящее время показывает, что в значительной мере эти проекты реализовались или находятся в стадии реализации. Разви­ тие компьютерных технологий, успехи в расшифровке генома, но­ вые коммуникации, виртуальная реальность и глобализация, которая вполне вероятно приведет в конце концов к установлению Мирового Правительства, о чем подчас вполне открыто говорят американские эксперты и даже политические лидеры, делают возможным в обозри­ мом будущем исполнение всего или почти всего футурологического арсенала, сформулированного английскими авторами. В этом случае британский империализм открывается как про­ ект «колонизации будущего», через разработку проектов для всего человечества на основании представлений, ценностей, нормативов и ориентиров вполне конкретного исторически и географически об­ щества - Англии на пике ее имперского могущества. В этом случае можно рассмотреть уход Великобритании с позиции прямой миро­ вой колониальной силь1 в область футурологии не как признак сла­ бости, но как новый силовой жест, претендующий на то, чтобы сде­ лать само будущее «английским». Имперский рок И наконец, последней версией постимперского империализма англо-британской цивилизации можно считать эпидемию популяр­ ности британской поп- и рок-культуры, достигшей кульминации в 70-е годы ХХ века, но до сих пор сохраняющей первенство в опреде­ лении базовых стилей и кодов молодежной массовой аудитории. Хотя в этой культуре содержался значительный нонконформистский, кри­ тический и даже революционный потенциал, направленный против базовых ценностей британского капитализма, империализма и коло­ ниализма (что в полной мере отразилось в феномене хиппи), тонкая культурная стратегия политических элит Англии и других западных стран, предпочитающих награждать авангардных артистов много­ численными премиями и даже давать им аристократические титу­ ль1 (как члены «Битлз», которые стали в 1965 году кавалерами орде­ на Британской Империи'), и неумолимая логика коммерциализации в конечном итоге смогли не только инструментализировать это явле- 1 Показательно, что с Маккартни в 1966 году лично встречался Бертран Рассел, беседа же длилась 6 часов. ние, поставив под контроль, но и использовать для распространения англоязычия и англосаксонских культурных штампов в планетарном масштабе. Прямая колониальная администрация покинула страны Содружества, но ее функции отчасти взяли на себя представители Британского Вторжения, кодировавшие ментальность нескольких поколений молодежи во всем мире. Если в контексте Запада это тече­ ние и представляло собой определенный вызов, так как настаивало на дальнейшей левой либерализации той политико-социальной систе­ мы, которая сложилась там в 60-х годах, то для других - особенно не­ европейских - стран «прогрессивность» сводилась к релятивизации традиционных ценностей, пропаганде легких отношений между по­ лами, практикам регулярного употребления наркотиков, индивидуа­ лизму и апологии антисоциального «девиантного» поведения. По мере того как концу 70-х живой дух оставлял рок-среду, а движение хиппи выродилось и маргинализировалось полностью, это музыкальное и культурное направление стало прямым оружи­ ем культурного империализма, выполняя те же функции, что аме­ риканский кинематограф, Голливуд. Таким образом, и в этой сфере мы можем увидеть трансмутацию базового колониального импульса Британии, когда «бремя белого человека» взяли на себя музыканты британской рок- и поп-сцены. Показательно, что ни французская, ни итальянская, ни немец­ кая музыка не получила и сотой доли той популярности, которой добились музыкальные группы англосаксонского мира. Английский язык является в той же мере универсальным языком современной эстрады, как и компьютеров. В данном случае, как и везде, язык не­ сет в себе не только функцию формально-логических связей (с этим идеально справляется лишь машинный язык), но и специфическую риторику, эмотивный, психологический и культурный контекст. В англо-британской музыке мы снова обнаруживаем оба полюса во­ ображения Англии: напористость англосаксонского (германского) волюнтаризма в сочетании с утонченной и всегда двусмысленной кельтской мечтательностью. Разделив этот феномен на более чистые составляющие, получаем французскую эстраду, чрезмерно пассив­ ную и женственную, или прямолинейные тевтонские марши, иро­ нично обыгрываемые в немецких стилях «индастриал» или «хэви­ металл» (например, в виде псевдототалитарной группы Rammstein). Титаномахия: попытка номер три Итог нашего анализа англо-британского историала сводится к следующим выводам. В основе англо-британской цивилизации лежит сложное со­ четание двух цивилизационных начал, двух Логосов, диалекти­ ка которых и составляет базовую ее семантику. Битва Красного и Белого Драконов, о которой говорилось в пророчестве Мерлина, продолжалась в течение всей истории Англии и в определенном смысле продолжается до сих пор. Это предопределяет дуальную (эллиптическую) модель англо-британского Dasein'a. Кельтский полюс англо-британской идентичности более ар­ хаичен и тяготеет к освобожденным от жесткой рациональности формам созерцательного воображения. Германский (англосаксон­ ский) полюс воплощает в себе волю и рациональность. Наложе­ ние этих структур друг на друга конституирует нормативного для англо-британской цивилизации «позитивного субъекта». Талассократия является ярко выраженной чертой англо-бри­ танской истории, от кельтских преданий о Бране, плаваниях св. Бренана и морских походов норманнских викингов до начала колониальной эпохи со времени Тюдоров до Британской Империи ХХ века. Эта талассократия, однако, не всегда была торговой и до­ минирующей тенденцией. Подчас (особенно на ранних этапах) она вполне могла быть воинственно-героической. Кроме того, в неко­ торые периоды (например, в эпоху Ангвионской Империи и в це­ лом до окончания Столетней войны) Англия была неотъемлемой частью единого пространства сухопутной Европы, а это означает, что морская идентичность не преобладала. Британская талассократия стала приобретать отчетливые черты Нового Карфагена, то есть торговой мировой Империи, Sea Power, лишь в XVII веке, но с этого момента она стала на этот путь необратимо и решительно. В ходе строительства колониаль­ ной морской торговой (либеральной) Британской Империи были основаны новые Государства и даже цивилизации, наиболее зна­ чительной из которых стала северо-американская цивилизация (США). С этого периода (XVII век) в англо-британской культуре необра­ тимо побеждает Логос Кибелы, основанный на сочетании раскре­ пощенного матриархата с титанической волей. Матриархальные тенденции уходят корнями преимущественно в кельтский полюс, а титанические - в германский (англосаксонский). Совокупно это предопределяет позицию Англии в эпизоде Ноомахии, приходя­ щемся на Новое время. Англия становится мировым полюсом Ло­ госа Кибелы, материальной хтонической цивилизации. На уровне философии, культуры, экономики и политики этому соответству­ ет такое явление, как англо-Модерн. 440 Часть 1. Англия или Британия? В ХХ веке кибелическая Британская Империя претерпевает фундаментальную трансформацию, распределяя свою хтониче­ скую мощь, наступающую на корневой европейский Логос (Апол­ лон и Дионис), по новым каналам: • передавая эстафету стратегического мирового господства сво­ ей бывшей колонии, США; • померживая глобальное распространение либерализма и де­ мократии; • способствуя продвижению логического позитивизма, вычис­ лительной техники и виртуального пространства; • формируя футурологические проекты и • распространяя молодежную (в первую очередь музыкальную) культуру по всему миру. Тем самым с точки зрения Ноомахии такие явления, как амери­ канская гегемония (включая однополярный мир), развитие вычисли­ тельной техники, новые научные методологии, глобализация и мас­ совая молодежная культура, открываются как новые стратегии борьбы Логоса Кибелы против Логоса Аполлона и Логоса Диониса, остаточные структуры которых сохранились там, где все еще есть элементы традиционного общества. Чем менее современным являет­ ся общество, тем оно является менее запаgным, менее английским и менее кибелическим. Таким образом, именно Англия и англо-бри­ танская цивилизация оказываются в центре последней - третьей - попытки титанов и гигантов свергнуть власть олимпийских богов. В «Гиперионе» Китса мы видели сомневающихся титанов, мучи­ тельно размышляющих над решением - идти или не идти против власти олимпийских богов в третий раз. Историал Англии в период Модерна отчетливо показывает, что такое решение титанами было принято. Карта современного мира и образ современной культуры являются результатом этого решения. Часть 2. Кельтский Полюс Уэльс Шотландия Ирландия Кельтский полюс англо-британской цивилизации Разобрав в самых общих чертах структуру англо-британского историала, мы обратимся к нескольким чисто кельтским зонам Бри­ танских островов, которые представляют собой территории с ярко выраженной кельтской доминантой, сохранившейся в относитель­ ной чистоте, несмотря на постоянно возраставшее англосаксонское влияние. Мы видели, что британский полюс является важнейшей составляющей англо-британской цивилизации в целом, соприсуг­ ствуя с полюсом германским (англосаксонским). Поэтому, говоря об Англии, мы не могли его игнорировать, но в этом случае он рас­ сматривался в сложной и двухполюсной (эллиптической) структуре англо-британского Dasein' а имплицитно. В пределах кельтских зон Британии эта идентичность, напротив, была эксплицитной, хотя да­ леко не всегда на протяжении истории Англии это выражалось в по­ литической независимости. Кроме того, англосаксонский полюс оказывал сильное языковое, культурное и идеологическое влияние, поэтому даже в этих преимущественно кельтских пространствах мы не можем говорить о чисто кельтском начале. Его здесь неизмеримо больше, чем в остальной Англии, но тем не менее воздействие англо­ саксонского фокуса всегда и на всех этапах оставалось значитель­ ным и весомым, иногда даже доминирующим. Мы выделяем на Британских островах три относительно само­ стоятельных кельтских пространства: • Уэльс, • Шотландию и • Ирландию. Каждое из этих культурных пространств имеет собственный историал, особенности и характеристики. При этом главным кри­ терием в семантике этого историала является отношение с Англи­ ей как с территорией прямого доминирования англосаксонского полюса. Так как структура этого полюса нами более или менее ра­ зобрана, историалы трех кельтских пространств в силу этого обре­ тают свое значение, полнее открывая свою структуру и проливая 444 Часть 2. Кельтский Полюс дополнительный свет на англо-британскую идентичность в целом, уточняя содержание и смысловую нагруженность кельтских вли­ яний. Краткий обзор историалов Уэльса, Шотландии и Ирландии позволит глубже понять собственно диалектику двух начал бри­ танской цивилизации. Уэльс: титаномахия деревьев Валлийские земли в древности Уэльс представляет собой часть территории Британии, которая долгое время после англосаксонских завоеваний и создания Гептар­ хии сохраняла древнюю кельтскую идентичность, напрямую про­ должающую традиции, уходящие в глубину времен. Поэтому мифы и легенды Уэльса считаются древнейшими свидетельствами о струк­ туре кельтской традиции, религии и культуры и имеют значение для всего кельтского мира - включая Галлию. Валлийцы, коренное население Уэльса, являются прямыми потомками племен бриттов, населявших до прихода римлян и германцев все пространство Бри­ танских островов. Древнее их в Англии были только пикты, которые являлись остатками докельтского населения. Возможно, часть пик­ тов или протопиктов вошли как элемент в этногенез самих бриттов. После ухода римлян из Британии в V веке бритты стали доми­ нирующим этносом Британских островов, но, в силу свойственных кельтской культуре обычаев военной демократии и воли к независи­ мости отдельных вождей и князей, политического единства не было и вся Британия состояла из множества враждующих между собой Государств с неопределенными или постоянно меняющимися гра­ ницами. На территории современного Уэльса существовало сразу несколько таких Государств (Гвинем, Поуис, Дифед, Сейсиллуг, Гливисинг, позднее, Морганног, Брихейниог, основанный ирланд­ цами, и Гвент). Среди кельтского населения Уэльса после ухода рим­ лян сохранились некоторые черты романской культуры, что отделя­ ет их от остальных кельтов Британии - от гэлов и пиктов на севере и ирландцев, живших на отдельном острове к западу от Уэльса. В эпоху англосаксонских и ютских завоеваний (VI век) Уэльс ста­ новится оплотом кельтских политий, противостоящих Гептархии. Постепенно к Западу под напором германцев теснятся и бритты, на­ селявшие ранее центральные и юго-восточные территории Брита­ нии, которые первыми попали под германское владычество. Поэто­ му периодические столкновения между англосаксонскими королев­ ствами Мерсией, Нортумбрией и, позднее, Уэссексом и кельтскими королевствами Поуис, Гвент и Гвинем можно рассматривать как эпизоды прямых столкновений между Красным и Белым Дракона­ ми из пророчества Мерлина. После того как владыки центральных бриттских королевств были побеждены Белым Драконом, прибежи­ щем Красного Дракона становится именно Уэльс. Этим и объясня­ ется его изображение на гербе Уэльса. Однако, как и в большинстве средневековых Государств, осо­ знание этнокультурного единства часто оказывалось вторичным по отношению к политическим расчетам, и отдельные кельтские пра­ вители заключали время от времени союзы как друг с другом, так и с англосаксонскими королями, а также с периодически вторгав­ шимися в Британию с моря норманнами-викингами. Изначально сами жители Уэльса называли себя «бриттами» (brythoniaid), а позднее в обиход вошло другое самоназвание - «кимру», cymry. Уэльс в сакральной rеоrрафии Роль Уэльса в англо-британском историале является ключевой. Уже с первых хроник именно Уэльс рассматривается как сакраль­ ный центр всей Британии, как территория ее наиболее чистой иглу­ бинной идентичности. Легенды о правителях Уэльса вбирают в себя не только локальные мифы и предания, но и сюжеты, касающиеся всего острова. В Уэльс стягивается вся древняя собственно бри­ танская идентичность кельтской традиции и кельтского общества. Можно сказать, именно в Уэльсе нахоgится яgро англо-британского Dasein'a в его наиболее архаической составляющей. дl'>а других кельтских полюса англо-британского мира - Ирлан­ дия и Шотландия - были внешними по отношению к Центральной Британии еще до римского периода и англосаксонских завоеваний, а возможно, определенная диалектика существовала и до римлян (этому соответствует и деление на п-кельтов, бриттов, и к-кельтов, гэлов). Уэльс же всегда был интегральной частью Британии, к кото­ рой всякий раз обращались остальные кельтские (бриттские) племе­ на Центра и Юга «Острова Могущества» (Ynys у Kedyrn). Древнейшим памятником культуры Уэльса является «Мабино­ гион»1, где наряду с локальными историями содержатся предания о «первых временах». В этих текстах отражены представления древ­ них валлийцев о структуре обитаемого мира, населяющих его наро­ дах и первопредках. 1 Мабиногион. Волшебные легенды Уэльса. М.: Научно издательский центр «Ла­ домир», 1995. Уэльс: титаномахия деревьев 44'1 Сам Уэльс в целом рассматривается как часть «Острова Могуще­ ства», составляя вместе с ним единое пространство. Под «Островом Могущества» валлийские источники изначально понимали всю тер­ риторию Англии, включающую в себя три зоны: • Уэльс (Cymru), • Логрию (Lloegr) - Центральную Англию, • Альбан (Alba)1 северные территории, населенные скоттами и пиктами. Самостоятельным культурным пространством является Ир­ ландия, отношения с которой составляют диалектику древнейших периодов британской истории, что в «Мабиногионе» запечатлено во второй ветви «Бранвен, дочь Ллира», где описывается архетипи­ ческая война британцев с ирландцами. Вместе с тем сам Уэльс был разделен на несколько областей с двумя устойчивыми полюсами - Северным Уэльсом, где самым сильным княжеством был Гвинедд, и Южным Уэльсом, где роль центра играло княжество Дифед. В «Мабиногионе» первая ветвь посвящена Дифеду и Южно­ му Уэльсу. Король Дифеда Пуйл меняется идентичностями с вла­ дыкой Подземного Царства (Аннуин) Арауном, помогает ему по­ бедить противника и получает сакральную легитимацию своего правления, а также всей ветви королей Дифеда, его наследников. Во второй ветви фигурирует король всей Британии Бендигейд Вран, изображенный как великан, которого не может вместить ни один дворец, пересекающий море вброд. В этом случае речь идет о другом масштабе сакральной географии, где «Остров Могуще­ ства» в целом противопоставляется Ирландии. Придери, король Дифеда, представлен при этом одним из главных участников по­ хода Бендигейда Врана, а также одним из семи выживших героев в результате тотальной войны. 1 Название Alba происходит от кельтского слова «alblo», дословно - «светлый» (валлийское eifydd), откуда общее название Британии - Альбион. Позднее кельт­ ская этимология смешалась с латинской, где слово albus означает «белый». Термин Альбан имеет значение, сходное с русским понятием «свет», которое выступает си­ нонимом «мира», «космоса». Альба есть человеческий мир, средний между Подзем­ ным Царством (Аннуин, этимологически восходящим к кельтскому корню dumno - «темный» и индоевропейскому ·dheubhno - «темный, глубокий») и небесным ми­ ром, в кельтских мифах представленным, однако, слабо и в основном под влиянием христианства. В третьей ветви «Манавидан, сын Ллира»1 описывается соотно­ шение между Уэльсом (конкретно Дифедом, как королевством Юж­ ного Уэльса), представленным сыном Пуйла Придери2 и его мате­ ри Рианонны, с одной стороны, и Логрией, представленной сыном короля Ллира Манавиданом, братом Бендигейда Врана. Лишенный власти над Логрией Манавидан, вернувшись из Ирландии, получает от своего друга Придери в утешение власть над Дифедом. При этом рассказ уточняет, что Придери все же приносит властителю Логрии (узурпатору и магу Касваллауну3) «клятву верности». И наконец, в четвертой ветви «Мат, сын Матонви» в центре вни­ мания оказывается Северный Уэльс - королевство Гвинем4• Если в основании королевства Дифеда (Южный Уэльс) как мо­ мент сакрализации монархии фигурировал обмен идентичностями его короля с владыкой Подземного мира, то в четвертой ветви «Ма­ биногиона» мы встречаем сюжет о том, что Мат, сын Матонви, обла­ дает сакральной властью до тех пор, пока держит ноги «на коленях» (изначальный ирландский текст можно прочесть как «на лоне») дев­ ственницы. Таким образом, снова мы имеем дело с хтоническим ос­ нованием древнекельтской идеи королевской власти - гипохтони­ ческой в случае Дифеда, феминоидной - в случае Гвинема. Сюжет «Мат, сын Матонви» рассказывает о войне между Северным и Юж­ ным Уэльсом (Гвинемом и Дифедом), где гибнет Придери, король Дифеда. Кроме того, здесь упоминается Ллеу Ллау Гифс (Lieu Llaw Giffes), волшебный младенец, который считается первопредком вал­ лийцев. Его имя означает «лев» (llew), но, возможно, восходит к вал­ лийскому lleu - «свет» или «сияние». Вероятно его тождество с об­ щекельтским богом мастерства, войны и ремесел Лугом. В силу про­ клятия, наложенного матерью, Ллеу Ллау Гифс не мог взять в жены земную женщину. Тогда его дядя друид Гвидион и король Гвинема Мат, сын Матонви, сделали для него женщину из цветов (дуба, та­ волги и ракитника) Блодьювим (Blodeuwedd), которая позднее пре­ дает его и превращается в сову. Уэльс в изначальной мифологической версии помещается вал­ лийцами в сложную систему координат, где к Западу лежит море и Ирландия, к Востоку - Логрия, которая вначале является обще- 1 Имя «Ллир» (Llyr) связано с дренекельтским названием моря, что сохранилось в ирландском Lir. 2 Prydery, pryder - по-валлийски, дословно «тревога», «забота». 3 С реальным историческим персонажем правителем Британии Касваллауном сражались римские войска. 4 Сакральной резиденцией королей Гвинема был город Аберфрау. ДРЕВНИЙ УЭЛЬС КОРНУО.JIЛ политическим британским центром, «столицей» всего «Острова Могущества», а позднее областью англосаксонского (и норманнско­ го после Вильгельма Завоевателя) господства, и наконец, внугри са­ мого Уэльса обозначены два внугренних полюса - северный, Гви­ нем (эта часть Уэльса активнее всего сопротивлялась англосаксам), и южный, Дифед. Талеисин: валлийский rештальт Орфея В XIII веке в Уэльсе был составлен сборник, куда вошли архаиче­ ские тексты бриттских пророчеств, стилизованные на валлийский манер и приписанные мифологической фигуре барда Талиесина1• Сборник озаглавлен «Книги Талиесина» (Canu Taliesin). Талиесин считается одним из «Трех Искусных Бардов» двора короля Арту­ ра, наряду с Мирддином, сыном Морврана и Мирмином Эмрисом (Мерлином). Вероятно, в VI веке существовал и исторический бард с таким именем в королевстве Регед на северо-западе Англии при короле Уриене, оставивший ряд поэм и мифологических текстов. Но в Уэльсе все эти мифические и исторические персонажи были объединены в одну фигуру сакрального барда Талиесина, который иногда называется учеником Мирмина Эмриса (Мерлина), а иногда отождествляется с ним. Талиесин точно соответствует валлийской версии того, что мы назвали «гештальтом Орфея»2• Талиесин, в духе кельтской традиции, особенно ярко выражен­ ной в ирландских мифах, описывает свои существования начиная с эпохи Адама. Таким образом, он говорит о своей вечной сущно­ сти свиgетеля мира, который несет в себе живую память о древних событиях, поскольку понимает их смысл. В этом постижении смыс­ ла событий, их кода и состоит сакральное искусство бардов: важно не просто помнить прошлое, но понимать его смысл, тогда прошлое станет вечным, а семантическая секвенция, вскрываемая в деяниях предков - как мифических, так и исторических, - откроется как ключ к расшифровке настоящего и предсказанию будущего. Это точно соответствует платоническому толкованию памяти как вос­ становления прямого знания gуши, созерцавшей истину до телесно­ го воплощения. В «Книге Талиесина» бард так описывает свою идентичность (с учетом христианской культуры и ее библейских парадигм). 1 Имя Ta\iesin на валлийском означает дословно «сияющее чело». 2 Дугин А.Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. Уэльс: титаномахия деревьев 451 Я был главным бардом уЭльфина, И моя изначальная страна - область лет­ них звезд; Иоанн звал меня Мерддином, Теперь же все короли будут звать меня Та­ лиесином. Я был с моим Господом в высших сферах, В падении Люцифера в глубинах ада. Я нес знамя перед Александром; Я знаю имена звезд от Севера до Юга; Я был в созвездии при троне Воздающего; Ябыл в Ханаане, когда был убит Авесалом; Я сопровождал Святой Дух вплоть до доли­ ны Хеброн; Я был при дворе королевы Дон при рожде­ нии Гвидиона. Я был учителем Илии и Эпоха; Я получил крылья от духа сияющего посо­ ха; Я был красноречив еще прежде, чем полу­ чить дар речи; Я был при месте распятия милосердного Сына Божия; Я провел три срока в тюрьме Арианрод; Я был главным архитектором в трудах Ва­ вилонской башни; Я чудо, истока которого никто не знает. Я видел уничтожение Содома и Гоморры; Я был в Индии, когда был построен Рим, Сейчас же я пришел к потомкам троянцев. Я был с моим Господом в ослиных яслях: Яукреплял Моисея в водах Иордана; Я был на небесной тверди с Марией Маг­ даленой; Я приобрел музу из котла Каридвена; Я был бардом арфы Ллеона Лохлина. Я был на Белом Холме во дворе Кинвели­ на, День и год в оковах и цепях, Я страдал от голода с Сыном Девы, Я был взращен в стране Божества, Prifuardd Кiffredin wyf J i Elffin, A'm bro gynneuin yw gwlad shieruwbln. Shihannes ddewin A'm gelwis J Merdin; Bettach рооЬ prenin A'm gettw Taliesin Myui а uum gida'm Neer inn у goruchelder Pan gwymplodd Luwshiffer i vfem dyuyuder. Myui а vu[m] yn arwain manner ymlaen Alexsander; А myui а wn hennwau'r feer о ogleedd hyd awsder. Myui а vum ynghaer Vidion, ynhyttreggramatton; Myui а vu[m] ynn у Gannon pan laas Apsalon; Myui а ddugum heoh J lawr Glyn Ebron; Myui а vum yn ttys deon Kynn genni Gwidion; Myui а vum bedriog J Eli ае Ennog; Myui а vum ben Keidwad Ar walth twr Nambrawd Myui а vum ar vann Krog МаЬ Duw Duw drugarog; Myui а vum dri chyyuynod mewn Karchar arianrod; Myui а vu[m] ynn yr arKa gida Мое ас alffa; А myui а welais ddiua Sodom а Gomora; Myui а vum ynn yr AffricKa Kynn ydeilad Hrwma; Myui а ddoethum hyd yma Att weddittion Troiaff; А myui а gida'm Hren ymhreseb yr ych a'r arsen; Я был учителем умов, Я был способен научить всю Вселенную. Я пребуду до Судного мrя на лице земли; И неизвестно, тело мое плоть или рыба, Потом я был девять месяцев в лоне кому­ ньиКаридвен; Я был изначально маленьким Гвионом, Но теперь я Талиесин. Myui а nethais Voesen drwy dwт Aurddonen; Myui а vum ar yr wybren gida MairVadlen Myui а а geuais awen о bair Keridwen; Myui а vum vadd telin i Leon Llychlyn; Myui а vum ynn у gwynuryn yn ttys Kynnvelynn, Myuiavum Mewn Kyyff а geuyn un dydd а Ыwyddyn; Myul а vu[m) ymlygiaw yngwlad у Drindawd; А myui а dysgorgawd J'r hott uyddyg awd; А myui а vyddaf hyd dydd brawd Ar wynneb daiarawd; А ni wides beth yw vy nghnawd Ai kig а! pisgawd; А myui auum naw mis haiach ynghroth Keridwen у wтach; Myui а vum gyntt Wion Bach, neithyr Taliesin wyf J bettach. В этой череде ситуаций соединяются воедино: • метафизически - вечный дух мудрости, пронизывающего миры и планы вертикально (функция близкая к Гермесу, от­ сюда его амбивалентность - падение вместе с Люцифером, роль строителя Вавилонской башни, пребывание в Содоме и Гоморре и т.д.); • религиозно - начало, верное христианству, архетип верую­ щего (отсюда темы укрепления Моисея, свидетельствование Рождества и Распятия Спасителя и т.д.); • мифологически - линия, объединяющая эпохи, рода и сюже­ ты бриттской и валлийской истории. В определенном смысле гештальт Талиесина можно расшиф­ ровать как кельтскую (валлийскую) версию «радикального субъек­ та» - фигуры, которая является человеческим архетипом, строго вертикальным по отношению к временным эпохам и географиче­ ским областям. • титаиомахия деревьев у-9№• 453 талиесин, таким образом, елужит точкой соединения различных ультурных кругов, наложение которых создало валлийскую иден­ :FJtJН:ость: космический круг, христианский, греческий (отсылка к nроFiсхождению первых британцев от рода троянского Энея), рим­ сIyи№ сказали Артуру, Что есть и что было однажды, Что важно заметить, о значении Всемирного Потопа, О Распятии Христовом И о приближающемся д!'-е Страшного Суда. Darogenwch у Фrthur. Yssit yssyd gynt. Neur mi ergenhynt. Acvnaderyw О ystyr dilyw. А Crhist у croccaw. А dyd brawt rachllaw. Eurein yn euryll. Снова мы видим три времени - прошлое, настоящее и будущее (как в классических триадах сакральной поэзии бардов), - связан­ ные с тремя событиями: Потоп, Распятие Христа и Страшный Суд. Но важен контекст, в котором Талиесин это провозглашает. Таким кон­ текстом является момент кельтской титаномахии, «Войны Деревьев», где восставшие силы Аннуина, Подземного Царства, ведут бой с вой­ сками земного мира под предводительством друида Гвидиона. При­ чем войска человечества возглавляются дубом, символом друидизма (первая индоевропейская функция) и тисом, соотносимым с коро­ левской властью (вторая индоевропейская функция). Это значит, что устанавливается связь между христианским циклом и кельтским са­ кральным историалом, состоящим из соответствующей триады, тита­ номахии или «Войны Деревьев», священных битв, которые должны длиться до времени Страшного Суда. Страшный Суд тоже предваря­ ется «последней битвой», «третьей титаномахией», титаномахией бу­ дущего, о которой пророчествует валлийский бард Талиесин, наста­ ивающий на том, что он был участником и свидетелем первых двух эпизодов и примет участие в третьем и последнем. Здесь мы видим Удивительную близость с германской эсхатологией, хотя валлийская версия ставит в центре внимания именно кельтский полюс. 1 Деревья разделились между двумя враждующими лагерями - Арауном, пра­ вителем подземного царства Аннунн, и войсками друида Гвидеона. Показательно, что причиной конфликта называется кража богом земледелия Амаэтоном, братом Гви­ деона «чибиса, белой косули и щенка из Аннуина». Этот важнейший сюжет откры­ вает противоречия между эпихтоническим и гипохтоническим началами, которые отражают сущность феномена «проблематичной женственности», центрального для Rельтской традиции. Это верно отметил Р. Грейвс. См.: Грейвс Р. Белая богиня. Исто­ РИЧеская грамматика поэтической мифологии. М.: Прогресс-Традиция, 1999. 456 Часть 2. Кельтский Пол10с Валлийская церковь Христианство пришло в Британию вместе с римлянами. Перед волной саксонских завоеваний оно было уже широко распростра­ нено среди бриттов. Первым британским святым мучеником был св. Албан. Он был обезглавлен в конце III или в начале IV века. Хри­ стианство в Британии сохранилось и после ухода римской армии конце в первого десятилетия V века. Важным эпизодом ранней Кельтской церкви были два визита - уже после ухода римлян - в Британию одного из самых почитаемых французских святых епископа Германа Осерского (ок. 378-448). Он рукоположил св. Патрика, святителя Ирландии. Св. Герман Осерский в первый приезд в Британию выступил против распро­ страненной там ереси пелагианства, основанной на утверждении о решающей роли человеческой воли в вопросе спасения и о полной ответственности именно человека за свои поступки. Это показы­ вает, что Кельтская церковь уже в тот период была достаточно раз­ вита теологически. Именно св. Герман привлек внимание к фигуре св. Албана, который явился ему во сне и сообщил подробности своей мученической кончины. С Уэльсом св. Германа связывает то, что он способствовал за­ щите Уэльса от саксов и пиктов, создав там первую христианскую армию, которая победила врагов хитростью. Воины вошли в уще­ лье и по команде громко провозгласили Аллилуйя. Эхо умножило звук, и врагам показалось, что на них идет бесчисленная армия, и они бежали, побросав награбленное. Во второй визит св. Герман резко обличал короля Вортигерна, того самого, который первым пригласил англов, саксов и ютов для защиты от пиктов и скоттов. Вортигерн, ранее правивший над «Логрией», Центральной Англи­ ей, скрылся в Уэльсе (по одной версии, в Северном, Гвинеме, по другой - в Южном, в Дифеде). В истории св. Германа Вортингер, обличенный в инцесте, не смиряется и вступает в войну со святым. По трехдневной молитве святого и сопровождавшего его бриттско­ го клира на замок Вортингера, скрывшегося в Уэльсе у реки Тейфи, обрушился небесный огонь, после чего он и его воины бесследно исчезли. В Южном Уэльсе сохранились последние следы той христиан­ ской культуры, которая стала складываться в Британии в римское время. И под натиском язычников англосаксов именно Уэльс стал оплотом раннего римо-европейского христианства. В Уэльсе в об­ ласти Хенллан (ранее Поуис, позднее Херефордшир) подвизался в V веке св. Дифриг, первый святой Кельтской церкви. Его преем­ ником был Иллтуд, основатель монастыря Ллантвид. Дифриг и Ил- ,...-rуд были первыми, кто заложил основы валлийскому монашеству, так как они провозгласили, что самым прямым путем спасения будет удаление от мира. в VI веке яркой фигурой христианского Уэльса становится св. Дэвид (Dewi) один из двух валлийских святых (вторым является св. Винфрид, Gwenffrewi), поминаемых в общем католическом ка­ лендаре. В ведении диоцеза св. Дэвида находились монастыри почти половины всего Уэльса. Его авторитет и влияние в Уэльсе были на­ столько сильными, что позднее в хрониках он назывался «архиепи­ скопом Уэльса», что, скорее всего, является неточностью. Д.ля струк­ туры Валлийской церкви характерно большее значение настоятелей монастырей (аббатов) по сравнению с городскими епископами. А так как в Уэльсе больших городов не было, то центрами станови­ лись именно монастыри. Когда в конце VI века (597 год) Папа Григорий Великий прини­ мает решение назначить бенедектинского монаха Августина архи­ епископом Кентерберийским, создавая тем самым особую епар­ хию, валлийские христиане отказываются признавать эту кафедру главенствующей, продолжая считать себя епархией, находящейся в прямом подчинении Риму, хотя на практике многие церковные обычаи Валлийской церкви были довольно оригинальны и отражали особенности кельтского христианства. До 768 года церковь Уэльса отказывалась признавать дату Пасхи по той же системе, как в Риме, опираясь на древнюю местную тра­ дицию исчисления пасхалий. Кентерберийские архиепископы Ан­ глии играли на этом. лишь при валлийском епископе Эльфоде было принято решение о праздновании Пасхи вместе с Римом, благода­ ря чему произошло некоторое сближение кельтского христианства с римо-католичеством, но все еще параллельно Кентерберийской кафедре. Полностью подчинить валллийские приходы Кентерберийской кафедре удалось лишь после окончательного присоединения Уэльса К Англии. В монашеской среде Уэльса тщательно изучалась древней­ ruая история Британии. Так, автором «Истории бриттов» (Historia Brittonum) является Ненний, валлийский монах IX века, ученик и по­ следователь Эльфода. После норманнских завоеваний происходит постепенная инте­ грация церкви Уэльса под начало Кентерберийской кафедры, при сохранении, однако, многих местных традиций. Параллельно в этот Период (с XI века) начинается распространение в Уэльсе европей­ ских монашеских орденов - особенно цистериан, а также братств, 458 Часть 2. Кельтский Пол!Qс находившихся в подчинении аббатству Клюни, Тирон, Савиньи ит.д. Властители Уэльса никогда не прекращали попыток получить полную церковную независимость от Кентербери. Так, в XII веке Гиральд Камбрийский (1145-1213) приложил много усилий, чтобы назначение валлийского епископа исходило непосредственно от Рима, а не через английского архиепископа. Процесс сближения Валлийской церкви с английской был растя­ нут на долгие столетия, и в тот момент, когда определенная одно­ родность была достигнута, началась Реформация, снова смешавшая все пропорции. Но на сей раз самобытная духовная идентичность Уэльса прямолинейного религиозного выражения (сопоставимого с католицизмом ирландцев или пресвитерианством шотландцев) не получила. С точки зрения Арнольда Тойнби, Кельтская церковь в целом, интегральной частью которой была на определенном этапе Валлий­ ская церковь, была определяющей при создании того, что он на­ зывает «дальне-западно-европейской цивилизацией» (Far Western European Civilization). Англия против Уэльса С начала IX века на территории Уэльса сложилось путем слия­ ний и династических браков три королевства - Гвинем (на западе), Поуис (на востоке) и Дехьюбарт (на северо-востоке из слияния Ди­ феда и Сейсиллуга). В VIII веке могущественный англосаксонский король Мерсии Оффа после присоединения к своим землям части территорий вал­ лийского Поуиса насыпал огромные рвы, которые на долгие века стали зримой границей между Уэльсом и Англией (Логрией), по­ лучив название «валов Оффа». Конфликты между англосаксами и валлийцами были непрерывными, но общая раздробленность кня­ жеств - и английских и валлийских - в силу сложности коалиций и внутренних противоречий между обоими составляющими, Уэль­ сом и Англией, не позволяла рассмотреть этот процесс как одномер­ ную экспансию англичан. Впервые Уэльс объединился под властью одного правителя при Грифиде ап Лливелине (ок. 1ООО - 1063 или 1064). Но после его смер­ ти усобицы продолжились. После покорения Англии Вильгельмом Завоевателем новые пра­ вители снова предприняли атаки на Уэльс. На сей раз нормандцы по­ пытались провести централизацию более решительно. Новая волна завоеваний существенно изменила границы тех княжеств Уэльса, 1<оторые были ближе к Центральной Англии. При Вильгельме II Ры­ )КеМ (ок. 1056/1060- 1100) валлийцы подняли восстание и к 1110 году вытеснили английскую власть из Гвинема и Поуиса. Так, весь Уэльс состоял из двух частей - земель, подчиненных местным кельтским nравителям (Pura Wallia), и территорий, являющихся феодами нор­ маннских аристократов, довольно самостоятельных по отношению к центральной власти английского короля (Marchia Wallie). В самом Уэльсе сохранились древние валлийские законы, тогда как в Вал­ лийской Марке в полной мере не действовали ни валлийские, ни ан­ глийские. Валлийская Марка просуществовала в таком положении номинально до 1536 года. При короле Гвинема Оуайне ап Грифиде (ок. 1100- 1170) был впервые введен титул Принц Уэльский (Princeps Wallensium) для обозначения правителя всей территории Уэльса. Оуайн ап Грифид сумел заставить правителей остальных королевств признать его сю­ зеренитет. После его смерти самым сильным королем в Уэльсе ста­ новится властитель королевства Дехьюбарт Рис ап Грифид (1132 - 1197), который в некоторых хрониках также именуется Принцем Уэльским. Его внук Лливелин ап Иорверт (ок. 1173- 1240) подтвердил этот титулукороляАнглииГенриха III (ок.1216-1272) поМонтгомерско­ му соглашению. Независимость Уэльса приходит к концу после по­ беды короля Эдварда I Плантагенета (1239- 1307) над войсками Лли­ велина в 1277 году, а в 1282 году Эдвард I полностью подчинил себе весь Уэльс, а голову Лливелина, последнего кельтского властителя, на копье принесли в Лондон. В 1284 году был принят Валлийский статут, согласно которому Уэльс признавался княжеством, находив­ шимся в феодальной зависимости от английского короля как сюзе­ рена. При этом за Гвинемом и другими княжествами сохранялись определенные права, в частности, юридическая система, несколько отличающаяся от принятой в Англии. Первым Принцем Уэльским из английской династии стал сын Эдварда I Эдвард 11 (1284 - 1327). С этого периода начинается системная и последовательная дис­ криминация валлийцев перед лицом англичан. Запрету помежит использование кельтских арф, музыка которых вдохновляла вал­ лийских воинов на бой (эта практика уходит вглубь веков к эпохе друидов). В некоторые периоды (при Ланкастерах) валлийцам за­ прещалось покупать землю в собственность на территории Англии, занимать какие бы то ни было государственные должности в самом Уэльсе, носить оружие, даже в целях самообороны. Более того, вал­ лийским детям было запрещено получать образование, англичанина нельзя было осудить по иску, исходящему от коренного валлийца. Запрещались даже браки между англичанами и валлийцами, а нару­ шители подвергались штрафу. Далеко не все уэльсцы приняли английскую власть безропотно. В 1294 - 1295 годах произошло антианглийское восстание Мадога Лливелина, провозгласившего себя Принцем Уэльским. В 1316 году вспыхнуло восстание Лливелина Брена. Оуайн Глендур: новый Артур В XIV веке потомок королей Гвинема и Поуиса Оуайн Глин­ дур (1349 или 1359 - ок. 1416) поднял восстание против Генриха IV (1366-1413), основателя Ланкастерской династии. В пьесе Шекспи­ ра «Генрих IV» Оуайн Глиндур описан как властитель, увлеченный магией и потусторонним миром. Для валлийцев его личность явля­ ется легендарной и почитается почти наравне с королем Артуром. Он воплощает в себе архетип кельтского «сакрального монарха», в котором миссия Красного Дракона обрела свое очередное истори­ ческое воплощение. Оуайн Глиндур оказал англичанам эффективное сопротивление, прибегнув к тактике партизанской войны. На его стороне выступи­ ли его двоюродные братья Рис и Гвилим из династии Тюдоров, вос­ ходящей к королям уэльского Государства Дехьюбарт. Вместе они выигрывали битву за битвой у превосходящих сил противника. Оу­ айн Глиндур в период восстания и партизанской войны пытался со­ здать политический союз с другими кельтским державами - с Шот­ ландией и Ирландией на самих Британских островах и с Францией, которая в тот период вела Столетнюю войну с англичанами. В этом можно увидеть не совершившийся, но отчетливо намеченный про­ ект имперского кельтского возрождения. Восстание Оуайна Глиндура было осознанно всеми валлийца­ ми как национальная революция. Валлийские студенты покидали Оксфорд, а валлийские работники оставляли своих работодателей, чтобы присоединиться к войскам восстающей из пепла кельтской государственности. На сторону Оуайна Глиндура массово переходи­ ли и валлийские лучники, составлявшие важную силу в английских войсках Генриха IV на фронтах Франции и Шотландии. В 1404 году Глиндур в присутствии официальных послов Фран­ ции, Испании и Шотландии был официально коронован как Принц Уэльский. Тогда же он созвал первый в истории Уэльса парламент (кинуллиад), назначил канцлера. Глиндур провозгласил Валлийское Государство с отдельной Валлийской церковью, подчиняющейся не I(е:нтерберийскому архиепископу, а напрямую Папе (в перегово­ рах с французским королем Карлом VI Глиндур обещал признать .двиньонского Папу). В его планах было создание на севере и юге Уэльса два университета, а также ввести в стране законы, которые существовали в древности и создателем которых считался король дехьюбарта Хивел II ап Каделл (ок. 880- 950). В 1405 году на помощь к Глиндору прибыли французские и бре­ тонские войска, которые еще более усилили валлийскую армию, со­ вершавшую теперь глубокие рейды на английскую территорию. Но постепенно валлийцам удача начала изменять. Ситуация особенно ухудшилась после того, как французы, удовлетворенные победами на континенте, стали готовиться к подписанию мира с англичана­ ми и отказали Оуайну Глендору в военной помощи. Дети Оуайна были схвачены и погибли в Тауэре. Большинство его сторонников побеждены и рассеяны. Англичане поступили с ними с крайней же­ стокостью, подвергнув пыткам, четвертовав, а головы наиболее вы­ дающихся валлийских аристократов и военачальников выставив на Лондонском мосту. Показательно, что, согласно преданию, в 1414 году Оуайн Глин­ дур, уже утративший власть над большей частью Уэльса, встречался с одним из лидеров лоллардов (последователей Уиклифа) Джоном Олдкастлом, личность которого запечатлена Шекспиром в образе Фальстафа, хотя и в литературной манере. Оуайн Глиндур так и не был схвачен англичанами, и о его послед­ них годах жизни ничего достоверно не известно. После 1415 года всякие упоминания о нем теряются и его фигура полностью оказы­ вается во власти легенд, преданий, мифов и поэм валлийских бардов, постепенно сливаясь в канонический образ сакрального кельтского монарха. Отсутствие сведений о его смерти только облегчило его отождествление с королем Артуром и эсхатологические ожидания его возвращения. Красная роза Тюдоров После подавления восстания Оуайна Глиндура Уэльс на долгое время оказался в тяжелом социально-экономическом положении, будучи разоренным войной и карательными операциями англичан. Однако историал Уэльса в скором времени внес еще один кельтский момент в историю Англии. Ближайшими соратниками Оуайна Глиндура были братья из древневаллийского рода Тюдоров, восходившего к Рису ап Грифиду и, еще глубже, к полумифическому Койлхену, Старому Королю, ко- торый в древности правил всей Британией. ,tv>,a брата Тюдоры, Рис и Гвилим, бывшие самыми верными и смелыми сподвижниками Оу­ айна Глиндура с самого начала восстания до последних дней, погибли в борьбе с англичанами. А третий брат Маредид Тюдор не встал на этот путь, переехав в Лондон. Сын Маредида Тюдора Оуэн Тюдор (ок. 1400 - 1461) поступил на елужбу королевы-консорта Англии Екатери­ ны Валуа, а затем заключил с ней тайный морганатический брак, о ко­ тором было объявлено только после смерти королевы. Оуэн Тюдор во время войны Алой и Белой розы был одним из предводителей ар­ мии Ланкастеров. Сын Оуэна Эдмунд Тюдор (1430-1456), граф Рич­ мондский и Пембрукский, также сражался на стороне Ланкастеров и породнился с королевской семьей через брак с Маргаритой Бофорт (1441 или 1443-1509). Показательно, что сражающиеся стороны, Ланкастеры и Йорки, будучи боковыми ветвями династии Планта­ генетов, различались по цветовому символизму. Красная роза была символом Ланкастеров, и Тюдоры оказываются именно на этой сто­ роне, воюя за Красную розу против Белой розы Йорков. Этот симво­ лизм позднее будет осмыслен в классическом для англо-британского дуализма ключе: Красная роза, естественно, семантически совпадет с Красным Драконом (кельтский полюс), а Белая роза - с Белым Дра­ коном (хотя прямых соответствий с британским и англосаксонским началом у обоих ветвей Плантагентов нет). Внук Оуэна Тюдора становится в 1485 году первым английским королем династии Тюдоров Генрихом VII (1457-1509). Это проис­ ходит в силу пресечения прямой ветви Ланкастеров и захвата трона Ричардом III (1452-1485) из династии Йорков. Ланкастеры прини­ мают решение помержать Генриха Тюдора, который в это время пребывал в ссылке во Франции, и Генрих приезжает на Британские острова, высадившись в Уэльсе. Генрих вступает в бой с Ричардом III в битве при Босворте в 1485 году, где одерживает победу, а Ричард III гибнет в бою. Таким образом, через 70 лет после подавления валлийского восста­ ния и исчезновения Оуайна Глиндура потомок королевского валлий­ ского рода Тюдоров, который проявил себя как один из важнейших полюсов этого кельтского восстания, становится не просто «Принцем Уэльским», но королем Англии. Тем самым сбывается пророчество Мерлина, но не на Оуйне Глиндуре, а на потомке его ближайших сподвижников валлийских братьев Тюдоров. Красная роза, одержав победу над Белой Розой, привела к власти Красного Дракона. Генрих VII, как мы видели, прекрасно осознает символизм своей коронации в контексте англо-британского историала и видит себя наследником миссии короля Артура, называя этим именем своего сЬIНа, По одной из версий историков, в Уэльсе параллельно древней .1\.1fНИИ «пророчества Мерлина» вплоть до XVI века существовала жи­ вая традиция бардов-пророков (canu brud), в центре которой стояла фигура «Сына Судьбы» (У МаЬ Darogan). Ему предстояло не толь­ ко освободить Уэльс, но и подчинить кельтам всю Англию, вернув Британию в руки ее исконных властителей. «Сына Судьбы» барды и идентифицировали в Генрихе VII. При втором властителе Тюдоров Генрихе VIII (1491-1547) Уэльс и Англия объединяются в единое Государство с общей правовой си­ стемой, что закрепляется Актами Объединения 1535 и 1542 годов. Эти Акты полностью уравнивали в правах население не только само­ го Уэльса, но и Валлийской Марки, пояса территорий, отделявших ранее Уэльс от Англии, которая была упразднена. Тем самым, с од­ ной стороны, были упразднены дискриминационные меры против валлийского населения, а с другой - напротив, была закреплена по­ литика на употребление исключительно английского языка в судах и административных учреждениях, что способствовало ассимиля­ ции валлийской аристократии в английском обществе. Объединени­ ем с Уэльсом Англия фактически вставала на путь построения нацио­ нального Государства, покидая Средневековье и вступая в Модерн. Эта двусмысленность характерна для всей эпохи династии Тюдоров, которая - несмотря на кельтские корни - и отдаленно не стала воз­ рождением Империи короля Артура или реализацией мечты Оуайна Глиндура. Реформация сверху После установления династии Тюдоров складывается двой­ ственная ситуация. С одной стороны, во главе Англии стоят потомки кельтских королей, древнейших правителей Британии, а с другой - начинается навязанная сверху смена идентичности с валлийской на общеанглийскую, что происходит через язык, культуру, право, обы­ чаи и даже религию. Первый этап Реформации, который приходился в Англии на пе­ риод правления Генриха VIII и в целом шел параллельно интегра­ ции Уэльса в общеанглийскую систему, в частности через участие депутатов от Уэльса в английском парламенте, не вызвал большого сопротивления со стороны валлийского населения. Это резко отли­ чает ситуацию Уэльса от Ирландии, где население категорически от­ вергло протестантизм, сохраняя верность католицизму как «родной вере», совпадающей с ирландской идентичностью. В Уэльсе анало­ гичного сопротивления не было, присягу на верность королю, кото- рой на первых порах только и потребовал Генрих VIII, безболезнеli­ но принесло большинство валлийского клира, хотя были, конечно, и твердые защитники римо-католичества. Довольно спокойно вос­ приняли здесь и роспуск монастырей. Передача бывших монастыр­ ских земель в пользование помещикам сделала широкий слой зем­ левладельцев лояльными реформам короля, а сами монахи получили как компенсацию пансион. При Эдварде VI (1537-1553) протестантизм стал более активно внедряться. В 1549 году король провозгласил отмену обязательного целибата для священников. Хроники показывают, что в Уэльсе и до официального разрешения клирикам жениться, наличие жен или конкубин было расхожей практикой. Сложнее обстояло дело с но­ вой Книгой Общих Молитв, составленной в протестантском ключе, которая была призвана заменить старые богослужебные книги. Она была составлена только на английском языке, тогда как большин­ ство валлийцев его не знало. Первая книга на валлийском была на­ печатана Сэром Джоном Прайсом в 1546 году. Однако Книга Общих Молитв и Евангелие были переведены на валлийский только в правление Елизаветы в 1567 году протестант­ ским проповедником Уильямом Сэлсбери (ок. 1520 - ок. 1584), авто­ ром и составителем первого англо-валлийского словаря. Показатель­ но, что Сэлсбери обосновывал протестантскую идею о позволении священникам вступать в брак ссылками на древние обычаи валлий­ цев, восходящие к мифическому королю Койлхену. При коротком правлении Марии 1, когда протестанты подвергались преследова­ ниям, Сэлсбери вынужден был скрываться. Полностью вся Библия была переведена на валлийский позже, к 1588 году, епископом Ан­ гликанской церкви Уильямом Морганом (1545-1604), а окончатель­ ная версия и полный текст Книги Общих Молитв были опубликова­ ны им же в 1599 году. Показательно, что большинство епископов Уэльса признали пра­ вомочной Англиканскую церковь Елизаветы и тем самым сохранили свои кафедры, тогда как в Ирландии практически все были замене­ ны на англичан. Тем не менее распоряжением Елизаветы во всех валлийских церквях должны были в обязательном порядке присутствовать тек­ сты Библии на обоих языках - на валлийском и английском, что­ бы побуждать местное население к изучению английского. Более того, валлийцам (как и ирландцам) предоставлялись права свобод­ норожденных англичан только в том случае, если они могли удосто­ верить свое знание английского, владение английскими обычаями и признание верховенства английских законов. Таким образом, при тwдорах, несмотря на их кельтские корни, в религиозной и культур- 110й сферах полным ходом шла ликвидация оригинальной идентич- 110сти Уэльса и ее замены на английскую идентичность. Евгений Филалет: укрощение ночного Гиганта Среди англо-британских мыслителей, оставивших свой след в таком явлении, как «розенкрейцерское просвещение» (Ф. Йейтс), были и представители Уэльса, воплотившие в своих системах мисти­ ческий дар кельтов. Наиболее яркой фигурой этого направления был Джон №, (1527-1608 или 1609), о котором мы уже говорили ранее и который оказал существенное влияние на концепцию Британской Империи, одним из первых (и по некоторым свидетельствам) первым исполь­ зовав само это сочетание. №, родился в Лондоне, но его семья имела валлийские корни, а фамилия восходила к кельтскому слову du, то есть «черный». Сам Джон №. уверял, что его род по одной из ветвей был связан с Тюдорами. ,другим ярким представителем «розенкрейцерского просвещения» валлийского происхождения был Томас Воган1 (1621-1666). Томас Во­ ган был священником. В период Гражданской войны он выступал на стороне роялистов, принимая участие в боевых действиях на стороне Карла I против армии протестантского Парламента (битва при Роутон Хит в 1645 году), окончившихся для партии короля неудачно. Томас Воган впервые перевел на английский в 1652 году Мани­ фест Розенкрейцеров (Fama Fraternitatis Rosae Crucis). Это дало им­ пульс для построения собственных мистических доктрин Роберту Фладду и Элиасу Эшмолу. Томасу Вогану принадлежит ряд мало­ алхимических текстов, написанных в духе Парацельса, Агриппы Неттесгеймского и польского алхимика Михаила Сандивогиуса (1566-1636), работы которого высоко оценил Ньютон2• Воган пуб­ ликовал свои труды под псевдонимом «Евгений Филалет». Томас Воган полемизировал с кембриджским платоником Генри Мором, который написал против него трактат «Триумфальный эн­ тузиазм»3 и другие тексты, но этот спор представлял собой разно- 1 Vaughan Th. (Eugenius Philalethes). Works. London: Theosophical PuЫishing House, 1919. 2 Debus Allen С. Alchemy and Early Modern Chemistry: Papers from Amblx. London: Jeremy Mills PuЫishing, 2004. 3 More Н. Alazonomastix Philalethes, Observations upon Anthroposophia Theomagi­ ca and Anima Magica Abscondita Ьу Eugenius Philalethes, i.e. Thomas Vaughan. London: Т. W. for Н. Blunden, 1650. гласия двух платоников, жестоко и довольно грубо спорящих друг с другом о вещах, которые не могли вызвать вообще никакого инте­ реса за пределом узкого кружка мистиков-интеллектуалов. Первым и наиболее систематическим трудом Томаса Вогана (Ев­ гения Филалета) была книга «Теомагическая антропософия»1• В ней он ярко и довольно строго излагает основы христианского гермети­ ческого платонизма, который полностью принимает и рассматри­ вает как наиболее совершенную философскую и научную систему. В основе этой философии, как ее формулирует Воган, лежит критика схоластики и схоластического аристотелизма (Воган называет своих оппонентов «перипатетиками»), смысл которой сводится к толкова­ нию акта творения. Воган полагает, что схоласты понимали творение как одноразовое событие, когда Бог создает природу наподобие ме­ ханического аппарата, которая после этого полностью предоставлена самой себе. Бог же включается в судьбу мира только в тех крайних случаях, когда он оказывается на грани полного разрушения. Стро­ го говоря, такое видение более характерно для механицистского де­ изма Ньютона и Королевского Общества, но предпосылки подобной картины мира действительно содержатся в схоластике, особенно в номинализме и в самой яркой форме в классическом английском эмпиризме (начиная с Роджера Бэкона). Воган полагает, что такое понимание творения в корне неверно и представляет Бога не живой и деятельной силой, а отвлеченным абстрактным началом. Вместо этого Воган утверждает неоплатоническое видение мира как мани­ фестации Божества, сотканной из божественных энергий и всегда содержащей в себе световое духовное измерение. Воган описывает процесс творения мира Богом как непрерывный и постоютый, а сам мир, как и космос Платона, он представляет живым существом, а не механизмом. Причем жизнь в это существо вдыхает сам Бог, а значит, оно движимо божественным Духом. Этот мир возникает через по­ следовательность метафизических операций, описанных Воганом по сценарию неоплатонической каббалы Исаака Лурья. Первым актом является сжатие Бога внутрь Себя, к своему центру (это называется «черным Алефом» или теорией Tsimtsum2). Это создает структуру божественной сферы, с центром и периферией. Оставленное Богом «пространство» порождает нечто, что остается «вне» Бога. Это и есть ничто или материя. Далее, в центре сферы происходит вспышка Све­ та. Это - Сын или «белый Алеф». Третьим появляется Святой Дух, 1 Vaughan Th. Anthroposophia Theomagica // Vaughan Th. (Eugenius Philalethes). Works. 2 Scholem G. Origins of the Kabbalah. Prinston: Prinston University Press, 1987. 1ух Королевств», предполагающую полную не­ зависимость религии и Государства друг от друга. Таким образом, Мелвилл продолжал дело Нокса и доводил его до логического завер­ шения. В 1592 году, несмотря на сопротивление Якова VI, во многом бла­ годаря усилиям Мелвилла именно кальвинизм в форме пресвитери­ анства стал государственной религией Шотландии. Так была созда­ на Церковь Шотландии. Для шотландского протестантизма, как, впрочем, и для кальви­ низма, характерно полное отсутствие мистического измерения, составлявшего существенную часть протестантского движения в Германии («Немецкая теология») и доктрину английских лоллар­ дов, последователей Уиклифа. Крупнейшие деятели шотландского протестантизма опирались на крайние формы английского номина­ лизма, индивидуализма и имплицитного позитивизма. Этот аспект делает феномен шотландской Реформации особым в череде анало­ гичных течений: отказ от католицизма и традиции идет здесь па­ раллельно догматическому утверждению именно тех философских принципов, которые составляют сущность Моgерна. Среди разно­ образия протестантских учений именно шотландский протестан­ тизм менее всего сопряжен с открытием перспектив метафизиче­ ского созерцания, как в случае германской протестантской мистики от Я. Бёме («Вторая Реформация») до Гегеля. Джон Дьюри: иу део-протестантский фронт «Пятой Империи» Оригинальной фигурой радикального шотландского протестан­ тизма был Джон Дьюри (1596 - 1680), кальвинистский пастор и вид­ ная фигура в Английской революции. Главной идеей Дьюри было объединение кальвинистов и лютеран в общем фронте для борьбы с католиками и создание эсхатологической универсальной проте­ стантской цивилизации. Дьюри проповедовал эти идеи в Англии, где он активно померживал Кромвеля, утверждая, что власть пар­ ламента является богоугодной в силу самого обстоятельства, что ему удалось захватить власть de facto (типично кальвинистский аргу­ мент, вытекающий из теории Предопределения). Джон Дьюри, будучи кальвинистом, одновременно разделял антитринитаристские взгляды социниан и, в частности, перевел на английский работы лидера польских социниан Самуэля Пшип­ ковского (1592-1670), главы Польских Братьев. Дьюри был близок к Самуэлю Гартлибу (ок. 1600-1662), который стал одним из ини­ циаторов создания Королевского Общества, где были заложены основания научной картины миры эпохи Модерна. Дьюри помер­ живал тесные связи с чешским протестантом Яном Камениусом (1592-1670), теоретиком современного образования и последним епископом «Чешских братьев», объединявшим последователей уче­ ния Яна Гуса. Дьюри и Гартлиб активно интересовались алхимией и, согласно свидетельствам современников, явились свидетелями трансмутации свинца в золото английским алхимиком Джорджем Старки1 ( 1628- 1665), которого часто отождествляют с автором трактата «Открытый вход в закрытый дворец короля» Иринеем Филалетом. Много путешествовавший по Европе Дьюри был учителем прин­ цессы Марии Оранской (1631 -1660) в Гааге, встречался с Рене Де­ картом (1596-1650) и входил в кружок гомандских мименаристов 1 Джордж Старки был последователем знаменитого голландского алхимика Яна Баптиста ван Гельмонта, чьи идеи оказали большое влияние на кембриджских плато­ ников. В свою очередь, сам Старки повлиял на Роберта Бойла и Исаака Ньютона. и иудеофилов Адама Борееля (1603-1667), Петруса Серрариуса (1600-1669) и Бенедикта Спинозы (1632-1677). В 1645 году Дьюри произносит в парламенте знаменитую речь «Зов Израиля покинуть Вавилон и уйти в Иерусалим», которая про­ извела большое впечатление и стала началом традиции «британско­ го израилизма». Дьюри был знаком с иудейским эсхатологическим мистиком Манассией бен Израелем (1604-1657), автором проекта допущения евреев в Англию, и вместе с Гартлибом планировал пе­ редать самому Манассии кафедру изучения иврита, которую пла­ нировалось открыть в специальном Колледже Иудейских Иссле­ дований. Он разделял идеи сторонников «Пятой Империи», следу­ ющей за четырьмя царствами, о которых шла речь в пророчестве Даниила - Вавилонском, Персидском, Греческом и Римском. С его точки зрения, «Пятой Империей» должна быть Всемирная Проте­ стантская Империя, в которой объединились бы все протестантские конфессии. Манассия бен Израель, автор программного текста «На­ де;кда Израиля»1, написанного и опубликованного при помержка Дьюри, считал, однако, что, согласно Библии, эта Империя должна быть иудейской. Сам Манассия был приверженцем Саббатаи Цеви2• Именно Дьюри убедил Кромвеля в конце концов разрешить евреям селиться в Англии. Ме;кду симпатией к иудаизму и социанизмом Дьюри существо­ вала прямая теологическая связь, так как именно догмат троичности являлся тем элементом, который предопределил успех евангелиза­ ции греко-римского и, шире, индоевропейского мира, но в то же время стал точкой разрыва с ранними иудео-христианскими тенден­ циями (в духе ереси эбионитов), толковавшими Христа как одного из череды пророков Израиля и настаивавшими на четком следова­ нии классическому иудейскому монотеизму. Обращение к иудео-христианскому дотринитаристскому пе­ риоду ранней Церкви является общей чертой всей протестантской традиции, и особенно кальвинизма. Но социаниане (унитаристы) доводили эту линию до логических пределов, отрицая догмат о Трои­ це, который все же сохранили не только лютеране, но и кальвини­ сты. Социниане, со своей стороны, сделали еще один шаг в том же направлении, фактически возродив арианскую и несторианскую, и даже эбионитскую трактовку фигуры Христа не как Бога и Сына Божьего, но как пророка и «выдающуюся личность». Вместе с тем такой подход позволял сближение с иудеями и резонировал с теори- 1 Wolf L. (ed.). Manasseh ben Israel's Mission to Oliver Cromwell. London, 1901. 2 Дугин А.Г. Ноомахия. Цивилизации границ. ей 10 потерянных колен Израилевых, которыми, по мнению сторон­ ников «британских израилитов», являются англосаксы. Полноценное развитие эта теория, которая повлияла на англий­ ский романтизм, и в частности на Блейка, получила лишь в ХХ веке в США в течении диспенсационалистов, которые возвели такую иудео-христианскую трактовку в догмат. В этом смысле шотланд­ ский проповедник Джон ДЬюри оказался основателем направления, которое в его время оставалось достаточно маргинальным (несмотря на все его влияние на Кромвеля), но намного позднее стало одним из наиболее влиятельных в США, причем как раз в тот период, когда эта страна достигла апогея своего мирового господства. Яков VI Стюарт и протестантские бури в Шотландии Яков VI Шотландский, он же Яков I Английский (1566-1625), был последним королем Шотландии и первым королем Англии дина­ стии Стюартов. Оторванный от матери с детства, он воспитывался в основном в протестантской среде, и на первых этапах от его имени правили регенты. Яков VI становится королем в тот момент, когда в Шотландии происходит Реформация, по сути, представляющая собой Граждан­ скую войну. Но в силу возраста в самой жаркой ее фазе (1570- 1573) он участия не принимает. В это время Шотландия разделяется на два лагеря - радикальных протестантов, которые установили регент­ ство над Яковом VI и действовали от его имени («партия короля»), и сторонников католицизма и старых порядков («партия королевы»). Силы были приблизительно равны, и лишь вмешательство Англии на стороне протестантской «партии короля» решило военное проти­ востояние в ее пользу. Самый острый период войны заканчивается в 1573 году взятием протестантами Эдинбурга, после чего «партия королевы» признала Якова VI в качестве законного правителя. В период регентства Джеймса Дугласа, графа Мортона (ок. 1525-1581) протестантизм в Шотландии окончательно побеждает, но в форме, близкой к англиканской - сохраняется и власть короля над церковью, и епископат, и многие элементы древнего богослуже­ ния. В этот момент радикальные протестанты, пресвитериане, под предводительством Эндрю Мелвилла начинают кампанию по ради­ кализации реформ и полному переходу к кальвинистской модели. По сути, в Шотландии еще в XVI веке происходит все то, что в Англии произойдет лишь в XVII, в эпоху Гражданской войны между проте­ стантским парламентом и королем. Вместо политических полюсов профранцузские католики против проанглийских протестантов, как было при Марии Шотландской, религиозно-политические лагери постепенно смещаются к другой паре противоположностей - уме­ ренные протестанты англофилы («партия короля» в период регент­ ства Мортона) против пресвитериан, которые начинают все более опираться не на Англию, а на самих себя, впервые придавая крайне протестантскому течению националистический характер. При этом католики-консерваторы вынуждены были померживать умерен­ ных протестантов из «партии короля». Тем не менее в Горной Шот­ ландии клановые традиции и католицизм остаются все еще чрезвы­ чайно устойчивыми, и именно к этим областям роялисты и консер­ ваторы в целом традиционно обращаются за помощью. После казни Мортона молодой король оказывался попеременно заложником то крайне протестантской партии (похищение Уилья­ мом Тувеном), то умеренной (правительство Джеймса Стюарта, гра­ фа Аррана). В период главенства радикальных протестантов в стране резко продвигались пресвитерианские реформы; когда власть ока­ зывалась в руках «консерваторов» и «умеренных», протестантский экстремизм подвергался гонениям (т.н. «Черные Акты»). Сам же ко­ роль, постепенно начиная играть все более самостоятельную роль, ставит перед собой цель примирить враждующие стороны и постро­ ить Государство на основании компромисса между двумя враждую­ щими сторонами. Такая политика нашла помержку у Елизаветы 1, которая признала права Якова VI на английский престол. Яков VI, в свою очередь, помержал Англию в период столкновения с испан­ ской Великой Армадой и подавил восстание в помержку Испании шотландских католиков. В 1589 году Яков VI заключил брак с про­ тестанткой Анной Датской, дочерью Фредерика 11, короля Дании и Норвегии. Тем самым он укрепил свои позиции в среде умерен­ ных протестантов, лишив аргумента крайних пресвитериан. Яков VI делал в сторону пресвитериан и другие уступки. Так, в 1592 году он утвердил акт парламента Шотландии о пресвитерианской реформе церкви. Самым символическим эпизодом стал его поход в 1594 году в сопровождении Эндрю Мелвилла против северных баронов-ка­ толиков из Горной Шотландии, завершившийся их полным разгро­ мом. В Горной Шотландии католицизм искореняется силой и столь же насильственно внедряется протестантизм, отторгаемый боль­ шинством гэльского населения. Однако позднее Яков VI снова склоняется к англиканской моде­ ли, суммировав свои взгляды в «Пяти статьях», которые он под на­ жимом заставил принять Шотландский парламент, но они были с не­ годованием отвергнуты Национальной ассамблеей пресвитериан. В них он в целом копирует систему Английской церкви, восстанав­ ливает права епископов, возвращает ряд литургических элементов и утверждает короля главой церкви. При Якове VI Шотландия приобретает первые колонии в Север­ ной Америке - Новая Шотландия и Порт-Роял в Канаде, которые позднее будут переданы Франции. Тем самым Шотландия делает первые шаги в сторону того, чтобы стать колониальной державой. После смерти Елизаветы I Яков VI Шотландский оказался са­ мым прямым наследником английского престола. 25 июля 1603 года в Вестминстерском аббатстве он был возведен на трон Англии под именем Якова 1. Так сбылась мечта его матери Марии Шотландской об английской короне. Став королем Англии, Яков I переселяется в Лондон и посещает Шотландию только еще один раз. Хотя у двух Государств оказывает­ ся один монарх и сам Яков I стремится объединить их в одно юриди­ чески, этому препятствуют парламенты Англии и Шотландии. Теперь Яков I оказывается в ситуации, полностью схожей с шот­ ландской, но только в Англии. Противостояние умеренных проте­ стантов и крайних пуритан, опорой которых во все большей степени становится парламент, как бы переносится вместе с самим Яковом из Шотландии в Англию, где в период его царствования постепенно складываются предпосылки уже английской Гражданской войны, типологически повторяющей шотландскую. Сам он пытается про­ водить сбалансированную линию между двумя полюсами, и это ему отчасти удается. Но в полной мере Гражданская война вспыхивает при его сыне Карле 1 (1600-1649), втором короле Англии и Шотландии, судьба которого завершается печально. Тем не менее и Карл I пытался про­ водить ту же линию, что и его отец, придерживаясь политики ком­ промиссов между Англиканской церковью и крайними протестан­ тами-кальвинистами - пресвитерианами в Шотландии и пуритана­ ми в Англии. Шотландия в эпоху Английской революции В период Английской революции и Гражданской войны Шотлан­ дия сыграла чрезвычайно важную роль. Во-первых, эта Гражданская война в самой Шотландии уже со­ стоялась при Марии Стюарт, и тогда же в полной мере сложился как самостоятельная сила кальвинистский полюс (пресвитериане). Этот полюс начал действовать против умеренного консерватизма англиканского толка. Эту ситуацию Яков I перенес вместе с собой на Англию, тем более что он был королем сразу двух Государств. В попытках договориться он приглашал к себе в Венстминстер даже Эндрью Меллвила, но тот вел себя вызывающе, оскорбляя англий­ ские традиции и архиепископа Кентерберийского. В значительной мере собственно английский пуританизм был инспирирован имен­ но шотландскими пресвитерианами, и английские индепенденты и даже левеллеры (крайние протестанты, требующие полной отме­ ны частной собственности и прямой демократии в духе французских якобинцев и даже еще более радикальные), вдохновлялись успехами шотландских единоверцев - кальвинистов. Во-вторых, Яков I был сторонником полного объединения двух Государств в одно, следуя проекту Джона Мейджора о «Великобри­ тании». Д,ЛЯ. этого необходимо было создать общую социально-поли­ тическую и религиозную ситуацию в обеих странах, которые к тому времени существенно различались. И религиозная сфера была наи­ более податливой к изменениям в силу незавершенности Реформа­ ции в обоих Государствах. В-третьих, и Яков 1, и Карл I продолжали в условиях двух Госу­ дарств однотипную политику примирения вокруг короля и англи­ канства радикальных протестантов и умеренных. Но общества были различными, и то, что было более или менее приемлемо для Ан­ глии, адаптирующейся к новым условиям постепенно и растянуто, для резких и нетерпеливых шотландцев было нетерпимо. Поэтому на мягкие и компромиссные действия Карла I в англиканском духе шотландские пресвитериане ответили резко и жестко, увлекая за собой, в свою очередь, английских пуритан. В 1637 году в Эдинбурге вспыхнуло восстание пресвитериан, на­ правленное против богослужения по англиканскому обряду. С этого момента бунты прокатились по всей Шотландии. В 1638 году в Эдин­ бурге радикальная оппозиция составила текст Национального Ко­ венанта, утверждавшего кальвинизм в качестве национальной ре­ лигии и настаивавшего на высшей власти парламента в вопросах законотворчества. При этом статус короля все еще подтверждался. Шотландские кальвинисты заставляли всех присягать Ковенан­ ту. Карл I пошел на уступки и санкционировал сбор Генеральной ассамблеи Шотландской церкви в Глазго. Ассамблея полностью от­ вергла все положения Якова I и Карла I в церковной сфере и отме­ нила епископат как явление, а также все остальные католические устои. Это стало объявлением войны кальвинистской Шотландии своему (и английскому одновременно) королю Карлу 1, что вошло в историю как «епископские войны». Здесь мы сталкиваемся с та­ ким явлением, как шотландское «национал-пресвитерианство», по- скольку одним из главных аргументов сторонников Шотландского парламента и Генеральной ассамблеи провозглашается утвержде­ ние независимости Шотландии в вопросах религии. Епископские войны 1639 и 1640 годов между английскими вой­ сками и шотландцами были прелюдией самой Английской револю­ ции и, более того, ее причиной. В ходе первой войны 1639 года побе­ ду одержали англичане, но Карл I обещал тем не менее шотландцам собрать Шотландский парламент для решения спорных вопросов. Парламент собрался, но полностью встал на сторону Ковенанта. Воодушевленные успехом, шотландцы начали второй этап войны и сами напали на англичан. Карл I был вынужден пойти на перего­ воры на условиях своих восставших поманных. Но к этому времени в самой Англии кальвинизм получает все большее распространение и англо-шотландские войны начинают восприниматься в совершен­ но новом ключе - не как борьба армий двух Государств, а как борьба двух религий- пуританизма (радикальный протестантизм) и англи­ канства (умеренный протестантизм). В такой ситуации обращение Карла I уже к Английскому парламенту вызвало возмущение пури­ танской фракции и стало началом Гражданской войны. Эта Граж­ данская война захватила и Шотландию, где верные королю силь1, помержанные ирландскими католиками, противостояли сторонни­ кам Ковенанта, опиравшимся на Английский парламент. В 1646 году роялисты потерпели поражение, и в Шотландии утвердилась власть ковенантеров. В 1647 году Карлу I удалось перетянуть на свою сто­ рону значительную часть ковенантеров, которым он обещал полную помержку в религиозных вопросах («ингейджеры»). Эта новая сила под руководством герцога Гамильтона вторглась в Англию, но была полностью разбита армией парламента под руководством Кромвеля. После этого на Эдинбург двинулись толпы фанатичных ультра­ протестантов, которых назвали «виггаморы»1 («похитители ско­ та»). С опорой на них пресвитериане полностью захватили власть в Шотландии, установив своего рода кальвинистскую диктатуру, предписывающую карать за всякое отклонение от официальной позиции Шотландской церкви. Сложился тоталитарный режим, аб­ солютизировавший кальвинистское учение. Тем, кто отказывался буквально следовать всем требованиям пресвитерианских пасторов (в частности, посещать церковь), сулили преследование и штрафы. Показательно, что совершенно не свойственная кельтским наро­ дам предельная мизогиния (презрение к женщинам), составлявшая 1 От этого слова пошло наименование «виги», на основании которых в Англий­ ском парламенте позднее возникла Либеральная партия. немаловажную часть протестантского учения Нокса, также была воспринята как догмат. Пресвитериане пригласили в Шотландию войска Кромвеля для защиты диктатуры, которая во многом напоми­ нала тоталитарный кальвинистский режим, установленный самим Кромвелем в Англии. 30 января 1649 года в Уайтхолле король Карл I был обезглавлен. После этого снова Шотландия играет ключевую роль в англий­ ской истории эпохи Гражданской войны и Революции, так как ко­ венантеры перед лицом цареубийства короля, которого они считали своим, но которого казнили англичане, делают довольно неожидан­ ный (и нелогичный) ход и в 1650 году провозглашают королем Шот­ ландии сына Карла I Карла II Стюарта (1630 - 1685). Условием было полное признание теории «,t:,.,3yx Королевств» Эндрю Мелвилла, то есть полной независимости Пресвитерианской церкви от королев­ ской власти. Карл 11, вообще тяtотевший к католицизму, по прагма­ тическим соображениям дает согласие, видимо, видя в факте коро­ нации шаг в сторону реставрации королевской власти и в Англии. Король формирует единую армию, преодолев экстремистские тре­ бования крайних ковенантеров. Но в ответ на это Кромвель немед­ ленно вторгается в Шотландию и, сломив сопротивление, оккупиру­ ет ее. Карл II вынужден снова бежать во Францию. В 1651 годуКромвельпровозглашаетобъединениеАнглиииШот­ ландии в Содружество (Commonwealth), Шотландский парламент упраздняется и власть в Шотландии переходит в руки губернатора. Оккупация Шотландии Англией продолжается с 1651 по 1660 год. Славная Революция и Уния Восстановление монархии в Англии и коронация Карла II ан­ глийским королем является событием двусмысленным для Шотлан­ дии. С одной стороны, это - шотландский король, коронованный впервые именно в Шотландии. С другой - с ним заканчивается ан­ глийская оккупация, так, в частности, в 1660 году после Реставрации Стюартов восстановлен Шотландский парламент. Но в то же время Карлу II удалось добиться баланса в Английском парламенте между англиканами и пуританами и, что почти то же самое, - консерва­ торами и либералами. Это шотландцы восприняли как отступление от тех результатов, которых пресвитериане добились в ходе чере­ ды драматических событий. Тем не менее Шотландия еще раз под­ тверждает легитимность Карла II как своего короля. После смерти Карла II королем Англии, Шотландии и Ирлан­ дии становится его брат Яков 11 (1633- 1701). В Шотландии он был признан как Яков VII. Яков II полностью продолжает линию брата и так же, как и он, и даже в большей степени тяготеет к католициз­ му и консервативной политике. Идеей Якова II было восстановить в Англии и Шотландии католичество, а Ирландия и так была като­ лической страной. Во внешней политике он ориентировался на Францию Людовика XIV, который в конце концов и предоставил ему убежище после свержения. Якова II свергли протестанты, при­ чем либералы-виги были единодушны в этом с англиканами-кон­ серваторами. На трон пригласили голландского принца Вильгельма Оранского, женатого на дочери Якова II Марии Стюарт, перешед­ шей в протестантизм. Победив войска Якова 11, Вильгельм III Оран­ ский (1650-1702) в ходе «Славной Революции» занял английский престол. В январе 1689 года Вильгельма III и его супругу избрали мо­ нархами парламенты Англии и Шотландии. Вильгельм III Оранский, будучи сам протестантом, окончательно признал за Пресвитериан­ ской церковью Шотландии статус государственной. С этого момен­ та Шотландская церковь окончательно утвердилась в этом статусе, и это существенно отличало ее от Англии, где при всей веротерпи­ мости, распространявшейся в эпоху «Славной Революции» на ан­ гликан и пуритан (но не на католиков), государственной церковью оставалось англиканство. Вильгельм III понимал важность объединения Англии и Шотлан­ дии, поскольку независимая внешняя политика Шотландии могла существенно ослабить позиции Англии на международной арене, и он предпринял ряд шагов для объединения двух стран. Но «Акт об Унии», формально и окончательно объединивший два Государства в одно, был принят лишь после смерти Вильгельма III, при короле­ ве Анне (1665-1714) в 1707 году. Согласно этому акту, шотландцы отказывались от политической независимости. Шотландия получала места в нижней и верхней палатах Английского парламента, призна­ вала после смерти королевы Анны права Ганноверской династии. Взамен шотландцы получили равные торговые права с англичанами, а пресвитерианская Шотландская церковь объявлялась неприкос­ новенной. Кроме того, сохранялась независимость шотландской су­ дебной системы от английской. Общее англо-шотландское Государ­ ство отныне официально именовалось «Великобританией». С этого момента Шотландия становится регионом Великобрита­ нии, сохраняющим, однако, свою религиозную и этнокультурную специфику и язык (особенно в горной части страны). Тем не менее население Горной Шотландии еще долгое время продолжало со­ хранять древние католические традиции и становилось естествен­ ной опорой попыток якобитов, сторонников свергнутой династии Стюартов, вернуть себе трон Великобритании. Поэтому отношение к гэльскому населению официального Лондона было устойчиво не­ гативным вплоть до того, что уже в XIX веке «Акт об образовании» 1872 года запрещал преподавать и даже просто говорить на гэльском языке. Шотландская философия: бескомпромиссный апофеоз банальности О наиболее выдающихся шотландских философах мы писали в части, посвященной Англии в целом. На раннем этапе шотландская мысль находилась в общем контексте ирландской мифологической культуры, а тяготение шотландской идентичности к воинской функ­ ции делало философов и метафизиков довольно редким явлением. На скотсе и тем более на гэльском практически нет философских произведений, а все шотландские философы писали либо на латыни, либо на английском. Тем не менее «шотландская философия» име­ ет ряд отличительных признаков и своего рода общий знаменатель, который позволяет признать ее самобытным явлением1• Общей для подавляющего большинства шотландских философов является «апология банальности». Если посмотреть на немногочисленных, но весьма ярких шот­ ландцев-философов, то можно заметить следующую особенность - все они, начиная с Дунса Скота и кончая Д. Юмом, Ф. Хатчинсоном, Т. Ридом и А. Фергюсоном, представляли собой номиналистов, тя­ готевших в той или иной мере к полному gоверию чувственному восприятию. Хотя Юм и выносил вопрос о материальных вещах за скобки, тем не менее и он перетолковывал тезис ирландца Беркли о том, что esse est percipi (есть то, что воспринимаемо) в сенсуалист­ ском, то есть чувственном ключе. Причем основы такого протопози­ тивизма заложены еще в схоластике Дунса Скота. Пресвитерианская мысль с присущим ей интеллектуальным минимализмом, опирающимся на упрощенные тезисы Кальвина, обращенные к не обремененному тонкой теологической культурой уму, еще более усугубила номиналистскую прямолинейность, под­ готовив почву для «шотландского Просвещения», где преобладали скромный рационализм и прославление минимальных ценностей, не выходящих далеко за круг обыденной жизни. Абсолютизация бы­ тового мышления, «банального сознания», как назовет позднее этот 1 McCosh J. The Scottish philosophy, Ьiographical, expository, critical, from Hutches­ on to Hamilton. London: Macmillan and Со, 1875. Шотландия:дрёматитаиов 511 феномен Гегель, является отправной точкой этого течения. Это до­ вольно созвучно и английскому Просвещению в целом (за вычетом, естественно, «розенкрейцерского просвещения») и европейскому, но все же обращение к очевидностям обычной жизни нигде не до­ стигало той чистоты, которую оно приобрело в шотландской филосо­ фии, представляющей собой апофеоз банальности - банальность, возвеgенную в принцип. Это характерно для ирландско-шотландско­ го пресвитерианина Френсиса Хатчинсона (1694-1746), теоретика примитивистской этики, предвосхищающей утилитаризм И. Бен­ тама, для его ученика Адама Смита (1723-1790), основателя либе­ ральной экономической теории и для Дэвида Юма (1711 - 1776), чей скептицизм, однако, привнес в этот праздник обывателей свежую струю подозрения, развитую Кантом и созвучную феноменологии. Апофеозом такого подхода является философия «здравого смыс­ ла» (common sense), основанная Томасом Ридом (1710-1796), Ада­ мом Фергюсоном (1723-1816) и математиком Дугальдом Стюартом (1753-1828). Мышление типичного шотландского философа ограничено его «жизненным миром», и вся остальная реальность, включая Европу и бескрайние просторы колониальной Британской Империи, мыс­ лятся им как масштабирование этого «жизненного мира», основан­ ного на тех же самых простых и «очевидных» принципах: • умеренном эгоизме, • бытовой технической рациональности, • доверии к чувственным данным, • тщательном хозяйственном расчете, • незатейливой калькуляции аккуратного пресвитерианского шотландского лавочника. В этой философии отсутствует военный дух шотландских гор­ цев, бурная кельтская мифология; нет и следа друидической визио­ нерской мудрости или утонченной метафизики кельтского хри­ стианства. Здесь мыслит тот, кому мыслить, конечно, следует, но от обобщения точно желательно бы воздержаться в силу скромно­ сти интеллектуального и культурного горизонта. В принципе, шот­ ландская философская мысль, включая Адама Смита, и отличается именно шотландским масштабом, не претендует на колониальную экспансию или универсализм. Но в контексте более общей вели­ кобританской традиции, умноженные на англосаксонскую волю и планетарный имперский размах, эти скромные шотландские эк­ зерциссы приобретают совершенно иной смысл, становясь жалом могущественной и агрессивной, нетерпимой и навязчивой либе­ рОАЬной иgеологии, важной составляющей «спирали Локка». Этот симбиоз локально шотландского с глобально англосаксон­ ским, подхваченный Империей и фундаментально аффектировав­ ший саму основу кальвинистской северо-американской культуры, превратил не претенциозную, на первых порах, чисто шотландскую (даже «скотскую», от «скоте», то есть исключающую горный север­ ный гэльский компонент) философию «здравого смысла» в глобОАЬ­ ное явление, насаждаемое как универсальная норма всего человече­ ства1. При этом в истории самой Шотландии существует прецедент жестокого навязывания протестантизма католическому традицио­ налистскому гэльскому населению Горной Шотландии. Уютная ба­ нальность шотландского лавочника покоится на жестокой и нетер­ пимой, по-шотландски воинственной проповеди Нокса или Мелвил­ ла, фанатично и безапелляционно настаивающих на своих довольно спорных теологически догматах. Шотландская философия воплощает в себе дремлющее титани­ ческое начало, подобное «сну Сатурна». Роберт Бёрнс: сердце в горах В отличие от шотландской философии, построенной на апологии «здравого смысла», шотландская литература, в лице трех наиболее известных авторов - поэта Роберта Бёрнса и писателей Вальтера Скотта и Роберта Люиса Стивенсона, - пересекается со здравым смыслом весьма эпизодически. Все три великих шотландца, получив­ шие всемирную славу, напротив, были убежденными романтиками, воспевающими, вслед за Макферсоном, величие древних эпох, ког­ да дух Шотландии был воплощением воинской доблести, мужества и страсти к великим подвигам, а жизнь наполнена приключениями, неожиданными поворотами и драматическими экзистенциальными опытами. Если шотландская философия - это типичный англо-Мо­ дерн, то шотландская литература - это кельтская (гэльская) архаи­ ка в ее концентрированном и изящном воплощении. Роберт Бёрнс2 (1759-1796) начинает свой путь с собрания и из­ дания старинных кельтских легенд и преданий, которые он готовит к публикации вместе с другим ревнителем шотландских древностей 1 Эта тема рассматривается в работе современного голландского специалиста в Международных Отношениях Кееса ван дер Пийля. См.: Pijl Kees vап der. Transna­ tional Classes and lnternational Relations. N.У.: Routledge, 1998. 2 Бёрнс Р. Стихотворения. Песни. Баллады. М.: Мир книги; Литература, 2007. Джеймсом Джонсоном (ок. 1750 - 1811), специалистом по народ­ ным песням и музыке. Совместно с Джонсоном Бёрнс опубликовал множество народных шотландских баллад и поэм. Параллельно он пишет собственные стихи и поэмы, созвучные гэльским мотивам и ставшие после смерти поэта частью народной культуры Шотлан­ дии. Бёрнс, будучи романтиком, не скрывал, что предпочитает имен­ но Горную Шотландию и ее идентичность равнинной. Его знамени­ тое стихотворение «Мое сердце в Горной Шотландии», написанное в 1789 году, стало своеобразным гимном шотландского народа. Мое сердце в Горной Шотландии Прощайте, горы, Прощай, Север, Место рождения Мужества, страна Досто­ инства; Куда бы я ни направился, где бы я ни бро­ дил, Холмы Горной Шотландии я люблю вечно. Хор: Мое сердце в Горной Шотландии, мое сердце не здесь. Мое сердце - в Горной Шотландии, оно охотится на оленя, Оно охотится на оленя, оно преследует ко­ сулю, Мое сердце - в Горной Шотландии, где бы я ни находился. Прощайте, горы, с вершинами, покрытыми снегом, Прощайте, равнины и низкие речные доли­ ны; Прощайте, леса и разбросанные повсюду перелески, Прощайте, ручьи и грохочущие потоки, Мое сердце - в Горной Шотландии. Му Heart's In The Highlands Farewell to the Highlands, farewell to the North, The Ьirth-place of Valour, the country ofWorth; Wherever I wander, wherever I rove, The hills of the Highlands for ever I love. Chorus. - Му heart's in the Highlands, my heart is not here, Му heart's in the Highlands, a-chasing the deer; Chasing the wild-deer, and following the roe, Му heart's in the Highlands, wherever I go. Farewell to the mountains, high­ cover'd with snow, Farewell to the straths and green vallies below; Farewell to the forests and wild­ hanging woods, Farewell to the torrents and loud­ pouring floods. Му heart's in the Highlands. Вальтер Скотт: поэтика шотландского историала Всемирно известный автор приключенческих и рыцарских ро­ манов сэр Вальтер Скотт1 ( 1771 - 1832), так же как и Бёрнс, страстно любил шотландскую старину и шотландскую историю. Он относил- 1 Скотт В. Собр. соч.: В 20т. М.: Художественная литература, 1960-1965. ся к романтической традиции, противопоставлял славную древ­ ность серой современности. Подобно Бёрнсу, Вальтер Скотт зани­ мался в юности собиранием шотландских баллад и легенд и глубоко изучал обычаи своего народа. Первый поэтический сборник, выпу­ щенный Вальтером Скоттом, «Песни шотландской границы», также представлял собой стихи и легенды, им отредактированные. Вслед за этим Вальтер Скотт публикует собственные поэмы, в большин­ стве своем построенные на основе мифов и легенд. Так, в частности, поэма «Дева Озера», ставшая самым популярным поэтическим про­ изведением Вальтера Скотта, написана по событиям шотландской истории в вольной интерпретации. В основе сюжета борьба крупного клана Горной Шотландии Эл­ пайн против короля Якова V Шотландского, в котором воплощена равнинная Шотландия. Параллельно развивается линия любви Яко­ ва V, путешествующего инкогнито в одиночестве по стране, и Элен Дуглас, дочери предводителя влиятельного клана Дугласов, графа Ботвелла. В поэме присутствуют ссылки на различные кельтские тра­ диции - в частности на обряд гадания после принесения в жертву быка, Тагхайрм. Одним из персонажей является отшельник Брайен, который представляет собой отголосок кельтского христианства, ког­ да в отшельнике и монахе могли наличествовать черты традиционно­ го друида, не чуравшегося колдовства и даже человеческих жертв. Он вызывает кельтских духов, драконов и демонов. Причем его рожде­ ние описывается как «черный партеногенез»: его мать, жена пастуха, зачинает его без мужа на поле боя, усеянном трупами. Тема чудесно­ го рождения мага - классическая в кельтском фольклоре. Как знак к восстанию Горной Шотландии, отшельник Брайен, принеся в жерт­ ву козлов, выбирает символ креста из тисовых ветвей1• В этике горцев, по Вальтеру Скотту, преобладает чистый геро­ изм, ценности мужества и храбрости. Поэтому выше всего гэлы почитают верность и готовность к битве, а больше всего презира­ ют трусость и предательство. Поэма заканчивается победой короля Якова V над предводителем горцев Родриком Ду и свадьбой короля с Элен Дуглас, а также прощением ее ранее попавшего в опалу отца Джеймса Дугласа. Позднее Вальтер Скотт начинает писать исторические романы, создав свой особый стиль, где вымышленные герои помещены в точ­ но воссозданную историческую обстановку. Тем самым он созда­ ет экзистенциальные типы, обладающие большей достоверностью и осмысленностью, чем многие действительные участники соответ- 1 Тис в кельтской традиции символ касты воинов. ствующих событий. Вальтера Скотта привлекает, в первую очередь Средневековье («Айвенго», «Квентин Дорвард», «Талисман» и т.д). Отдельные циклы он посвящает шотландской истории - «Уэвер­ ли, или Шестьдесят лет назад», «Аббат» (о Марии Стюарт), «Ке­ нилворт» (о Елизавете 1), «Монастырь», «Ламмермурская невеста», «Легенда о Монтрозе», «Антиквар, «Пуритане», «Гай Мэннеринг, или Астролог», «Черный Карлик», «Роб Рой», «Эдинбургская тем­ ница» (The Heart of Midlothian1), где описываются самые драмати­ ческие периоды - пресвитерианская реформа, ожесточенные вой­ ны роялистов и реформаторов, ковенантеров и традиционалистов, судьбы главных действующих лиц той эпохи. Вся серия романов является детальным и глубоко продуманным описанием процесса модернизации Шотландии, ее разрыва с традицией и вступления в Новое время. Важно, что верный романтическому духу Вальтер Скотт трагически переживает эти события истории своего народа, осознавая всю двусмысленность, весь трагизм и всю необратимость произошедшего. Политически Вальтер Скотт принадлежал к консерваторам-то­ ри, был членом традиционалистского общества «Горной Шотлан­ дии» (Highland Society) и «Королевского Кельтского Общества». При всей любви Вальтера Скотта к горцам, шотландским древно­ стям и гэльской традиции он был пресвитерианином и уроженцем Равнинной Шотландии. По мнению ряда историков, только это об­ стоятельство сделало возможной его популярность в английском об­ ществе и благосклонность критики, несмотря на главные послания большинства его романов, направленные чаще всего против ради­ кально английского (да отчасти и шотландского) «здравого смысла» его времени (хотя личные отношения Вальтер Скотт с сыном фило­ софа Адама Фергюсона померживал и был знаком с его отцом). Роберт Льюис Стивенсон Еще одним крупнейшим представителем шотландского неоро­ мантизма был знаменитый писатель и поэт Роберт ЛЬюис Стивен­ сон2 (1850-1894). Он так же, как и все шотландские романтики, ув­ лечен эпохой Средневековья и духом приключений, при этом сам много путешествует и по Шотландии, и по миру, и последние годы жизни проводит на Самоа, где и умирает. Стивенсон пишет стихи, но более всего становятся известными его приключенческие рома- 1 Диалоги в романе написаны на скотсе. 2 Стивенсон Р.Л. Собр. соч.: В 8 т. М.: Терра, 2002-2003. ны - «Остров сокровищ», «Черная стрела», «Похищенный», «Ка­ триона» и др. Кроме увлекательного сюжета и ярких характеров ге­ роев Стивенсон отличается экзистенциальной утонченностью: глав­ ные фигуры его романов часто двусмысленны, и даже негативные персонажи описаны не схематично, а с определенной эмпатией, что придает им демоническое очарование в духе «черного романтизма». Хотя сюжеты, как правило, построены по принципу назидательной победы добра над злом, портреты «злодеев» Стивенсона - пираты капитан Флинт, слепой Пью, Джон Сильвер, Билли Боне из «Острова сокровищ», сэр Дэниэл Брэкли из «Черной стрелы» и т.д. - настоль­ ко притягательны, что они стали не менее популярны, нежели ис­ кренние и отважные герои, выступающее на стороне чести и добра. Кроме того, ситуации и картины, описываемые Стивенсоном, часто содержат особое психоделическое измерение, как правило, отсут­ ствующее в клас,сической приключенческой литературе - внима­ ние автора или героя внезапно сосредоточивается на второстепен­ ных деталях, на первый взгляд не имеющих отношения к основной линии повествования, которые открываются как особые точки со­ зерцательной интуиции. Можно привести для примера фрагмент из «Острова сокровищ», на котором читатель, увлеченный развитием сюжета, как правило, не останавливает особого внимания. Юноша Джим Хокинс, главный герой, так описывает развязку своей схватки с пиратом Израэлем Хэндсом: Судно накренилось так сильно, что мачты повисли пря­ мо над водой. Я сидел на салинге, как на насесте, и подо мной была вода залива. Хендс, взобравшийся не так высоко, как я, находился ближе к палубе и упал в воду между мной и фальшбортом. Всего один раз вынырнул он на поверхность в окровавленной пене и погрузился навеки. Когда вода успо­ коилась, я увидел его. Он лежал на чистом, светлом песке в тени судна. Две рыбки проплыли над его телом. Иногда бла­ годаря колебанию воды казалось, что он шевелится и пытает­ ся встать. Впрочем, он был вдвойне мертвецом: и прострелен пулей, и захлебнулся в воде1• Если внимательно присмотреться к этому пассажу, мы заме­ тим, что шевеление трупа в воде, чистота песка, на котором он ле­ жит, и особенно две проплывающие над ним рыбки составляют 1 Стивенсон Р.А. Остров сокровищ. М.: Стройиздат, 1981. С. 151-152. 111отландия:дрёматитанов 517 стереографическую картину столь острых экзистенциальных под­ робностей, что они вполне были бы уместны в авангардной поэзии «черных романтиков», прерафаэлитов или эстетов школы Рёскина и Пейтера. Такими моментами наполнены все произведения Сти­ венсона, что предполагает возможность двойного прочтения - мас­ сы видят в этом увлекательную приключенческую литературу мя юношества, насыщенную и, в конце концов, вполне моральную, а изысканные читатели следят за развитием параллельной экзи­ стенциально-эстетической линии, складывающейся из множества ситуаций и сцен, подобной «шевелению трупа» и «проплывающим над ним рыбкам» 1• В полной мере это второе «черно-романтическое» измерение Стивенсона раскрывается в двух романах - «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» и «Владетель Балантре». В них Стивенсон прямо погружается в темную сторону реального. «Стран­ ная история доктора Джекила и мистера Хайда» описывает внутрен­ ний мир маньяка, страдающего раздвоением личности. Одна из его личностей - кровавый жестокий убийца, другая - добропорядоч­ ный доктор. Раскол сознания и дуализм двух сторон личности опи­ сан Стивенсоном с утонченными подробностями и со столь высокой точностью, что заставляет читателя содрогаться. До какой степени фигуры доктора Джекила и мистера Хайда выступают метафорой Модерна, где на поверхности - благопристойный обыватель, а вну­ три проснувшийся кровавый зверь, и даже дьявол, сказать трудно, но такое прочтение вполне легитимно. Вместе с тем не вызывает со­ мнений, что сам Стивенсон был глубоко ангажирован метафизиче­ ской проблемой зла как такового, его онтологией, его истоками и его местом в человеческой личности и обществе. В истории доктора Джекила и мистера Хайда находят свое разрешение все те менее контрастные двусмысленности многих персонажей Стивенсона, ко­ торые в других произведениях не выходят на поверхность. Не менее метафизическим является роман «Владетель Балан­ тре», где Стивенсон затрагивает проблему Сверхчеловека. Главны­ ми героями романа выступают два брата, Джемс и Генри Дэррисди­ ры, решившие мя спасения фамильного поместья осознанно всту­ пить в две противодействующие партии, расколовшие Шотландию в 1745 году во время второго восстания якобитов. Здесь тот же дуа­ лизм темной и светлой сторон человека, что и в «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», представлен в виде фигур двух 1 На это измерение романов Стивенсона обращали особое внимание философы Х. Л. Борхес и Е. В. Головин. братьев, не внутри одной личности, но внутри одной семьи. Джемс Дэррисдир, оказавшийся в лагере проигравших, начинает мстить своему брату с изощренной жестокостью, хотя тот ведет себя в пол­ ном соответствии с этическими нормами, помогая брату всем, чем может, не обращая внимания на его оскорбительное и циничное поведение. Постепенно в ходе повествования читатель начинает по­ нимать, что дело уже не в споре братьев, а в особой природе лично­ сти Джемса, который демонстрирует свойства, выходящие за рам­ ки обычного существа. Он бесконечно мужественен, храбр, стоек, но в то же время абсолютно жесток и предельно аморален. Он сто­ ит полностью «по ту сторону добра и зла», воплощая в себе образ «черного денди». Джемс, попав в руки пиратов, ухищряется поднять мятеж против их предводителя и самому занять его место. Затем он хладнокровно убивает спасшихся членов команды, чтобы присво­ ить исключительно себе награбленные сокровища. Возвратившись в фамильную усадьбу, он соблазняет жену брата и перетягивает на свою сторону отца, провоцируя брата на вызов, что заканчивается дуэлью. Но даже пронзенный мечом, он не умирает и снова начина­ ет преследовать брата. Генри понимает, что имеет дело не с братом, и даже не с человеком, а с дьяволом. Даже тогда, когда Джемс в кон­ це концов гибнет, его выкопанный братом труп (чтобы удостове­ риться в необратимости его смерти) открывает на мгновение глаза. Этого оказывается достаточным, чтобы сердце разорвалось у самого Генри, хотя последний жест был всего лишь мгновенной конвульси­ ей мертвеца. Здесь мы имеем дело уже не с приключенческим рома­ ном для юношества, а с пронзительным метафизическим экскурсом в онтологию зла. Биографы утверждали, что на Стивенсона большое влияние ока­ зали романы Достоевского, и особенно «Преступление и наказа­ ние». Если учесть эту составляющую, то и более «легкие» произведе­ ния Стивенсона можно пересмотреть с учетом «черно-романтиче­ ского» измерения. Шотландский национализм: на пути к независимости С начала XVIII века по настоящее время культура Шотландии развивалась как часть английской культуры, хотя определенные тенденции к укреплению самобытности и укреплению особой шот­ ландской идентичности - в частности в шотландском романтиз­ ме - время от времени давали о себе знать. Этот процесс начался Шотландия: дрЁ!ма титанов 519 в XVIII веке с «Оссиана» Макферсона и продолжился в деятельно­ сти собирателей гэльского фольклора - поэтов Томаса Блэклока, Ро­ берта Бёрнса, Вальтера Скотта, а также в «Королевском Кельтском Обществе», «Обществе Горной Шотландии» и т.д. В начале ХХ века поэтом Хью Макдиармидом был снова введен в оборот литератур­ ный скоте, после чего даже современные шотландские писатели стали часто писать свои произведения на этом языке, хотя англий­ ский все еще остается преобладающим. Этот процесс контрастиро­ вал с прежними мерами английского правительства, стремившегося ограничить или поставить под жесткий контроль процесс роста шот­ ландского самосознания. Идеи политического суверенитета стали всерьез обсуждать­ ся в Шотландии лишь с начала 1930-х годов, благодаря появлению Шотландской национальной партии, которая ставила вопрос о рас­ ширении автономии, а в конце концов и о полном суверенитете Шотландии. Вначале идеологом партии был шотландский поэт и уче­ ный профессор Дуглас Янг (1913-1973), жесткий противник самой идеи Великобритании и критик англосаксонского империализма. Первым ее президентом был Роберт Грэхэм (1852-1936). Тезисы Грэхэма представляли собой требование национализации крупных предприятий, упразднение палаты лордов и введение полностью ав­ тономного управления в Шотландии. С момента своего основания Шотландская национальная партия занимает довольно левые пози­ ции с особым акцентом на защиту окружающей среды. Первых успехов партия добилась на выборах 1967 года. Последовательная борьба шотландцев за автономию привела к тому, что лишь к концу ХХ века ситуацию в сфере языка удалось изменить. В 1999 году после трехсотлетнего перерыва (с 1707 года) был восстановлен Шотландский парламент. После этого шотланд­ ский был провозглашен официальным языком Шотландии. Однако первая средняя школа, где преподавание идет только на шотланд­ ском языке, открылась лишь в 2005 году. В 2007 году Шотландская национальная партия стала ведущей партией на выборах в Шотландии, вследствие чего член партии Алекс Сэлмонд стал премьер-министром Шотландии. В настоящее время лидером партии является Николэ Фергюсон Старджион. В 2014 году в Шотландии состоялся Референдум о независимости, в ходе которого с небольшим перевесом (55,3%-44,7%) верх одер­ жали сторонники сохранения единого Государства. Тем не менее динамика роста шотландского самосознания и стремление к неза­ висимости явно указывают на возвращение Шотландии к самостоя­ тельному историческому бытию. Показательно, что Шотландская национальная партия померживает тесные связи с Партией Уэльса (Plaid Cymru), образуя совместную фракцию в палате общин. Таким образом, возрождение кельтского полюса в его шотланд­ ской версии становится на глазах все более зримым и контрастным процессом после столетий жесткой англосаксонской доминации и великобританского империализма, затрагивавшего не только ко­ лонии, но и сами Британские острова. Ирландия Настоящее европейской древности Ирландия представляет собой уникальное явление в контексте Европы, так, в силу целого ряда географических и исторических обстоятельств этот остров и его население оказались в стороне от тех процессов, которые преобладали в Европе в течение последних столетий, и тем самым менее других были подвержены влиянию ев­ ропейского Модерна. Соответственно, Ирландии и ирландцам уда­ лось сохранить ряд черт, свойственных траgиционному обществу, благодаря чему идентичность ирландцев можно выделить в особую категорию, хотя по сравнению с доминирующими силовыми линия­ ми европейской истории она имеет локальный характер. Ирландская идентичность представляет собой часть исчезнув­ шей в других местах чисто кельтской цивилизации и уходит корня­ ми в эпоху Великой Кельтиды, когда кельтские племена населяли Англию, Галлию, значительную часть иберийского полуострова (кельто-иберы), Северную Италию (город Милан, изначально Ме­ диоланум, дословно Срединный город, был основан в Северной Италии кельтскими племенами), а также юг Центральной Европы, вплоть до Балкан и Малой Азии (Галатия). На северных островах эта кельтская культура сохранилась даже в те эпохи, когда в других местах кельты были ассимилированы иными народами. Таким об­ разом, Ирландия оказалась в уникальном положении: она продол­ жает быть частью давно исчезнувшего или необратимо изменивше­ гося кельтского мира. Кельтское начало является осью ирландско­ го Dasein'a, а кельтская традиция лежит в основе специфической ирландской идентичности. В ирландцах мы имеем, таким образом, дело с кельто-архаикой. И сразу можно сказать, что в отличие от кельта-Модерна, черты которого мы ясно различаем в английской и французской культурах, в этом случае предпосылок для филосо­ фии Модерна в самом ирландском обществе мы не находим - все импульсы модернизации приходят в Ирландию извне, в первую очередь из Англии, в обличье английского империализма, болез­ ненным следом которого остается английская оккупация северной части острова. Второй важнейшей составляющей кельтской идентичности яв­ ляется ее безусловно инgоевропейская природа1• Ирландский язык (гойдельская группа) является к-кельтским языком, относящимся, в свою очередь, к индоевропейской языковой семье. Древняя традиция ирландцев имеет все признаки трехчастной системы каст, и Жорж Дюмезиль рассматривал ирландский эпос, сохранивший многие архаические черты, как классическое выра­ жение трифункциональной организации общества: • друиды выполняли роль касты жрецов и философов, куда вхо­ дили также сказители и музыканты (барды или филы, выделя­ емые в кельтской традиции в самостоятельную касту); • вторая каста была представлена королями и воинами; • третья - земледельцами. Эта тройственная структура в своих основных чертах постоянно упоминается и оцисывается в материалах ирландского фольклора. Эту схему мы встречаем практически у всех европейских наро­ дов, а в специфически кельтской версии она характерна и для гал­ лов, и валлийцев, и для шотландцев с разными нюансами, которые мы уже отмечали. В случае ирланgцев мы имеем самую полную и хо­ рошо сохранившуюся моgель этой трехчастной системы, сохра­ нившей в той или иной мере все три функции, с учетом характерной для всех кельтских обществ рудиментарности и фрагментарности третьей - земледельческой. Обращение Дюмезиля при построении его трифункциональной модели к ирландскому обществу не случай­ но: в Европе (в широком смысле) сохранились только два индоев­ ропейских народа, где эта структура продолжает оставаться живой и действенной - это ирландцы и осетины-аланы. Мы говорили, что ирландцы и шотландцы относятся к к-кельтам, что несколько отличает их от бриттов (и соответственно валлийцев) и галлов. Но в рамках Британских островов, если рассматривать Ирландию как органическую часть этого архипелага (к которому цивилизационно примыкает и французская Бретань, Арморика), Ирландия исторически выступала как самая послеgовательная и фунgаментальная цитаgель кельтизма, его главный полюс. Для Шотландии в ее гэльском полюсе Ирландия была большой Родиной, так как Дал Риада, Государство древних гэлов, было собственно ир- 1 Guyonvarc'h Ch., Le Roux F. Civilisation celtique. Rennes: Editions Ouest-France, 1982. Русский перевод: Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. Кельтская цивилизация. СПб.: Культурная инициатива, 2001. ландским Государством; и в целом различия между мифологиями ирландцев и шотландцев практически нет, они составляют общее духовное и культурное поле. Разница лишь в том, что Ирландия со­ хранила свою идентичность в максимально возможном неизменном виде с глубокой древности, тогда как модернизация Шотландии - особенно равнинной - затронула народ гораздо более глубоко и не­ обратимо. Между бриттами и ирландцами, как видно из «Мабиногиона» и других исторических версий валлийского и ирландского эпоса, существовали как союзные, так и подчас радикально враждебные отношения (например, полное уничтожение бриттами Ирландии, описанное во второй ветви «Мабиногиона» «Бранвен, дочь Лли­ ра»). Этот внутрикельтский дуализм уходит, вероятно, корнями к различиям между п-кельтами и к-кельтами, а также ко множеству исторических и этнокультурных коллизий, предопределивших взаимные историаль1 двух кельтских ветвей. Но в условиях пода­ вления всего кельтского англосаксонским началом и в деле отста­ ивания особого кельтского Dasein' а, строго противящегося Модер­ ну, в последние столетия вполне можно говорить о солиgарности британских кельтов, и в этом противостоянии культурным, поли­ тическим и национальным авангардом является именно Ирландия, как фундаментальный оплот кельто-архаики. В этом колоссальное значение Ирландии для всей Европы: то состояние, в котором за­ мер в Ирландии европейский Логос, соответствует его исконной парадигмальной природе, в то время как процессы модернизации направлены как раз на его ликвидацию в пользу альтернативы - титанизма и Логоса Кибелы. В кельтской традиции с ее проблема­ тичной женственностью есть внутренние предпосылки к модер­ низации, и это как раз и объясняет структуру историала Англии и в определенной степени французского Логоса. Но кельтская архаика, напротив, застыла на той стадии, когда патриархальный аполлоно-дионисийский Логос безусловно главенствовал в Евро­ пе, и это делает случай ирландской культуры уникальным. В этом состоит существенное отличие Ирландии и от Шотландии и Уэль­ са, где модернизация, пусть и навязанная извне, достигла так или иначе глубинных уровней общества. Ирландия же вопреки также навязанной англичанами (в том числе через прямую оккупацию) модернизации сумела сохранить свой Dasein нетронутым, и в этом заключается ценность ирландского историала: он жестко и осоз­ нанно строится на сопротивлении Модерну. Поэтому именно Ир­ ландию можно рассматривать как самое основательное простран­ ство европейского фундаментализма. Ирландские древности: структура источников Крупнейшие специалисты по кельтской традиции Гюйонварх и Леру1 дают полную классификацию доступных источников, в ко­ торых содержатся сведения о древней истории и мифах Ирландии. Мифологический цикл: его основным текстом является Cath Maighe Tuireadh {«Битва при Маг Туред»), известная в трех вариантах. Она повествует о мифической предысто­ рии Ирландии и о битве богов, или Tuatha De Danann {племен богини Дану) с местными ирландскими демонами, фомора­ ми. Другим важным мифологическим текстом можно считать Tochmarc Etaine {«Сватовство к Этайн»), известное в пяти ва­ риантах, пятый из которых носит особое название - Altrom Тige Da Medar {«Воспитание в Доме Двух Чаш»). В нем рас­ сказывается о похождениях Этайн, верховной богини и алле­ горической персонификации Ирландии, поделенной между Иным Миром и миром земным. Продолжением мифологиче­ ского цикла служит серия Immrama («Плавания»). В них сооб­ щается о заокеанских путешествиях к волшебным островам, над которыми не властно время, где женщины прекрасны и очаровательны, где люди остаются вечно юными. Названия этих островов разнообразны и многозначительны: • Тir па nOg- «Земля юных», • Mag Mor- «Великая Долина», • Тir па тВео - «Земля живых», • Mag Meld - «Долина Наслаждений». Все эти рассказы о плаваниях, которые можно опреде­ лить как настоящие «инициатические путешествия», были христианизированы в большей степени, чем остальные ча­ сти цикла. Героический Улаgский цикл, или Цикл Красной Ветви. Это самый интересный и разнообразный цикл: его персо­ нажи - архетип героя Кухулин; правитель уладов, щедрый и добродетельный король Конхобар; король в изгнании Фер­ гус; охотник за головами Коналл Кернах; королева Медб и ее муж, король Айлиль, правители Коннахта - переживают многочисленные приключения и отличаются несложными и сильно типизированными характерами. Самое простран- 1 Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. Кельтская цивилизация. ное и самое примечательное повествование этого цикла, Tain Во Cualnge («Похищение быка из Куальнге»), много раз пе­ реписывалось в различных вариантах в течение XI и XII вв. Во многих отношениях «Похищение» сравнимо с «Илиадой». Боги в нем постоянно вмешиваются в действия героев, а об­ рисованное там общество является наиболее древним из всех, какие мы только можем себе представить (...). Цикл Финна, иногgа ошибочно называемый оссиановым циклом. Он самый недавний из всех и подвергался неодно­ кратным переработкам. В противоположность Уладскому циклу, сгруппированному вокруг фигуры Кухулина, он по­ вествует о бесчисленных приключениях «шайки» воителей, фениев, руководимых их вождем Финном («Белый») и его сыном Ойсином («Олененок»). (...) Их успех обусловлен тем, что персонажи этого цикла в фольклоре Ирландии и Шотлан­ дии сохранились лучше, чем герои Уладского цикла. Исторический цикл, называемый иногда циклом королей. К нему относят обычно все ирландские хроники, которые яв­ ляются произведениями вполне легендарного и псевдоисто­ рического характера. Главное среди них - обширная ком­ пиляция, озаглавленная Lebor Gabala Erenn («Книга взятия Ирландии»).( ...) Далее к этому циклу присоединяют повести о королях Ирландии, сроки правления которых разные анна­ лы датируют промежутком между III веком до н.э. и прибли­ зительно 1000 годом1• Гюйонварх и Леру подчеркивают, что все вместе это дает объем­ ную картину древнего ирландского общества, где мифология и исто­ рия оказываются в семантическом еgинстве, разорвать которое можно только ценой утраты самого важного компонента. Партолан: время Начала Ирландские хроники (в частности, «Книга завоеваний Ирлан­ дии»2 или «Анналь1 Четырех Мастеров»3), совмещающие древние 1 Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. Кельтская цивилизация. С. 68-71. 2 Macalister R. А.S. Lebor gaЬala Erenn: Тhе book of the taking of Ireland. 5 vols / / Irish Texts Society No 34, 35, 39, 41, 44. DuЫin: Irish Texts Society, 1932- 1942. 3 O'Donovan John (ed. and tr.). Annala Rioghachta Eireann. Annals of the Кingdom of Ireland Ьу the Four Masters, from the earliest period to the year 1616. 7 vol. DuЫin: Royal Irish Academy, 1848 - 1851. предания с библейской версией, повествуют о следующих истори­ ческих этапах истории Ирландии. Первой, еще до Всемирного потопа, на остров прибыла дева Кес­ сайр (Cessair), причем ее спугниками были также преимущественно лица женского пола. Этот женский пласт в кельтской культуре яв­ ляется чрезвычайно развитым и фундаментальным, и тот факт, что основательницей первой ирландской культуры названа женщина, имеет огромное значение для всей экзистенциальной структуры ир­ ландской идентичности. Этот период правления Кессайр уже в глу­ бокой древности считался мифологическим, поэтому он отражает глубинные структуры кельтской культуры в их корнях. Эту самую раннюю эру в ирландской истории можно соотнести с докельтской цивилизацией Великой Матери. После Потопа в Ирландии сменили друг друга пять рас, соответ­ ствующие пяти векам Гесиода. Через 300 лет после Ноева Потопа на острове обосновались царь Партолон (Parthol6n) и его люди, которые приплыли из Греции че­ рез Сицилию. При этом говорится, что он был потомком Магога по линии Иафета1• Отцом его назван Сера, что на ирландском означает «Запад». Партолон выступает как культурный герой, который организует пространство Ирландии, создает долины, озера и холмы, расчища­ ет пространство и учит людей скотоводству, земледелию, ремеслам ит.д. В истории о Партолоне наличествует много архаических элемен­ тов. В частности, так называемое «право жены Партолона»2, Дел­ гнат, зачавшей ребенка в отсутствие мужа от слуги, которого ревни­ вый Партолон (в духе индоевропейского патриархата) убил. На что 1 Фигура Marora связана с символизмом Британских островов и в других кон­ текстах, что мы видели при анализе англо-британской идентичности. 2 Здесь можно распознать следы матриархального социального устройства и пережитки полиандрии, которые стали, наряду с куртуазным адюльтером, лейтмотивом средневековой рыцарской культуры. Цикл легенд о короле Артуре и Святом Граале, где такие сюжеты встречаются часто, например, в случае парадигмальной королевы Гвиневеры, имеет чисто кельтское происхождение и переносит на человеческую историю архаические сюжеты, героями которых были древние божества. В этом смысле можно предположить, что тема центральности куртуазной любви в средневековой европейской культуре, которую тщательно исследовал Дени де Ружмон, может в значительной степени объясняться кельтскими корнями. Основная легенда, которую Дени де Ружмон рассматривает в качестве парадигмы метафизики куртуазной любви, «Тристан и Изольда», основана на кельтских сказаниях. См.: Rougemont Denis de. L'amour et l'occident. Paris: Plon, 1939; /dem. Les Mythes de l'Amour. Р.: Gallimard, 1972. его жена возмутилась, переложив вину за случившееся на самого Партолона, призывая обратить внимание на то, что «оставлять одно с другим всегда опасно». Партолон убивает также пса Делгнат, Сай­ мера, по имени которого была названа в древности вся Ирландия. Собака в мифологии также обычно ассоциируется с потусторонним миром (например, красноухие псы Арауна из первой ветви «Маби­ ногиона» ). Люди Партолона (Muintir Partholбin) внезапно умирают все как один в «старой долине» (Сенмаг) от чумы. Из всех спасается только племянник Партолона Туан, культовый персонаж ирландского эпо­ са, воплощающий в себе - как бард Талиесин у валлийцев - непре­ рывную связь между собой всех поколений и выступающий поэто­ му как «радикальный субъект» ирландской идентичности. Считает­ ся, что именно Туан мак Кайрилл передал ирландцам спустя много поколений содержание «Книги завоеваний Ирландии» (Lebor gab la Erenn), свидетелем событий которой он являлся. Люди Немеда: битвы с фоморами Вслед за золотым веком Партолона, осуществившим «этниче­ скую демиургию» Ирландии, наступает серебряный век Немеда, второго культурного героя, который приходит с тремя мужчинами и четырьмя женщинами из той же условной страны, что и Партолон до него. Он также возводит свой род к Сера и к Магогу, но в после­ дующих поколениях в числе его предков фигурирует король скифов Агноман. Хроники подчеркивают, что свое плавание в Ирландию Немед начинает из Каспийского моря. Немед продолжает «этническую демиургию», начатую Парто­ ланом, создает новые озера и холмы Ирландии, расчищает долины, а также строит первые города. В эпоху Немеда разражается битва ирландцев против их мифо­ логических противников фоморов, первые столкновения с которы­ ми имели место еще при Партолоне. Одна из битв происходит в об­ ласти Дал Риада, где позднее возникнет ирландско-шотландское ко­ ролевство гэлов. Фоморы являются в кельтских мифах прямым аналогом грече­ ских титанов и гигантов. При этом они связаны с «потусторонним ми­ ром», Сидом. В сюжетах о фоморах преобладают описания женщин1, и сам потусторонний мир у кельтов, как мы видели, связывается пре- 1 Женщины фоморов отличаются огромной силой. Так, например, сила Лот, ма­ тери короля фоморов, «превосходила силу целого воинства». имущественно с женщинами. Вместе с тем фоморы тесно сопряжены с морем (как и сам остров Сид, находящийся за морем, на западе). По одной из версий, само слово «фоморы» означает «подводные». Их ко­ роли всегда жили «где-то за морем»; недоступная стеклянная башня Конанда, одного из царей фоморов, находится «на острове посреди океана» и т.д. У фоморов было по одному глазу, одной руке и одной ноге; одна половина их тела находилась в нашем мире, другая - в по­ тустороннем, из которого они черпали свою силу. Король фоморов Балор описан как великан-циклоп с одним гла­ зом в середине лба, который, открываясь, сеет во всем мире смерть и уничтожение. Эти описания также напоминают различные партеногенетиче­ ские творения Великой Матери в греческой традиции - киклопов, сторуких, гигантов и т.д. Показательно, что позднее в исторические времена часть характеристик фоморов была перенесена ирландца­ ми на скандинавов. После смерти Немеда фоморам удается подчинить себе ирланд­ цев, и те вынуждены были отдавать им в дань две трети потомства, зерно и молоко. Люди Немеда (Muintir Nemid) восстают против фоморов, и им даже удается убить одного из их предводителей Конанда и разру­ шить его башню. Но другой фомор, Морк, насылает на остров вол­ ну, которая истребляет почти всех. Удается спасти лишь 30 «людям Немеда», часть которых уплывают на север (они дадут начало «пле­ менам богини Дану» (Tuatha De Danann), часть - в Британию (где становятся праотцами бриттов), а часть возвращаются в Средизем­ номорье. Возвращение людей Фир Болrа: пятеричное деление Ирландии Следующей эрой в Ирландии был приход Фир Болга и его людей. Это были потомки людей Немеда, уехавших в Грецию, но, оказав­ шись там в тяжелых условиях, снова вернувшихся в Ирландию. Исход Фир Болга из Греции, согласно ирландским хроникам, совпал с исхо­ дом евреев из Египта. Одна из гипотез относительно значения слова «bolg/bolc», дословно, на ирландском «мешок», притом что fir означа­ ет «люди», предполагает связь Фир Болга с кельтским племенем «бел­ гов» (по этническому названию которых названа Бельгия). Люди Фир Болга прошли через Иберийский полуостров (кото­ рый действительно был зоной расселения кельтов - кельт-иберов) и отплыли в Ирландию. Эта третья эра совпадает с установлением сакрального деления территории Ирландии на пять зон, распреде­ ленных между пятью вождями Фир Болга: • Ганн получил Север (Северный Мунстер-Центр), • Сенганн - Южный Мунстер (Юг), • Генанн - Коннахт (Запад), • Рудрайг-Ольстер (Север), • Сланга - Лейнстер (Восток). Они же установили царскую власть в Ирландии. Последним ко­ ролем, воплощающим в себе черты идеального образцового прави­ теля, был Эохайд мак Эйрк. Пять областей Ирландии связывались со структурой сакральной географии острова. Так как ирландцы главной ориентацией считали восток, то слева оказывался север, справа юг, а сзади запад. Запад (Коннахт) считался зоной, отведенной друидам. Это была область сакральных знаний. Восток (Лейнстер) связывался с ремес­ ленниками ис материальным процветанием. Север (Ольстер) - с во­ инами (отсюда связь с Отльстером фениев и воинская структура об­ щества Дал Риады и в целом Шотландии). Юг (Мунстер) соотносился с женщинами и музыкой (шире, сакральным искусством). Центр же (Мит) отводился сакральным королям. Там находилась священная столица Тара и «Камень власти» (Lia Fail). Люди Фирболга принесли с собой, кроме того, развитие аграр­ ной культуры - культивацию пшеницы, других злаков. Последний король Эохайд Мак Эйрк берет себе в жены царевну Тайльтиу, ко­ торая переживает его и становится богиней сельского хозяйства, пахоты и воспитательницей бога Луга из четвертого поколения жи­ телей Ирландии. Племена богини Дану и «сны Кроноса» На смену Фир Болгу приходят «племена богини Дану», Tuatha De Danann. Они считаются богами, «сидами» (то есть жителями потусто­ роннего мира), духами, эльфами и феями. Они приходят из «Страны Севера», которая в кельтской сакральной географии также относи­ лась к области потустороннего. Главной ориентацией для ирландцев был восток, справа находился юг, а слева - север, сзади же - запад. Запад и север символически связывались с потусторонним. Хрони­ ки соотносят их с другой ветвью потомков Немеда, отправившихся после наводнения не на юг, а на север. Имя прародительницы этого поколения богов (сидов) «Дану» этимологически совпадает с валлий- ской богиней Дон, матерью друида Гвидеона и Гилвайтви, сестрой Мата и дочерью Матонви, о которых идет речь в четвертой ветви «Мабиногиона». Она же известна под именем Ану и является одной из кельтских ипостастей Великой Матери (Кибелы). Племена богини Дану победили царя Ирландии Эохайда Мак Эйрка и стали править всем островом. Они получали на Севере знания древнейших друидов, и в неко­ торых версиях эти земли Севера локализуются в районе британско­ го архипелага. О функции Северных Островов в друидической са­ кральности Гюйонварх и Леру пишут: Кельты считали «острова на Севере Мира» мифическим местом происхождения института друидов. С этих четырех островов, где обитали четыре друида, и происходят боги или племена богини Дану. Кроме того, герои-воители, подобно описанным у Цеза­ ря галльским друидам, завершали свое воинское или духов­ ное посвящение в Британии или на севере Шотландии. Если хорошенько вдуматься, то окажется, что было бы бесполез­ ной затеей искать эти острова на географической карте, как это пытались делать греческие путешественники, а вслед за ними и Цезарь: остров - это прежде всего символ места, где посвящаемый и посвятитель оказываются теоретически изолированными от остального мира, и, чем бы ни являлось это место и где бы оно ни находилось, оно предстает неким духовным центром. Это могло бы объяснить настойчивость римлян, с которой они в I веке по Р.Х. стремились разрушить святилище бриттов на острове Англси. С островов на Севере Мира происходят также четыре главных «талисмана» кельтской мифологии: • Лиа Фаль, или «Камень власти», • копье Луга, • мечНуаgу, • котел Дагgы. За исключением первого, этим талисманам приписыва­ лась теологическая функция бога, то есть у них не было сво­ ей собственной функции, как у безжизненных объектов. Эти талисманы обладали функцией постоянных и неизменных символов, которыми не сможет воспользоваться никто, кро­ ме богов. Поскольку он является символом власти и своим криком указывает на законного короля, ЛИа Фаль, вероят­ но, иногда выполнял питательную и «фаллическую» функ- цию (соответствуя неверной игре слов самих ирландцев: Fal и phallus), которая не может быть изначальной и уникальной. Камень легитимизировал все аспекты королевской власти, а не только те, которые относились к «третьей функции». По­ этому королевская символика связана с камнем у всех кель­ тов. Друид же был связан не с камнем, а с деревом (в основ­ ном с дубом) 1• В сакральной географии ирландцев, повествующей о «стране Севера», откуда пришли племена богини Дану, то есть «дети Вели­ кой Матери», есть интересная параллель с сакральной географией греков, которые утверждали, что после поражения в титаномахии, титаны, и особенно их предводитель Кронос, удалились «далеко на Север». Там и длится «сон Кроноса», «дрёма титанов». Согласно Плутарху2, на одном из островов Севера или Запада, на гомеровском острове Огигия ('fiyuy(ri)3. пребывает сверженный Зевсом Кронос. Плутарх так говорит об этом: Сам Кронос спит, заточенный в глубокой пещере из злато­ видного камня, ибо Зевс вместо оков послал ему сон. Птицы, перелетающие через вершину скалы, приносят ему амвро­ сию, и остров весь наполнен благоуханием, распространяю­ щимся от камня, как бы от источника. Даймоны окружают Кроноса и служат ему, став его помощниками, еще когда он царствовал над богами и людьми. Обладая даром провидения, они многое сообщают и от себя, но наиболее важное и о наи­ более важном они возвещают как о сновидениях Кроноса. Ибо все, что только замысливает Зевс, является Кроносу в сновидении. Титанические страсти и движения души дела­ ют его напряженным, но сон опять восстанавливает его по­ кой, и царственное и божественное становится само по себе чистым и невозмущенным4. 1 Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. Кельтская цивилизация. С. 261 -262. 2 Плутарх. О лике, видимом на диске Луны// Философия природы в Антично­ сти и в Средние века. Ч. 2. М., 1999. С. 39- 94. 3 Этот остров описан в «Одиссее» как земля, на которой живет нимфа Калипсо, дочь Атланта (по другой версии Гелиоса) и океаниды Плейоны (или Персеиды). Ка­ липсо, полюбившая Одиссея, предлагает ему взамен вечную юность и бессмертие, то есть то же, что и девы с Острова Женщин в кельтских легендах предлагают приехав­ шим на их земли мореплавателям. 4 Плутарх. О лике, видимом на диске Луны. С. 78. Сон Кроноса на далеком северном (западном) острове представ­ ляет собой мифологический отрезок священной истории, в тече­ ние которого поверженные титаны, хтонические силы, смиряются со своим поражением. Их новое пробуждение происходит в Но­ вое время, с началом третьей титаномахии. На попытке описать это «пробуждение титанов» в поэме «Гиперион» заканчивает свою жизнь Китс. Каким образом «сон Кроноса» и его оракул, с помощью которого он узнает «мысли Зевса», связан с магией племен богини Дану, можно строить лишь гипотезы. Но то, что мы знаем о струк­ туре англо-британской цивилизации и ее роли в подготовке титани­ ческой и кибелической парадигмы Модерна, позволяет связать эти темы. Племена богини Дану приносят в Ирландию четыре священных предмета: • копье Луга, дающее своему обладателю неизменную победу; • разящий меч Нуаду, безошибочно поражающий любого про­ тивника; • неиссякаемый котел Дагды, постоянно наполняющийся сам собой заново, и • камень Лиа Фаиль, кричащий всякий раз, когда на него ступа­ ет легитимный будущий король Ирландии. В первой битве при Маг Туиред племена богини Дану с помощью магического оружия побеждают потомков Фир Болга. После этого между третьим и четвертым поколениями жителей Ирландии был заключен договор, по которому Фир Болг получали область Кон­ нахт, находящуюся на Западе острова, а племена богини Дану- всю оставшуюся Ирландию. Западная область Ирландии считается тра­ диционно зоной, отведенной друидам, магам и жрецам. В ходе битвы с Фир Болг король племен богини Дану Нуада поте­ рял в бою руку и не мог царствовать. Племена богини Дану решили отдать трон Бресу, чей отец был фомором (князь Злата), а мать проис­ ходила из племени богини Дану (Зри). Чтобы закрепить союз, Бресу дали еще и жену из племени богини Дану - Бригиту, которая счита­ ется покровительницей поэзии, ремесел, скота, родников и змей. Правление Бреса привело к тому, что фоморы стали угнетать племена богини Дану. В какой-то момент племена богини Дану вос­ стали, и фоморы вместе с их королем одноглазым великаном Бало­ ром (чей взгляд был способен убивать) вторглись в Ирландию. Тогда произошла «Вторая битва при Маг Туиреде» (Cath Tanaiste Maige Tuired), в которой племена богини Дану одержали трудную побе- ду и стали полноценными и единственными правителями острова. В этой битве был убит старый король Нуада, и отличился бог двой­ ного происхождения Луг1 (внук Балора от его дочери Этниу и Киа­ на из племени богини Дану), убивший фомора Балора. Луг - один из самых популярных героев Ирландии, учредитель августовского праздника Лугнасад и отец героя Кухуллина. Гойделы и их этажи Последним, пятым, поколением Ирландии стали гойделы, пря­ мые предки ирландцев, тогда как предыдущие поколения можно рассматривать как ирландские архетипы, «гештальты», аналогич­ ные осетинским Нартам. Предводителем гойделов был Миль Испанец, который описы­ вается как воин, бывший на службе в Скифии и Египте. Сам же он пришел из Иберийского полуострова (через который проходи все остальные прежние поколения населения Ирландии, кроме племен богини Дану). После того как племена богини Дану убили его дя№ Ита, Миль совершил нападение на Ирландию. Миль и гойделы вна­ чале одержали победу над племенами богини Дану в битве при Сли­ аб Мис, а затем над фоморами, бывшими союзниками племен боги­ ни Дану в битве при ЛИфе. Побежденные племена богини Дану обещали передать Милю власть над островом, если его войска смогут повторно высадиться на его берегах. Но друиды наслали на флот гойделов шторм, и многие корабли затонули. Тем не менее, Миль высадился с остатками воин­ ства в Ирландии и двинулся на взятие столицы Тары. В последней битве гойделы наголову разгромили племена богини Дану и убили всех их королей и королев. Оставшиеся в живых «люди» племен богини Дану и фоморы вынуждены были перейти в потусторонний мир, Сид, что эпос представляет как спуск в холмы, которые в ир­ ландском языке называются «сид» и обозначают как «могильный холм», так и духов, богов и сверхъестественных существ. Сыновья Миля стали королями Ирландии, Эбер Финн получил в надел Северную Ирландию, а Эримон - Южную. Имя «гойдел» архаическая форма для этнического самоназвания «гэлов» (ирландское Na Gaeil, шотландское Na Gaidheil), включаю­ щих в себя ирландцев и скоттов. Гэлами являются и ирландцы, и жи­ тели Горной Шотландии, хотя и в Ирландии, и особенно в Равнинной Шотландии, этническая картина более разнообразна. Тем не менее 1 Его валлийским эквивалентом является Ллеу Ллау Гифс. ирландцы и шотландцы в целом считают себя потомками Миля и его сыновей, победителей над племенами богини Дану, «загнавшими» их в холмы-сиды. Римляне называли гэлов скоттами, что делает эти понятия сино­ нимами. Поэтому и ирландец Иоанн Эриугена, и шотландец Дунс именовались как Иоанн Скот Эриугена и Дунс Скот. Ирландия римлянами называлась Hibernia, дословно, «Зимний Остров». Откуда и слово Irish, lreland. Сами шотландцы называют себя Albannaich, «жители Альбы». Среди ирландских гэлов сформировалось несколько крупных исторических кланов - Коннахта, Дал Кайс, Эоганахта, Эрин, Лай­ гин (Ленстер) и Улад (Ольстер), связанных между собой мифологи­ ей, историей и территорией, что создает цельную структуру ирланд­ ской сакральной сети. Кроме того, проблему представляют племена круитни или кру­ тин (Cruthin), которых одни считают родственным пиктам докельт­ ским племенем Британских островов, а другие - потомками древ­ нейших кельтских поселенцев, предшествовавших волнам бриттов и гэлов. Язык круитни не сохранился, а имена, родословные и куль­ тура в последние века полностью совпадают с ирландскими стандар­ тами. Есть версия, что обитавшие на севере Ирландии в районе Оль­ стера круитни были изначальными создателями Государства Дал Риада, позднее захваченного гэлами. В любом случае с точки зрения сакральной истории Ирландии мы имеем дело в исторически фиксированную эпоху с пятым по­ колением, сменившим предыдущие, которые, однако, в условиях архаической структуры общества остаются действующими силами и семантическими секвенциями, фундаментально влияющими на ирландский (гэльский) Dasein. Так как сакральное время не линей­ но, то различные его сегменты сосуществуют в настоящем, как раз­ ные уровни этноса, включающие в себя легендарное прошлое - как образец, как действующее могущество, как архетип, «гештальт». Поэтому в современном ирланgце присутствуют все пять поколе­ ний или пластов, определяя сложную структуру его идентичности. Расы Партолона, Немеда, Фир Болга и богини Дану соприсутствуют в «гойделе» как сакральные слои, предопределяя богатство духовной жизни и прямого экзистенциального опыта. Запад, Сид и женщины Картина смены пяти поколений в структуре сакральной истории Ирландии и особенность гендерного баланса в ирландском обществе будут лучше понятны, если мы обратим внимание на сакральную географию кельтов и на ту роль, которую в ней играет потусторон­ ний мир, Сид, связанный, в свою очередь, с женским началом. Пока­ зательно, что названия всех рек в кельтских языках всегда женского рода, тогда как названия всех племен и кланов - мужского. Запад играет в ирландской мифологии фундаментальное значе­ ние, являясь местом смерти, но в то же время той страной, откуда приходят души людей и куда они после смерти возвращаются. На Западе располагается «иной мир», описываемый как Острова Бла­ женных, также Сид1• Сид - синоним потустороннего мира и, в част­ ности, рая. Вход в него находится внутри священных холмов. Гюйон­ варх и Леру пишут: В этимологическом смысле слово sid «мир», в самом деле обозначало некий мир, параллельный нашему, который, бу­ дучи отличным и отдаленным от него, тем не менее сопри­ касается или смыкается с ним, позволяя избранным или призванным существам в любой момент проникнуть в Ино­ бытие. Его обитателями, по определению, являются боги и обожествленные герои. Во всех ирландских преданиях, мифологических или эпи­ ческих, оно располагается или локализуется на трех уровнях: - за морем, на запаgе (совпадающим со значением ле­ визны и севера), на огромных счастливых островах, которых можно достичь только после морского плавания; - на gне моря или озер, во дворцах из золота и хрусталя, доступ к которым открывается порой случайно; - в полых холмах или насыпях: после прибытия совре­ менных жителей Ирландии, или гойделов, их божественные предшественники, Племена богини Дану, не в силах проти­ виться захватчикам, предпочли укрыться под землей. Там они продолжали ту же жизнь, что и раньше, по временам по­ являясь среди людей. Позволительно сказать, что Сид присутствует в Ирлан­ дии повсюду. Это облегчает переписчикам и пересказчикам некую постоянную «актуализацию» мифологии и преданий, которая всякий раз подсказывает им новые объяснения мно- 1 Другие название Сида - Маг Мор (Mag Мбr, «Великая Долина»), Маг Мелл (Mag Mell, «Прекрасная Долина»), Тир н'Айл (Tir n'Aill, «Иной Мир»), Тир на м-Бео (Tir na m-Beo, «Страна Живых»), Тир на н-Ог (Tir na n-Og, «Страна Юности») и Тир Таирнгири (Tir Tairngiri, «Земля Обетованная»). См.: MacCulloch J.A. Тhе Religion of the Ancient Celts. Edinburgh: Т. & Т. CLARK, 1911. гочисленных топонимов или комментарии к ним. Так, огром­ ный доисторический курган в Ньюгрейндже превратился в резиденцию бога Дагды под названием Бруг-на-Бойнне («Крепость на Бойне»). А если Сид располагается повсюду, то у каждого божества может быть свой собственный Сид. Не сыщется предания, в котором под тем или иным предлогом не выводился бы Иной Мир. Но где бы он ни располагался - за морем, на дне озера или под землей, обычный доступ к нему осуществляется водным путем1• Любимым жанром эпоса у ирландцев был имран, рассказ о мор­ ских путешествиях. Одной из самых ранний версий имрана является рассказ о путешествиях Брана мак Фибайла2• Бран во сне услышал чудесную музыку. Проснувшись, он обнаружил серебряную ветку с цветком. На следующий день перед ним предстала таинственная прекрасная девушка, которая спела ему песнь о далекой стране, ле­ жащей на острове по ту сторону моря, о его музыке, волшебных дере­ вьях, свободе от смерти и боли. Этот остров - один из ста пятидесяти, лежащих к западу от Ирландии. На нем живут тысячи разноцветных женщин. Прежде чем гостья исчезла, серебряная ветвь снова оказа­ лась у нее в руке. Бран со спутниками отправился в плавание в поис­ ках этого острова. По дороге он встречает морского бога Мананнана, который едет по морю в своей колеснице. Он сообщает Брану, что море есть на самом деле цветущая равнина (Mag Mell), а вокруг ко­ рабля - играющие и пьющие люди, «не ведающие греха», которые невидимы Брану. Мананнан поощряет Брана в том, чтобы тот плыл к Острову Женщин на запад. Когда они достигли Острова Женщин, те предложили им сойти на берег, пить, есть и наслаждаться, как они хотят. При этом время исчезло, и блаженство длилось веками. На­ конец, они почувствовали ностальгию по дому и решили вернуться. Рассерженные женщины предупредили их (закляли), что когда они вернутся, то немедленно погибнут. Тем не менее они приплыли сно­ ва в Ирландию, и когда первый из них спустился на родной берег, то немедленно превратился в прах. Бран и остальные члены команды остались на корабле и рассказали оттуда людям на берегу про свое путешествие, а затем уплыли навсегда. Показательно, что в описании острова преобладают матриархаль­ ные черты. Он населен преимущественно женщинами, которые да­ рят любовь тем, кто достиг острова. Гюйонварх и Леру поясняют это: 1 Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. Кельтская цивилизация. С. 250- 251. 2 MacCulloch J.А. The Religion of the Ancient Celts. Кельтский Иной Мир, каким он нам представляется, не имеет почти ничего общего с христианским раем, но, пол­ ный женщин, по концепции своей он весьма близок к гер­ манской Вальгалле и мусульманскому раю. Его обитатели ведут жизнь, полную радостей и наслаждений: они вкуша­ ют изысканную и изобильную пищу, их любят женщины необыкновенной красоты, все они принадлежат к одному и тому же высокому социальному рангу. Им неведомы ни грехи (понятие христианское), ни преступления (понятие дохристианское)1• Население Сида не имеет недостатка в пище (свинина, говяди­ на) и питье (пиво, гидромьель - типичные напитки Великой Боги­ ни); там нет иерархии и разделения на касты; жители проводят вре­ мя в негах и ласках2• Также посланцами Сида являются чаще всего именно женщины, таинственные девы, которых видят и слышат только те герои, за кем они пришли, или друиды. Встреча с прекрас­ ной девой, иногда представленной в форме лебедя или иной птицы, означает одновременно смерть и брак, так как в кельтской традиции эти понятия чрезвычайно близки3• Цикл преданий о феях и, в част­ ности, о фее Моргане, распространенный в мифах большинства ев­ ропейских народов, также имеет кельтское происхождение и свя­ зан с кругом легенд о Сиде. Объединение темы Сида как области потустороннего, могильно­ го холма и женского начала мы видим в таком персонаже ирланд­ ского фольклора, как «Женщина Могильного Холма» или «Фея Воз­ любленная» (leanan sidhe, leannan sith), которая выступает как поту­ сторонняя возлюбленная и одновременно муза. Считается, что «Фея Возлюбленная» проживает короткую, но насыщенную жизнь. Если юноша, которого она полюбила, отвергает ее притязания, она стано­ вится покорной исполнительницей его воли, наделяя даром поэзии и не требуя ничего в замен. Если же юноша начинает испытывать к ней ответные чувства, то она порабощает его, подчиняет своей вла- 1 Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. Кельтская цивилизация. С. 251-252. 2 Классические описания Сида чрезвычайно напоминают Острова Любви у Ка­ моэнса вплоть до деталей, что позволяет предположить кельтские истоки его океани­ ческого эпоса, а возможно, и теории Пятой Империи. 3 Здесь можно вспомнить о миоритическом пространстве Лучана Блаrи, о его концепции «дор» (тоски/восхищения) и обратить внимание на то, что даки некоторые время находились под властью кельтов в составе царства галлов со столицей в городе Тилис, после того как кельты покорили Фракию, и, следовательно, кельты вполне мог­ ли оказать влияние на архаические пласты фракийского фольклора. сти и в конце концов приводит к краху и гибели. У. Йейтс писал об этом существе: Она - это гэльская муза, она преследует тех, кого вдох­ новляет. Гэльские поэты умирают молодыми, потому что она ненасытна и не дает им долго оставаться на земле - это злоб­ ный дух1. Если мы соотнесем эти мифологические подробности друг с другом, мы обнаружим интересную закономерность - в отличие от греческой или германской мифологии, в кельтском сакральном пространстве довольно слабо представлена небесная составляющая. Источником сакрализации - мудрости, могущества, власти и т.д. - выступает измерение, которое не воспринимается как жестко транс­ цендентная вертикаль, как перпендикуляр, разрезающий структуры земной среды. Сид не находится вверху. Он находится далеко, глу­ боко или тайно, но никогда не вверху. Доступ к Сиду достигается че­ рез воду и землю, редко или вообще никогда - через воздух и огонь. Хотя для ирландцев птицы священны, рыбы священны в еще боль­ шей степени. В этом состоит специфика кельтской сакральности, организованной в соответствии с тем, что Ж. Дюран называет «ре­ жимом ноктюрна». Потустороннее, область духов и смерти, а также богов и высших существ, не выступает как нечто строго альтерна­ тивное и эксклюзивное по отношению к миру земному (как в режи­ ме «диурна»). Сид, его пейзажи и население переходят в земной мир плавно и подчас незаметно. Cug пропитывает собой ирланgский мир, составляя аспект его внутренней gиале.ктики. Потустороннее и посюстороннее разделены между собой полупроницаемой мем­ браной, всегда допускающей процесс осмотического обмена, и сим­ волом этой мембраны служит воgа и женское начало. В значительной степени такая ноктюрническая структура са­ крального сделала возможным уникальное явление кельтского хри­ стианства. Эра святого Патрика В пятом периоде эры гойделов ирландцы особо выделяют эру святого Патрика, который в V веке принес в Ирландию христиан­ ство. До него хроники сообщают о епископе Палладиусе, который 1 Yeats William Butler. Fairy and Folk Tales of the Irish Peasantry. London: W. Scott, 1888. Р. 81. прибыл в Ирландию в 431 году, посланный Римом, но его образ в тра­ диции слился с фигурой святого Патрика. Христианизация не осмыслялась кельтами как радикальное и революционное изменение идентичности, так как особенность ир­ ландского христианства и Кельтской церкви в целом состоит в том, что, в отличие от многих других европейских обществ, оно не стало в жесткую оппозицию местным дохристианским мифам, но мягко и плавно включило их в общую ткань духовной культуры. Так, мно­ гие друиды и мифологические персонажи получили христианское крещение, и сами христианские святые и подвижники превратились в новую версию древних друидов. Ирландское христианство являет­ ся уникальным примером гармоничной интеграции дохристианских традиций и новой религии. Святой Патрик был бриттом-католиком, который стал главной фигурой в распространении христианской религии. Наряду со свя­ тым Колумбой и святой Бригиттой он считается одним из трех не­ бесных покровителей Ирландии и основателей Ирландской церкви. Иногда святого Патрика называют «апостолом Ирландии». В юно­ сти из Британии его похитили ирландские пираты, и он вынужден был провести в Ирландии несколько лет. Вернувшись в Британию, он стал священником и снова отправился в Ирландию с миссионер­ ской целью. По преданию, святого Патрика посвятил в епископы св. Герман Осерский. Святой Патрик был чужим для ирландского общества того вре­ мени и потому, что был бриттом, и потому, что проповедовал новую веру, и потому, что отказывался интегрироваться в существующее общество. Его проповедь привлекала к нему многих, в том чис­ ле знатных и богатых особ. Он рукополагал священников, строил церкви и распространял христианство в гэльской среде долгие годы и с особым усердием. А.ля ирландцев того времени было необычным создание женских монастырей, но святой Патрик обращал мно­ гих - часто весьма влиятельных - женщин в христианство, и агио­ графы отмечали тот успех, которым его проповедь Христа пользова­ лась именно у женщин. При этом его оппонентами выступали в пер­ вую очередь друиды, видевшие угрозу в новом учении для своих древних верований. Гюйонварх и Леру справедливо замечают: До святого Патрика Ирландия была языческой, после него она стала христианской: евангелизация, каковы бы ни были ее подробности, явилась подвигом одного-единствен­ ного великого миссионера. Очевидно, эта загадка не объяс- няется одной только личностью основателя исторической и христианской Ирландии, который был к тому же одним из величайших мифических персонажей дохристианской Ир­ ландии в ее последние годы1• Святой Патрик основал центр церковной миссии в Северной Ирландии (Ольстер) в Армаге, месте, которое было сакральным центром гэлов, посвященным богине Махе (отсюда название «Холм Махи», Ard Mhacha). Эта богиня входила в триаду древних кельтских богинь (Morrfgna), наряду с Бадб и Морриган (Ананд). Все эти три богини были ответственны за царство, войну, гибель и трагические события (несчастья, катастрофы), что соответствует второй индоев­ ропейской функции, но с подчеркнуто негативным измерением. Армаг становится архиепископской кафедрой для всего кельт­ ского христианства, распространяя свое влияние на приходы, дио­ цезы и монастыри. Гюйонварх и Леру обращают внимание на то, что в своей про­ поведи христианства святому Патрику удалось избежать жесткой конфронтации между новой верой и старой. Святой Патрик, как нам сообщает его основной агиограф, Муирьху, в VII веке явился прямо ко двору в Тару и первы­ ми обратил в христианство короля Лойгаре, его дочерей, его воинов и его друидов. Агиографы пишут, что это произошло в 432 году до Р.Х. Несколько лет спустя вся Ирландия стала христианской без столкновений и мучеников. Это больше легенда, чем история: ведь, чтобы обратиться, король Лойгаре потребовал чуда. И святой Патрик повино­ вался. Он заставил появиться Кухулина в великолепном воин­ ском облике, на колеснице с лошадьми и колесничим. Кухулин превознес перед королем блаженства рая и описал ужасы ада. Затем святой Патрик пересмотрел все ирландские законы, чтобы привести их в соответствие с евангельским словом. Фи­ лиды лишились права читать самые опасные языческие закли­ нания, а друидическое жертвоприношение было запрещено2• Хотя по сравнению с другими народами ирландская христиани­ зация проходила исключительно плавно и мирно, все же, как спра­ ведливо подчеркивают Гюйонварх и Леру, если бы святой Патрик 1 Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. Кельтская цивилизация. С. 251 - 252. 2 Тамже. и другие проповедники христианства (в частности, святой Колумба), не отстаивали бы своей новой истины с духовной силой, им вряд ли удалось столь масштабное предприятие. За время всей своей апостольской миссии Патрик проя­ вил себя как активный борец за Евангелие, и для более эф­ фективного убеждения убивал, жег, проклинал, побеждал своих противников более могущественной магией, чем их чары. Это вполне нормально, так как его Друид - это Хри­ стос, и этот Друид гораздо могущественней какого-либо дру­ гого. Споры Патрика и Колумбы с друидами были гораздо более магическими, чем богословскими. Один друид из Тары заставил падать густой снег, но он не смог его растопить. Одним движением Патрик развеял этот снег. Другой друид внезапно создал непроглядную тьму. Патрик одним словом заставил вернуться солнце. В одном христианизированном предании из мифологического цикла, святой сам является состязаться с богом Ойнгусом, сыном Дагды1• Вся структура кельтского христианства полна параллелей с древ­ ними традициями. Так, древнейший и самый главный кельтский праздник Семайн, в ходе которого, как считалось, открываются во­ рота в «иной мир», Сид, и возможны всяческие чудеса, наложился на католический день Всех Святых, придав ему уникальный симво­ лический контекст. Знаменитый трилистник, на примере которого, по преданию, святой Патрик объяснял ирландцам догмат о Святой Троице, также и ранее был друидическим символом, обозначающим триаду воин­ ственных богинь. Ирландское христианство после святого Патрика стало центром духовного просвещения не только в Британии, но и в Западной Ев­ ропе, и ирландское монашество было одним из самых ярких и ми­ стически ориентированных в Европе. Монастыри, подчиненные Армагу, возникали во Франции. И в высшей степени символично, что первый официальный средневековый философ Франции Иоанн Скот Эриугена был ирландцем. Средневековый цикл рыцарских легенд о Круглом столе, о коро­ ле Артуре и Чаше Грааля также является образцом синтеза между древними кельтскими сакральными сюжетами и христианской тра­ дицией. 1 Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. Кельтская цивилизация. С. 288- 289. Показательно, что ирландцы на всех этапах своей истории, даже находясь под жесткой доминацией англичан, сохранили верность католичеству в его особой ирландской форме, в целом отвергая как пуританизм, так и англиканство. Эта ирланgско-католическая иgен­ тичность должна быть рассмотрена именно в контексте глубинно­ го синтеза, так как она качественно отлична от католической тради­ ции Испании, Португалии, Италии, Австрии, Германии, Польши или Франции. Туан мак Кайрилл, Финтан мак Бокра и крещеные лебеди В качестве примера кельтского католичества можно привести историю о Туане Мак Кайрилле1• Его история связывает между собой различные этажи ирландской сакральности - временные и пространственные. Один из величайших продолжателей дела святого Патрика Фин­ иен из Маг Биле (с. 495- 589) путешествовал по Ирландии, распро­ страняя Евангелие. Однажды он встретился с человеком, о котором было известно, что он является лучшим знатоком истории Ирлан­ дии. Это был священник, с которым Финнен разговорился после того, как они вместе отслужили воскресную мессу. Он представился таким образом: «Я из рода Улатов. Меня зовут Туан Мак Кайрилл, сын Муиредаха Муиндерга. Я основал свою келью на землях мое­ го отца Туана, сына Старна, сына Сера, сына брата Партолона». То есть к моменту рассказа по ирландской хронологии герою должно было быть около двух тысяч лет, так как эпоха Партолана была пер­ вой в истории Ирландии. Далее Туан рассказывает, что он прожил 100 лет в форме человека в эпоху Партолана; двадцать лет в форме кабана в эпоху Немеда; восемьдесят лет в форме оленя в эпоху Фир Болга; сто лет в форме орла в эпоху племен богини Дану; еще сто лет под водой в форме осетра; потом еще сто лет в форме человека, когда его и встретил Финнан. При этом он знал на память все исто­ рические события, так как был их свидетелем. Туан поясняет и обстоятельства своего последнего рождения - из осетра в человека. Однажды, когда Бог, мое упование, решил, что пришло время, что за мной теперь гонятся все звери и все рыбаки окрестных озер меня опознали, рыбак из Кайрилла, король 1 Guyonvarc'h Ch. Le Roux F. Le druides. этой страны, поймал меня и отнес своей жене, госпоже Кай­ рилл, которая хотела рыбы. Я вспоминаю: человек поместил меня на раскаленную решетку и поджарил; королева съела меня целиком, и я оказался у нее во чреве. Я отчетливо помню это пребывание у нее во чреве и все то, что говорилось в этот период в ее доме, и все, что происходило в Ирла}Wfи. Когда я вновь родился как человек и у меня появилась речь, все вос­ поминания об этом сохранились, о том, что было в Ирла}Wfи: так мне дали имя Туан, сын Кайрилла. Тогда в Ирла}Wfю свя­ той Патрик принес истинную веру. Я был весьма стар, но при­ нял святое крещение и верил, в одиночестве, в царя стихий1• Эта история, одна из множества, иллюстрирует отношение ир­ ландских христиан к дохристианской традиции. Показательно, что святой Финнен относится к Туану как к старшему, и диалог с ним по­ строен по канонам традиционной для кельтов беседы двух друидов: один спрашивает, как правило, это друид-сенха (историк), в данном случае это - сам святой Финнен, другой - отвечает (здесь Туан). История Туана мак Кайрилла созвучна валлийскому барду Тали­ есину, рассказывавшего в поэме о своих рождениях и трансформа­ циях в течение всей человеческой истории. Туан мак Кайрилл - это ирландская версия бессмертной сущности, переходящей из одного состояния в другое, меняя тела и эпохи, но остающейся связанной с семантикой историала своего народа. Эта внутренняя связь с са­ кральной структурой, которая включает в себя все измерения вре­ мени - прошлое, настоящее и будущее - в их смысловом содержа­ нии, является парадигмой друидического искусства, основанного не просто на воспоминании событий, но на понимании общей логики происходящего с народом. Неизменность оси составляет условие преемственности культурной идентичности: Туан мак КайрUАА - это имя того, что gелает ирланgца ирланgцем, nоgобно тому как Талиесин - это имя того, что gелает валлийца валлийцем. И в этом сюжете показателен именно христианский контекст легенды: быв­ шее и осетром, и кабаном, и орлом, и оленем, и неоднократно чело­ веком, существо становится в конце концов отшельником, монахом и служит вместе с последователем святому Патрику мессу. Это не просто адаптация ирландского Dasein'а к христианской традиции, это - выверенное установление пропорций, в каких новая религия, при полном принятии ее догматов, оказывается по отношению к ста­ рой - следующим, высшим, семантическим звеном. 1 Guyonvarc'h Ch. Le Roux F. Le druides. Р. 326. Гюйонварх и Леру1 обращают внимание на символизм живот­ ных, в которых превращается Туан мак Кайрилл и связывают их с соответствующими эрами Ирландии. • В эру Партолона Туан мак Кайрилл - человек (друид), • в эру Немеда - олень, • в эру Фир Болга - кабан, • в эру племен богини Дану - сокол, • в эру гойделов (Миля) - осетр, • в эру св. Патрика - монах и священник. Таким образом происходит полный цикл выхода за рамки чело­ веческого существа (с позиций сакрального жреца) и возвращение к нему же в обновленном виде христианского подвижника. При этом превращения имеют эсхатологический характер: телосом метамор­ фоз становится человеческое воплощение в эру святого Патрика, крещение и спасение gуши. Другим вполне аналогичным персонажем является Финтан мак Бокра, иногда называющийся мужем Кессэйр, первой женщины, приплывшей в Ирландию. В рассказе об «Основании области Тара» он сообщает о себе, что был свидетелем того, как его жену и всех первых поселенцев смыл потоп, который он пережил потому, что превратился в осетра. Позднее, он был орлом и ястребом, а затем снова человеком и советником королей Ирландии разных поко­ лений (от Партолона до Миля). В частности, он принимал участие в битве при Мак Туйреде. Так же долго, как и он, жил только вол­ шебный ястреб, с которым Финтан мак Бокр познакомился в конце жизни и с которым любил делиться прожитыми воспоминаниями. Финтан и ястреб решили покинуть мир людей в V веке после кре­ щения Ирландии, оба как успокоенные истинной верой христиане2• Еще одна выразительная история содержится в «Мифологиче­ ском цикле». В ней идет речь о трех сыновьях и дочери (Аод, близ­ нецы Фиакн и Конн, Фионнгуала) короля Аира (это иной Аир, не­ жели валлийский Ллир), которые жили в эпоху племен богини Дану и были людьми этого поколения. Три сына и одна дочь, рожденные королю Аиру его первой женой Айоб, были прекрасны и дружны. Но когда их мать умерла, король женился на ее сестре Айофе, ко­ торая невзлюбила племянников и племянницу из-за их красоты и любви друг к другу и к отцу. Не сумев их убить, она превратила их 1 Guyonvarc'h Ch. Le Roux F. Le druides. Р. 328. 2 !Ьid. Р. 323- 324. о с помощью колдовства в четырех белоснежных лебедей, пообещав, что избавиться от колдовства они смогут лишь тогда, когда королева Юга сойдется с королем Севера и когда их благословит монах. Сама Айофе была навечно превращена разгневанным отцом в демоницу воздуха. Триста лет лебеди прожили на одном озере, триста лет на море между Ирландией и Шотландией и триста лет у острова Инис Глуэр. Лебеди обладали самым прекрасным голосом на свете, и их песни много столетий восхищали ирландцев. В это время в Ирландию пришел святой Патрик, и, соответствен­ но, появились монахи. Ученик святого Патрика монах Мохаомхог с острова Инис Глуэр поселил лебедей в церкви. Лебеди полюбили слушать мессу и церковные часы. Он заковал их подвое Аода и Фи­ оннгуаллу и двух близнецов Фиакна и Копна. Но эти цепи были им не в тягость. Когда цепи рухнули (по одной версии, после того, как король по­ кинул монастырь и зазвонил колокол, по другой - из-за жадности королевы Лейнстера, которая захотела взять лебедей себе и нечаян­ но разорвала цепь), лебеди превратились в стариков (им было к это­ му времени более 900 лет), которые попросили у Мохаомхога приня­ тия святого крещения и тут же после этого умерли. Все четверо были погребены в одной могиле. Лучи ирландской церкви Распространение христианства среди ирландцев заложило осно­ ву новой эры (эры святого Патрика), которая, как мы видели, осмыс­ лялась как продолжение гойдельской эры Миля и одновременно как ее логическое завершение, ее высший аккорд. Кельтская церковь с архиепископской кафедрой в Армаге, заложенной святым Патри­ ком, и монастырским центром в Айоне на Гибридских островах, основанным святым Колумбой, были главными центрами христи­ анской культуры, учености, образованности на самом раннем эта­ пе истории Британских островов. Постепенно сеть христианских монастырей и приходов полностью заместила собой друидическую функцию. При этом отношения Кельтской церкви с политической властью - ирландскими королями - основывались на модели, сло­ жившейся в дохристианскую эпоху. Друиды тогда были духовным авторитетом, носителями знаний и традиций, исполнителями обря­ дов, советниками королей, но политически власть была сосредото­ чена в руках военной аристократии и королевских династий. При этом сама Ирландия была - по крайней мере номинально - орга- низована как Империя. Функции Императора выполнял Верховный Король, пребывавший в Таре (столице средней земли Мит), а четы­ ре короля остальных земель острова - Ольстера, Лейнстера, Мун­ стера и Коннахта были его «вассалами». На практике эта имперская модель редко соблюдалась в историческое время, поскольку не было такой фигуры, которая была бы способна превратить номинальную власть властителя Тары в актуальную, а кроме того, власть над че­ тырьмя регионами острова также не была централизованной и по­ делена между различными ветвями королевских родов, часто вра­ ждовавших друг с другом. Тем не менее имперская парадигма была ирландцам известна с древности, и, возможно, в этом проявлялся отголосок мифической Империи древних кельтов-битургов и их царя Амбигатуса, и одновременно прообраз короля Артура. Высший король Ирландии, правящий в Таре, где находился Камень Могуще­ ства (Lia Fail), одна из реликвий, принесенных племенами богини Дану с таинственного Севера, является ярким выражением фунда­ ментальности и полноты ирландской сакральной традиции. В эпоху святого Патрика Кельтская церковь сохранила баланс отношений между духовной и светской властью, что привело к хри­ стианизации ирландского мира с сохранением его политических и, в значительной степени, юридических основ. Ирландская жизнь про­ должалась так же, как она текла и до этого, лишь сакральное изме­ рение ирландского Dasein'а сменило свое религиозное выражение. Отныне ирландский гений - в философии, истории, музыке, войне и обычном сельском и ремесленном труде - приобрел христианские формы. Ирландия включалась в христианский историал, обосновав внутри него место для своей собственной истории и культуры. Таким образом, в V веке были заложены основы нового истори­ ческого - христианского - цикла, предполагающего уже внутри самого себя новые этапы, эпохи и периоды. Первый этап длится несколько веков от христианизации до заво­ евания Британии германскими племенами, которое тоже растянуто во времени и поэтому является само по себе периодом. В это время Кельтская церковь укрепляется в Ирландии и Дал Риаде, все активнее распространяется в Каледонии, обращая пиктов, а также процвета­ ет среди бриттов. Конечно, это было специфическое христианство, и мы видели, что св. Германус Осерский был отправлен в Британию для борьбы с ересью Пелагия и жестко схлестнулся с бриттским ко­ ролем Вортигерном (тем самым, который, по преданию, пригласил англов и саксов для защиты от пиктов и гэлов), но в любом случае англы, саксы и юты, вторгшиеся в Британию, были язычниками, тог­ да как кельты - христианами. И Ирландия была в этом мире кельт- ского христианства, бесспорно, важнейшим священным центром. Именно из Ирландии распространялось христианство и в Западную Европу - во Францию и Германию, народы которых, попав под власть германских племен, в значительной мере были язычниками. После падения Западной Римской Империи именно Ирландия стала на определенный промежуток времени едва ли не главным центром христианского миссионерства. Из Армага или Айоны выходили ты­ сячи проповедников христианской веры, отправлявшиеся в разные страны Европы - в первую очередь в северные области Франкской Империи. Одним из ярких представителей этого ирландского миссионер­ ства в Европе был монах Колумбан (ок. 540 - 615), проповедовавший вначале в Британии, а затем в Галлии. В конец VI века он основал в Европе широкую сеть монастырей в Бургундии, Нейстрии, Авст­ разии и Лангобардском королевстве. Изгнанный из Нанта светски­ ми властями, он отправился в Германию, где продолжил проповедь и создание сети монастырей. В 612 году он доходит до Северной Ита­ лии (страны, некогда населенной кельтами) и основывает там один из самых знаменитых монастырей - Боббио. Показательно, что охват миссионерской деятельности Колумбана и других ирландских монахов отчасти повторяет очертания кельтской ойкумены (Вели­ кой Кельтиды). Лучи Ирландии в этот период пронизывают всю Се­ верную и Западную Европу. Заметный след оставил в католической мысли ирландец Скот Седулиус (Седулиус Младший), живший в эпоху короля Лотаря. Обосновавшись в Льеже среди других ирландских ученых монахов, Скот Седулиус переводил на латынь работы неоплатоника Порфи­ рия и другие греческие тексты. Он писал утонченные поэмы и тео­ логические трактаты, многие из которых не сохранились. В области политики он защищал баланс между духовным авторитетом и свет­ ской властью перед теми мыслителями «каролингского Просвеще­ ния», которые были склонны смещать равновесие в сторону фигуры короля. В этом Скот Седулиус опирался на ирландскую традицию, где баланс священного и властного начал был точно определен еще в дохристианские времена. Но самым ярким представителем ирландской богословской мыс­ ли был ирландский монах Иоганн Скот Эриугена (ок. 815- ок. 877), являющийся звездой ранней схоластики и первым полноценным христианским философом Франции1• Иоганн Скот Эриугена был близок к французскому королю Карлу Лысому, выполняя при нем ту 1 Дутин А.Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. же роль, что Алкуин из Йорка при его деде Карле Великом. Иоганн Скот Эриугена перевел на латынь тексты Ареопагитик, дав тем са­ мым импульс всей неоплатонической традиции европейского Сред­ невековья. Его собственные труды представляют собой вершину ме­ тафизической мысли. В этом мыслителе ирландская идентичность в той форме, в кото­ рой она была воплощена в расцвете эры святого Патрика, достигает предельной концентрации и выразительности. Анrло-норманны: оккупация и «rэлизация» Начиная с IX века ситуация в Ирландии становится более про­ блематичной. Основные причины этого: • укрепление англосаксов в Британии; • постоянные набеги викингов, которые основывают на побере­ жье Ирландии целую сеть своих портовых Государств, созда­ вая тем самым непрерывный накал военных действий; • спор между Кельтской церковью, сохранившей во многом древний уклад, идущий еще от первых римских христиан, и Англосаксонской церковью, получившей приоритетную помержку Рима в вопросе институциональной организации диоцезов на Британских островах. Ослабленная этими процессами Ирландия в мае 1169 года стал­ кивается с новой угрозой: вторжением норманнской армии. В 1166 году король Лейнстера Дермот мак Мурроу был свергнут с престола Верховным королем Ирландии Руайдри Уа Конхобай­ ром. Дермот мак Мурроу обратился за военной помощью к нор­ маннским баронам Уэльса, а когда с их помощью вернул себе власть в Лейнстере, то в обмен на протекцию предложил передать власть Генриху II Плантагенету, создателю того, что позднее будет назва­ но Ангевинской Империей. Войска Генриха II высадились в Ирлан­ дии в 1171 году. К 1172 году они подчинили себе значительную часть ирландских правителей, захватив всю Восточную Ирландию, и Ген­ рих II провозгласил себя «Лордом Ирландии». Часть ирландских правителей принесла ему присягу на верность. Однако Верховный король Руайдри Уа Конхобайр и знать Ольстера не признали власти Генриха II над Ирландией. По официальной английской версии Генрих II еще в 1155 полу­ чил от Папы Римского (единственного англичанина в этом статусе) Адриана буллу Laudablliter, наделявшего его правом быть «Лордом Ирландии», но этот факт был оспорен ирландцами, и сомнения в его достоверности не развеяны документально до настоящего времени. Не более достоверно и то, что Генрих II получил от него мандат на то, чтобы осуществить институциональные реформы Кельтской церк­ ви, подчинив ее напрямую Риму. Тем не менее это отчасти произо­ шло, и во время англо-норманнского господства началось приведе­ ние ирландского христианства в соответствие с общекатолически­ ми правилами и обычаями. С этого момента Ирландия отчасти утрачивает свою политиче­ скую независимость и формально оказывается в положении феода римского престола под властью английского короля как контроли­ руемая им территория (Lordship of lreland). В этом юридическом по­ ложении Ирландия остается вплоть до 1542 года, а английские коро­ ли в этот период включают в свой титул - Лорд Ирландии. Однако власть англичан распространяется не на весь остров и затрагивает далеко не все сферы жизни. Хотя постепенно авто­ хтонная система ирландского права, так называемый брегонский за­ кон, вытеснялась англо-норманнскими порядками, в некоторых об­ щинах Коннахта, Мунстера и Ольстера она продолжала действовать вплоть до начала XVII века. Не все территории Ирландии в равной мере были управляемы англичанами: ряд земель, особенно в север­ ной части Острова, Ольстере, сохранили самоуправление. Кланами, оказывавшими англо-норманнам наибольшее сопротивление, были О'Нейлы и О'Доннесы. В культурном смысле англо-норманнская оккупация принесла в Ирландию французскую речь и многие англо-французские обы­ чаи, в том числе и в церковной сфере. Англо-норманнские правите­ ли ввели феодальную систему по европейской модели, а в 1297 году был впервые созван Ирландский парламент. При этом англо-норманнская знать также подвергается актив­ ному воздействию гэльской культуры, перенимает язык и местные обычаи. Этот феномен называют гэлизацией. Пропорции между элитой и основным населением, причем с сохранением значитель­ ной части именно ирландской потомственной аристократии, с од­ ной стороны, и колоссальная притягательность и обаяние ирланд­ ской культуры - с другой, постепенно приводили к гэлизации зна­ чительных сегментов английской аристократии, перенимавшей идентичность ирландцев. В 1336 году, чтобы приостановить этот процесс, были даже изданы специальные «Килкенские Статусы», попытавшиеся искусственно остановить гэлизацию в областях прямого английского контроля. Но действенной силы они не во­ зымели. В 1315-1381 годах шотландский правитель Эдвард Брюс (ок. 1280-1318) заявил свои права на титул Верховного короля Ирлан­ дии и со своей армией вторгся в Ольстер. Хотя он не получил еди­ нодушной помержки от большинства влиятельных правителей кланов, многие увидели в нем освободителя. Ему не удалось уста­ новить свою власть над островом, но он существенно ослабил силы англо-норманнских баронов, что сказалось в дальнейшем. С середины XIV и до начала XVI века по всей Ирландии проис­ ходит подъем антианглийских настроений, а зона прямого контроля Британской короны сжимается все больше, оставаясь по-настояще­ му устойчивой лишь на небольшой территории острова, называемой Пэйл, прилегающей к Дублину, - основному центру колонизации. При этом традиционные для кельтов усобицы не дают возможности выработать общую платформу для ирландской знати, и Ирландия к XVI веку возвращается к несколько хаотичной системе клано­ вых автономий, с преимущественно восстановленной ирландской культурой (с некоторыми вкраплениями англо-норманнской) и но­ минальным признанием власти английской короны, реальный кон­ троль которой не выходит далеко за пределы Пэйла. Завоевание Тюдоров Ситуация резко меняется в эпоху Тюдоров в период правления Генриха VIII. К этому времени Ирландия почти полностью верну­ лась к традиционной цивилизации, и власть Лондона была почти но­ минальной. Назначенный правителем Ирландии английским монархом граф Килдерский Томас Фицджеральд (1513- 1537), услышав елухи о каз­ ни своего отца в Тауэре (которые, однако, не подтвердились), под­ нял восстание против английской короны. Томас Фицджеральд был ревностным католиком и предложил установить власть над Ирлан­ дией либо напрямую Папскому престолу, либо Карлу V, Императору Священной Римской Империи. Он рассчитывал получить померж­ ку католического большинства Ирландии в борьбе против короля, начавшего Реформацию и порвавшему с Римом. Однако восстание захлебнулось и его войско было разбито. Тем не менее этот факт привлек внимание Генриха VIII к Ирландии и подтолкнул его к тому, чтобы в 1541 году провозгласить себя королем Ирландии, сняв вся­ кую двусмысленность, связанную с анахроничным к тому времени наименованием «Лорд Ирландии», которым он и так являлся. Этот факт был закреплен решением Ирландского парламента. Более того, Генрих VIII начал с этого момента политику целенаправленного за- воевания Ирландии, стремясь подчинить всю ее территорию, а не только фрагменты, а также по-настоящему на сей раз внедрить ан­ глийские порядки, язык, религиозные институции и обычаи. С этого момента началась вторая волна оккупации острова ан­ гличанами, на сей раз намного более жесткая и тотальная - с мас­ совыми репрессиями, искоренением древней культуры и идентич­ ности ирландцев, их обычаев, языка и т.д. Ее активная фаза длилась в течение 60 лет. Задачей Генриха VIII было приобрести лояльность гэльской и гэлизированной аристократии Ирландии. Для этого он актом Ир­ ландского парламента объявил всю землю собственностью короля Ирландии, а затем раздал хартии на владения тем, кто выразил ему лояльность. Кроме того, он предоставил лояльным аристократам английские титулы, а также дал право ирландцам занимать места в Английском парламенте. Большинство ирландских аристократов приняли это, так как на практике, как им казалось, это ничего не меняло в существующем положении вещей, а номинальную власть сюзерена они привыкли игнорировать. Однако ряд нововведений, в частности роспуск монастырей, вызывал у ирландцев глубинное недовольство, так как подтачивал устои самой ирландской цивили­ зации, где монастыри играли роль духовных центров и были вплете­ ны в социальную и даже клановую систему. После смерти Генриха VIII ситуация еще более обострилась. По­ всюду в Ирландии стали вспыхивать восстания, за которыми следо­ вали все более и более жесткие ответные шаги англичан. Параллель­ но этому Лондон переходит к последовательной политике колони­ зации ирландских территорий выходцами из Англии и Уэльса, что приводит к вытеснению гэльского населения. Постепенно ситуация приобретает характер противостояния двух социокультурных си­ стем, даже gвух цивилизаций - англо-британской с английской до­ минантой, стремительно движущейся в сторону Модерна, и ирланg­ ской, кельтско-архаической, ориентированной строго на Традицию и древние устои. В англо-норманнском завоевании этого аспекта в чистом виде еще не было или по меньшей мере он был второсте­ пенным. Теперь же он выходит на первый план, и завоевание Тюдо­ рами Ирландии следует истолковывать как эпизод «войны цивили­ заций». После отлучения Елизаветы I от церкви ситуация еще более обо­ стряется, поскольку верные католицизму ирландцы вынуждены подчиняться королеве, объявленной Папой еретичкой. Теперь ан­ гличане рассматривают протестантов как лояльную силу и к поли­ тическому противостоянию добавляется религиозный элемент. При Якове I Стюарте, который становится не только королем Англии и Шотландии, но и Ирландии, начинается целенаправленная политика колонизации Ирландии протестантами из Англии, зна­ чительное число из них - шотландцы-пресвитериане. В ее задачи входит поменять иgентичность Ирланgии с траgиционалистской гэльско-католической на современную англо-протестантскую. В 1605 году католикам запрещается занимать какие бы то ни было публичные посты. Политика Англии приобретает характер целена­ правленного культурного геноцида и религиозного апартеида. Оливер Кромвель в Ирландии: этнорелиrиозная война В 1641 году ирландцы попытались осуществить государствен­ ный переворот, захватив английскую администрацию в Ирландии. Но это им технически не удалось. С этого момента обе стороны уже строго определены - ирландцы-католики против англичан-проте­ стантов. В этот период в Англии и Шотландии начинается Гражданская война. В Англии она носит религиозно-политический характер. В Шотландии к этому добавляется региональный фактор - Горная Шотландия, как оплот гэльского и отчасти католического консерва­ тизма, и Равнинная, как основная территория распространения пре­ свитериан и англофилов. В Ирландии же аналогичные процессы раз­ вертываются по линии - кельто-католики против англо-протестан­ тов и шотландцев-пресвитериан. В Ирландии война решает, кто будет править страной и будет ли она свободной или оккупированной. Есте­ ственно, ни в Англии, ни в Шотландии так вопрос не стоит. В 1642 году подавляющее большинство ирландцев-католиков, включая гэлицизи­ рованных потомков первой волны англо-норманнских баронов, соз­ дают Ирландскую Католическую Конфедерацию, которая устанав­ ливает свою власть на значительной части острова и ведет вплоть до 1649 года войну с войсками Английского парламента и шотландских ковенантеров. Мнения о необходимости помержки роялистов в Анг­ лии среди католиков-конфедератов расходились, а в помержку шот­ ландских роялистов ирландцы выслали вооруженную помощь, что привело к волне эскалации Гражданской войны в Шотландии. В 1649-1653 годах происходит третье английское вторжение в Ирландию. На сей раз это - пуританская армия Кромвеля. Это становится беспрецедентным явлением в ирландской истории, так как военная компания Кромвеля направлена на прямое истребление ирланgского населения. Происходит не просто смена довольно ус- ловного сюзерена, фанатичные протестантские националисты-ан­ гличане уничтожают своего онтологического врага - кельтских католиков-консерваторов и роялистов. Это война Модерна против Традиции, англо-Моgерна против кельто-Траgиции. Жестокость, с которой действует Кромвель, беспрецедентна: это не «война форм», в которой участвуют профессиональные военные и полити­ ческие лидеры, но один из самых ранних примеров в истории «то­ тальной войны» в Европе Нового времени, когда массовому истреб­ лению подвергаются нон-комбатанты, а этнические и этнорелигиоз­ ные чистки становятся нормой. К 1652 году Кромвелю удается подчинить практически всю Ир­ ландию. На подконтрольной территории он издает законы, направ­ ленные против тех, кто исповедует католичество (абсолютное боль­ шинство населения), включая конфискацию их земель. По разным оценкам, в результате тотальной резни, учиненной армией Кромве­ ля, погибло от 25 до 70% местного населения (эти цифры включают жертв бубонной чумы, вспыхнувшей в ходе английского вторже­ ния). В этом можно увидеть пример парадигмы действий англосак­ сов в ходе их колониальных завоеваний: геноцид ирландского насе­ ления в удесятеренных масштабах неоднократно повторялся в Се­ верной Америке и других британских колониях. В ответ ирландцы, потерпевшие полное поражение в ходе стол­ кновений с регулярными войсками Кромвеля, продолжали парти­ занскую войну, территорией которой стало практически все про­ странство острова. Напряжение партизанских действий спало по мере того, как ряд отрядов, получив право покинуть Ирландию, вступили в армии других держав, а остальные сдались. В 1653 году оружие сложили последние крупные отряды ирландцев. В результате кромвелевского геноцида был уничтожен костяк ирландской и гэлицизированной аристократии, а уничтоженное на­ селение стало планомерно замещаться переселенцами-протестан­ тами из Британии. Ирландия была провозглашена частью Содру­ жества Англии, Шотландии и Ирландии (Commonwealth of England, Scotland and Ireland), просуществовавшего с 1653 по 1659 год. Из-под ига к независимости После реставрации Стюартов в 1660 году Карл II возвратил треть конфискованных земель прежним владельцам. Он снова был про­ возглашен королем трех королевств Англии, Шотландии и Ирлан­ дии, как при Тюдорах и прежних Стюартах. Но ирландцев это в це­ лом устраивало. В период «Славной Революции» ирландцы снова массово высту­ пили в помержку якобитов, пытаясь уничтожить поселения колони­ стов, навязанные Кромвелем, и противостоять новой «протестант­ ской узурпации». Ирландия стала полем сражения консерваторов­ якобитов, на стороне которых выступало большинство ирландского населения, и протестантов-модернистов, армия которых опиралась на ранних протестантских колонистов на Севере. В 1691 году в битве при Огрине ирландские якобиты проиграли войскам Вильгельма Оранского, а годом ранее сам король Яков 11 покинул Ирландию. В результате победы Вильгельма Оранского си­ туация вернулась почти к эпохе Кромвеля. Передышка, полученная ирландцами после реставрации Стюартов, завершилась, земли ка­ толиков и роялистов были вновь конфискованы, а сами католики (по прежнему составлявшие большинство ирландцев) были юридиче­ ски и практически ущемлены в правах - в вопросе землепользования дискриминация длилась вплоть до 1778 года, а полные политические права гражданства они получили лишь в 1829 году. До XIX века правя­ щим классом в Ирландии официально были люди «протестантского происхождения» (Protestant Ascendancy), поскольку основой власти в тот период была земельная рента, а именно в этой области действо­ вали законы, поражающие в правах католиков. Правда, на этот раз под ограничение попали в Ирландии и шотландцы-пресвитериане, подчиняющиеся Шотландской церкви, что по сути означало не только религиозную, но религиозно-расовую доминацию англосаксонских протестантов, направленную против всего кельтского. В 1707 году Ирландский парламент ратифицирует ликвидацию королевства Ирландия и вхождение Ирландии в унитарное Государ­ ство - Королевство Великобритания. В 1800 году Ирландский парламент одобрил переименование Го­ сударства в Объединенное Королевство Великобритания и Ирлан­ дия (United Кingdom of Great Britain and Ireland), в составе которого страна оставалась вплоть до декабря 1922 года. В этом году большая часть Ирландии выбрала политическую независимость, тогда как Северная Ирландия, где процент англо-протестантских колонистов был особенно высок, осталась в составе Объединенного Королев­ ства. В 1949 году Ирландское Свободное Государство было переиме­ новано в Республику Ирландия. Ирландский национализм Первые политические проекты ирландской автономии, давшие начало борьбе за независимость, возникают в середине XVIII века, и вплоть до середины XIX века их главными носителями являются этнические англичане и протестанты, потомки ранних колонистов. они проецируют политические идеи Нового времени - демократию, национальное Государство и иные формы организации общества снизу - на ситуацию в Ирландию, и их оппозиция британскому го­ сподству строится на той же логике Модерна, только на сей раз при­ мененной к одной из близлежащих колоний. Это вполне аналогично борьбе США за независимость. Типичным представителем такого направления является Генри Граттан (1746-1820), англо-протестант, боровшийся вместе с тем за равноправие всех ирландцев, в том числе и католиков, и за расширение полномочий местного самоуправления под властью Великобритании. Граттан был либералом, вигом, и его по­ литика строилась не на особых симпатиях к самобытной ирландской идентичности (он был противником более радикальных групп, таких как «Объединенные ирландцы»), но на убежденности в правоте ли­ берально-индивидуалистического толкования демократии, которая должна строиться не на коллективных признаках (англичане/ирланд­ цы, католики/протестанты), а на индивидуальных (один человек - один голос). Сходной позиции придерживался другой известный ли­ берал, также англо-протестант, родившийся в Дублине, Эдмунд Бёрк, переехавший в Лондон, позднее отшатнувшийся от крайних респу­ бликанских идей под впечатлением от Великой французской револю­ ции и ставший одним из основателей английского либерального кон­ серватизма. Англо-протестантом был и основатель Ирландской пар­ ламентской партии Чарльз Стюарт Парнелл (1846-1891), сделавший многое для подготовки независимости Ирландии. Главный теоретик и проповедник ирландского самоуправления (Home Rule), основатель «Лиги Самоуправления» Исаак Батт (1813-1879) имел смешанное происхождение, его отец был англичанином и ректором англикан­ ской Церкви Ирландии. Восстание ирландцев в 1789 году, вдохновленное Американской и Французской революциями, проходило под влиянием идей, рас­ пространяемых обществом «Объединенных Ирландцев». На этом этапе ирландский национализм находится в рамках постколониаль­ ной парадигмы и вдохновляется опытом США, которые освободи­ лись от власти Британской империи только для того, чтобы постро­ ить общество, еще более точно и полно соответствующее проте­ стантскому духу и парадигме Модерна. Более радикальные круги, ядром которых были этнические ир­ ландцы, основывались на иных идеях и ином стиле. Они стали по­ степенно преобладать в контексте ирландского национализма после поражения восстания 1789 года. Одним из первых представителей этого течения был Дэниэл О'Коннэл (1775-1847), который поставил своей целью борьбу за права ирландцев и, шире, католиков в Великобритании и, соответ­ ственно, за их право быть избранными в Английский парламент. В Ирландии его до сих пор чтят под именем «Освободитель». В от­ личие от англо-протестантов, О'Коннэл делает ставку не на индиви­ дуума, оторванного от всех типов коллективной идентичности, но, напротив, на реабилитацию и защиту этой коллективной идентич­ ности, требуя освобождения не отдельных граждан, независимо от их этнической и религиозной принадлежности, но именно на при­ знании прав ирланgцев и католиков. Это совершенно иная модель национализма - идентитаристская и традиционалистская, тем бо­ лее что О'Коннэл защищает две идентичности (религиозную и этно­ культурную), которые в историческом контексте воплощают в себе Традицию, тогда как доминатные идентичности (англосаксонский этнос и протестантизм), напротив, являются синонимом Модерна. Поэтому при тактический солидарности двух типов ирландского национализма (либерально-демократического у англо-протестантов и идентитаристского у кельто-католиков) между ними с самого на­ чала существовали парадигмальные различия. От движения О'Коннэла в 1840 году отделяется более радикаль­ ная группа - общество «Молодая Ирландия», чьим президентом был избран писатель Томас Осборн Дэвис (1814-1845). В нем уча­ ствовали такие яркие деятели, как Джон Блэйк Диллан (1814- 1866), Смит Обрайен (1803-1864), Джон Митчел (1815-1875) и т.д. «Мо­ лодая Ирландия» считает, что в борьбе за независимость легитимно использовать насилие, именно эта организация становится главной идеологической силой восстания 1848 года. Показательно, что ак­ тивной сторонницей «Молодой Ирландии» была мать крупнейше­ го ирландского писателя и поэта Оскара Уайльда поэтесса Джейн Уайльд (1826-1896), собиравшая гэльский фольклор и писавшая революционные стихи в помержку освобождения Ирландии под псевдонимом Speranza (Надежда). После подавления восстания 1848 года позиции ирландских на­ ционалистов становятся еще более крайними. Так, радикальной ор­ ганизацией, подхватившей предыдущие инициативы по освобожде­ нию Ирландии, выступает «Ирландское Республиканское Братство», основанное в 1858 году Джеймсом Стивенсом (1825-1901), а севе­ ро-американскую ветвь, опирающуюся на ирландских эмигрантов в США, создал Джон Френсис О'Мэхони (1816-1877), специалист по ирландскому фольклору. Свою организацию О'Мэхони назвал «Братством фениев», поэтому членов «Ирландского Республикан- ского Братства» также принято называть «фениями». Целью дви­ жений этого поколения была последовательная борьба за полное освобождение Ирландии от англосаксонского протестантского ига. «Братство фениев» попыталось поднять серию восстаний в Ирлан­ дии в 1865 году, которые, однако, были жестко подавлены, а члены Братства подверглись репрессиям. Американская и канадская ветви фениев совершили ряд нападений на британские форты в Канаде в 1886-1871 годах, которые также большого успеха не принесли. После подавления восстания фениев отдельные группы перешли к практике прямого террора и перенесли борьбу на территорию Ан­ глии. Вместе с тем фении дали пример насильственного сопротив­ ления, который вдохновил ирландцев на радикализацию борьбы за независимость, а более умеренным силам дал простор для маневра в переговорах с английскими властями. В начале ХХ века с помощью всех типов борьбы, парламентских и террористических, ирландским националистам удалось добиться самоуправления (Home Rule), но по мере приближения к полной независимости встал вопрос о Северной Ирландии, где значитель­ ный процент населения были потомками английских колонизато­ ров и выступали за единство с Англией. В Ольстере было создано и боевое крыло «унионистов» (выступающих за единство Велико­ британии), «Волонтеры Ольстера», в ответ на что ирландцы создали аналогичную военизированную организацию «Ирландские Волон­ теры». В 1914 году война между этими фракциями, настроенными непримиримо, казалась неизбежной. Ситуация разрешилась из-за начала Первой мировой войны, на фронты которой отправилась часть ирландцев, надеясь вернуться с оружием и с новой силой, а другая часть предпочла остаться. Эта вторая половина попыталась в 1916 году поднять восстание в Дублине, но англичане его снова по­ давили, оправдывая жестокость репрессий тем, что это было актом предательства в условиях воющей с внешним противником страны. В ходе войны в политической сфере набрала силу новая ради­ кальная ирландская партия «Шин Фейн» (Sinn Fein), дословно «Мы сами» на гэльском, основанная в 1905 году Артуром Гриффитом (1872 - 1922). После войны в 1918 году в ходе выборов партия «Шин Фейн» выиграла их и саму себя провозгласила Правительством Ир­ ландии (Dail Eireann), объявив Ирландию независимым Государ­ ством. На основании «Ирландских Волонтеров» была создана Ир­ ландская Республиканская Армия (ИРА). После этого между ирланд­ цами и англичанами началась Война за независимость, где ИРА была главной действующей силой. Война велась во многом партизански­ ми методами и имела строго определенные этноконфессиональные признаки: ирландцы-католики воевали с англичанами-протестан­ тами, на стороне которых были войска британского правительства. В 1919 году боевые действия охватили всю страну. В этот период была провозглашены Ирландская Республика, которая включила всю территорию острова. Позиции ирландцев были особенно силь­ ны в Южной Ирландии, но англичанам удалось сохранить контроль над Дублином, центром английской военной оккупации, и Ольсте­ ром, где было сосредоточено основное население бывших колони­ стов. В декабре 1921 года стороны конфликта пошли на компромисс и был подписан мирный договор между Великобританией и Ирлан­ дией, согласно которому на большей части острова провозглашалось Свободное Ирландское Государство со статусом английского доми­ ниона. Северная Ирландия оставалась под властью Британии. Часть ирландцев согласились с этим, а часть нет. В результате между ними вспыхнула Гражданская война, которую при померж­ ке англичан выиграли силы Свободного Ирландского Государства. В 1949 году Ирландия после выхода из Британского Содружества была провозглашена независимой Республикой. В Северной Ирлан­ дии сохранившиеся отрядЫ Ирландской Республиканской Армии с 1960 года перешли к активному силовому сопротивлению англи­ чанам, став постоянным источником террора как в самой Северной Ирландии, так и на территории Англии. Основное требование край­ них ирландских националистов - объединение Северной и Южной Ирландии в единое Государство. Вынужденное молчание культуры Ирландская культура в ее традиционном измерении получила несколько ударов в ходе англо-норманнской и англо-протестант­ ской интервенций. Каждое новое вторжение наносило по тради­ ционному укладу, и в том числе по богословской, метафизической, мистической христианской традиции Кельтской церкви, а также по непрерывной линии передачи искусств и ремесел, в первую очередь традиции ирландских бардов, непоправимый удар. Уже англо-норманнские аристократы и подчинение Ирландии Лорду, английскому королю, и Папскому престолу означали за­ кат средневековой ирландской метафизики. Линия Иоганна Скота Эриугены и сама монашеская культура в этот период вступают в пе­ риод упадка. В каком-то смысле - это закат эры святого Патрика. Окончательно монастыри закрывает Генрих XVIII, и его полити­ ка уже откровенно направлена на искоренение гэльского духа и ир­ ландской идентичности. Наконец, особенно резко традиция прерывается в XVI веке по­ сле геноцида, устроенного Кромвелем и законов апартеида като­ ликов, введенных им. Здесь ирландская идентичность ликвидиру­ ется вместе с самими ирландцами, замещаемыми протестантскими колонистами. Все кельтское вообще поражается в правах на всех уровнях, включая законодательный. Чуть смягченным образом, но та же ситуация повторяется после побед Вильгельма Оранского над якобитами и сохраняется до XIX века. Считается, что «последний бард» - слепой арфист Торла О'Каролан - умер в 1738 году. В сфере философии Ирландия в этот период не дала практиче­ ски никаких значимых имен, а самые яркие мыслители получали возможность творить лишь на условии принятия английской иден­ тичности. Тем не менее гений Ирландии дал о себе знать в такой грандиозной фигуре философии, как Джордж Беркли, который пи­ сал тем не менее по-английски и был членом Англиканской церкви. В Новое время Беркли - единственный философ, представляющий Ирландию, которая в прежние века - и в Средневековье, и в архаи­ ческие эпохи - была территорией живой и открытой метафизики. Выдающийся английский писатель Джонатан Свифт (1667 -1745), друживший с Беркли, был англичанином и протестантом, хотя в то же время он старался добиться большей независимости Ирландско­ го парламента от Англии и в целом весьма положительно относился к ирландской культуре. лишь в XIX веке ирландская культура начинает пробуждаться от вынужденного сна. Поднимается интерес к истории, идентичности, ирландскому фольклору. Одним из первых поэтов Нового времени, писавших на ирландском, был Энтони Рафтери (1779-1835). В се­ редине XIX века создается «Гэльская лига», объединяющая гэло­ язычных писателей и поэтов. Среди ее основателей были известные личности: Дуглас Хайд (1860-1949) - будущий первый президент Ирландского Свободного Государства, историк Еойн Мак-Нейл (1867-1945), писательница и собирательница ирландского фоль­ клора Изабелла Грегори (1852-1932), поэты Джордж Огастас Мур (1852 - 1933) и будущий Нобелевский лауреат по литературе Уильям Батлер Йейтс (1865-1939). Уильям Батлер Йейтс: кельтские сумерки Ирландская культура в своей структуре не несла предпосылок к Модерну. К этому не предрасполагает ни созерцательный стиль, ни архаико-католический синтез, ни сама психология ирландцев - по-кельтски хаотичная и несобранная. Поэтому в Новое время для ирландского общества импульсы модернизации исходили всегда извне - прежде всего из Англии, сопровождаясь колонизацией, не только политической, но и культурной. Англо-Модерн навязывал себя обществу с доминантой кельтской архаики. На это Ирландия отвеча­ ла пассивным сопротивлением, заключающимся в сохранении своей идентичности {в том числе и католической), и сосредоточением на консервативном укладе жизни. Областью наиболее интенсивного со­ противления был в этот период «жизненный мир». Богатый ирланд­ ский Dasein, развернутый ранее в мифологии, политике, религии, истории и культуре, свернулся до уровня бытовых практик и психо­ логических установок, но там закрепился довольно прочно. Когда открылись исторические возможности выйти из-под анг­ лийского владычества, - во всех смыслах - ирландцы ими восполь­ зовались. Это и дало начало ирландскому национализму в широком смысле, который сочетал в себе как многие архаические черты, так и заимствования из арсенала концептов и процедур Модерна - в политике, культуре, искусстве. Ярким образцом кельтской модернизации Ирландии, своего рода «архаической модернизации», может служить выдающийся ирландский поэт Уильям Батлер Йейтс1 (1865-1939). Йейтс является автором поэм, пьес, повестей и ряда серьезных философских и мистических трактатов. Йейтс был вовлечен в поли­ тику и дважды назначался сенатором. В 1923 году ему была присуж­ дена Нобелевская премия по литературе. В его личности и в его творчестве наглядно можно разглядеть все основные аспекты современной Ирландии. С одной стороны, Йейтс - убежденный романтик, мистик, увлеченный кельтской ми­ фологией и архаическими сюжетами, которые наполняют его про­ изведения. Д,ЛЯ него миф, отожgествляющийся с Ирланgией, более gействителен, нежели научное мировоззрение, отожgествляющее­ ся с Англией. Сюжеты ирландских легенд и сказок становятся важ­ нейшим источником вдохновения Йейтса2• Так, в 1889 году Йейтс публикует подборку ирландских сказок3, которые произвели на него наибольшее впечатление, а в 1895 году- сборник ирландских бал­ лад4. 1 Йейтс Уильям БаП111ер. Роза и башня. СПб., 1999; Он же. Избранное. М., 2001; Он же. Плавание в Византию. СПб., 2007; Он же. Винтовая лестница. М., 2012. 2 Yates W.B. In the Seven Woods. London: Е. Mathews, 1903; Йейтс У.Б. Кельтские сумерки. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. 3 Yates W.B. Irish Tales. London: Т. Fisher Unwin, 1892. 4 Yates W.B. А Book of Irish Verses.London: Methuen, 1895. Этот глубинный интерес к ирландской идентичности привел йейтса к идеям ирландского национализма 1, так как политическое освобождение Ирландии от диктата Англии, хотя и на основе буржу­ азных принципов национального Государства, виделось ему как со­ здание предпосылки для более глубинных преобразований ирланд­ ской идентичности в направлении обретения измерения вечности и завершения цикла упадка. Йейтс пишет одноактную пьесу «Кэтлин, дочь Холитэна», глав­ ным действующем лицом которой является персонификация (проз­ опопоейя) Ирландии, которая вначале появляется как пожилая жен­ щина, оплакивающая разорение своих земель и деградацию потом­ ков, а затем как юная королева, ведущая на последнюю битву сына, пробудившегося к истории ирландского народа2• Циклическое видение истории было характерно для Йейтса, который полагал, что полный цикл проходит в течение двух тыся­ челетий, и на этом основании он связывал новый этап ирландского освобождения и возрождения с более глобальными процессами - концом старого зона и началом нового. Интерес к традиции и духовности своего народа привел Йейтса к увлечению мистическими движениями и организациями гермети­ ческого толка, изучающими сакральные науки, что также наложило отпечаток на творчество поэта. В его стихах соседствуют друг с дру­ гом символы, философские идеи, циклологические теории и эсхато­ логические пророчества. Все эти темы сведены воедино в одном из его самых знаменитых стихотворений «Второе пришествие»3• Второе Пришествие The Second Coming Кружась и кружась в расширяющейся Turning and turning in the widening gуте воронке, The falcon cannot hear the falconer; Сокол больше не слышит сокольничего; Things fall apart; the centre cannot hold; Все вещи распадаются на части; Mere anarchy is loosed upon the world, 1 Йейтс был активным сторонником ирландского возрождения и главным пред­ ставителям в культуре Модерна духовного кельтского метафизического национа­ лизма. Он поддерживал близкие отношения с актрисой Мод Гони Мак Брайд (1866- 1953), которая была деятельным участником движения Ирландии за независимость и вовлекла Йейтса в политическую борьбу. Мод Гони была основательницей женской революционной националистической организации «Дочери Ирландии» (Inghinidhe na hEireann). В творчестве Йейтса Мод Гони играла роль одного из главных источни­ ков вдохновения. 2 Эта пьеса, как и концептуальная пьеса «Графиня Кэтлин», была написана Йейтс специально для Мод Гони. 3 ПереводА.Д. центр больше не может устоять; Чистая анархия выпущена в мир, Повсюду затоплена церемония невин­ ности; У лучших начисто отсутствуют убежде­ ния, тогда как худшие полны страстно­ го напряжения. Наверняка вот-вот придет Откровение; Наверняка, вот-вот состоится Второе Пришествие. Второе Пришествие! Как только эти слова произнесены, Гигантский образ, исходящий из Духа Мира (Spiritus Mundi), застилает собой мой взгляд: Где-то в песках пустыни Фигура с телом льва и человеческой го­ ловой... Его взгляд пуст и безжалостен, как солнце... Он медленно передвигает бедра, и лишь тени возмущенных птиц пустыни вра­ щаются вокруг него. Тьма снова падает. Но теперь я знаю, Что двадцать веков каменного сна по­ тревожены ужасом качающейся колы­ бели, Но что это за суровый зверь, его час уже близок, Свертывается в направлении Вифлее­ ма, чтобы появиться на свет? The Ыood-dimmed tide is Joosed, and ev­ erywhere Тhе ceremony of innocence is drowned; Тhе best Jack all conviction, while the worst Aie full of passionate intensity. Surely some revelation is at hand; Surely the Second Coming is at hand. Тhе Second Coming! Hardly are those wordsout When а vast image out of Spiritus Mundi TrouЫes ту sight: somewhere in sands of the desert А shape with lion body and the head of а man, А gaze Ыank and pitiless as the sun, 1s moving its slow thighs, while all about it Reel shadows of the indignant desert Ьirds. The darkness drops again; but now I know That twenty centuries of stony sleep Were vexed to nightmare Ьу а rocking cradle, And what rough beast, its hour соте round at Jast, Slouches towards Bethlehem to Ье born? Здесь Йейтс объединяет все главные темы своего творчества: • упадок западноевропейской культуры, • утрата ею своего духовного ядра («Все вещи распадаются на части / центр больше не может устоять»), • отторжение Модерна, который поэт понимал как вырождение и анархию («чистая анархия выпущена в мир»), • обращение к мистической инстанции Духа Мира, Spiritus Mundi, • проблематизация эсхатологических событий, где диалектика Христа и антихриста составляет главный нерв иероистории (отсюда некоторый интерес Йейтса к такому двусмысленному персонажу, как Алистер Кроули, выдававшему себя за «апока­ липтического Зверя» 1). Йейтс вполне может быть отнесен к представителям «черного романтизма» или «проклятых поэтов», но с той оговоркой, что боль­ шинство таких поэтов находились в обществах европейского Мо­ дерна и отражали его темные и трагически переживаемые стороны изнутри. Йейтс же был погружен в Модерн лишь отчасти - в той степени, в которой на нем сказалась ангажированность в англий­ скую культуру и английское общество (сам Йейтс писал свои стихи и пьесы на английском), но одновременно его культурная идентич­ ность была укоренена в традиционном обществе, преобладавшем в Ирландии вплоть до последнего времени. В своих стихах, поэмах и пьесах Йейтс напрямую обращается к метафизике. Одной из самых выразительных пьес, имеющих чи­ сто философский характер, является пьеса «Там, где ничего нет»2• Она посвящена целиком проблеме апофатического богословия и исследованию проблемы метафизического ничто. Показатель­ но, что тема ничто (во всех смыслах) вообще глубинно чужда ан­ глийской философии, в отличие от германской и французской, основанной, как мы видели, на фундаментальной позитивности (и в области субъекта, и в области объекта). Но Ирландия в этом во­ просе - исключение. Крупнейший мыслитель европейского Сред­ невековья Иоганн Скот Эриугена построил свою метафизику на апофатической телеологии. Смысл ее в понимании космогониче­ ского и исторического процесса как развернутой цепочки четырех метафизических моментов: 1) нетварная творящая природа, 2) тварная творящая природа, 3) тварная нетворящая природа, 4) нетварная нетворящая природа. Первая соответствует Богу в начале творения. Вторая - высше­ му этажу, творению идей. Третья - феноменальному миру и про­ цессам, отражающим в нем мир идей. И наконец, как кульминация священной истории следует обнаружение чисто апофатического на­ чала, Бога в Его внутреннем бездонном измерении, что становится 1 Позднее Йейтс разорвал с Кроули все отношения. 2 Yates W.B. Where there is nothing. London: А. Н. Bullen, 1903. возможным через жертву Бога-Сына, Христа и открытый путь осво­ бождения. Эта грандиозная картина была развернута на первой ста­ дии европейского Средневековья и воплощала в себе кульминацию ирландского гения. Уильям Батлер Йейтс отзывается на это в другой точке ирланд­ ского историала - в точке Модерна, то есть в конце истории, в ус­ ловиях «кельтских сумерек». И снова главный персонаж его пьесы Пол Рутледж ставит вопрос о соотношении догматической религии и высшего скрытого Начала. Вначале Пол Рутледж провозглашает радикальный возврат к Традиции и бросает вызов современному миру. В одной из началь­ ных сцен Рутледж, выбравший )15Изнь странника, беседует со свои­ ми спутниками о соотношении Традиции и Модерна. Мистер Грин: Я не думаю, что его мотивация довольно проста. Он хочет вернуться к темным векам. У Руссо была сходная идея, но она не сработала. Пол Рутледж: Да; я хочу вернуться к темным векам. Мистер Грин: Ты хочешь отбросить все то, что мир при­ обрел с тех пор? Пол Рутледж: И что же он приобрел? Я отношусь к тем, кто убежден, что грех и смерть пришли в мир в тот день, когда Ньютон съел то яблоко. Мг. Green. 1don't think his motive is far to seek. Не has some idea of going back to the dark ages. Rousseau had some idea of the same kind, but it didn't work. Paul Ruttledge. Yes; 1 want to go back to the dark ages. Мг. Green. Do you want to lose all the world has gained since then? Paul Ruttledge. What has it gained? I'm among those who think that sin and death came into the world the day Newton eat the apple1• Покинув мир добропорядочных граждан, Рутледж оказывается в монастыре, где его начинают посещать видения - в частности, он видит армию ангелов с острыми когтями, скачущих на белых едино­ рогах, с ним борются духи, «составляющие часть человечества, ко­ торая не является людьми». В своих видениях он видит истоки греха в том, что сакральность, разлитая ранее во всем мире, во всей при­ роде и ее существах, стягивается лишь к отдельным освященным ме- 1 Yates W.B. Where there is nothing. Р. 25. стам, а все остальное отсылается в область профанного. В стремле­ нии к вечности Пол Рутледж хочет преодолеть все границы, достичь горизонта абсолютного. Двигаясь по логике чистой апофатики, Ругледж приходит к пре­ дельной форме нигилизма, ужасающей монашескую братию. Он провозглашает мысли, которые кажугся кощунственными: Мы должны уничтожить Мир; мы должны уничтожить все, что имеет Закон и Число1• We must destroy the World; we must destroy everything that has Law and Number. Но кульминацией темы «Там, где ничего нет» становится вторая часть обретенной героем трагической формулы, где нигилизм пре­ вращается в апофатику, а проклятие в спасение (во многом предвос­ хищая логику философии М. Хайдеггера): Там, где ничего нет, там и есть Бог. Where there is nothing, there is God2• Изгнанный из монастыря в сопровождении тех братьев, которые приняли его учение, он основывает собственное братство, которое практикует нищенство и сбор милостыни. Он планирует создать ду­ ховную армию, чьей целью будет разрушить мир, чтобы освободить чистую Вечность. Строя планы о том, как новое учение будет триум­ фально двигаться по миру, внезапно Ругледж отдает себе отчет, что эти проекты точь-в-точь повторяют историю христианства, которое, начавшись с чистой духовной проповеди и призыву к Царству Не­ бесному, закончило земной и плотской борьбой за политическое могущество и экономические привилегии. Тогда он отвергает про­ ект организованного апофатического учения, движения или ордена и провозглашает другой пугь. Единственный выход - это внугрен­ нее преображение, открытие «малой бездны» внугри. Рутледж го­ ворит: Я забыл. Мы не можем разрушить мир армиями. Он внугри нашего сознания, поэтому и разрушить его следу­ ет моментально внугри нашего сознания. Бог осуществит Страшный суд вначале в сознании одного человека, затем 1 Yates W.B. Where there is nothing. Р. 98. 2 IЬid. всех остальных. Он всегда планирует серию Страшных су­ дов. И, однако, это занимает очень много времени. Вот по­ чему он жалобно стонет в ветре, и в камышах, и в криках кроншепа. 1 was forgetting, we cannot destroy the world with armies, it is inside our minds that it must Ье consumed in а moment inside our minds. God will accomplish his last judgment, first in one man's mind and then in another. Не is always planning last judgments. And yet it takes а long time, and that is why he laments in the wind and in the reeds and in the cries of the curlews1• Поселяне вслед за монахами считают общину нищей братии Рутледжа «еретиками» и «колдунами», сваливая на них падеж скота и другие беды. В конце концов они решают убить их. Братья спаса­ ются бегством и просят Рутледжа пойти с ними. Но он выбирает му­ ченическую смерть. В этом кульминация его собственного апофати­ ческого пути. Он говорит: Смерть - последнее приключение и первая совершенная радость, так как в смерти душа вступает во владение самой собой и возвращается к радости, из которой создана. Death is the last adventure, the first perfect joy, for at death the soul comes into possession of itself, and returns to the joy that made it2• Йейтс показателен в смысле ирландской идентичности, так как на его примере ярко виден ирландский Dasein в его современном состоянии: в нем отчетливо различимы архаические пласты, а мо­ дернизация остается поверхностной и затрагивает народ и обще­ ство лишь извне, по модели внешнего воздействия, подкрепленного брутальной колонизацией. Но и в этом случае модернизация оказы­ вает серьезный разрушительный эффект и порождает отторжение и протест, что в политической форме выражается в ирредентизме црландцев Северной Ирландии (Ольстер) и в упорном стремлении ирландцев в целом сохранит :, себя перед лицом магистральных ев­ ропейских процессов, воплощенных для них в агрессивном, инди­ видуалистическом, буржуазном и либеральном режиме соседней Англии. 1 Yates W.B. Where there is nothing. Р. 121-122. 2 !Ьid. Р. 124-125. J,lрландия 567 Джеймс Джойс: риторический роман кельтской ризомы Еще одним ирландским писателем-авангардистом, получившим мировую известность, был Джеймс Джойс (1882-1941), ставший классиком литературного модернизма. У Джойса гораздо меньше собственно кельтских сюжетов и прямых обращений к мифологии, чем у У. Йейтса, но его проза чрезвычайно своеобразна, и сам метод тщательной фиксации потока сознания с мягким размыванием гра­ ниц строгой рациональности вполне можно интерпретировать как кельтское явление, едва ли возможное в германском или англосак­ сонском контексте с их строгой и четкой логикой и ментальной яс­ ностью, присущей в том числе романтизму и даже до определенной степени авангардизму (экспрессионизм). Большую часть жизнь Джойс прожил в Европе, во Франции, но ирландское происхождение, детство и юность, проведенные на родине, оказали на него фундаментальное влияние, аффектировав саму структуру его подсознания, остававшегося образцово ирланg­ ским. Джойс начал свое творчество с серии довольно реалистических рассказов, объединенных в цикл «Дублинцы»1, но постепенно пере­ ходил к более масштабному жанру романов, параллельно меняя реа­ лизм на сложное и парадоксальное модернистское письмо. Главные романы Джойса - «Портрет художника в юности»2, «Улисс»3 и последний и во многом ключевой «Поминки по Финне­ гану»4. Все они - и особенно последний роман - написаны в вы­ чурной ассоциативной манере с использованием многочисленных мифологических, фольклорных, исторических, филологических и психоаналитических приемов, полностью разрушающих структу­ ру классического романа с линейной логикой повествования, строго определенным числом действующих персонажей и понятной чита­ телю семантической последовательностью. Джойс опрокидывает все эти принципы - линейность, логичность, определенность иден­ тичностей, семантические ряды. В романе «Портрет художника в юности» Джойс описывает про­ цесс юношеского становления героя Стивена Дедала, проходящий в реалистически описанной атмосфере Ирландии его времени, где 1 ДжойсД. Дублинцы. М.: Вагриус, 2007. 2 Джойс Д. Портрет художника в юности. М.: Терра, 1997. 3 ДжойсД. Улисс. Роман. М.: Республика, 1993. 4 Джойс Д. Уэйк Финнеганов. Тверь: KOLONNA PuЬ!ications, 2000. 568 Часть 2. Кельтский Полюс основными темами являются католичество, ирландский национа­ лизм и процессы модернизации традиционного общества. Каждое из этих явлений, включая основательное описание томистской философии или эстетических идей (Рёскина и Пейтера), преобла­ давших в Англии, дано Джойсом развернуто и глубоко, что состав­ ляет отдельный семантический пласт всего произведения. В этом тщательно зафиксированном социально-историческом контексте, проходящем сквозь перипетии семьи главного героя и его личные опыты, помещается еще одна самостоятельная конструкция, осно­ ванная на греческом мифе о строителе лабиринта Дедале и его сыне Икаре, которому Дедал сделал крылья из воска, чтобы тот смог по­ кинуть остров, откуда иным путем нельзя было выбраться. Социум есть лабиринт Дедала, а крылья Икара - конструирование худож­ ником искусственного творческого аппарата, призванного вывести его за пределы бесконечных семантических и экзистенциальных спиралей среды. В «Портрете художника в юности» намечена основ­ ная творческая программа Джойса, которая развертывается более полно в последующих монументальных работах. После первых публикаций Джойса заметили крупнейшие поэты его времени - Уильям Батлер Йейтс и Эзра Паунд, помержавшие писателя и оказавшие серьезное содействие публикации и продви­ жению его книг. Роман «Улисе» считается шедевром модернистской авангардной литературы и представляет собой прообраз «автоматического пись­ ма», ставшего главным методом французских сюрреалистов. В «Улис­ се», описывающем в мельчайших подробностях один день из жизни двух персонажей - дублинского еврея Леопольда Блюма и того же Стивена Дедала, Джойс создает многоуровневое текстовое полотно, где параллельно развиваются мифологические нарративы, отдаленно и экстравагантно напоминающие фрагменты мифа об Одиссее, но полностью лишенные связности и какой бы то ни было повествова­ тельной структуры. Параллельно этому тщательно до малейших де­ талей описывает «жизненный мир» героев, состоящий из мириада переживаний, наблюдений, мыслей, подавленных желаний, бьrговых эпизодов, бессознательных и часто первертных влечений, встреч, выпивки, питания и отправления естественных нужд, философских и литературоведческих рассуждений, видений, галлюцинаций, ре­ евых ассоциаций и психоаналитических комплексов, описанных с небывалой доселе откровенностью. В «Улиссе» неразрывно слиты, спроецированы на один и тот же уровень два слоя жизни - социаль­ но-политический, публичный, культурный, где действуют свои зако­ ны и правила, своя семантика и лексика, и глубоко индивидуальный, .,.. психоаналитический, где развертываются пейзажи состояний опья­ нения, телесные позывы, скабрезные мысли, органические ощуще­ ния и темные грезы, страхи и сновидения наяву. То, что человек обыч­ но разделяет на две несопоставимые реальности, - по Ж. Дюрану, мир диурна (общество, рассудок, порядок) и мир ноктюрна (желание, позывы, ощущения, влечения, комплексы), - у Джойса сливается в общую картину, образуя совершенно новую в европейской лите­ ратуре топику, позднее канонизированную сюрреалистами, которые видели в Джойсе своего предшественника. В «Улиссе» Джойс впервые создает образец риторического ро­ мана, в котором логическое начало полностью подчинено метафо­ рическому и ассоциативному потоку сознания. Джойс в «Улиссе» не просто использует язык, заставляя его следовать за своим наме­ рением, но, напротив, сам слеgует за языком, позволяя увлечь его за собой в свободное плавание. Море, в котором плавает Одиссей Джойса, - это поток сознания, в котором - как в океане - все ори­ ентации практически равнозначны, так как до берега логического одинаково далеко во всех направлениях. В «Улиссе» нет ни завязки, ни развязки, ни какой-то опреде­ ленной морали или вывода. Как нет их в обычной жизни обычного человека, если встать не на позицию глобальных обобщений и де­ дукций, на которых основана классическая литература, а на его собственную, и начать ее описывать индуктивным методом - так, как М. Хайдеггер предлагал строить философию - от экзистенци­ ального к онтологическому. Джойс, однако, не ставит перед собой цели прийти к каким бы то ни было обобщениям, довольствуясь от­ крытием самой базовой инстанции - социального лабиринта, в ко­ тором движется маленький человек, пытающийся создать восковые крылья искусственного и хрупкого эго, размываемого темными иррациональными водами бессознательного. «Улисс» позднее был взят на вооружение французскими психо­ аналитиками структуралистами (Ж. Лакан) и постструктуралиста­ ми (Ж. Делез, Ф. Гваттари, Ж. Деррида и т.д.) как метод свободно­ го выражения бессознательных содержаний, проявляющихся в не закрепощенном и откровенном письме. Для Лакана романы Джой­ са и, в частности, «Улисс» есть одновременно и абсолютная иллю­ страция того, что он называет «порядком символического», то есть движения желания, всегда направленного по касательной к своему объекту, и наилучший способ терапии психических расстройств через их свободное изложение в ассоциативной литературной фор­ ме. По Лакану, то, что описывает Джойс в «Улиссе», представляет собой lalangue (язык-болтовня), постоянный ментально-филологи- ческий фон, составляющий основу обыденного сознания каждого человека, представленный, однако, с фотографической четкостью. Хайдеггер называл это Gerede, то есть таким состоянием, когда есть речь, но отсутствует ее субъект, вместо которого выступает безлич­ ное das Man. Для. Лакана и постструктуралистов на месте das Man стоит фрейдовское Id (Оно), то есть бессознательное. В философии Жака Деррида «Улисс» станет образцом того, что философ называл «письмом», то есть многоуровневой тканью повествования, которое может развертываться в разных направлениях одновременно по це­ почкам диссеминации, рассеивающихся смыслов. В «Улиссе» gоминирует риторика наg логикой, причем каждая риторическая итерация циклически выводит на новые семантиче­ ские спирали, организующиеся по прихоти ничем не ограниченной игры языковых волн. Субъекты и объекты повествования размыва­ ются, перетекают одни в другие, что создает типичную атмосферу джойсовской иронии, ставшей с тех пор образцом стиля. Кульминацией творчества ,ДЖойса становится его последний ро­ ман «Поминки по Финнегану», крайне отрицательно встреченный публикой и критикой, но ставший позднее еще одним безусловным шедевром литературы авангарда. Здесь риторика достигает своей кульминации, основные герои вообще неопределенные, в разных эпизодах они называются разными именами, имеют разные истории, а иногда к одному и тому же герою применяются взаимоисключаю­ щие характеристики. Часть действующих лиц представляет собой нечеловеческие существа: например, две прачки, стирающие белье на реке, оказываются камнем и деревом, а женский персонаж рекой. Язык, на котором написаны «Поминки по Финнегану», представляет собой наложение сразу нескольких лингвистических пластов - ан­ глийский, французский, латынь, гэльский и подчас придуманные са­ мим ,ДЖойсом ассоциативные слова и фонемы практически достига­ ют подчас уровня индивидуального языка или языка сновиgений, где семантика расплывчата и узнаваема лишь весьма приблизительно. Начинается роман с психоделической иллюстрации ирландской баллады о воскрешении строителя Финнегана, погибшего после того, как он упал с лестницы, с помощью виски. Прежде же его вдо­ ва дает плакальщицам попробовать блюдо, приготовленное из его трупа. В таком же сновиденческом духе развертывается остальное повествование. Иронично намекая на Сан Хуана дела Круса, сам ,ДЖойс говорил, что описал в романе «темную ночь души». Важной стороной «Поминок по Финнегану» становится мощное вторжение в текст с первых строк пластов кельтского фольклора. Не просто исторические картины и реалии Ирландии, но глубины кельтского морского водного подсознания вырываются у Джойса наружу и начинают играть самостоятельную роль в повествова­ нии. Так, сам Джойс утверждал, что героями «Поминок по Финне­ гану» являются река, время и другие аналогичные явления. В мифы 0 «Тристане и Изольде», в рассказы о деяниях святого Патрика или ирландских королей вторгаются случайные персонажи Нового вре­ мени, действующие хаотично и бессистемно, увлекаясь случайны­ ми потоками раскрепощенного кельтского бессознательного. При этом можно увидеть, как в центре внимания неизменно оказывается женский персонаж, представленный во множестве различных форм. Одна из этих форм - это река ЛИффи, протекающая через центр Дублина, выступающая у Джойса как дама Анна ЛИвия Плюрабелль (одно из имен жены главного героя НСЕ1 и матери его детей Шема и Шауна). Одновременно она названа именами тысячи рек, теку­ щих по земному шару. Здесь вполне уместно вспомнить, что кельты всегда давали рекам исключительно женские имена и чтили стихию воды как ключ к Сиду, потустороннему миру, который у Джойса сливается с областью бессознательного. В некоторых местах книги геометрические теоремы и арифме­ тические правила превращаются в анатомические органы, а жизнь отдельных героев начинает развертываться в обратном направле­ нии - от старости к юности и младенчеству. Дешифровка «Поминок по Финнегану» составляет одну из самых трудных - если не самую трудную - проблему современного лите­ ратуроведения, так как этот «ноктюрнический роман» представляет собой радикальный вызов логике как таковой2• Для Ж. Делеза «По­ минки по Финнегану», равно как и «Улисе», могут быть взяты как иде­ альный образец ризомы, корневого распространения ускользающих семантических рядов, расположенных строго параллельно поверх­ ности. В этом случае секрет Джойса и его Дедала состоит в том, что лабиринт и крылья Икара надо мыслить не как горизонт и вертикаль, а как gве стороны оgной и той же горизонтали - блуждания по оней­ рическим спиралям и есть полет на стеариновых крыльях. Прочтение романов Джойса и особенно «Поминок по Финнега­ ну» с точки зрения кельтско-ирландской мифологической структу­ ры в полной мере, однако, никем не проделывалось, хотя, безуслов- 1 Это имя расшифровывается в романе множеством способов - например, Humphrey Chimpden по кличке Earwicker или Here Comes Everybody, дословно «Сюда Приходит Каждый». 2 Bishop J. Joyce's Book of the Dark: Finnegans Wake. Madison: University of Wis­ consin Press, 1986. но, отдельные сюжетные линии и персонажи в этой оптике рассма­ тривались. При этом именно такая интерпретация была наиболее содержательной и продуктивной. Это технически нетрудно проде­ лать, применив аппарат, предложенный Йейтсом для метафизиче­ ского исследования «кельтских сумерек». Сэмюэл Бэккет: пьеса без актеров Еще один классик авангардной литературы ирландец Сэмюэл Беккет (1906-1989), большой поклонник Джойса, одно время быв­ ший его литературным секретарем, происходил из протестантской семьи с англо-ирландскими корнями. Как и Джойс, Беккет значи­ тельную часть жизни провел в Париже. Многие свои произведения он также написал по-французски. В 1969 году Беккет становится ла­ уреатом Нобелевской премии по литературе. Ранние работы Беккета находились под сильным влиянием Джойсы и полны философскими аллюзиями и языковыми играми. Трилогия «Моллой», «Мэлон умирает» и «Неназываемый»1 во мно­ гом продолжают стиль потока сознания, фиксирующегося на рас­ плывчатых ускользающих сновиденческих деталях и почти лишены сюжетной линии. Успех писателю приносит пьеса «В ожидании Годо»2, которая стала классикой театра абсурда. Медленно развертывающееся сценическое действие состоит в том, что участники ждут некоего Годо, о котором зрителям не сообщается ничего конкретного и ко­ торый в конце концов так и не появляется. Критики видели в пье­ се философскую притчу или поданную в абсурдистской манере метафору ожидания Мессии ветхозаветными иудеями, хотя сам автор предпочитал оставить свое произведение без однозначной расшифровки. В последствие Беккет пишет серию пьес, по стилистике близких к французскому экзистенциализму, где он продолжает развивать те­ матику абсурдных и не имеющих логического разрешения оборван­ ных ситуаций - «Конец игры», «Последняя лента Крэппа», «Счаст­ ливые дни»3 и т.д. Беккет все более тяготел к минимализму и в 1969 году создал произведение, повторяющее в области драматургии опыт «Черного Квадрата» Малевича или в области музыки 4'33" композитора Джо- 1 Беккет С. Трилогия. М.: Издательство Чернышева, 1994. 2 Беккет С. В ожидании Годо. М.: ГИТИС, 1998. 3 Беккет С. Театр. СПб.: Азбука; Амфора, 1999. на КейдЖа, - «Дыхание». Пьеса длится 35 секунд и не имеет ни еди­ ного действующего лица. Беккет никак не подчеркивал своего ирландского происхожде­ ния и критически относился к ирландскому национализму и ирланд­ ской идентичности в целом. Фланн О'Брайен: люди-велосипеды В отличие от Беккета, другой ирландский авангардный писатель и драматург Брайен О'Нолан, писавший в основном под псевдони­ мом Фланн О'Брайен (1911-1966), не только не отказывался от ир­ ландской идентичности, но ряд произведений - в частности роман «Поющие Лазаря»' (под псевдонимом Myles na gCopaleen) - напи­ сал на ирландском, что было редкостью даже для ирландских писа­ телей-патриотов, предпочитавших английский, чтобы охватить бо­ лее широкую аудиторию. Фланн О'Брайен также находился под влиянием Джойса и на­ сыщал свои произведения множественными семантическими уров­ нями, философскими обобщениями, сновиденческими экскурсами и филологическими играми. В своем первом романе «О водоплава­ ющих»2 он строит многоуровневый рассказ о том, как студент пи­ шет роман о писателе, который, в свою очередь, пишет другой роман о персонаже ирландского фольклора. Постепенно сюжетные линии начинают сбиваться, путаться, герои переходят от уровня к уровню, а в повествование вторгаются фигуры ирландских мифов - духи, феи, демоны и т.д. Как и у Джойса, книга насыщена тонкой ирланд­ ской иронией, сбивающей с толку читателя и не позволяющей точно определить, где он говорит серьезно и о глубоких метафизических проблемах, а где насмехается и пародирует привычные фольклор­ ные и беллетристические клише. Все персонажи романа Фланн О'Брайен позаимствовал в других литературных произведениях, ар­ гументируя такое решение тем, что писатели и так наплодили слиш­ ком большое количество воображаемых фигур и личностей, умно­ жать число которых и далее не имеет смысла. Мистика, абсурд, сновидения и сложные философские построе­ ния философа Де Сэлби составляют основу другого сюрреалистиче­ ского романа Фланна О'Брайена «Третий полицейский»3, где юмор и ирония становятся зловещими, а атмосфера демонической. 1 О'Brien Flann. An Beal Bocht. DuЫin: An Press, 1941. 2 О'Брайен Ф. О водоплавающих. Трудная жизнь: Романы. СПб.: Симпозиум, 2000. 3 О'Брайен Ф. Третий полицейский: Роман. М.: Текст, 1999. Персонаж Де Селби фигурирует только в сносках, как изобре­ татель экстравагантных процедур - извлечения кислорода из воз­ духа, прерывание секвенции времени, изготовление зрелого виски в течение одной недели и получение взрывного вещества, способ­ ного уничтожить мир во славу Бога (возможно, аллюзия на Пола Рутледжа из пьесы Йейтса). Де Селби фигурирует также в другом романе «Архивы Далки»1, где как раз и пытается откачать кислород из атмосферы земли. В изложении Фланна О'Брайена теория атомов, рассказанная главным героем, приобретает онейрический характер, так как атом­ ные вихри, из которых состоят люди, животные и вещи, представля­ ются в виде постоянных турбулентных потоков, способных к диф­ фузии. Так, один из жителей деревни, Майкл Гилани, постоянно ездивший на велосипеде, постепенно сам наполовину превратился в велосипед, и это превращение осуществилось бы необратимо, если бы велосипед не украли. Осознав всю серьезность теории атомов, полицейский начинает замерять точные пропорции жителей - в ка­ кой степени каждый из них человек, а в какой уже велосипед. В 1956 году Фланн О'Брайен осуществил постановку трех «радио­ балетов». Ирландская цивилизация: кельтская архаика Ирландская культурная идентичность не оказала определяюще­ го влияния в общеевропейском контексте, оставаясь локальным яв­ лением в контексте Западной Европы. Однако она отличается уди­ вительной самобытностью и совершенно специфическими чертами. Первое, что ее характеризует, это упорный архаизм и привер­ женность gревним траgициям, что составляет неотъемлемую черту всего кельтского полюса британской цивилизации. Однако другие кельтские народы, сохранившиеся до нашего времени - валлийцы, шотландцы и бретонцы Франции - не смогли ни сберечь в полной мере своей этнокультурной самобытности, ни обрести политиче­ скую независимость. Это удалось только ирландцам, отстоявшим свое право на кельтский Dasein, кельтский язык и кельтское Госу­ gарство. Это было возможно лишь при жестком и осознанном, программном сопротивлении не просто колонизации, но и само­ му европейскому Модерну, поставившему своей целью в Новое время полностью изжить народные традиции как «предрассудки» и «невежество». Кельто-архаика ирланgцев преgставляет собой 1 O'Brien Flann. The Dalkey Archive. London: MacGibbon and Кее, 1964. противоположный полюс тому, что мы назвали кельто-Моgерном (англо-Модерном и франко-Модерном). Но тем не менее в зоне влияния кельтской культуры в целом мы видим многие черты, полно и ярко раскрытые в ирландской цивилизации. Второй характеристикой этой цивилизации является преобла­ дающий феминоидный элемент, также проявляющийся в кельт­ ской культуре, мифологии и психологии в целом, но в ирландском контексте приобретающий особую контрастность. Мы видели, что загробный мир, который играет в ирландской традиции ключевую роль, мыслится преимущественно как царство женщин, фей или богинь. Эта черта ирландской культуры тщательно изучена таким автором, как поэт и философ Роберт Грейвс (1895-1985)1, который на основании преимущественно ирландского и валлийского фоль­ клора выстроил теорию европейского матриархата, где в центре стояла Великая Богиня, что резонировало с теориями Бахофена, Вирта и Гимбутас. Показательно, что сам Грейвс также был ирланд­ цем. Аналогичные выводы разделяет и Паскаль Аше, опирающийся в своих исследованиях кельтской и германской мифологии на ме­ тод Жильбера Дюрана2• Эта ирландская феминоидность, вероятно, в значительной степени объясняет и гибкость при сочетании столь различных традиций, как дохристианская политеистическая рели­ гия друидов и христианство, принесенное в Ирландию святым Пат­ риком. Но вместе с тем женственность кельтского Логоса не привела ирландцев к результатам, аналогичным двум полюсам европейского Модерна -Англии и Франции, где кельтское население изначально было также преобладающим этническим и культурным субстратом. Культ Великой Матери не вылился у ирландцев в черную филосо­ фию (материализм, номинализм, индивидуализм, атеизм, прогрес­ сизм, демократию и т.д.), не вывел на авансцену фигуры, подобные Ньютону, Локку или Декарту. Матриархальность ирландцев выра­ жалась в совсем иных формах, подчас пограничных и зловещих, но все же не выходящих за те границы, которые были ей предписаны в контексте солярных культов, где зоны влияния дня и ночи, жизни и смерти, порядка и хаоса разнесены между собой. Этот баланс - пусть очень хрупкий, как и во всей кельтской цивилизации, - все 1 Graves R. The White Goddess: а Historical Grammar of Poetic Myth. Manchester: Carcanet, 1997. 2 Hachet Pascale. Les structures anthropologiques de l'imaginaire chez les Celtes et les Germains. http://www.4pt.su/fr/ content/les-structures-anthropologiques-de-limagin­ aire-chez-les-celtes-et-les-germains (дата обращения 01.07.2013). же сохранился в ирландском обществе, тогда как в культурах кель­ то-Модерна был нарушен в сторону агрессивного титанизма. Отсюда третья важнейшая особенность ирландской цивилиза­ ции, которую всячески подчеркивают крупнейшие специалисты по кельтской истории и культуре Кристиан Гюйонварх и Француаза Ле Ру1 трифункциональная кастовая система с преобладанием жреческого сакрального начала (собственно друидизм). Этот ин­ доевропейский компонент, сохраняясь в архаическом состоянии или плавно переходя в новую религиозную форму (ирландское ка­ толичество), обеспечивает сохранение баланса между солнечным (аполлоническим) и земным (хтоническим) началами, преgотвра­ щая раскрепощение титанического gyxa, чей негативный портрет представлен в ирландских сакральных преданиях в лице фоморов, с которыми боролись четыре поколения ирландцев, от людей Пар­ толона до племен богини Дану. Поэтому траgиция участия в ти­ таномахии на стороне богов и светлых gухов является устойчивой чертой ирланgской культуры. Показательно, что в роли носителей титанического начала в исторические времена выступали как раз германцы (викинги, но особенно собственно англосаксы). Сами же ирландцы воплощают в себе отблеск - пусть и закатный, «сумереч­ ный» (по У. Б. Йейтсу) - классического и фундаментального олим­ пийского Логоса Европы. 1 Guyonvarc'h Ch., Le Roux F. Le druides; Idem. La civilization celtique. Rennes, 1978; Idem. Textes mythologiques irlandais. 2 v. Rennes, 1980- 1986. Библиография Айер А. В защиту эмпиризма / / Эпистемология & Философия науки: Научно-тео­ ретический журнал по общей методологии науки, теории познания и когнитивным наукам. М.: Канон+, 2004. Акройg П. Дом доктора Ди. М.: Астрель; Corpus, 2009. Акройg П. Журнал Виктора Франкенштейна. М.: Астрель; Corpus, 2010. Акройg П. Завещание Оскара Уайльда. М.: Б.С.Г.-Пресс, 2000. Акройg П. Лондон: биография. М.: Издательство Ольги Морозовой, 2009. Акройg П. Ньютон. Биография. М.: КоЛибри, 2011. Акройg П. Подземный Лондон. М.: Издательство Ольги Морозовой, 2014. Акройg П. Шекспир. Биография. М.: КоЛибри, 2009. Акройg Питер. Дом доктора Ди. М.: АСТ; Астрель; Corpus, 2009. ARgpeэ Иоганн В. Химическая свадьба Христиана Розенкрейца в году 1459. М.: Энигма, 2003. Апулей. Апология. Метаморфозы. Флориды. М.: АН СССР, 1960. Байрон Дж. Паломничество Чайльд Гарольда. Дон-Жуан. М.: Художественная литература, 1972. Байрон Дж. Собр. соч.: В 3 т. М.: Художественная литература, 1974. Бальмонт К. Собр. соч. Т. 7. М.: Книrовек, 2010. Барбе Д'Оревильи Ж.А. Дендизм и Джордж Бреммель: Эссе. М.: Независимая га- зета, 2000. БеgаДостопочтенный. Церковная история народа англов. СПб.: Алетейя, 2001. Беккет С. В ожидании Годо. М.: ГИТИС, 1998. Беккет С. Театр. СПб.: Азбука; Амфора, 1999. Беккет С. Трилогия. М.: Издательство Чернышева, 1994. Бентам И. Введение в основания нравственности и законодательства. М.: РОССПЭН, 1998. Бентам И. Избранные сочинения. СПб.: Русская книжная торговля, 1867. Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М.: Художественная литература, 1975. Бёрк Э. Размышления о революции во Франции и о заседании некоторых об­ ществ в Лондоне, относящихся к этому событию. М.: Рудомино, 1993. Бёрк Э. Философское исследование о происхождении наших идей возвышенно­ го и прекрасного. М.: Искусство, 1979. Бёрк Э. Правление, политика и общество. Сборник. М.: Канон-пресс Ц; Кучково поле, 2001. Беркли Дж. Сочинения. М.: Наука, 1978. Бёрнс Р. Стихотворения. Песни. Баллады. М.: Мир книги; Литература, 2007. Блаженный Иоанн Дунс Скот. Избранное. М., 2001. Блаженный Иоанн Дунс Скот. Трактат о первоначале. М., 2001. Блейк У. Песни Невинности и Опыта. СПб., 1993. Боgен Ж. Метод легкого познания истории. М.: Наука, 2000. Бут М. Жизнь мага: биография Алистера Кроули. Екатеринбург: Ультра; Культу- ра, 2004. Бэкон Ф. Новый Органон. М.: ДИрект-Медиа, 2002. Бэкон Ф. Собр. соч.: В 2т. Т. 2. М.: Мысль, 1971-1972. Вавилов С.И. Исаак Ньютон. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1945. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. Витгенштейн Л. Голубая и Коричневая книги: предварительные материалы к «Философским исследованиям». Новосибирск: Сибирское университетское изд-во, 2008. Ворgсворт У. Избранная лирика: Сборник. М.: Радуга, 2001. Генон Р. Духовное владычество и мирская власть// Волшебная Гора. 1997-1998. №67. Генон Р. Наука чисел. СПб.: Владимир Даль, 2013. Гиggенс Э. Социология. М.: Эдиториал УРСС, 1999. Гимбутас М. Цивилизация Великой Богини. М.: РОССПЭН, 2005. Гоббс Т. Собр. соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1989-1991. Головин Е. Артур Конан Дойл и спиритуализм// Элементы. Евразийское обозре­ ние. 1997. No 8. Грейвс Р. Белая богиня. Историческая грамматика поэтической мифологии. М.: Прогресс-Традиция, 1999. Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. Кельтская цивилизация. СПб.: Культурная инициати­ ва, 2001. Де Квинси Т. Исповедь англичанина, любителя опиума. М.: Ладомир; Наука, 2000. Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. ДжойсД. Дублинцы. М.: Вагриус, 2007. Джойс Д. Портрет дожника в юности. М.: Терра, 1997. ДжойсД. Улисс. Роман. М.: Республика, 1993. Джойс Д. Уэйк Финнеганов. Тверь: KOLONNA PuЫications, 2000. Диккенс Ч. Собр. соч.: В 30 т. М.: Художественная литература, 1957- 1960. Дойл Артур Конан. Собр. соч.: В 13т. М.: Наташа, 1995. Донн Дж. Стихотворения и поэмы. М.: Наука, 2009. Дугин А.Г. Геополитика. М.: Академический проект, 2011. Дугин А.Г. Этносоциология. М.: Академический проект, 2014. Дугин А.Г. В поисках темного Логоса. М.: Академический проект, 2014. Дугин А.Г. Геополитика. М.: Академический проект, 2012. J;иблиоrрафия 579 Дуruн А Г. Ноомахия. Германский Логос. Человек апофатический. М.: Академи­ ческий проект, 2015. Дуruн А Г. Ноомахия. Французский Логос. Орфей и Мелюзина. М.: Академиче­ ский проект, 2015. Дуruн А Г. Основы геополитики. М.: Арктогея-Центр, 2000. Дуruн А Г. Четвертый Путь. Введение в Четвертую Политическую Теорию. М.: Академический проект, 2014. Йейтс У.Б. Кельтские сумерки. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. Йейтс У. Б. Роза алхимии. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. Йейтс У. Б. Кельтские сумерки. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. Йейтс Уильям Батлер. Плавание в Византию. СПб., 2007. Йейтс Уильям Батлер. Винтовая лестница. М., 2012. Йейтс Уильям Батлер. Роза и башня. СПб., 1999. Йейтс Уильям Батлер. Избранное. М., 2001. Йейтс Ф. Джордано Бруно и герметическая традиция. М.: Новое литературное обозрение, 2000. Йейтс Ф. Искусство памяти. СПб.: Университетская книга, 1997. Йейтс Ф. Розенкрейцеровское просвещение. М.: Энигма; СПб.: Алетейя, 1999. KunлURГ Р. Рассказы; Стихотворения. Л.: Художественная литература, 1989. Китс Дж. Гиперион и другие стихотворения. М., 2004. Кольрugж С.Т. Избранные труды. М.: Искусство, 1987. Кольриgж С.Т. Стихи. М.: Наука, 1974. Кроули А. Видение и Голос. Книга Еноха. М.: Ганга, 2010. Кроули А. Лунное дитя. Пенза: Алмазное сердце; Золотое Сечение, 2005. Куайн У. В. О. С точки зрения логики: 9 логико-философских очерков. М.: Ка- нон+; РООИ «Реабилитация», 2010. ЛоккДж. Собр. соч.: В 3т. М.: Мысль, 1985-1988. Лоренц К. Агрессия (так называемое «зло»). М.: Прогресс; Универс, 1994. Мабиногион. Легенды средневекового Уэльса. М.: Научно-издательский центр «Ладомир», 1995. Майринк Г. Ангел западного окна. СПб.: Тепа Incognita, 1992. Мак-Кензи А. Рождение Шотландии. СПб.: Евразия, 2003. Макинgер Х. Дж. Географическая ось истории / / Дугин А. Г. Основы геополити­ ки. М.: Арктогея-Центр, 2000. МакферсонД. Поэмы Оссиана. Л.: Наука, 1983. Манн О. Дендизм как консервативная форма жизни / / Волшебная Гора. 1998. №7. Мейчен А. Сад Авалона: Избранные произведения. М.: Энигма, 2006. МилльДж. О свободе// Наука и жизнь. 1993. № 11, 12. Мильтон Джон. Потерянный рай. Возвращенный рай. Другие поэтические про­ изведения. М.: Наука; Литературные памятники, 2006. Мур Дж. Э. Опровержение идеализма// Историко-философский ежегодник. М.: Наука, 1987. Мур Дж. Э. Природа моральной философии. М.: Республика, 1999. Ньютон И. Математические начала натуральной философии. М.: Наука, 1989. О'Брайен Ф. О водоплавающих. Трудная жизнь: Романы. СПб.: Симпозиум, 2000. О'Брайен Ф. Третий полицейский: Роман. М.: Текст, 1999. ОруэмДж. 1984. Скотный Двор. М.: АСТ, 2014. Остин Дж.А Избранное. М.: Идея-Пресс; Дом интеллектуальной книги, 1999. Оуэн Р. Избр. соч.: В 2 т. М.; Л.: Издательство Академии наук СССР, 1950. Патер У. Ренессанс. Очерки искусства и поэзии. М.: Изд. дом Международного университета в Москве, 2006. Плотин. Третья Эннеада. СПб.: Издательство Олега Абышко, 2005. Плутарх. О лике, видимом на диске Луны / / Философия природы в Античности и в Средние века. Ч. 2. М., 1999. Ран О. Крестовый поход против Грааля. М.: АСТ, 2004. Рассел Б. Здравый смысл и ядерная война. М.: Изд-во иностранной литературы, 1959. Рассел Б. Почему я не христианин: Избранные атеистические произведения. М.: Политиздат, 1987. Рассел Б. Практика и теория большевизма: Избр. страницы. М.: Панорама, 1998. РёскинДж. Лекции об искусстве. М.: Б.С.Г.-Пресс, 2006. Роберт Гроссетест. Сочинения. М.: URSS, 2003. Синезий Киренский. Трактаты и гимны. СПб:: «Свое издательство», 2012. Скотт В. Собр. соч.: В 20 т. М.: Художественная литература, 1960- 1965. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Соцзкгиз, 1962. Спенсер Г. Опыты научные, политические и философские в 3 томах. Минск: Со- временный литератор, 1998. Стивенсон Р.Л. Остров сокровищ. М.: Стройиздат, 1981. Стивенсон Р.Л. Собр. соч.: В 8 т. М.: Терра, 2002-2003. Суинбёрн А. Сад Прозерпины. Стихи. СПб., 2003. Теккерей У. М. Собр. соч.: В 12 т. М.: Художественная литература, 1975. Толкин Дж. Р. Собр. соч.: В 4 т. Тула: Филин, 1994. Томас Д. Под сенью Молочного леса: Рассказы. М.: Терра - Книжный клуб, 2001. Уайльg О. Избранные произведения. М.: Республика, 1993. Уайтхеg А. Н. Избранные работы по философии. М.: Прогресс, 1990. Уэмс Г. Собр. соч.: В 15 т. М.: Правда, 1964. Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. М.: Праксис, 2002. Хаксли О. О дивный новый мир // Утопия и антиутопия ХХ века. М.: Прогресс, 1990. Хенgерсон И. Пикты. Таинственные воины древней Шотландии. М.: Центропо- лиграф, 2004. ЧестертонГ.К. Собр. соч.: В 5т. СПб.: Амфора, 2007. Чосер Д. Кентерберийские рассказы. М.: Эксмо, 2007. Шекспир В. Полн. собр. соч.: В 14т. М.: Терра, 1992-1994. ШефтсбериА. Эстетические опыты. М.: Наука, 1975. Шмитт К. Планетарная напряженность между Востоком и Западом и противо­ стояние Земли и Моря / / Элементы. 2000. No 8. ЮмД. Соч.: В 2т. М.: Наука, 1996. А compendium of Ockham's teachings: а translation of the Tractatus de principiis theologiae. St. Bonaventure. N.Y.: Franciscan Institute, St. Bonaventure University, 1998. Ackroyd Р. Alblon: Тhе Origins of the English Imagination. London: Chatto & Windus, 2002. Ackroyd Р. Blake. London: Sinclair-Stevenson, 1995. Ackroyd Р. Chaucer. London: Chatto & Windus, 2004. Ackroyd Р. Dickens: PuЫic Life and Private Passion. London: ВВС Books, 2002. Ackroyd Р. Dickens. London: Sinclair-Stevenson, 1990. Ackroyd Р. Dickens's London: An Imaginative Vision London: Headline, 1987. Ackroyd Р. Introduction to Dickens Dickens: PuЫic Life and Private Passion, 1991. Ackroyd Р. Milton in America. London: Sinclair-Stevenson, 1996. Ackroyd Р. Thames: Sacred River. London: Chatto & Windus, 2007. Ackroyd Р. Тhе Canterbury Tales -А Retelling. N.Y.: Penguin, 2009. Ackroyd Р. Тhе Death of Кing Arthur: The Immortal Legend - А Retelling. N.Y.: Penguin, 2010. Ackroyd Р. The Great Fire of London. London: Hamish Hamilton, 1982. Ackroyd Р. Тhе Lambs of London. London: Chatto & Windus, 2004. Ackroyd Р. Тhе Life of Тhomas More. London: Chatto & Windus, 1998. Ackroyd Р. Wilkie Collins. London: Chatto & Windus, 2012. Alexander of Hales. Quaestiones disputatae antequam esset frater. Quaracchi: Collegii S. Bonaventurae, 1960. Ashmol Е. Theatrum Chemicum Britannicum. London, 1652. Ashmole Е. АTrue & Faithful Relation of What passed for many Yeers Between Dr. John Dee (А Mathematician of Great Fame in Q. Eliz. And Кing James their Reignes) and some spirits. London, 1659. Austin J.L. How to do Тhings with Words: Тhе William James Lectures delivered at Harvard University in 1955. Oxford: Clarendon Press, 1962. Ayer А. Language, Truth and Logic. N.Y.: Penguin, 2001. Bachelard G. Le Nouvel esprit scientifique. Paris: F. Alcan, 1934. BachofenJ.J. Das Mutteпecht. Eine Untersuchung ilber die Gynaikokratie der alten Welt nach ihren religiбsen und rechtlichen Natur. Basel: Benno Schwabe Verlagsbuch­ handlung, 1897. Васоп R. Opus majus. London: Samuel Jebb, 1733. Васоп R. Opera Quaedam Hactenus lnedita. Ed. J.S. Brewer. Vol. I. NewYork, 1964. Berkeley G. Three Dialogues between Hylas and Philonous. Indianapolis: Hackett PuЫishing Со, 1979. Berkeley G. Treatise Conceming the Principles of Human Knowledge. Indianapolis: Bobbs-Meпill.Bobbs-Merrill, 1970. Bishop J. Joyce's Book of the Dark: Finnegans Wake. Madison: Universityof Wisconsin Press, 1986. Вlake W. Jerusalem The Emanation ofThe GiantAlblon. London, 1821. Вliss А. J. Sir Orfeo. Oxford: Oxford University Press, 1966. Вlouet В. Halford Mackinder, А Biography. College Station: Texas А&М University Press, 1987. Вlouet Brian W. Sir Halford Mackinder as British high commissioner to South Russia 1919-1920 // Geographical Joumal. 142. 1976. Bruno G. Lo Spaccio della bestia trionfante. Parigi, 1584. Цит. по: Louis Margot К. Swinburne and His Gods: The Roots and Growth of an Agnostic Poetry. Montreal: McGill-Queen's University, 1990. Cherbury Edward Herbert. De veritate. De causis eпorum, De religione laici, Parerga. London, 1645. Chesterton G. К. What's Wrong With The World. London: Cassell and Company, 1910. Chesterton G.К. Saint Thomas Aquinas. N.У.: DouЫeday Image, 1956. Conway Аппе. The Principles of the Most Ancient and Modern Philosophy. Cambridge, 1996. Crowley Aleister. Selected Poems. London: CruciЫe, 1986. Cudworth R. The True Intellectual System of the Universe. N.Y.: Gould & Newman, 1838. Curtis L. Civitas Dei, the Commonwealth of God. London: Macmillan, 1938. Dante Alighieri. Monarchia // Dante Alighieri. Opere minori. Vol. II. Torino: UТЕТ, 1986. Debus Allen G. Alchemy and Early Modem Chernistry: Papers from Ambix. London: Jeremy Mills PuЫishing, 2004. Dee J. General and rare memorials pertayning to the perfect arte of nauigation annexed to the paradoxal cumpas, in playne: now first puЫished: 24. yeres, after the first inuention thereof. London: Iohn Daye, 1577. DeeJ. The Hieroglyphic Monad York Beach, Ме.: Weiser Books, 1975. Dee J. The Private Diary and Catalogue of his Library of Manuscripts / / Royal Historical Society PuЬ!ications. Camden Series. Vol. no 29. Londres, 1842. Donne J. Devotions upon emergent occasions.Michigan: Ann Arbor, 1959. Donne J. The first Anniversary. An anatomy of the World. London: Tho. Deweh, 1621. Donne J. The second Anniversary. Of the Progress of the Soul. London: Tho. Deweh, 1621. Doyle Arhur С. Closing Speech / / Compte rendu du Congres spirite intemational de 1928. Paris: Jean Meyer edit., 1929. DoyleArhшC. The NewRevelation. NewYork: George Н. Doran Company, 1918. Ellis Н. Тhе proЫem of Race Regeneration. London: Cassel & Со, 1911. Ferguson А. An Essay on the History of Civil Society. London: Transaction PuЫishers, 1995. Filmer R. Patriarcha and Other Writing. Cambridge: Cambridge University Press, 1991. FiskeJ. American Political Ideas. N.Y.: Harper & Brothers, 1885. Fludd R. Utriusque cosmi maioris scilicet et minoris Metaphysica, physica atque technica Historia. Oppenheim: de Brie, 1617. Francesco Giorgio Veneto. De harmonia mundi. Lavis-Firenze: La Finestra editrice- BiЫioteca Nazionale Centrale di Firenze, 2008. Gardner Н. Metaphysical Poets. London: Oxford University Press, 1957. Gardner J. Тhе Life and Times of Chaucer. London: Jonathan Саре, 1977. Giddens А. Modemity and Self-ldentity. Self and Society in the Late Modern Age. Cambridge: Polity Press, 1991. GiddensA. Тhе Тhird Way. Тhе Renewal of Social Democracy. Cambridge: Polity Press, 1998. Giorgio Francesco Veneto. De harmonia mundi. Lavis-Firenze: La Finestra, 2008. Graves R. Тhе White Goddess: а Historical Grammar of Poetic Myth. Manchester: Carcanet, 1997. Guenon R. L'Eпeur spirite. Р.: Editions Traditionnelles, 1977. Guilelmi de Ockham. Opera Politica. 4 vols. Manchester: Manchester University Press; Oxford: Oxford University Press,1940- 1997. Guyonvarc'h Ch., Le Roux F. Civilisation celtique. Rennes: Editions Ouest-France, 1982. Guyonvarc'h Ch., Le Roux F. Textes mythologiques irlandais. 2 v. Rennes, 1980-1986. Hachet Pascale. Les structures anthropologiques de l'imaginaire chez les Celtes et les Germains. http://www.4pt.su/fr/content/les-structures-anthropologiques-de-limaginaire­ chez-les-celtes-et-les-germains (дата обращения 01.07.2013). Harper George МШs. Yeats's Golden Dawn: Тhе Influence of the Hermetic Order of the Golden Dawn on the Life and Art of W. В. Yeats. London and Basingstoke: Macmillan, 1974. Harvey W On the Motion of the Heart and Blood in Animals. London: George Bell and Sons, 1889. Heidegger М. Die Grundbegriffe der Metaphysik. Welt-Endlichkeit-Eisamkeit. GA 29/30. Frankfurt am Main: Vittorio Кlostermann, 2004. Helmont Franciscus Mercurius van. А cabbalistical dialogue in answer to the opinion of а leamed doctor in philosophy and theology, that the world was made of nothing / / Rosenroth Christian Кnоп von. Cabbala denudata & apparatus in Lib. Sohar. London: Printed for Benjamin Clark, 1682. Herbert G. Тhе English Poems, edited Ьу С.А. Patrides. London: Dent, 1975. Hobson John М. The Eurocentric Conception of World Politics: Westem Intemational Theory, 1760-2010. Cambridge: Cambridge University Press, 2012. Huxley А. Brave New World Revisited. London: Chatto & Windus, 1959. Huxley А. The Perennial Philosophy. London: Chatto and Windus, 1946. Isaaci Newtoni. Opera quae existant omnia. Commentariis illustravit Samuel Horsley. Londini, 1779 - 1785. Johannis Wyclif miscellanea philosophica. 2 vols. London: Triibner for the Wyclif Society, 1902. John S. Building Cosmopolis: The Political Thought of Н. G. Wells. Famham, Surrey: Ashgate PuЫishing, 2003. Jordan D.S. Imperial Democracy. N.Y.: D. Appleteon & Со., 1901. Кlaeber Fr. Beowulf and the Fight at Finnsburg. Boston: Heath, 1950. KnoxJ. The First Blast of the Trumpet against the monstrous regiment of Women. London: London University Colledge, 1878. Latour В. Pandora's Норе: An Essay on the Reality of Science Studies. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1999. Levis Howard С. Bladud of Bath: the British Кing who tried to fly. Bath: West Country Editions, 1973. Macalister R. А. S. Lebor gaЬala Erenn: The book of the taking of Ireland. 5 vols / / Irish Texts Society. № 34, 35, 39, 41, 44. DuЫin: Irish Texts Society, 1932-1942. MacCulloch J.A. The Religion of the Ancient Celts. Edinburgh: Т. & Т. CLARK, 1911. MacCulloch J. А. The Religion of the Ancient Celts. Mackinder Н.J. Britain and the British Seas. New York: D. Appleton and company, 1902. Mackinder Н.J. Democratic ldeals and Reality:AStudyin the Politics of Reconstruction. NewYork: Holt, 1919. Mackinder Н.J. On the Scope and Methods of Geography/ / Proceedings of the Royal Geographical Society and Monthly Record of Geography. New Monthly Series. Vol. 9. No. 3. Mar. 1887. Mackinder Н.J. On Thinking Imperially // М. Е. Sadler (ed.). Lectures on Empire. London: Privately Printed, 1907. Mackinder H.J. The geographical pivot of history// The Geographical Journal. 1904. 23. Mackinder H.J. The round world and the winning of the реасе// Foreign Affairs, 21. 1943. Мапп О. Der Dandy. Ein KulturproЫem der Modeme. Heidelberg: Hoof, 1962. Marie de France's The Lais. London: Penguin Books, 1986. Mayer F. А History of Educational Thought. Columbus, Ohio: Charles Е. Merrill Books, Inc, 1966. McCosh J. The Scottish philosophy, blographical, expository, critical, from Hutcheson to Hamilton. London: Macmillan and Со, 1875. 511блиоrрафия 585 Metzger L. «Satanic School» // Preminger А., Brogan Т. V.F. (eds.). The NewPrinceton Encyclopedia of Poetry and Poetics. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1993. Mill J. Elements of Political Economy. London: Baldwin, Craddock and Joy, 1821. Mill J.The History of British lndia. 3 vols. London: Baldwin, Craddock and Joy, 1818. MiltonJohn. Paradise Lost. London: Septimus Prowett, 1827. MooreG.E. А Defence of Common Sense // MuirheadJ.H. (ed.). Contemporary British Philosophy. London: George Allen & Unwin, 1925. More Н. Alazonomastix Philalethes, Observations upon Anthroposophia Theomagica and Anima Magica Abscondita Ьу Eugenius Philalethes, i.e. Thomas Vaughan. London: Т. W. for Н. Blunden, 1650. More Нету. Opera omnia. 3 vols. London, 1675-1679. Facsimile reprint, Hildesheim: Olms, 1966. Mutti С. Democrazia е talassocrazzia. Saggi di analisi geopolitica. Genova: Effepi. 2014. Mystical theology: The Glosses Ьу Thomas Gallus and the Commentary of Robert Grosseteste on De mystica theologia. Р.: Peeters, 2003. O'Donovan John (ed. and tr.). Annala Rioghachta Eireann. Annals of the Кingdom of Ireland Ьу the Four Masters, from the earliest period to the year 1616. 7 volumes. DuЫin: Royal Irish Academy, 1848 - 1851. O'Brien Flann. An Beal Bocht. DuЫin: An Press, 1941. O'Brien Flann. The Dalkey Archive. London: MacGibbon and Кее, 1964. Pater W. Studies in the History of the Renaissance. London: Macmillan and Со, 1873. Pater W. Studies in the History of the Renaissance. Patrides С.А. (ed.). The Cambridge Platonists. London: Arnold, 1969. Pearson Ch. Н. National Life and Character: А Forecast. Chicago: Macmillan and Со, 1894. Pearson К. National Life from the Stand-point of Science: An Address Delivered at Newcastle. London: Adam & Charles Black, 1905. Philaletha Illustratus. Sive Introitus Apertus Ad Occlusum Regis Palatium: Novis Quibusdam Animadversionibus Explanatus. Frankfurt, 1672. Pijl Kees van der. The Making of an Atlantic Ruling Class. London: Verso, 1984. Pijl Kees van der. Transnational Classes and International Relations. N.Y.: Routledge 1998. Portmann А. Zoologie und das neue Bild des Menschen. Hamburg: Rowohlt Taschenbuch Verlag, 1956. Quigley С. The Anglo-American EstaЬlishment: From Rhodes to Cliveden. New York: BooksinFocus, 1981. Quitslund JonA. Spenser's Supreme Fiction: Platonic Natural Philosophy and The Faerie Queene. Toronto: University of Toronto Press, 2001. Rossetti Dante G. Ballads and Sonnets. London: Ellis and White, 1881. Rotberg Robert I., Shore Miles F. The founder: Cecil Rhodes and the pursuit of power. Oxford: Oxford University Press, 1988. Rougemont Denis de. L'amour et l'occident. Paris: Plon, 1939. Rougemont Denis de. Les Mythes de l'Amour. Р.: Gallimard, 1972. Ruskin J. Proserpina: Studies of Wayside Flowers, While the Air was Yet Pure Among the Alps, and in the Scotland and England Which Му Father Knew. N.Y.: John Wiley & Sons, 1888. Ruskin J. Тhе Queen of the Air. N.Y.: Meynard; Merill & Со, 1893. Ruskin J. Тhе Storm-Cloud of the Nineteenth Century. Manchester: Manchester University Press, 1995. Ruskin J. Unto Тhis Last and Other Writings. London: Penguin, 1997. Russel В. Тhе Philosophy of Logical Atomism. Minneapolis, Minnesota: Department of Philosophy, University of Minnesota, 1949. Russel В. А History of Westem Philosophy. New York: Simon and Schuster; London: George Allen and Unwin, 1961. Russel В. The АБС of Atoms. London: Kegan Paul, Trench, Trubner & Со., Ltd., 1923. Russel В. The АБС of Relativity. London: Kegan Paul, Trench, Trubner & Со., Ltd., 1925. Scholem G. Origins of the Kabbalah. Prinston: Prinston University Press, 1987. Shakespeare W. Venus and Adonis. N.Y.; London: W.W. Norton, 1937. Spence Richard В. Secret Agent 666: Aleister Crowley, British Intelligence and the Occult. Port Townsend, WA: Feral House, 2008. Spencer Н. Тhе Man Versus the State. London: Williams and Norgate, 1881. Spenser Е. Тhе Faerie Queene. London; NewYork: Longman, 1977. Stead W. Т. Тhе Jast will and the Testament of Cecil Rhodes with elucidatory notes to wich are added some chapters describlng the political and religious ideas of the Testator. London: Revies of Reviews, 1902. Strachey W. А True Reportory of the Wreck and Redemption of Sir Тhomas Gates, Knight // А Voyage to Virginia in 1609. Charlottesville, VA: Univ. Press ofVirginia, 1965. Swinburne A.Ch. Тhе Complete Works. London: William Heinemann, 1926. Swinburne A.Ch. The Poems of Algemon Charles Swinburne. 1 vol. London: Chatto & Windus, 1904. Swinbume A.Ch. The Poems of Algemon Charles Swinbume. 2 vol. London: Chatto & Windus, 1904. Vaughan Th. (Eugenius Philalethes). Works. London: Theosophical PuЫishing House, 1919. Vaughan Th. Anthroposophia Тheomagica // Vaughan Тh. (Eugenius Philalethes). Works. London: Theosophical PuЫishing House, 1919. Ward L. Pure Sociology. Honolulu: University Press of Pacific, 2002. Ward L., Кidd В. The control of the Tropics. N.Y.: MacMillan, 1898. Wells Н. G. Тhе Open Conspiracy: Blue Prints for а World Revolution. New York: DouЫeday; Doran, 1928. Wells Н. G. Тhе World ofWilliam Clissold. N.Y.: George Doran, 1926. ;11бл11оrрафия 587 Whitehead А. А Treatise on Universal Algebra. Cambridge: Cambridge University Press, 1898. Whitehead А. An Introduction to Mathematics. London: Williams and Norgate, 1911. Whitehead А. Process and Reality. New York: Macmillan, 1929. Whitehead А. The Axioms of Descriptive Geometry, Cambridge: Cambridge University Press, 1907. Whitehead А. The Axioms of Projective Geometry. Cambridge: Cambridge University Press, 1906. Whitehead А. The Principle of Relativity with Applications to Physical Science. Cambridge: Cambridge University Press, 1922. Whitehead А., Russel В. Principia Mathematica. 3 vols. Cambridge: Cambridge UniversityPress, 1910-1913. Wolf L. (ed.). Manasseh ben Israel's Mission to Oliver Cromwell. London, 1901. Wordsworth W. Poetical Works. 8 v. London: Macmillan, 1896. Wordsworth W. The Excursion: А Poem. London: Moxon, 1853. Wyclif J. Summa de ente, libri primi tractatus primus et secundus. Oxford: Clarendon Press, 1930. Wyclif J. Purgans eпores circa veritates in communi, Purgans eпores circa universalia in communi, De intelleccione Dei, and De volucione Dei, in De ente librorum duorum excerpta. London: С. К. Paul & Со. for the Wyclif Society, 1909. Wyclif J. Tractatus de universalibus. Oxford: Clarendon Press, 1985. Wyllie Th. Love Sex Fear Death: The Inside Story of the Process Church of the Final Judgement. Port Townsend: Feral House, 2009. Yates F. Astraea. The imperial theme in the Sixteenth Century. London: Pimlico, 1975. Yates F. La filosofia occulta en la ероса isabelina. Mexico: Fondo de cultura economica, 1992. Yates F. The Occult Philosophy in the Elizabethan Age. New York: Routledge, 2001. Yates F. The Rosicrucian Enlightenment. London; Boston: Routledge and Kegan, Paul Ltd, 1972. Yates W. В. А Book of Irish Verses. London: Methuen, 1895. Yates W.B. In the Seven Woods. London: Е. Mathews, 1903. Yates W. В. Irish Tales. London: Т. Fisher Unwin, 1892. Yates W.B. Where there is nothing. London: А.Н. Bullen, 1903. Yeats William Butler. Fairy and Folk Tales of the Irish Peasantry. London: W. Scott, 1888. Zimmern А. The Third British Empire. Oxford: Oxford University Press, 1934. Summary The book is devoted to the study of English identity, which the author sees as the product of intense and dramatic dialogue between the Celtic and Germanic threshholds in the context of the Anglo-British civilization. Anglo-British Dasein, according to the author, does not constitute an independent Logos (unlike the German and French logoses), but is а unique, sometimes conflicting, а comblnation of both Logoses. According to the author, the leading role of England in the development and promotion оп а global scale of the paradigm of Modernity is the logical consequence of the internal conflict of Anglo-British civilization, which, at а certain historical stage, formulated а set of basic principles of modernity: nominalism, scientific and materialist worldviews, liberalism, market, individualism, Thalassocracy . The book continues the series of works, named»Noomahiya», which aim to investigate the relationship of three logoses (Apollo, Dionysus, Cybele) through the history of different civilizations. This paper elaborates оп and complements to «Logos of Europe» of «Noomahiya» project. Содержание Введение. Анrлия: родина «современноrо мира» 3 Часть 1. Анrлия или Британия 7 Or Британии кАнrлии: этносы и Государства 9 Британия vs Анrлия: ключ к дешифровке историала 9 Концепт Анrло-Британии и англо-британская рациональность 21 Миф об истоках: титаны и девы 23 Летающий король-философ и слабый король Лейр 26 Империя Артура и трехфункциональная структура англо-британского общества 27 Пророчество Мерлина: битва Драконов 31 Беовульф: битва с матерью Гренделя 33 Анrло-Британия в Средние века: две церкви 36 Кельтская церковь: архаика и симфония властей короля Артура 36 Англосаксонская миссия: Кентербери 40 Англосакс Алкуин, Каролинrское возрождение и Filioque: Ахен - Второй Рим 42 Норманнское завоевание и Плантаrенеты: франко-анrлийская эпоха 46 Вильгельм Завоеватель 46 Плантагенеты: Анrевинская Империя 48 Столетняя война: возможность англо-французской державы 51 Алая и Белая розы 52 Тюдоры: к национальному Государству 53 Анrлийская теолоrия 57 Ансельм Кентерберийский - влиятельный теолог из Аосты 57 Роберт Гроссетест: эмпиризм и проблема двух ничто 58 Александр Гэльский: знание одного 61 Роджер Бэкон: восхитительный провозвестник Модерна 62 Дунс Скот: панматериальная унивокальность бьггия 64 Уильям Оккам: научная картина мира 67 Джон Уиклиф: эссенциальная избранность 70 Рыцари, дамы и феи англо-британских лэ 76 Бретонские лэ Марии Французской 76 Сэр Орфей и король мертвых 78 Джефри Чосер: истории сословий, героев и дам 79 Реформация 86 Ломарды: предшественники протестантизма 86 Генрих VIII и остальные Тюдоры: англиканство и Реформация сверху 88 Религиозные реформы Тюдоров и английское Возрождение: ноологический взгляд 91 Пуритане: радикальный кальвинизм 97 Английская пуританская революция 99 Английская мысль в основании парадигмы Модерна: хартлэндЛокка 107 Английский переход 107 Фрэнсис Бэкон: покорение природы и упразднение эйдосов 110 Томас Гоббс: механический материализм и политика ужаса 113 Джон Локк: либеральный континент влияния 118 Исаак Ньютон: гравитационная Вселенная 123 Деизм и социниане в Англии 125 Сны накануне Модерна 129 Эдмунд Спенсер: история - дело фей 129 Уильям Шекспир: короли, духи и куклы глобального театра 1З1 Джон Донн: труп и душа в анатомии мира 142 Парадигма Йейтс 151 Астрея и Британская Империя 151 Джон Ди: иероглифическая монада Моря 154 Роберт Флам: правое сердце 162 Элиас Ашмол: британский химический театр 166 Кембриджские платоники: против материализма 167 Рах Britanica: торговая морская Империя 171 Ганноверы: радикальный Модерн 171 Спекулятивное масонство: Град Подземный 180 Эмпирическая Империя Карфагена 184 Структура колониальных владений Англии 191 Влюбленный в ум и доверяющий чувствам 196 Джордж Беркли: Сэр Духовный 196 Энтони Шефтсбери: эстетическая телеология блага 201 Дэвид Юм: сенсуальный скепсис желания 204 Томас Рейд: common sense и реабилитация банального сознания 207 Романтики: боm и титаны на лугах зеленой Англии 210 От «черной алхимии» к «черному романтизму» 210 Джон Мильтон: внутри сознания дьявола 212 Джордж Гордон Байрон: гештальт Чайльд Гарольда 215 Перси Шелли: Демогоргон и реванш Прометея 216 Джон Китс: плачь, Кибела, плачь! 220 Сэмюэл Тэйлор Кольридж: с альбатросом на шее 224 Уильям Вордсворт: созерцания естества 226 Уильям Блейк: падение Альбиона и строительство Иерусалима 228 Аиберализм: позитивный индивидуальный субъект 235 Либерализм как английская идеология 235 Позитивный английский субъект: sum ergo sum 239 Адам Смит: политическая экономия и абсолютный рост 244 Эдмунд Бёрк: либеральный прогресс консерваторов 247 Иеремия Бентам: утилитарная деонтология 250 Джон Стюарт Милль: негативная свобода позитивных индивидуумов 253 Герберт Спенсер: либеральная раса господ 256 Реализм и ирония 262 Уильям Теккерей: либеральная ярмарка 262 Чарльз ДИккенс: исчезновение Старой Англии 264 Тонкое очарование декаданса: прерафаэлиты, денди, сатанисты 267 Обратная проекция английского декаданса 267 Дендизм: «последний порыв героизма» 269 Джон Рёскин: «готический социализм» и Афина в сердце 273 Уолтер Пейтер: моментальный субъект 277 Прерафаэлиты: лицо Бога смерти 281 Томас де Квинси: великое могущество галлюцинаций 285 Алджернон Суинбёрн: высший пантеизм Триумфальной Матери 300 Оскар Уайльд: любовь как преступление 311 Алистер Кроули: Зверь и его стихи 318 ХХ век: историал и Империя 324 После смерти Виктории и Оскара: новый горизонт мрака 324 Англосаксонский расизм: оборона или нападение 327 Сэсил Родс и «Общество Избранных»: к Мировому Правительству 338 Фабианское общество: открытый заговор апейротеистов 343 Хэлфорд Макиндер: геополитика Карфагена 346 Английский историал ХХ века: триумф искривленной миссии 351 Английская позитивность 360 Альфред Уайтхед: философия процесса 360 Джордж Мур: апология позитивной банальности 363 Бертран Рассел: ликвидация риторического 366 Альфред Айер: человек, машина и градуальность перцептивного поведения 372 Джон Остин: реванш риторики 375 Энтони Гидденс: «третий путь» по-английски 378 Империализм, традиция и утопия в английской литературе 382 Смутное зеркало 382 Редьярд Киплинг: вдохновенный расизм 382 Герберт Уэллс: социология инопланетного вторжения 387 Джордж Оруэлл: полисемантическая дистопия 389 Олдос Хаксли: кошмар сбывшейся грезы 391 Джон Толкин: «Черная Страна)) теллурократии 393 Артур Конан Дойл: прогрессивная «империя мертвых» 395 Гилберт Честертон: вечная молния веры 399 Питер Акройд: последний писатель Англии 404 Британское вторжение 407 Битлз: восковые фигуры сержанта Пеппера 407 Роллинг Стоунз: симпатии к темному 41О Прогрессив: новый британский декаданс 411 Кинг Кримсон: кризис современного мира 412 Ван дер Грааф Дженерейтор: влечение к тотальной аннигиляции 415 Конец британского рока 420 Заключение 423 Кельто-Модерн 423 Дуальная топика английского имажинэра 425 Новые измерения британского империализма 427 Передача Империи и «здравого смысла» 429 Имперский либерализм 431 Логико-математический империализм: компьютер-англичанин 432 Колонизация будущего: фантастический империализм 435 Имперский рок 437 Титаномахия: попытка номер три 438 Часть 2. Кельтский Полюс 441 Кельтский полюс англо-британской цивилизации 443 Уэльс: титаномахия деревьев 445 Валлийские земли в древности 445 Уэльс в сакральной географии 446 Талеисин: валлийский гештальт Орфея 450 Валлийская церковь 456 Англия против Уэльса 458 Оуайн Глендур: новый Артур 460 Красная роза Тюдоров 461 Реформация сверху 463 Евгений Филалет: укрощение ночного Гиганта 465 Генри Воган и Джордж Герберт: друзья Вечности предпочитают возврат 470 Уэ)!.ЬС в Гражданской войне и после нее 472 От эйстедвода к Плайд Кимру 474 Валлийский Dasein и звезды Уэльса 476 ДИлон Томас: Сын Волны 477 Шотландия: дрёма титанов 481 Скотты и пикты 481 Мифология: амазонки и фении 484 Государство Альба: Макальпины 489 Начало Данкельдской династии 491 Шотландия в эпоху норманнских завоеваний 491 Дэвид 1: Шотландия как европейская держава 492 Баллиоли и Брюсы: вассалитет или суверенитет 493 Стюарты в Шотландии: большая геополитика 494 Последняя королева: Мария Стюарт 496 Джон Нокс: шотландский триумф кальвинизма 498 Эндрю Мелвилл: структурирование Пресвитерианской церкви 500 Джон Дьюри: иудео-протестантский фронт «Пятой Империи» 501 Яков VI Стюарт и протестантские бури в Шотландии 503 Шотландия в эпоху Английской революции 505 Славная Революция и Уния 508 Шотландская философия: бескомпромиссный апофеоз банальности 510 Роберт Бёрнс: сердце в горах 512 Вальтер Скотт: поэтика шотландского историала 513 Роберт Льюис Стивенсон 515 Шотландский национализм: на пути к независимости 518 Ирландия 521 Настоящее европейской древности 521 Ирландские древности: структура источников 524 Партолан: время Начала 525 J\J.оди Немеда: битвы с фоморами 527 Возвращение людей Фир Болга: пятеричное деление Ирландии 528 Племена богини Дану и «сны Кроноса» 529 Гойделы и их этажи 533 Запад, Сид и женщины 534 Эра святого Патрика 538 Туан мак Кайрилл, Финтан мак Бокра и крещеные лебеди 542 Лучи ирландской церкви 545 Англо-норманны: оккупация и «гэлизация>> 548 Завоевание Тюдоров 550 Оливер Кромвель в Ирландии: этнорелигиозная война 552 Из-под ига к независимости 553 Ирландский национализм 554 Вынужденное молчание культуры 558 Уильям Батлер Йейтс: кельтские сумерки 559 Джеймс Джойс: риторический роман кельтской ризомы 567 Сэмюэл Бэккет: пьеса без актеров 572 Фланн О'Брайен: люди-велосипеды 573 Ирландская цивилизация: кельтская архаика 574 Библиография 577 Summary 588 Научное издание Дуrин Александр Гельевич НООМАХИЯ: войны ума. Англия или Британия? Морская миссия и позитивный субъект Корректор: Супрякова Т.А., группа допечатной подготовки изданий: Амитон Е.Л., Исакова Т.В., Коновалова Т.Ю., Крылов К.А. Подписано в печать 26.06.2015. Формат 60 х 90/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 37,5. Тираж 1000 экз. Заказ № 520. Издательство «Академический проект» (общество с ограниченной ответственностью), адрес: 111399,г.Москва,ул.Мартеновская,3; сертификат соответствия № РОСС RU. АЕ51. Н 16070 от 13.03.2012; орган по сертификации РОСС RU.0001.11AE51 ООО «Профи-сертификат». Отпечатано в ОАО «Областная типография «Печатный двор» адрес: 432049, г. Ульяновск, ул. Пушкарева, 27. По вопросам приобретения книги просим обращаться в издательство: телефоны: +7 495 305 3702, +7 495 305 6092, факс: +7 495 305 6088, e-mail: info@aprogect.ru, zakaz@aprogect.ru, интернет-магазин: www.academ-pro.ru. Издательство <<Академический проект>► предлагает книги по философии, психологии, истории, культурологии, геополитике, а также учебную и справочную литературу по гуманитарным дисциплинам для вузов, лицеев, колледжей. Вы можете приобрести книги: купив их в нашем интернет-магазине www.academ-pro.ru, заказав их по телефону +7 495 305 3702, по факсу +7 495 305 6088 или по электронной почте info@aprogect.ru, zakaz@aprogect.ru. Просим Вас быть внимательными и указывать полный почтовый адрес и телефон/факс для обратной связи. С каждым выполненным заказом Вы будете получать информацию о новых книгах, выпущенных в свет нашим издательством. ЖДЕМ ВАШИХ ЗАКАЗОВ! Издательство <<Академический проект>>, адрес: 111399,Москва,ул.Мартеновская,3, телефоны: +7 495 305 3702, +7 495 305 6092, e-mail: info@aprogect.ru. Книги издательства <<Академический проект►► ДуrинАГ. «Ноомахия: войны ума. Германский Логос. Человек апофатический» (639 с.) В книге дается описание германской идентичности, проявляющей себя в Последней битве истории (Endkampf) через мифы, философию, политику, культуру, науку и мистику. Немецкий Логос открывается как памятник грандиозной Идее, двумя самыми яркими воплощениями которой являются сюжет о финальной битве людей и богов против апокалиптических чудовищ и метафизика апофатического субъекта, лежащего глубже самой внутренней границы души. Эти главные мотивы германского Логоса, по мнению автора, предопределяют структуру германского историала, характер германской цивилизации и сам немецкий Dasein. При исследовании германского Логоса автор исходит из представления о трех Логосах (Аполлона, Диониса, Кибелы), что делает эту работу органической частью раздела «Логос Европы» цикла «Ноомахии». Книги издательства <<Академический проект►► ДуrинА.Г. «Ноомахия: войны ума. Французский Логос. Орфей и Мелюзина» (439 с.) Книга представляет собой описание французской идентичности, исследует различные стороны французского и, шире, кельтского Dasein'а, проявляющихся в мифологии, истории, философии, культуре и мистике. Франция и Германия с эпохи Средневековья выступают как два главных полюса диалектического становления европейской цивилизации, предопределяя историческую, политическую и культурную семантику наиболее важных процессов в истории Западной Европы в течение последних полутора тысяч лет. В исследовании структуры французского Логоса автор приходит к выводу, что его главными составляющими являются две фундаментальные фигуры (гештальта) - Певца-посвященного Орфея и полуженщины-полудракона феи Мелюзины. К rештальту Мелюзины сводится, согласно автору, парадигма Нового времени в ее мифологических и культурных корнях. Книга продолжает серию работ проекта «Ноомахия» по изучению трех Логосов (Аполлона, Диониса, Кибелы) и их проявлений в истории цивилизаций, развивая тематику «Логоса Европы». л: А * Александр Дугин. Ноомахия: войны ума Три Логоса: Аполлон, Дионис, Кибела Логос Европы; средиземноморская цивилизация во времени и пространстве • Германский Логос: Человек апофатический • Французский Логос: Орфей и Мелюзина • Англия или Британия? Морская миссия и позитивный субъект • Латинский Логос: Солнце Империи Цивилизации границ: Россия, американская цивилизация, семиты и их цивилизация, арабский Логос, туранский Логос. По ту сторону Запада. Индоевропейские цивилизации: Иран, Индия. По ту сторону Запада. Китай, Япония, Африка, Океания Ноомахия — сражение в сфере идеального. Автор представляет человечество как ансамбль цивилизационных парадигм, ведущих между собой непрерывный диалог (борьба, понимание, солидарность, оппозиционность, война) на протяжении всей мировой истории. Панорама современного человечества предстает во всем многообразии философских Логосов, типов рациональностей и мифологических матриц. Книга посвящена исследованию английской идентичности, которую автор рассматривает как продукт интенсивного и драматического диалога между кельтским и германским началами в контексте англо- британской цивилизации. Англо-британский Dasein, согласно автору, не конституирует самостоятельного Логоса (в отличие от немецкого и французского Логосов), но представляет собой уникальное, подчас конфликтное сочетание того и другого. Согласно автору, ведущая роль Англии в выработке и продвижении в планетарном масштабе парадигмы Нового времени является логическим следствием внутренней конфликтности англо-британской цивилизации, на определенном этапе сформулировавшей набор главных принципов Модерна: номинализм, научно-материалистическая картина мира, либерализм, рынок, индивидуализм, талассократия. Книга продолжает серию работ «Ноомахия», которая ставит своей целью исследовать соотношение трех Логосов (Аполлона, Диониса, Кибелы) сквозь историю различных цивилизаций. Эта работа конкретизирует и дополняет второй раздел («Логос Европы») проекта «Ноомахия».